Глава 17
По Плаксину ситуация в целом не менялась. Тая говорила, что он уже почти освоился – насколько, конечно, можно освоиться в тюрьме. Она сдала на права и уже сама ездила за рулем, сама начала таскать тяжелые передачи, хотя ребята постоянно предлагали ей свою помощь. Было понятно, что ей просто неудобно было их напрягать, хотя никто и не собирался отказываться от поддержки. Адвокат решал вопросы с Москвой, пока ничего не обещал, но между слов сквозила уверенность – Степу могут полностью оправдать. Вопрос был только в сроках рассмотрения кассации.
Новый знакомый «из органов» Виктора пока больше не беспокоил. Это радовало, но полностью расслабиться Витя не мог. Не добавил уверенности и разговор с появившимся Загребецким. Тот, как мог, юлил и не договаривал все, что можно было не сказать. В итоге они поругались.
Одна радость, впрочем, была. Виктору дали очередную звездочку, вырос он и в должности – стал старшим инспектором. Отмечали у армян. С несколькими представителями местной диаспоры Виктор и Насон сдружились ранее, потом познакомили Большова, у которого тоже были знакомые армяне. Внутри диаспоры все друг друга хорошо знали, тут и закрутилось. Армянам надо было решать вопросы по вывозу денег на историческую родину, где была очень тяжелая экономическая ситуация. А по прилету им привозили продукты и армянский коньяк, который дальше шел в «подшефные» фирмы, а также места общественного питания, коих появилось достаточно много. В одно из таковых и гуляли. Хозяева постарались на славу: таможенники ушли сытые и почти пьяные, чудесная армянская кухня не дала возможности напиться вусмерть. Все было, разумеется, за счет заведения, но обе стороны понимали, что количество гостей, все ими съеденное и выпитое несоизмеримо с перспективами дальнейшего сотрудничества. Все таможенники были приглашены на следующее утро на хаш. Реально что-то понимал в хаше только Гера, он сразу согласился. Виктор тоже решил сходить, хотя и надо было вставать на заре – свое национальное блюдо армяне едят ранним утром. Но горячий бульон вкупе с водкой на старые дрожжи пошел очень хорошо. Нужной добавкой были свежие новости от Большого:
– Худой Грач опять рыскает.
Грачик Погосян был главой местного представительства «Армянских авиалиний». Седой, из-за худобы похожий на Кащея, он сразу по приезду решил задружиться со всеми портовскими службами, имеющими отношение к международному сектору. Перевозки его встретили весьма сдержанно – почти чисто женский коллектив не обрадовался совсем не похожему на Алена Делона кавказцу. Милиция разговор об отношениях перевела на классику: утром деньги – вечером стулья. Пограничники выпили предложенного коньяка, сказали «спасибо» и молча ушли. Надежда у него осталась на таможенников, тем более они казались весьма разобщенной массой. Но и тут Грачика ожидал прохладный прием. Даже вопросы по «левому» ввозу коньяка ему предлагалось решать через кого-то из диаспоры. Грачик не опускал руки, тем более, что дела он хотел решать куда более значимые. Одним из таких дел был давно предлагаемый ему еще на старом месте вариант с экспортом птиц семейства соколиных. В Эмиратах и соседних странах за кречета давали бешеные деньги – их использовали для охоты. Молва о богатстве нефтяных принцев пустыни делала свое дело, и утверждения о том, что за хорошего кречета те готовы выложить десятки и сотни тысяч долларов, – а то и целый миллион! – не оставляли равнодушными алчные души, к которым относился и Грачик. И поэтому среди таможенников он искал того, кто разделит с ним желание заработать «на птичках». Пернатые будут привезены, упакованы на манер колбасок в сумку, на голову им наденут клобучки, чтобы они ничего не видели, и напоят нужной жижей, чтобы они спали всю дорогу. Грачик всего-то просит, чтобы никто не увидел на хискане, что в сумке, а сумку позволили взять в салон. И все. Грачик не будет говорить, сколько птичек, и не скажет, сколько заплатили ему. Но долю отдаст – он же честный!
– Полгода назад его послали, – продолжал Большой. – Сейчас он опять ищет «жертву». Насколько я понял, одного нашел – мне звонил Буянкин, его охранник подходил к нему и спрашивал, как перевезти попугаев. Гриша решил его развести, сказал, типа смотря куда. Тот сказал, что в Эмираты. Ну, не дебил ли?
Они уже порядочно выпили, но жирный хаш, вкупе с зеленью и бастурмой, сдерживал активное наступательное действие алкоголя.
– Охранника он из ситуации вывел. Треснул ему по лбу, говорит, объяснил, в какое дерьмо тот впутывается. Дай Бог, что поймет. Но есть еще один долбик, и с ним сложнее. Это задача для тебя.
– Для меня? – Виктор напрягся. – Не понял. Это кто-то из наших?
– Из ваших, да не наш. Нашего бы я лично проинструктировал, если бы за моей спиной такое случилось. Это Шайхуллаев. И судя по всему, ваш Даня уже конкретно начал наглеть. Гриша Буянкин мне про него уже как-то говорил, и вот опять новости. Он очень жаден, этот Даня. Твоя задача – вежливо с ним поговорить. Тема первая – птицы с Грачиком, тема вторая – пересылка денег на азиатских рейсах. Информация точная, так что если не поймет – будет жаль мужика. И подругу его, которую он любит на хискан садить.
Даня сейчас работал замом в смене у Бородюка. Он уже побывал в нескольких сменах – был в третьей у Буянкина, в первой у Мосина, нигде не задержался и вот попал в четвертую. Видимо, слабовольный Бородюк прощелкал Данины фокусы. А Гера откуда-то узнал. И слить Шайхуллаева, кому бы то ни было, рука у него не дрогнет.
– Хорошо, с Даней я поговорю, и максимально жестко. Завтра будем меняться, сразу и пообщаюсь.
– Лады. А с Грачом я сам потолкую. Задрал он уже откровенно, перестал понимать русский язык. Армяне тоже на него жалуются, одна кровь, вроде, а ругаются непрестанно.
Они еще немного посидели и разъехались. После водки с хашем сам Бог рекомендовал поспать, чем Виктор и занялся по приезду домой. Ближе к вечеру он встал – голова была светлой, нигде ничего не болело. Вот бы так всегда!
Шайхуллаев Витины слова выслушал молча.
– Что думаешь? – Молчание Дани действовало на Виктора немного раздражающе.
– А надо что-то говорить? Выхода-то у меня нет, я так понимаю? – Даня потеребил черную бороду.
– Нахрена тебе это сдалось? Тебе денег мало, что ты лезешь в откровенный «контрабас»?
– Нет, не мало. Другие обстоятельства. В общем, по птицам я завязал, не начиная, а по деньгам как-нибудь разберусь сам с людьми. Это мои проблемы. Спасибо за предупреждение.
Видимо, крепко засел, подумал Виктор, пожимая руку Дане. Птицы – тут понятно, это Грач. А деньги на Азию – это явно что-то с наркотой связано. Иначе Большой так бы не нервничал.
Все, связанное с оружием, наркотой и прочей злостной контрабандой, Гера люто ненавидел. По поводу наркоты у них с Виктором даже как-то зашел долгий разговор. Все началось с того, что Большой познакомил Гордеева с одним узбеком, Фархадом. У Геры были какие-то связи с ним на спортивной ниве. Это подтверждалось напрочь сбитыми костяшками на обеих кистях рук узбека. Еще одной отличительной чертой Фархада был крупный перстень с рубином на одном из пальцев. Когда Фархад ушел, Гера сказал Виктору:
– Хороший был мужик. Начинали у одного тренера когда-то. На чемпионате мира выступал. А сейчас по наркоте здесь рулит на серьезном уровне. Мне намекнули – не вздумай иметь с ним дел. Я и не имею. Но как не здороваться?
Разговор плавно перетек на «заводских». Гордеев слышал, что «заводские» организовали что-то вроде спецорганизации против наркотиков. Многие в эту тему не верили: мол, просто «заводские» хотят этот бизнес подмять под себя – деньги-то там крутятся колоссальные. Гера над этим посмеялся:
– Знаешь, как у нас в районе было? Если ты наркоман – ты лох и конченый чухан. Это как слоган был, все знали. Ни одна баба не даст. Долго так было. Но все когда-то кончается. И психика людей слаба, кто-то попробовал раз – и пропал. Так и у нас: один, другой, третий – молодые парни и девчонки стали умирать. Вот «заводские» и взялись за это. Зажали этих уродов, а то ведь шприцы в подъездах постоянно валялись. Сами начали, не дожидаясь, пока власть проснется. Власти, по ходу, похрен, ведь там наркоте рекламу даже делают – типа было найдено или уничтожено наркотиков на столько-то миллионов. Зачем говорить эти суммы? Кого вы начинаете этим привлекать? Новых дилеров, распространителей? Скажите вес, объем – зачем говорить, сколько это говнище стоит? Дебилы…
Виктор понимал – Большой владеет всякой информацией. Кем он там был, в комитете – опером? Вот чему надо у него научиться, а то сидишь, как болван, и открываешь рот от новостей.
После обеда прилетел Ташкент со всеми его насваями и травами. Оформление на прилет немного затянулось, так как на рейсе появилась главная «плодожорка», как за глаза, а иногда и в глаза называли всех работниц службы карантина растений. Из-за этой руководительницы, которая больше мешала, ее бедная подчиненная, «плодожорка» сменная, была вся в мыле, подробно проверяя пассажирский багаж. Главная «плодожорка» сама предпочитала руки не пачкать, обходясь указаниями. Уборщица даже не успела прибрать сектор, как следом двинул поток пассажиров с Эмиратов. В середине рейса к Виктору для оформления подошла дородная мадам. Ее окружала куча коробок с аппаратурой, которую по непонятным причинам любезно приволокли грузчики. Все стало ясно, как только Витя раскрыл паспорт – Бричкина Анна Владимировна. Он толкнул стоящего рядом Колоскова:
– Зови Геру сюда, бегом!
– Если можно, давайте побыстрее! – Мадам явно не привыкла ждать. Тут подошел Большов. Виктор кивком указал ему на аппаратуру и сунул ему паспорт.
– Декларацию вашу можно посмотреть? – Гера все понял в один момент.
– Мне это ни к чему. Меня там муж ждет, вам фамилия ничего не говорит?
– Ну как же, – заиграл Большой. – Не он ли является владельцем того чудного кафе на втором этаже, где потчуют таким прекрасным супчиком на нерастворившихся бульонных кубиках?
– Как вам не стыдно? – Анна Владимировна явно начала нервничать. – Мой муж – заместитель директора аэропорта, он меня встречает. Мы будем жаловаться самому Филинову!
– Встречает, говорите? – Про жалобы Гера явно не услышал. – Петя, – обратился он к охраннику, – будь любезен, там где-то некто Бричкин среди встречающих, запусти его сюда, жене в помощь.
Сухощавый Бричкин не спеша вошел в шестой сектор, тихо поздоровался и подошел к жене. Возле уха он держал трубку мобильного телефона. Она тут же начала ему жаловаться – ты представляешь, они…, – но Бричкин дернул ее за рукав и развернул к таможенникам.
– Я так понимаю, тут случилось некоторое непонимание, – убрав от уха трубку, начал он.
– Да, вы знаете, у вашей жены не заполнена таможенная декларация. А еще у нее большое количество различной аппаратуры, ввезенной из Эмиратов, на первый взгляд – товарная партия. Необходимо, чтобы она заполнила декларацию, внесла туда все ввезенное, подробно, с названиями и ценами, и мы решим, как дальше быть. Видимо, большую часть вам придется оставить, мы оформим соответствующие документы.
– Не буду я ничего…
– Пиши! – прошипел Бричкин в лицо жене, оглядываясь по сторонам. Та покорно взяла бланк и начала его заполнять на краешке стойки. Бричкин чуть отошел и опять начал куда-то названивать. «Не иначе, Филину», – подумал Виктор.
– Ты пока следующих начинай оформлять, – шепнул Большой Виктору, – а то и так задерживаем. Я пойду, достану документы.
Виктор оформил троих пассажиров, когда к нему буквально подлетел Гера:
– Где они?
– Кто? – Витя задал вопрос и все понял. Возле стойки не было ни аппаратуры, ни Бричкиных. – Петя, Войнов, где Бричкин?
– Так они вышли, – спокойно ответил Петр. – Вы же сами сказали – пустить помочь, я пустил…
Большой кинулся на выход. Но Бричкиных уже и след простыл. Вернувшись, Гера с размаху треснул по стойке:
– Свалили, уроды! Ну, блин! Ладно, еще увидимся, не последний раз летит женушка…
К следующей смене про Бричкиных все уже явно забыли. Каждый день приносил много нового, и не было смысла на чем-то зацикливаться. В ночь ждали только один прилет из Китая, проблем с этими рейсами обычно не было. В основном весь товар челноки тащили через карго, так было выгоднее, поэтому реальных «клиентов» здесь было не так много. На вылет и прилет постоянно приходил местный представитель фирмы, связанной с китайскими рейсами, Тимофей Бородин – на всякий случай. По-китайски он не говорил, но какие-то вопросы мог порешать, был связан со многими местными китайцами, решающими вопросы в диаспоре.
Оформление рейса подходило к середине, когда Насон по совету Пашнина взял в оборот немногословного китайца. Когда тот открыл первый чемодан, у Вовы перехватило дыхание: такого количества таблеток и бутыльков он не видел ни разу в жизни! Содержимое второго чемодана ненамного отличалось от первого. Попытки завести разговор ни к чему путному не привели. Китаец стрекотал по-своему, никто не понимал, на лекарствах надписи были тоже только по-китайски, и даже Бородин ничем не мог поначалу помочь. Гордеев посмотрел на Геру. Большов чесал подбородок. По сути, можно было просто все это оформить и поместить на СВХ, но Геру явно что-то удерживало. Он внимательно всматривался в китайца, который стоял рядом с чемоданами с каким-то отсутствующим видом.
– Этак мы все оформление задержим. Давай-ка все это в проходную, – скомандовал Большой. Чемоданы потащили туда, китаец огорченно плелся сзади. Когда Насон, Виктор, Тима и китаец разместились на диванах, а чемоданы положили на стол и открыли, Гера взял одну упаковку таблеток и ткнул ею в направлении китайца:
– Зачем? – и приложил ее к голове.
Китаец обрадовано вскочил, замотал головой – нет, поводил кругами по животу, скривился, покряхтел, потом снова улыбнулся и с восклицанием «о!» сел.
– Ага! – сказал Большой. – Диалог состоялся. А это?
И при каждой показываемой ему упаковке китаец вскакивал, улыбался, показывал какую-то миниатюру, тыкая себе при этом то в голову, то в сердце, то в задницу, после чего опять садился.
– Короче, он врач, а это у него лекарства, – резюмировал Насонов.
– Целитель, – конкретизировал Бородин.
– Но дохрена ведь всего, – засомневался Виктор. – Теоретически он и обмануть может. А что, если это средства от похудения, с наркотой, о чем как-то бумага была?
Гера внимательно посмотрел на него, потом на Тиму.
– Ты можешь сейчас кого-нибудь из диаспоры найти?
– В полтретьего ночи? Не знаю. Хотя… есть вариант. А что надо будет?
– Пусть он с ним поговорит. Выяснит, что можно, и тебе скажет.
Тимофей набрал номер и с кем-то немного поговорил. Потом протянул трубку китайцу. Тот, как ни в чем не бывало, защебетал с невидимым собеседником. Через минуту протянул трубку обратно Тиме, тот выслушал и поднял голову к Большому:
– Все правильно, он целитель, и его вообще-то должны были встречать. Едет на работу, в какой-то салон. Там все основательно и по закону.
Насон сходил и узнал у охраны – встречающих не было, никто не подходил, рейс закончился, всех выпустили, двери закрыли. Посмотрели в окно – никаких чужих машин нет.
– Этот дядя, которому я звонил… он сейчас приедет, говорит – развеется надо, – сказал Тимофей.
– Откуда приедет? – спросил Гера.
– С «Эльдорадо». Он там каждую ночь играет, тысяч по десять-пятнадцать может просаживать.
– Долларов???
– Да. Под ними вся китайская часть рынка. С деньгами проблем нет.
– А говорят, у таможенников денег дофига, – угрюмо пробормотал Насон.
Приехавший «игрок» ничем внешне не отличался от тысяч его соплеменников, наводнивших город в последние годы. Разве что пучеглазый «мерседес», стоявший у выхода с шестого сектора, мог о чем-то сказать. Они поздоровались с Тимофеем, он кивнул всем собравшимся и практически без акцента спросил:
– Что нужно узнать?
Гера объяснил. Китайцы поговорили между собой.
– Да, он целитель, – продолжил «игрок». – Серьезный. Его специально пригласили, чтобы он тут все наладил, всех обучил. Это не наркотики, это действительно лекарства, я отвечаю. Если отпустите, я сейчас сам его отвезу, знаю, куда. Ну, и со здоровьем поможем, если кому понадобиться, – он посмотрел на Тимофея и засмеялся, – слышали ведь, что такое иглоукалывание?
Бородин посмотрел на Большова. Тот кивнул. «Игрок» поблагодарил всех присутствующих и, вежливо пропустив целителя, с чемоданами в руках припустил за ним. В комнате зависло неловкое молчание. Первым его нарушил Насон:
– Не, ну нахрен, я лучше в баню с пивком, чем под их иголки!
Все посмеялись. Тимофей тоже собрался на выход, и Виктор пошел его проводить. На выходе они пожали друг другу руки.
– Ну, бывай, родственник, – Тима махнул рукой и скрылся за дверью.
Это была вторая, после знакомства с Анатолием, большая тайна Виктора. Чуть больше года назад он познакомился с одним мужичком. В какой-то момент ему показалось, что встреча «подставная», но ничего подозрительного в дальнейшем он не заметил, а потому все подозрения в памяти медленно растаяли. Фамилия у мужичка была Беляков, и оказался он руководителем фирмы «Самток», которая активно работала с Китаем: туда шли денюжки, а оттуда – товар. Постепенно осваивались карго-перевозки, но более оперативными всегда считались поставки через «челноков». Беляков обсудил с Гордеевым варианты сотрудничества, и был найден консенсус. Еще больше их сблизило то, что представителем «Самтока» на «пассажирку» был взят двоюродный брат жены Гордеева Тима Бородин. Недавно Тимофей уволился из армии и искал себе применение, вот Виктор, хорошо знакомый с ним и уверенный в его человеческих качествах, и предложил кандидатуру родственника Белякову при случае. Тот согласился, Бородин прошел собеседование и стал работать при таможне. Вопрос о родственных связях сразу «закрыли» – Гордееву не хотелось, чтобы об этом судачили в таможне. Пару раз Тима интересовался – можно ли кому-то доверять, кроме Виктора, знает ли кто, но «родич» отвечал одинаково: доверять можно тому-то и тому-то, но знать про их родство все равно никто не должен. Так и повелось. Всех все устраивало: Бородина – работа и зарплата, Гордеева – то, что одним «своим» человеком в таможенном окружении стало больше.
Глава 18
Адвокат Степы улетел в Москву. Все должно было решиться со дня на день. За несколько дней до отлета к адвокату приезжали Большов и Буянкин, еще раз все проговорили, в том числе по деньгам, после этого по сменам собрали дополнительную сумму, которую надо было отдать адвокату в случае положительного исхода – впрочем, на другой никто и не надеялся.
Все это происходило на фоне появления в таможне нового отдела – собственной безопасности, ОСБ. Прежние их собратья из отдела по работе с личным составом не справлялись со своими обязанностями по борьбе со взяточничеством, вот и придумали новую структуру. Такие отделы возникли повсеместно во всех правоохранительных органах, теперь очередь дошла до таможни. И сейчас уже это были уже не просто любители подглядывать, а самые настоящие крысы, которые по своему служебному долгу должны совать свои носы во все щели и выявлять всех неблагонадежных работников. Безусловно, все это делалось во благо, ради святых целей борьбы с коррупцией и пресечению связей с криминальными кругами. Но, что любопытно, они же должны были защищать сотрудников органов от внешних посягательств на них – вот только о таком никто никогда не слышал! Ведь гораздо проще: ходить гоголем и наводить страх одним своим появлением, и не дай Бог чего им против скажи – будешь врагом, найдет свинья грязь, не сомневайся… И людишек туда набирали соответствующих, внешне правильных – под славные идеи противостояния криминалу, а в душе – отбросов, противных порой даже друг другу.
В Летной таможне начальником ОСБ поставили бывшего милиционера Рафа Сафаровича Алдашева. Выгнанный за профнепригодность с МВД, он в таможне сумел убедить руководство и кадровиков в том, что истинной причиной его увольнения со старой работы было его нетерпение к мздоимству – и ему поверили! Сразу же обзываемый «за глаза» Рафом Кошмарычем и Графом Елдашевым, данный субъект попытался буквально влиться в коллектив, но ни у кого не нашел поддержки. Точнее, почти ни у кого – с Замышляевым они на время составили прекрасную пару собутыльников. Замышляев показал ему дорогу на «пассажирку», и Гриша Буянкин первым осознал всю тяжесть общения с подобным дуэтом. И если Замышляевым с помощью бутылки можно было управлять, то пьяный Кошмарыч был хитер до противности. В самый неподходящий момент он вставал и выходил на сектор, где шел рейс, и с остекленевшими глазами мог вмешаться в любой разговор, потребовать досмотреть любой не понравившийся ему багаж – и крайне негативно относился к противодействию с любой стороны! Позже Кошмарыч стал уже приходить без Замышляева, один или в компании своих работников, среди которых Большой однажды обнаружил родственника так хорошо знакомого ему с Городской таможни Федора Сергеевича Ленькова – его племянника Тараса. Впрочем, впечатление от родства с дядей быстро улетучилось – Тарас оказался под стать своему начальнику, Графу Елдашеву: задавал такие же вопросы, так же отзывался о работающих здесь таможенниках, так же намекал о своих возможностях. Правда, у рядового сотрудника ОСБ еще не хватало наглости искать себе здесь дармовую выпивку – в отличие от руководителя. Но ни Большов, ни Мосин на поводу не пошли вовсе, Бородюк как-то отговорился, а Буянкин, когда в следующий раз его посетили вышеозначенные «товарищи», с улыбкой предложил им сок. На какое-то время визиты прекратились, но все на «пассажирке» понимали: ОСБ теперь просто так не отвяжется, и надо быть ко всему готовыми.
Виктор с Большим работали, что называется, душа в душу. Гера полностью доверял Виктору все, что происходило на смене, и при необходимости Гордеев спокойно выступал от имени начальника смены при решении различных вопросов. На ночных сменах они с Большим просто делили ночь на две части: первую часть спал Виктор, вторую – Гера, если, конечно, не было никаких форс-мажоров. С каждым днем Витя чувствовал себя на работе все более уверенно, и ему казалось: вот дай ему Сеновалова завтра смену – легко бы возглавил, и ничего бы не дрогнуло. Гера его научил всему, и секретов в профессии для него вроде как не было. Любые вновь получаемые документы Виктор понимал легко, в память и в работу все вводилось моментально, и за это тоже спасибо Большому! Могут быть какие-то мелкие непонятки, нюансы… ну так для этого есть вышестоящее начальство.
Среди начальства, кстати, происходило некоторое брожение. На должность заместителя начальника таможни был назначен бывший начальник Городской таможни Послов. Тот самый. Большов рассказывал Виктору, что Послова сняли с того поста после громкого «медного дела», и, как оказалось, отправили в некоторую ссылку в одну из южных таможен. Там он чуть ли не на инспекторской должности проработал пару лет, пока все утряслось и забылось, и вот теперь начиналось его повторное восхождение. Связывалось это с тем, что – по разговорам – у Послова был какой-то покровитель, чуть ли не в администрации президента. Теперь не исключался вариант, что Послов «подсидит» Филинова.
– Так и у Филина явно есть «рука», не мог же он в таком молодом возрасте так просто таможню возглавить, – рассуждал Виктор, когда они с Большовым и Насоновым после ужина сидели на пятом секторе.
– Верно, – сказал Насон. – По армейским прикидкам в 30 лет сесть на полковничью должность – это надо иметь очень волосатую лапку!
– Правильно говорите, – согласился Гера, – только ведь Филина повысить можно, а Послова куда? Ему уже под полтос, значит – скоро пенсия, вот он отсидит здесь в тихом месте без шума, а потом на пенсион и свалит. А Филин в управление двинет или в центральные органы, а может – вообще в другую среду обитания двинет, где ему не придется аксельбанты надевать.
– Какие аксельбанты? – не понял Насонов.
– Его, когда назначили сюда, Буянкин встречал. Подъехал на «тойоте» прямо к самолету. Выходит, говорит, петух такой, одет вроде как в таможенную форму, но там, на кителе, аксельбанты понавешаны в три ряда, медальки какие-то, а сверху – джинсовка грязная накинута. Гриша к нему – так и так, дескать, имею честь, тот навстречу, вдруг поскользнулся и ка-ак рухнет! Гриша опять к нему, за джинсовку тянет: поднимаю, говорит, и чую – он же пьяный в хлам! А Филин ему и говорит: вот, дескать, упал, это у меня последствия контузии… В общем, ржака, Буянкин еле сдержался! Где его там контузило, не понятно, он дальше погранучилища нос явно не высовывал.
– Значит, поменяется у нас руководитель? – вопрос Виктора был по сути риторическим.
– Вероятнее всего, – ответил Большов. – Одно запомните – с Пословым не ругайтесь, постарайтесь сразу произвести хорошее впечатление. Он мнение свое менять не любит, по себе знаю.
Виктор собрался пойти спать, когда со стороны зала аэропорта стукнула дверь и послышались незнакомые голоса. Чужие на таможенные сектора не ходили – на двери стоял цифровой замок, и без знания кода проникнуть было нельзя. Однако на сектор прошли трое незнакомцев. Как они вошли, стало понятно спустя пару секунд – чуть позже на сектор вошел Антон Говорков – тот самый куратор таможни из ФСБ.
– Добрый вечер. Как мне увидеть начальников смен таможни и пограничников? – осведомился первый среди вошедших, по виду – старший и по возрасту, и по положению.
– Я вас слушаю, – Гера представился. Собеседник достал из кармана удостоверение и показал Большому. Тот бегло взглянул на документ, после чего кивнул, и они отошли в сторону.
«Хорошо, что пиво не пили», – подумал Виктор. Большов тем временем молча слушал оппонента. Виктор с Насоном и Говорков с двумя другими пришедшими стояли рядом, друг напротив друга. Наконец Гера сказал «все ясно», и они все вместе пошли до погранцов. Оставив вошедших у пограничников, Большов собрал всех в проходной комнате:
– Общее внимание, – тихо сказал он. – Сейчас прилетает Ташкент. На нем будет субъект с наркотой, серьезная партия, скрытая в багаже. Приехавшие ребята – из ФСБ. Они получили информацию. Ситуация такова: субъект прилетает, получает багаж, проходит через погранцов, они маячат нам, мы маячим комитету. Не задерживаем, не шумим, никаких лишних движений. Дальше субъект идет на выход, там его эти ребят берут под контроль, и все – остальное не наша забота. Все ясно?
Вопросов не было.
– Витя Пашнин – на хискан, во все уши слушаешь погранцов, сейчас я узнаю, что крикнут, у них одна кабина будет работать, не спутаешь. Гордеев и Насонов – на стойки, к вам встанет один эфэсбэшник. Еще один встанет к вам, – Гера посмотрел на охранников, – встречающим, таксистом там или кем, без разницы, ему тоже сообщим, что Пашнин скажет.
Все прошло как по маслу. Субъектом оказалась полненькая девушка лет двадцати пяти, с двумя кожаными чемоданами. Вопль негодования от пограничника «да откройте вы вторую кабину, они мне тут все сломают» был безупречен, поэтому Пашнин спокойно отследил указанную даму и оговоренным «пройдите, да вещи побыстрей забирайте» направил ее к стойкам и заодно дал «маяк» стоящему на выходе сотруднику ФСБ. Насон быстро штампанул ей в декларации, и она поплелась на выход. Во избежание сопровождающих лишних разговоров не вели, остальную работу делали на совесть. По окончании рейса к таможенникам подошел старший группы эфэсбэшников.
– Большое спасибо за работу, все прошло просто отлично, – с улыбкой сказал он, пожав всем руки. – Я сообщу Вашему руководству, чтобы вас всех поощрили. Контролируемая поставка не каждый день, знаете ли, бывает, тем более – все сделано практически без подготовки. А на экране было видно, что с багажом не все в порядке? – обратился он к Пашнину.
– Если я все правильно понял, там все в стенках, больно уж они толстые, а внутри чемоданов ничего интересного нет, шмотки накиданы для вида, – не смутился Пашнин. – Если бы попалась без вас – однозначно досмотрели бы, и стенки бы порезали.
– Вот это здорово! – еще раз улыбнулся собеседник. – Еще раз – большое спасибо! Мне пора.
– Ну, прогнулся, – Большов треснул Пашнина по плечу, когда эфэсбэшник ушел. – Давай двигай за пузырем! Напишут теперь тебе в трудовой: благодарность за то, что видел, но промолчал…
Все засмеялись. Виктор видел – Гере было очень приятно, что его смена так отличилась.
Через два дня позвонил адвокат, вечером этого же дня он прилетел с долгожданным документом по Степе Плаксину. Полное оправдание! В это не верилось, это было и ожидаемо, и неожиданно одновременно. На «пассажирке» все буквально летали. На следующий день те, кто мог из руководителей смен и «сосновских», отправились в офис к Каримову. Азамат Маратович напоил всех чаем и вкратце рассказал о поездке. Было видно, как он устал за последние дни. Конечно, были взаимные поздравления, объятия. Тая просто цвела от счастья.
– Так, сейчас я сделаю несколько звонков, – сказал адвокат, – а потом мы съездим в СИЗО. Постараемся все решить сразу, сегодня, не откладывая. Поэтому, ребята, если ко мне нет вопросов – попрошу вас всех на выход, мне нужно побыть одному.
Гера чуть задержался – по финансам, понял Виктор, – и вышел на улицу чуть позже.
– Вот, мужчины, у таможни появился свой адвокат, – сообщил он. – Не дай Бог что – мы знаем, куда придти за помощью. Человек дал слово, исполнил его, и деньги лишние не попросил.
– Будем надеяться, что не понадобиться, – сказал Буянкин, и все начали креститься, плевать через левое плечо, стучать по деревьям и смеяться. Минут через пятнадцать вышел Каримов, и все двинулись к СИЗО.
Там пришлось подождать около полутора часов. Пока ждали, решали, что делать дальше. Было понятно, что пьянки-гулянки не будет – Тае со Степой будет не до того, да и дочку надо со школы забирать, зачем им мешать? Можно и отложить веселье, опять же кому-то в ночь на работу, кому-то завтра в день. Решили обойтись малым застольем, чисто символически, что-то купить по пути, это и проговорили с Таей. Наконец, из двери СИЗО вышел Степа. Первой его обняла жена. Потом, по очереди пожали руки и обняли все остальные ребята. Через некоторое время стали рассаживаться по машинам. В основном все знали, где живут Плаксины – Таю возили в СИЗО почти все из присутствующих, не знающие обещали не отставать. Каримов попросил отвезти его обратно в офис:
– Ребята, вы гуляйте, пейте. Я тоже очень рад случившемуся, но… вы должны меня понять. Если я, человек совсем немолодой, буду выпивать по каждому поводу, у меня для работы не останется никакого здоровья. Поэтому не ругайте уж сильно, – и Азамат Маратович устало улыбнулся.