В объятиях Водолея

– Мир ничего нам не даст, Марта, – ответил я, – ничего, пока мы сами не сделаем что-то для него.

– А разве мы не сделали? Больше нет войн, нет Кризиса и экономического хаоса. Эпидемия давно кончилась. Мы спасли этот мир, и теперь он отвечает нам.

– Мы спасли самих себя, но никак не мир. Если бы смогли освоить межзвездные перелеты и не копошиться только в своей солнечной системе, то оставили бы Землю, однако колонии на Луне и Марсе – это все, что у нас есть. Мы спасли Землю только потому, что другого пути нет, но сделали это не потому, что любим нашу планету, а потому, что любим только себя.

– Ты неисправимый пессимист, Натан.

– Хорошо, что я это признаю, а ты никак не можешь. Я в очередной раз переслал тебе документы, поставь сигнатуру и оставь меня, наконец, в покое.

Я подошел к терминалу и нажал на кнопку отключения сеанса. Образ Марты мгновенно растворился, и на экране высветилась сумма моего оставшегося кредита за связь.

– У вас осталось менее ста эонов на счету, – сухо сказал женский голос терминала, – во избежание отключения от Всемирной сети рекомендую пополнить счет в ближайшее время.

– Переведи две тысячи, – ответил я и наклонился над небольшой квадратной коробочкой, располагавшейся справа от терминала.

Инфракрасный луч мгновенно прошелся по моей шее, отсканировал информацию с чипа и передал во Всемирную сеть.

– Благодарю вас, Натан. Эоны поступят на ваш счет незамедлительно.

– И тебе спасибо, что не дала мне сгинуть в забвении, – с усмешкой бросил я, – и, кстати, перейди в режим личного общения.

Терминал на секунду замолчал, потом из него полился звенящий и даже приятный голос.

– Хорошо, дорогой! Как я рада, что ты снова дал волю своим чувствам. Если хочешь, я поставлю для тебя одну очень откровенную стереограмму, от которой тебя сразу станет легче.

– Нет уж, спасибо, – разочарованно ответил я, – поставь что-нибудь успокаивающее и перейди в режим ожидания.

– Хорошо, мой любимый. Я буду с нетерпением ждать твоего возвращения. Наслаждайся.

Терминал пикнул и голос оборвался. Вместо него из динамиков, расставленных по всей квартире, полилась спокойная и ненавязчивая трансовая музыка.

– Включи режим определения порога звуковой чувствительности, – сказал я, и удалился в гостиную.

Разделся, подошел к бару и достал бутылку амброзии. Налил стакан доверху, сел на диван и погрузился в приятное расслабление. Перед внутренним взором пролетали эпизоды последних дней – задание в баре, новая эра, невыносимые праздники, встреча с Мартой… Именно встреча была для меня ключевым эпизодом, не важным, а просто ключевым. Развод был некой загвоздкой, который мешал мне двигаться дальше. Марта останавливала меня и одновременно тянула с неимоверной быстротой в пропасть.

Мы всегда были разные, поэтому изначально и сошлись. Однако, сейчас стали настолько далеки друг от друга, настолько противоположны и несовместимы, что снова быть вместе уже не можем. Кризис изменил наши мировоззрения, новая эра поставила нас по разные стороны жизни, а личная неприязнь и несовместимость ценностей заставили пойти на развод. Любовь взорвалась, подобно Венере, оставив после себя лишь облако пыли.

Венера стала символом спасения человечества от угрозы полного уничтожения: именно туда десять с лишним лет назад свезли все ядерное оружие. Маленькая планета не выдержала такого взрыва и за пару секунд превратилась в космическую пыль, образовав еще один пояс астероидов.

Уничтожение Венеры стало переломным событием в моей жизни. Человечество ликовало, все радовались тому, что опасности для Земли больше нет. Влюбленные сидели ночью на скамейках и с наслаждением взирали в ночное небо, созерцая то, что осталось от Венеры – теперь шлейф космической пыли на том участке звездного неба, где когда-то находилась планета, называли Венерианской туманностью.

Для человечества это событие стало символом мира и спокойной жизни. Для меня же это было началом конца. Я верил в космические силы, и понимал, что их нарушение приведет к еще большему краху, нежели все атомное оружие; глобальное ликование – вещь проходящая, оно не продолжиться долго. После Кризиса все упивались этим мнимым спокойствием и радостью, которые давала иррациональность, доведенная до крайности. Им упиваются и до сих пор. А меня все еще не покидает ощущение чего-то ужасного. Человек уничтожил космический символ любви, погасил Вселенскую любовь и погряз в потоке невежества и незнания.

После всех этих событий, я уже не считал себя тем, кто должен был внести в мир равновесие и снова заставить разум и чувства существовать в гармонии. После Кризиса из глубины моей души вырвался какой-то неясный позыв – я должен был стать тем, кем никогда не хотел быть. Вместо того, чтобы учить людей науке о благопристойном и даже божественном поведении, я стал лишать их жизни и не тратить зря свое время, чтобы вбить в их головы то, чего они никогда не поймут.

Моя профессия стала никому не нужной; этика превратилась в нудную и бессмысленную науку, она стала бесполезной, если не сказать вредной, сдерживающей бесконтрольную энергию человека. Люди сменили контроль на до конца непонятную и хаотичную энергию чувств и эмоций. Они требовали нового, и это новое должно было проявиться немедленно, они устали от обещаний и рационального постоянства.

Хуже всего было то, что большинство методологов считало современное мировоззрение совмещающим в себе как разум, так и чувства. На самом же деле большинство никак не анализировало свои поступки; на переломе эр люди стали просто жить, подобно древним грекам, наслаждаясь каждым моментом, а я считал себя тем, кто сможет удержать его от бессмысленного и хаотического движения, несмотря на цинизм моей новой «профессии».

***

Стакан с напитком уже опустел, поэтому я налил еще столько же. Тут ход моих мыслей прервал голос терминала:

– Натан, дорогой, извини, что отвлекаю, но ты помнишь, что тебе нельзя много пить? Амброзия довольно крепкий напиток. Надеюсь, ты помнишь о ее вреде для твоей печени?

Я только отмахнулся.

– Все в порядке. Выключи сенсоры наблюдения за организмом.

– Хорошо, но в таком случае Центр здравоохранения очень скоро позвонит, чтобы убедиться, что ты в порядке.

– Сымитируй голос и ответь за меня. Я не хочу ни с кем разговаривать.

– Хорошо, дорогой! А если с тобой захочет поговорить Стража?

– Думаю, ты что-нибудь придумаешь. Перейди, пожалуйста, в режим ожидания и дай мне отдохнуть.

– Не буду отвлекать тебя, милый. Отдыхай, я все сделаю.

Терминал снова пикнул, и спокойная музыка продолжилась. Я быстро осушил второй стакан с амброзией, потом налил третий, однако, не сделав ни глотка, поставил на стол, а сам лег и закрыл глаза.

Голова уже начала медленно кружится, а музыка стала немного громче. Наверное, я выпил лишнего, мысли будто вращались по спирали, дыхание было неровным. Иногда я будто проваливался в пропасть, а потом резко поднимался ввысь.

Но это состояние не продлилось долго. Дыхание восстановилось, я дышал в такт неторопливой и спокойной мелодии, она легонько подхватила меня и подняла как будто над миром. Гнетущих мыслей (например, о Марте) больше не было, я полностью отдался расслаблению и мотиву музыки. Перед моим взором рисовались различные калейдоскопические картины, я не видел темноты, были только цвета. Они переливались, переходили один в другой, взрывались, сжимались, крутились. Я снова почувствовал головокружение, причем гораздо сильнее, чем в начале, однако глаза открывать не хотелось.

Внезапно кружение закончилось, а цвета, в последний раз поиграв между собой, резко слились и стали ярким белым светом. Что-то понесло меня вперед, быстро, даже оглушительно. Движение и свет стали сопровождаться пронзительным звуком, плавно переходящим в визг. И тогда, когда вынести его стало для меня невозможно, я открыл глаза.

Однако, вместо того, чтобы увидеть привычную обстановку комнаты, передо мной предстала бесконечная зеленая долина, уходящая за горизонт. Солнце в чистом бирюзовом небе светило очень ярко, однако не слепило глаза и не жарило кожу. Подо мной вместо дивана была мягкая трава, вместо отопления – теплота солнца, а вместо музыки – пение птиц.

Но что это? сонный бред, созданный моим воображением и амброзией или нечто большее? Во всем этом не было надуманности или воображения, я ощущал запахи, видел и даже чувствовал предметы. Мое воображение никогда не рисовало передо мной таких картин. Обычно иллюзии растворялись, как только я подумывал об их иллюзорности, однако сейчас все было по-другому. Мир представал таким ярким, как на самой высококачественной голограмме, которую я когда-либо видел. И как я не пытался отогнать от себя иллюзорность этого яркого и насыщенного мира, я не мог этого сделать – он был настоящим.

Я дотронулся до своей кожи: по телу пробежала странная вибрация: это было совсем не похоже на обычные ощущения. Тоже касалось и зрения: я не мог полностью сфокусировать взгляд на каком-либо предмете. При малейшей попытке предметы расплывались перед моим взором, я не мог ухватить даже на секунду что-нибудь из этого удивительного мира. Однако, когда я не старался насильно сфокусировать взгляд, то мир сразу представал передо мной во всех мельчайших деталях – в обычной жизни все наоборот! И самым странным был он… силуэт, находившийся прямо передо мной.

При малейшем усилии сфокусироваться он опять же расплывался, но что-то тянуло меня к нему, какая-то неведомая сила. И это желание понять дало мне энергии. Силуэт, стоявший передо мной, начал принимать человеческие очертания. Когда линии, наконец, четко очертились, я узнал его… А точнее ее.

Анна… девушка, которую я знал очень давно. С ней у меня были одни из самых странных и романтических отношений, таких которых, наверное, уже нет в современном мире. Можно сказать, что это были те чувства, которые не проходят со временем, о которых помнишь тогда, когда имеешь кучу детей и даже внуков, о которых не расскажешь своей жене, только, может быть, лучшему другу, которого у меня, конечно, не было. Эта была та, которую я любил всю жизнь, несмотря на приходящие влюбленности.

Она смотрела на меня прямо, почти не моргала и мягко улыбалась.

– Аня… – произнес я и тут же удивился своему голосу.

Он был приглушенным, однако четким и объемным и, казалось, исходил и всего вокруг, а не только из меня.

– Не пугайся, Натан. С твоим голосом все в порядке. Я тоже долго привыкала.

Мои разум и чувства начали растворяться в этом странном мире. Я начал ощущать что-то странное: приятное тепло, исходящее от Анны, которое вызывало в моем новом теле страсть и неземное желание.

– Натан, – произнесла ласковым голосом Анна, – как давно я ждала встречи с тобой.

Мысли покидали меня и уносились в этот странный новый мир с неимоверной быстротой, как будто я «терял» их в прямом смысле этого слова, как истекающий кровью. Я не мог уловить ни одной из них, однако сконцентрировался и вымолвил:

– Аня, я теряюсь, не могу думать…

– Ты должен собраться, Натан. Посмотри на меня и сконцентрируйся!

С огромным усилием я сделал так как она сказала: поднял свой расплывающийся взгляд и посмотрел ей прямо в глаза. Ощущение телесности так же начало покидать меня, как вдруг какой-то невероятный поток подхватил все мои чувства и мысли и собрал в одно целое. Я не ощутил никакого движения, однако знал, что вокруг меня происходят удивительные передвижения тех нематериальных частиц, которые составляли мою душу.

Взгляд стал ровным и нерасплывающимся, а мысли упорядоченными и ясными. Я дотронулся до своей кожи и ощутил ее такой, какой она была всегда. Единственно непривычной была удивительная акустика и вибрация этого мира.

– Аня, я… что со мной случилось? Я будто распадался на части.

– Первый раз так всегда бывает, с непривычки.

Сконцентрировавшись, я вновь ощутил ту страсть и то манящее тепло, исходившее от Анны, поэтому, не теряя ни мгновения, решил двинуться к ней на встречу. Однако, не успел я сделать и шага, как ощутил непреодолимый барьер.

– Погоди! Тебе еще рано передвигаться здесь. Сначала привыкни к обстановке, а потом сможешь делать поистине удивительные вещи.

– Но ведь это сон… – отчаянно сказал я, – очень странный и необычный сон.

– Ты прав, но только отчасти. Ты видишь сновидение, но наша встреча внутри него абсолютна реальна. Это другой уровень нашего мира, уровень эмоций, эфирный мир. Физически ты спишь. Я уже много времени думаю о тебе, но никак не могу войти в твои сны. Они… они, мягко говоря, шокируют. Я никак не могла в них пробиться. Но сегодня ты увидел этот прекрасный сад, и я не могла не прийти сюда…

Я с трудом верил в реальность происходящего. Она говорила о практически невозможных вещах, о так называемом астральном плане существования, о путешествиях вне тела. И, выходит, сейчас я сделал это, сделал, совершенно не задумываясь и не желая.

Человечество, скандирующее лозунги во славу эры Водолея, считало способность покидать физическую оболочку даром, которым обладали лишь единицы, это было сокровище, которого пытались достичь тысячи так называемых «пророков» в новой эре. Основная идеология была во всеобщем слиянии, в соединении всех астральных тел в одно единое. И кажется нелепым и странным, что, этот дар достался мне – убийце, который когда-то в детстве верил в существование Бога и души, а сейчас стал ярым рационалистом. В детстве все смеялись надо мной, когда я говорил об этом; сейчас же все грезят путешествиями вне тела! Как они могут желать то, чего даже не понимают и не могут ощутить?.. этот невероятный, захватывающий новый мир, он такой новый…

– Что? – протянул я, – хочешь сказать, что я смог выйти в… астральный план?

– Правильнее сказать, ты в преддверье этого плана; сновидение можно назвать дверью между двумя мирами.

– Как же я смог это сделать? Это нелепая случайность!

Аня мягко улыбнулась.

– Ты же знаешь, что нет ничего случайного. Тебя позвала я. Это было предопределено, разве ты не помнишь? Десять лет назад ты сказал мне, что ничего не происходит случайно, что события, которые происходят в нашей жизни – это цепь, звенья которой мы куем сами. Когда-то наши звенья переплелись, образовав красивую, но не прочную цепь.

– … и тогда я сказал тебе, что спустя десять лет мы снова встретимся и попробуем восстановить эту цепь, сделать ее еще более прекрасной и прочной, – закончил я.

Она улыбнулась и кивнула.

– Несмотря ни на что…

– Да.

Ее тепло снова окутало меня и в этот момент мне показалось, что я коснулся ее своими чувствами. Это было непередаваемое ощущение, несравнимое ни с чем земным. Как же глупы люди, когда говорят, что понимают чувства другого; как они далеки от истины!..

– Ты же помнишь, как я хотела летать? Тогда, давно, когда ты предлагал мне бросить все и начать путешествовать вместе… я отказалась. Но потом, на переломе эпох я поняла, что мое призвание не в физическом мире, а в эфирном.

– Аня, – медленно и напевно протянул я, – как же я хочу дотронуться до тебя… Пожалуйста.

Снова попытка двинуться вперед – и снова неудача, непреодолимая стена энергии, которая так и не исчезла.

– Подожди немного, Натан. Прошу тебя. Мы обязательно обнимемся, когда ты будешь готов. Мы обязательно увидимся здесь снова. Я искала тебя очень долго, и этот мир оказался наилучшим местом для нашей встречи.

– Я не уверен, что это продлиться долго. Как мне найти тебя, в смысле в материальном мире?

– Сомневаюсь, что это возможно… – печально ответила она.

– Я не могу понять. Ты только что говорила о том, что мы снова можем переплести наши жизни, слить их в одну. Так почему же ты отказываешься?

– Думаю, ты и сам знаешь почему. Потому же, почему и раньше. Причина всегда одна. Когда-то я была замужем, теперь ты женат.

– Откуда ты… – начал было я свой вопрос, но потом решил, что смысла спрашивать нет, в этом мире все иначе, – неважно. Это ничего не меняет. Я развожусь.

Анна не ответила, она пару секунд помолчала и начала потихоньку отходить от меня.

– Ты научил меня очень многому, Натан. Спасибо тебя за это, и за ту любовь, которую ты мне дал. Десять лет прошло, мы нашли друг друга, и мы снова расстаемся. Думаю, этот мир – единственное, что нам дано.

Я выпрямился, приложил все свои усилия и снова попытался сделать шаг вперед. Мир давил на меня всей своей мощью, той силой, которую я еще не понял, однако которой изо всех сил сопротивлялся. Под моими усилиями защита, которую выставила Анна, начала слабеть.

– Нет! я не отпущу тебя, только не после того, что ты сказала. Аня, ты нашла меня, помогла мне покинуть физическую оболочку, и теперь, после всего сказанного, ты отказываешься от меня?

Она вздохнула и отошла еще дальше.

– Я люблю тебя, Натан, – тихо сказала она, – люблю, как никого другого…

Внезапно ее образ потускнел и начал искажаться. Она будто растворялась в окружающем мире, и я понял, что она уходит обратно в материальный мир.

– Аня! Стой! не оставляй меня!

Я сделал последний решающий рывок, защита поддалась, и меня резко бросило вперед. Я понял, что вишу в воздухе, в нескольких сантиметрах от земли.

– Прости, Натан… – сказала Аня.

Она уже почти исчезла, когда я рванулся вперед и попытался схватить ее тусклый силуэт. В этот момент что-то сильно оттолкнуло меня, и я снова упал на землю. Тогда она окончательно исчезла. Вслед за ее уходом начал исчезать весь мир. Небо потеряло краски и стало серым, цвет теряла вся окружающая среда. Потом начали искажаться контуры и очертания, и тогда какая-то сила закрутила меня и начала уносить в неведомую пустоту. Тогда я, испытав тот дикий страх, который переживает человек, падая с огромной высоты, проснулся.

***

Первый раз посетил адвокатскую контору «Паркер-энд-Макнамара», когда твердо решился на развод. После Кризиса почти все юристы остались не у дел: теперь люди, твердо уверовавшие в безграничные перспективы, которые открывала новая эра, предпочли решать свои дела самостоятельно, не обращаясь к помощи третьих лиц. Адвокаты были теми людьми, для которых новое время было в тягость, ибо они не захотели менять свои убеждения, как впрочем, и я. Марта, погруженная в новую жизненную философию, конечно, предложила решить все самим, но я был против и настоял на том, чтобы обратиться в Магистрат.

Возможно, поэтому мы с Бенджамином Паркером так быстро нашли общий язык, и, можно сказать, стали лучшими друзьями прямо в день знакомства.

– Мне необходим хороший адвокат, – прямо сказал я, – действительно хороший, а не тот, которого мне предоставляет Магистрат. Насколько я знаю, в вашей конторе работают лучшие юристы.

Паркер мягко улыбнулся и пододвинул стул ближе ко мне.

– Вы абсолютно правы. Скажу больше – еще ни один из наших клиентов не остался недоволен. Но прежде чем мы продолжим, ответьте мне – зачем вам нужен адвокат? Неужели вы не можете решить все сами?

– Если бы хотел все решить сам, то не пришел бы к вам. Это дело будет достаточно сложным, так как развестись хочу только я, а моя жена не хочет.

– Значит вот оно что, – заключил после недолгого молчания Паркер, – и самостоятельного решения, как я понял, хочет она?

Я кивнул.

– А вы, значит, не желаете мириться с последствиями Кризиса?

– Вижу, и вы тоже?

Паркер хитро усмехнулся.

– Верно. Мы – юристы – люди рационального склада мышления, да и жизни. А какова ваша профессия, Натан?

– Я доктор философии, преподаю этику в Академии.

– Я всегда считал, что философам интересен факт смены мировоззрений. Чем вас не устраивает современное?

– Не приемлю неосмысленную жизнь, окрашенную слоем гедонизма, – резко ответил я, – и презираю людей, готовых отказаться от прежней жизни в пользу глупой неизвестности.

Паркер исподлобья посмотрел на меня и нахмурился, потом откинулся на спинку своего огромного кресла и широко улыбнулся. Я почувствовал себя в высшей степени неуютно, ибо решил, что у него в моем отношении есть какие-то тайные далекоидущие планы, однако старался вести себя спокойно и расслабленно. Паркер медленно поднялся и подошел к книжному шкафу. Только сейчас я оценил его истинный рост – невысокий, даже маленький, сгорбленный и на первый взгляд комичный, но за этим глупым внешним видом явно скрывалось что-то большее.

– Вы любите читать, Натан? – спросил он, погладив корешок одной из книг.

– Да, очень.

– Как видите, у меня достаточно обширная библиотека.

– Впечатляет, – равнодушно ответил я, – однако тут нет интересующей меня литературы.

Паркер повернулся и внимательно посмотрел на меня.

– Вы так быстро смогли оценить мои книги?

Я усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

– Я вообще быстро оцениваю обстановку. Ваша библиотека – сплошной неоренессанс, попытка совмещения старого и нового взгляда на вещи. Неоригинальная философия, честно говоря. Единственная книга, которая производит впечатление, так это «Государь» Макиавелли.

Паркер нахмурился, вздохнул и облокотился на стеллаж.

– Конец восемнадцатого века. Знаете, мне ее подарил мэр. Еще лет пятьдесят назад она бы стоила целое состояние, но теперь расценивается лишь как очень красивый подарок. Настало странное время. Я думаю, что будь я в Париже, то без проблем скупил бы половину Лувра!

– Сейчас всем наплевать на искусство.

– Именно. И это чрезвычайно грустно. Спасибо вам за прямолинейность, Натан, и за вашу наблюдательность. Немногим это свойственно. У меня другой вопрос – как вы, в таком случае, относитесь к выпивке?

– Равнодушно.

– Ну вы же не откажетесь от стаканчика, так?

Я пожал плечами.

– Не откажусь.

Паркер повернулся к стеллажу, взял том Макиавелли и потянул за корешок. Книжный шкаф затрещал, пришел в движение и начал медленно отодвигаться в сторону. Через несколько секунд книги исчезли за стеной, а на их месте появился огромный бар с десятками разноцветных бутылок разной формы. Паркер снова повернулся ко мне, потом выпрямился и, явно гордый своим баром, улыбнулся.

– Что желаете?

Я не слишком хорошо разбирался в алкоголе, поэтому растерялся и оставил выбор за ним.

– Очень хорошо, – радостно произнес он, взял вытянутую бутылку с переливающейся розовой жидкостью внутри и два бокала.

– Что это? – удивленно спросил я.

– Это, друг мой, напиток богов, – сказал Паркер, наливая искрящуюся розовую жидкость в бокал, – у нас его называют амброзией.

Он протянул мне бокал, однако я только отшатнулся.

– Легальный наркотик?

– Бросьте, Натан, – спокойно сказал он, протягивая бокал, – вы же знаете, что все, о чем говорят в новостях – ложь. Амброзия просто помогает видеть мир… ну, немного по-другому, чем нам его преподносят, поэтому об этом напитке столько разговоров. Пейте! смелее!

Я неуверенно взял бокал и сделал глоток. Напиток будто затрещал и зашипел у меня во рту, однако через мгновение я ощутил приятную сладость, сравнимую со вкусом клубники. Самое удивительное было то, что я не ощутил в нем ни грамма алкоголя.

– Ну как? – весело спросил Паркер.

– Не дурно, – ответил я, – на наркотик нисколько не похоже.

– А я вам что говорил! В таком случае тост – за дальнейшее сотрудничество и возможную дружбу, на которую я искренне надеюсь.

Раздался звон бокалов, мы выпили до дна.

С того дня я начал увязать в компании все глубже и глубже. Мы ежедневно связывались друг с другом, и Паркер уверял меня, что работает над моим делом, однако процесс шел медленно. За все время он общался с Мартой всего один раз, однако заверил меня, что этого вполне достаточно для того, чтобы выиграть дело. Она же встретилась с ним неохотно, однако при встрече, как он сказал, сияла и неподдельно радовалась жизни.

– Складывается такое впечатление, что она не хочет разводиться, – сказал мне тогда Паркер, – а еще, что она до сих пор любит вас.

– Рад за нее, – буркнул я.

После этого мы никогда не возвращались к этому разговору. Паркер занялся судебной стороной дела, а мне оставалось только ждать.

Тем временем у меня катастрофически не хватало денег, и Паркер об этом догадывался. Сначала я оплачивал счета вовремя, а потом все чаще и чаще начал просить отсрочки. В один из дней, когда он снова выставил мне счет, мы вместе ужинали в ресторане. Он сделал это так легко и ненавязчиво, что я растерялся. Официант как раз принес второе блюдо, когда Паркер протянул мне исписанный бланк.

– О, кстати! Держи, это квитанция.

Я неуверенно положил вилку и автоматически принял бумагу. Паркер нахально улыбнулся и, сложив руки вместе, замолчал. Я же, держа в руке счет, не знал, что делать дальше – сумма была в два раза больше предыдущей.

– Простите, Бенджамин, но…

Паркер только отмахнулся.

– Не переживай, Натан. Я все понимаю, у тебя тяжелое время. Однако, у меня есть идея.

– Какая же?

– Ты уже нашел работу?

Я глубоко вздохнул.

– Нет еще. Думаю, для меня работы не будет еще очень долго.

– А чем ты планируешь заняться? Неужели снова преподавать? Не собираешься же ты снова наступать на одни и те же грабли – нести истину туда, где она никому не нужна?

– К сожалению, больше я ничего не умею.

– Чепуха! Ты способен здраво оценивать ситуацию и замечать любые мелочи. Знаешь, будь ты агентом Стражи, из тебя бы вышел отличный шпион. Короче, я хочу предложить тебе работу, у нас как раз появилась… хм, вакантная должность.

Я почувствовал себя несколько неуверенно и порядочно растерялся от такого предложения. Конечно, мы были знакомы уже полгода, и я просто страстно желал перенестись в тот день, когда он предложит мне хоть какую-нибудь работу, но предложение было сделано уж слишком неожиданно. Сам я никогда не просил его об этом, уж слишком много честолюбия было во мне.

– И на какую же должность вы меня возьмете?

– О, все достаточно просто, – он прищурился и хищно посмотрел на меня, – нужно будет устранять конкурентов.

Я отпил немного воды и внимательно посмотрел на Паркера.

– Что вы имеете ввиду под «устранением»?

Видимо, он уловил мой серьезный тон, поэтому в следующую секунду выпрямился и рассмеялся.

– Ну уж не то, о чем ты подумал, Натан! Все мирно и… с наилучшими намерениями, так сказать.

– Что-то не убеждает, – недоверчиво сказал я, – а как по деньгам?

– Могу сказать одно: если будешь выполнять работу хорошо и качественно, то одной трети твоего месячного заработка хватит на то, чтобы перекрыть все накопившиеся долги.

Тогда перспективы искренне обрадовали меня: работа была достаточно легкая, хотя приходилось много ходить по разным фирмам и проводить бесконечные переговоры, однако потраченные усилия с лихвой окупались в материальном эквиваленте – через три месяца я уже смог позволить себе приличную квартиру в центре, правда, заняв четверть суммы у компании. Судебное дело по моему разводу почти подходило к концу – документы были готовы, осталось лишь пара подписей у главного судьи из Верховного Магистрата и подпись Марты. Однако развод стал волновать меня гораздо меньше чем раньше.

Дел было достаточно много, а на выходных, если такие и были, мы с Паркером и ближайшим окружением выбирались на совместный отдых; особенно в фирме ценилась охота. Именно тогда я научился стрелять и настолько хорошо преуспел в этом деле, что это стало моим хобби. Я обзавелся «Мстителем» и стрелял постоянно, как только выдавалась свободная минутка. Сам процесс захватывал меня, а пистолет стал для меня вершиной инженерной мысли, в которой каждая деталь идеально дополняла другую.

Вот так, в общем-то, и началась моя новая жизнь, в которой я, заменив круг людей на круг вещей, стал тем, кем стал – человеком, прерывающим чужие жизни, тем, кто, стоя на границе двух эр, не принадлежал ни к одной из них. Я никогда не задавал вопросов, просто убивал и не чувствовал ни раскаяния, ни угрызений совести. Этих понятий больше не существовало в моем мире.

Итак, вот что вкратце можно рассказать о конторе «Паркер-энд-Макнамара» : она была одной из самых известных компаний Города N, предоставлявшей частные адвокатские услуги, и авторитет и уважение были заработаны вполне заслужено – Паркер не врал, ни один из клиентов, которых обслуживали тамошние юристы, не оставался разочарован. Возможно, так было потому, что только 15% клиентов действительно обслуживались как подобает – судебные прения, разбирательства, иски, вердикты и прочая юридическая чушь. Их обслуживали как надо и денег требовали соответствующе, но они в последствие оставались довольны. Остальные 85% оставались довольны потому, что были мертвы…

Подпольная деятельность компании была связана напрямую с Кризисом Идеалов. Когда человеческие ценности начали кардинально меняться, адвокатский бизнес практически угас, так как большинству не было никакого дела до каких-то там судебных разбирательств. Люди, воодушевленные приходом новой эры, вдруг начали решать все проблемы сами, сначала неумело и по-детски, но потом научились находить выход практически из любой ситуации, не прибегая к помощи третьих лиц. Рациональность и холодный расчет, которым славились юристы, отошли на второй план, уступив место дикой иррациональности и инфантильному позитивному настрою. Проблемы не решались как таковые, люди просто находили из них самый простой выход. В основном это был просто уход от реальности и подмена сущности проблемы чем-то другим. Проще говоря, они, наплевав на решения как таковое, занимались чем-то сторонним – находили утешение в наслаждениях, детской радости и так называемой «подготовкой себя к объятиям Водолея».

Причина, по которой Бенджамин Паркер решил заняться частными убийствами, состояла в следующем. Разум во всем мире отходил на второй план, уступая место чувствам и эмоциям. В большинстве случаев эти чувства были позитивными – все ждали от Новой эры чего-то доброго и светлого. Однако, наружу выплескивался и негатив. Его порождали люди, в которых было больше отрицательных эмоций, нежели положительных, и если раньше разум и рациональные рамки сдерживали этих людей, то теперь все рухнуло. Границ и оков больше не было, поэтому именно эти люди и были первыми клиентами Паркера, которым потребовалось физическое устранение конкурента вместо судебного. Такие люди были помехой, их невозможно было контролировать, с ними невозможно было вести дела. И еще остались те, кто не променял свои рациональные идеалы в пользу нового и туманного «режима иррациональности». Эти немногие были теми, для кого убийство являлось бизнесом и способом ведения дел, то есть собственно заказчиками. Вот так частные убийства в компании «Паркер-энд-Макнамара» пошли в гору, и Паркер не стал останавливаться.

Сегодня был самый обычный день. Ничего не предвещало плохой погоды – небо было чистым, воздух в меру прохладным, а мое настроение равным и спокойным. И именно сегодня я должен буду получить довольно неплохие деньги за последнее дело. Паркер обещал за него приличную сумму, и именно ее мне и не хватало, чтобы надолго уехать куда-нибудь подальше и отдохнуть.