Глава 17
Диванно-кресельные войска
Девчонки, уютно расположившиеся на диване, встретили нас радостными возгласами. Глядя на воркование четы Купцовых, я впервые ощутил, скажем так, острый приступ нехватки женской ласки и понял, что хочу завести семью. Виду я не подал, но, кажется, Настя, тот самый новый фитнес-тренер, о котором на кухне упомянула Ира, что-то почувствовала. В течение всего вечера она часто задавала мне вопросы и внимательно слушала ответы. Это было приятно, потому что, признаюсь, Настя мне сразу понравилась. Ира и третья молодая женщина, её подруга, тоже на сносях, многозначительно переглядывались, а Коля просто понимающе улыбался.
Попросить номер телефона у Насти я в тот вечер не решился. Но когда Коля отвозил меня домой (он сам вызвался доставить меня прямо в N, до которого, к слову, было рукой подать), я нашёл её в соцсетях, у Коли, что называется, «в друзьях».
В компании с дамами Коля был немногословен, но в машине его словно прорвало. Он явно хотел высказаться, а мне было интересно узнать мысли друга детства и, по совместительству, профессионального оратора.
– Раньше о политике и прочей бессмыслице в нашей стране принято было беседовать на кухнях, на диванах, на креслах – говорил он. – Теперь же, поскольку общение перекочевало в интерактивную среду, беседуют в комментариях к какому-нибудь новостному посту в соцсетях. И, в общем-то, тоже сидя на диванах и креслах, но воюют они за свою правду в одиночку. Всё потому, что нами движет желание не пропустить что-то важное. Нам кажется, что если мы в онлайне, то всё окей, мы на связи и держим руку на пульсе мира: в любую секунду можем отправить сообщение, поставить лайк, написать комментарий. Но ведь это только так кажется.
А ещё мы очень боимся одиночества. С одной стороны, все без всех могут, а с другой – во всём этом видится какая-то вселенская тоска. Мы ведь почти без сожаления отказываемся от ещё совсем недавно близкого человека, как от какой-то вещи, и меняем его либо на недолгое физическое удовольствие, либо на другого человека, которому теоретически грозит то же самое.
Всё вышесказанное можно свести к тому, что нам катастрофически не хватает счастья и мы не знаем, где его искать. Мы стремимся познать любовь, не понимая, однако, самого главного – её назначения. Стремление к благоденствию здесь, на Земле, вполне логично становится стремлением к благоденствию там, на небесах. При наличии веры, конечно же. Другое дело – что именно люди подразумевают под словом «благоденствие».
– А ты счастлив? – спросил я, когда тирада Коли подошла к концу.
Он ответил не сразу.
– Да. Помнишь фильм «Доживём до понедельника»? «Счастье – это когда тебя понимают». На первый взгляд, фраза совершенно справедливая и можно было бы на ней остановиться. Но мудрые люди говорят несколько иначе. Они говорят так: «Счастье – это когда ты понимаешь других». Понимаешь?
– Понимаю… Хм, так я, значит, тоже счастливый.
– В точку! И понимать другого человека – это то, что мы умеем с рождения. Наверно, на уровне генетики, что-то в нас заложено. Но в большей степени навык понимания зависит от твоего желания. Если ты не хочешь, ты и не будешь понимать своих современников, а уж тем более – предков. Вот когда просматриваешь архивные видеозаписи, кажется, что люди в прошлом ходили несколько быстрее, чем мы сейчас, и походка у них была какая-то смешная. Создается впечатление некоего физического или, лучше сказать, поведенческого отличия наших ближайших предков от нас. Если через сто лет Земля ещё будет существовать, потомки решат, что мы свихнулись, когда будут смотреть видео, которые безбашенные современники выкладывают в интернет. Если, конечно, к тому времени они сами окончательно не сойдут с ума или их не поработит искусственный интеллект.
Как показывает популярность фильмов с огромным бюджетом и фантастическим сюжетом, мы, зрители, любим сказки. Мы с детства к ним привыкаем и порой долго не можем вырваться из их уютных объятий. Больше всего в этой ситуации меня пугает отсутствие стремления к развитию. А развитие необходимо, потому что без него невозможен ни духовный, ни материальный рост. Вот скажи мне, какое у тебя хобби?
– Ну… – замялся я. – Пытаюсь заниматься литературой на досуге.
– А ты пробовал когда-нибудь писать на заказ?
– Да.
– Ну и как?
– Не впечатлило. Точнее, ничего путного не вышло. Заказчику – редактору одной местной газетёнки – не понравилось.
– Ну а как ты вообще считаешь: работа творческого человека, сделанная на заказ, относится к искусству? Или это просто работа за деньги, не претендующая на какие-либо высокие звания?
– Ты знаешь, раньше, будучи максималистом, я считал так: всё, за что платят – это, как ты сказал, просто работа за деньги.
– Это не я сказал, это я где-то слышал, – сказал Коля.
– Неважно. Теперь я думаю по-другому. Есть такое понятие – ремесло. Согласись, ремесленник (столяр, например) может выпилить шедевр, который купят и которым будут любоваться и пользоваться в быту. Чем же отличаются представители других направлений: литераторы, актёры, художники?
Мы помолчали.
– Зайдёшь в гости?
– Давай как-нибудь в другой раз, ладно? Я что-то так устал. Да и Ирка, наверно, заждалась.
– Ну тогда до встречи. Очень рад, что мы встретились. Подумать только: пятнадцать лет…
– Взаимно, дружище!
Мы обменялись телефонными номерам.
– Отлично, жди звонка. Ну или сам звони.
Я попросил Колю высадить меня у круглосуточного магазина, что находился за пару кварталов от моего дома. Мне хотелось перед сном немного пройтись пешком.
Глава 18
Тайный заговор рептилоидов
В ту ночь с воскресенья на понедельник стояла рекордно тёплая для января погода. А ещё было очень тихо, такой тишины я не слышал давно.
Снаружи всё казалось спокойным, а на самом деле всё рушилось. Но если вы думаете, что главная причина разрушения – это какие-то внешние, не зависящие от нас причины, то вы ошибаетесь. Главная причина разрушения мира и внутреннего человека – это мы сами, наша безответственность, эгоизм, жадность и разобщённость.
Чему нас учит так называемый капитализм? «Делай всё, чтобы заработать побольше денег». То есть он предлагает даже совестью пренебречь. Ну мы и соглашаемся по дурости. А вот коммунизм, точнее, социализм (в том виде, в каком он существовал в России в 20-м веке) вроде бы ратовал за всеобщее равенство, всеобщее благо. Но он отрицал существование Творца.
Обе эти схемы общественного устройства предлагают некую «свободу». Но если задуматься, то предлагают они всего лишь вседозволенность. Ведь что такое истинная свобода? Это свобода от греха, от зла, а зло – это то, что разрушает и губит.
Возьмём, к примеру, искусственный интеллект. Он придуман человеком и, по идее, должен быть полностью подконтрольным ему и сейчас, на начальном этапе его разработки, и в будущем. Однако всё чаще слышны опасения, что роботы перехватят инициативу и уже люди окажутся в их власти.
Труд учёных (тех, которые действительно работают во благо) наряду с пользой часто приносит человечеству много вреда. Если бы, например, Никола Тесла знал, как именно мы будем пользоваться беспроводной связью, он пришёл бы в ужас и отказался бы от своих исследований.
К чему я клоню-то: если вы считаете, что самые злостные негодяи – это так называемые сильные мира сего, то я вас огорчу. Сейчас попробую объяснить.
Начну издалека. Вот когда я молюсь Богу, на душе становится спокойно и ответы на мучающие меня вопросы находятся. Когда не молюсь, на душе тревожно и всё идет как-то не так. И если рассуждать логически, то человек, отрицающий жизнь после смерти, тем самым подписывается под бессмысленностью своего существования.
Впрочем, чего это я пытаюсь уморить вас своими рассуждениями? Послушайте лучше наш с Колей Купцовым диалог.
Наступил Великий Пост. Мы созвонились и договорились встретиться в одной из кофеен на Тверской.
– Ты постишься? – удивился Коля, когда я попросил у официантки постное меню. – Неплохо! А зачем ты вообще ходишь в церковь? Молиться какому-то богу, замаливать грешки?
– Ну, во-первых, Бог не «какой-то». Это ведь именно Он сотворил всю Вселенную. А во-вторых, не замаливать, а бороться с ними. Грехи – это страсти, они губят и тело, и душу. Война с личными страстями есть нечто важнейшее для каждого человека. Вот я, например, если честно, чаще проигрываю, причём добровольно. Мы, люди – создания, движимые как телесными импульсами, так и душевными, а точнее, духовным. И поэтому сдаться – приятно для тела, но мучительно для души.
– Ну я вот, например, не знаю, есть ли наверху кто-нибудь и есть ли у меня душа.
– А я знаю. Я в это верю, верую. И мне даже не нужны доказательства. Мы с тобой уже больше двух десятков лет топчем эту землю и знаем, что всё происходящее на ней – как минимум не логично. Но я не принимаю мысль от том, что, когда земная жизнь закончится, мы просто-напросто исчезнем в небытии. У этой земной жизни должен быть какой-нибудь смысл, иначе зачем тогда всё это? А раз здесь царит несправедливость, то где-то в другом месте должно быть наоборот. Вот почему, к примеру, развалился СССР? Да просто потому, что, как ни пытались идеологи привить людям сознательность, ничего из этого не вышло. Мы хотели построить рай на земле, но это оказалось нереальным. Поэтому можно допустить, что раз истинного блаженства, полного счастья нельзя достичь в материальном мире, то это можно сделать в нематериальном, то есть в духовном.
До Советского Союза была революция в Европе, переселение в Америку, падение Британской империи, а до этого – падение Римской и Византийской…
– Ладно. Я тебя понял. Давай пока оставим эту тему. Лучше скажи, чего ты не женат до сих пор?
– Что значит «до сих пор»? Мне всего-то третий десяток пошёл.
– Поверь мне: если ты не женишься до двадцати пяти, ты и до тридцати пяти не женишься.
– Ну я бы не стал делать такие унылые прогнозы.
– Это не прогнозы, а опыт многих поколений. Понимаешь, когда ты ещё совсем молодой парень, ты, конечно, можешь наделать много ошибок, но ведь у тебя есть голова, которой положено думать и принимать верные решения. Когда ты молодой, у тебя больше сил, энергии и, скажем так, моральной эластичности, чем в зрелые годы. В тридцать очень сложно искать компромиссы. С женщинами – примерно то же самое. В юные годы у них преобладают чувства, а с годами – материальная сторона. Хотя, конечно, бывает и наоборот. Это мне старшие товарищи рассказывали. Никто не спорит, что мужчина должен зарабатывать деньги и развиваться, но, увы, не всем это дано. Я не знаю почему. То ли постоянные войны нас такими сделали: мол, мы защитники, любите нас и без денег. То ли это действительно пагубное влияние запада. В принципе, эти две причины в некоторой степени связаны. Короче, всему виной тайный заговор рептилоидов, не иначе.
Мы рассмеялись, оба с некоторой снисходительностью по отношению друг к другу.
Глава 19
Работа – не walk, работа – work
– Ты с Настей-то общаешься? – спросил вдруг Колька.
– Ну так, встречались пару раз, ходили в театр, потом в Третьяковскую галерею. Умная девушка. Переписываемся в соцсетях, иногда созваниваемся. А что?
– Да так, ничего, Ира спрашивала, – сказал Николай.
– А-а-а, вон оно что… Как она, кстати?
– Ничего, спасибо. В роддоме. Ждёт не дождётся.
– А ты?
– И я тоже.
Мне показалось, что он был неискренен, но я промолчал. Надеюсь, что всё-таки именно показалось.
– Ну что ж, дружище Евгений, мне пора ехать. Рад был тебя видеть. Ты прям как глоток свежего воздуха в этой душной столице.
– Да брось.
– Я серьёзно. Все эти предприниматели – тот ещё народец. Я, кажется, сам таким же становлюсь. Тебя куда подбросить?
– Я тут ещё немного посижу, а потом прогуляюсь. Мы вечером как раз с Настей договорились встретиться.
– Ого! Ну ты мачо! Рад за тебя… Ну, бывай, Жень. Если надумаешь вложиться в то, о чём мы с тобой говорили – звони, пиши. Ну и вообще не забывай старика Купцова.
– Само собой!
Мы попрощались, и Коля отправился бороздить глубины бизнеса. А я решил заказать себе ещё чашечку кофе, чтобы справиться с очередной порцией размышлений.
Когда я был маленьким, понятие «работа» скрывало от меня в себе нечто такое, за что хотелось человека работающего уважать. «Человек работает» значило «он приносит пользу». Но вот пользу кому – об этом я как-то не задумывался. Когда я вырос, то понял, что не всякая работа полезна, что есть и «вредные работы»; что лично я и другие граждане – кроме тех, кто непосредственно получает доход от этих «работ» – вообще не при делах. То есть дела-то именно мы и делаем, а хозяин только «снимает сливки», получает дивиденды. Он, конечно, всё организовал, но вот вопрос: честно ли? Спокойна ли его совесть? В процессе получения дивидендов он никого не обманул? Впрочем, каждый отвечает за себя, а посему оставим хозяев с их совестью наедине, а сами углубимся в созерцание собственных личностей.
Я, например, как уже не раз упоминалось, ленивый. А ещё, как сказал Аркадий, «слишком бестолковый, чтобы осознать свою гордость, и слишком гордый, чтобы осознать свою бестолковость».
Вот откуда мне было знать, что мой одногруппник по детскому саду без преувеличения вкалывал, в то время как я прохлаждался на очном отделении в ВУЗе. За эти несколько лет, которые прошли с выпускного в школе, он заработал свой первый миллион рублей, который потом вложил, по его словам, «в одно перспективное дельце». И этот миллион он именно заработал – сам, без привлечения каких бы то ни было инвестиций. Он не получал наследство от бабушки из Израиля, не брал кредит. Он просто трудился не покладая рук. И не то чтобы, пардон, порвал свою пятую точку, просто не терял времени даром. А как мы знаем, время – деньги. Коля попал в нужное русло, познакомился с правильными людьми, сумел заручиться их поддержкой. А ещё он предложил мне вложить мои свободные деньги (которых, к сожалению, было совсем немного) в вышеупомянутое «перспективное дельце».
Всё это Коля рассказал мне во время нашей только что описанной встречи в кофейне, на которую он приехал на новенькой иномарке, а я – на метро.