– Иди с богом! – пожал он своей большой костлявой рукой нежную руку хирурга и хлопнул его на прощание ладонью по спине. Он долго смотрел вслед уходящего человека и когда тот исчез за поворотом, старик улыбнулся, потер свои затекшие руки и медленно вернулся к беседке. Громко щебетали в кустах акации лесные птицы, повылезали после знойного дня из тени комары, они навострили свои тонкие острые носы и начали ползал по лицу и одежде в поисках места помягче и повкуснее. Солнце медленно катилось к горизонту, и длинная тень от липы протянулась уже через весь участок до самой бани. Вскоре со стороны вокзала услышал он тихий гудок поезда. Точно так же, как и тогда, как двадцать с лишним лет назад, последняя в этот день электричка отползала от перрона в сторону Петербурга. Он слушал как стучали, разгоняясь по рельсам, большие чугунные колеса, как гудел, набирая обороты, мощный электрический двигатель. Когда же звук электрички затих и на смену ему снова пришло пение соловья, старик приподнялся и медленно двинулся к дому.
В ту ночь, засыпая уже второй год один в своем доме, он вдруг снова почувствовал себя счастливым. Приятное чувство того, что он сделал в своей жизни что-то большое и хорошее, подогревало его душу изнутри. Он вспоминал то серое ноябрьское утро. Как приволокли они ему тогда в кабинет избитого парня в наручниках. Как спросили они его «ваш?» и он ответил им «да». Он помнил его лицо даже сейчас. Ведь каким бы разбитым оно не было, он не мог спутать его тогда с лицом того, чья фотография была в деле. Тогда он не понимал мотива, который заставил бы молодого парня отправиться в горячую точку за кого-то другого, да и сейчас, признаться, он его так же не понимал, но тогда он понял одно и понял правильно – в тот день обоим этим парням была очень нужна его помощь, и вот теперь, спустя все эти годы, он знал уже наверняка – помощь его не оказалась тогда напрасной.
16.
– К-кто ты? – Петро звучно проглотил слюну. Его губы тряслись, его широко раскрытые газа бегали по комнате в попытке найти хоть что-то, что могло бы ему помочь. Он уже понимал, что попал в какое-то дерьмо и усиленно искал способы вылезти из него, но напряженная мыслительная деятельность его была бесплодна. Андрей не ответил на его вопрос. Вместо этого он полез во внутренний карман своей клетчатой куртки и что-то оттуда достал. Какая-то картинка, какая-то фотография. Он бросил ее на стол перед Петро и тот быстро схватил ее своими дрожащими пальцами. Да, это была она, он понял это сразу, та фотография, которая отсутствовала в альбоме уже покойного старика. Он жадно вцепился в нее глазами. На ней было два человека. На заднем плане камни и залив. Именно этой фотографии не хватало в альбоме, который отдал он ему тогда, именно ее искал он всё это время и вот, наконец-то, нашел. Но зачем он ему отдал ее сейчас?!..
– Зачем? – спросил он, продолжая вслух свои мысли.
– Ты же хотел знать ответ.
– Хотел… – и Петро снова уткнулся глазами в фотографию. Два человека. Два молодых парня на фоне заката и воды. Одного из них он сразу узнал, это был Андрей, на нем было толстовка New York Rangers и он смотрел с фотографии с какой-то наивной детской улыбкой. Он узнал и второго, это был Витя, он так же улыбался. Тот же день, то же место, что и другая фотография из альбома, который лежал у него теперь в столе. Андрей! Вот и ответ на его вопрос – он и был третьим парнем, который был тогда с ними. Они с Витей знали друг друга, они были друзьями, а значит… значит… Вдруг он понял что-то, сердце его на мгновение остановилось, а потом с двойной силой забарабанило в груди. Какие-то старые воспоминания, что-то, что давно он забыл, но сейчас всплыло в его памяти с точностью фотоснимка. Черная толстовка New York Rangers, в которую был одет Андрей на фотографии. Он вспомнил ее, вспомнил окровавленное тело парня на полу, одетого в нее. Тело… сына Ромы?!
–Ты… ты сын Ромы?.. Антон?.. Но нет, нет, подожди! Этого не может быть! – проговорил он и, пытаясь понять больше, перевернул фотографию обратной стороной. Но других подсказок там уже не было, там, на посеревшей от времени стороне, увидел он лишь следы чьих-то кровавых пальцев. Кровь была высохшая, но еще свежая и не потемневшая. Петро вздрогнул от этой находки и поспешно перевернул фотографию обратно, снова всматриваясь в лица запечатленных на ней людей. Тот же человек с фотографии, только повзрослевший и возмужавший, стоял теперь перед ним и смотрел на него с улыбкой, но двадцать прошедших лет изменили эту улыбку на что-то другое, что-то злое, даже жестокое. – Это был ты?.. Но… но… подожди! – одна мысль проталкивала другую и ни одна из них не могла долго задержаться в голове. – Ведь этого не может быть, ведь… ведь я выстрелил в голову, ведь я убил тебя… я помню тело… помню кровь, это… лицо… это… – но что-то новое промелькнуло в голове и он снова впился в фотографию своими подслеповатыми глазами, – если ты жив… если ты жив… если жив… – повторил он несколько раз, путаясь и сбиваясь, – то… кто тогда мертв?!
– Ты знаешь это и сам.
Но Петро не знал. Вернее, только сейчас у него стали появляться первые слабые догадки.
– Ты… Витя? Хотя нет, подожди… подожди! Ты! – он снова уткнулся в фотографию. – Ты… Антон, сын Ромы?
Андрей нагнулся над столом так близко, что Петро мог чувствовать его дыхание своим вспотевшим лбом.
– Нет больше Антона, мой друг, и Вити тоже нет. В тот день, в том доме, благодаря тебе их не стало обоих!
Среди всего того хаоса, который творился у него в голове, одна вещь казалась ему совершенно неоспоримой. Всё это, всё то, что происходило с ним, с Александром, с его семьей, с Рафой, всё это было связано или, по крайней мере, имело какое-то отношение к событиям того далекого ноябрьского дня. И эти события двадцатилетней давности снова вихрем закрутились у него перед глазами.
«Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя убивать!» Услышал он слова, сказанные Александром, услышал ясно и четко, как будто в этой комнате сейчас были не только они вдвоем с Андреем, но и Александр, еще такой молодой, ещё… живой. Он помнил его кошачью походку, пистолет, направленный в сторону кровати, под которой что-то, как показалось ему тогда, зашевелилось. Он хотел нагнуться и посмотреть что там было, но вдруг услышал плач где-то рядом. Он был хорошо слышен в полной тишине, которую нарушал своим ритмом лишь маятник старых часов. Он донесся из шкафа. «Саш!» – окрикнул его тогда Петро и Александр резко повернулся к нему. Петро кивнул ему на шкаф и тот направил пистолет в щель между дверей. «Ау! Кто не спрятался, я не виноват!.. Тут, тук! Откройте!» – раздался в тишине его голос и голос этот спровоцировал новый приток плача. В шкафу кто-то был, кто-то, кто прятался там от них. «Не двигайся, чтобы ни случилось» и потом его «никому не верь, ничего не бойся и ни на кого не надейся», – хрип Ромы за спиной, его последнее кому-то послание… но кому? Тому, кто плакал, кто трясся там, в шкафу? Он запомнил тогда эти слова, запомнил очень хорошо именно потому, что не понял зачем Рома сказал это. Ведь тогда это уже не имело никакого смысла. И вдруг… удар, крик, грохот, дверцы шкафа резко растворились, что-то выскочило оттуда и палец Петро, лежавший в напряжении на спусковом крючке, непроизвольно надавил на него. А потом… потом всё было как в тумане, он видел, как рухнуло на пол окровавленное, почти обезглавленное тело, помнил забрызганную кровью и тем, что Шабаев потом назвал в рапорте «остатками биологического материала» стену напротив. Потом он видел Александра, вернее, он видел всё, но сознание его фиксировало лишь малое. Как затряс Александр рукой, как потянулся за упавшим на пол пистолетом. И потом обрез, который мгновение назад держал он в руках, но который теперь валялся на полу и из дула которого тянулась вверх тонкая струйка дыма. И вдруг… тишина! Глухая, долгая, как показалось ему тогда – вечная. Ему казалось, что он стоял там несколько часов, что день сменился ночью, а ночь снова днем, но секундная стрелка на его часах, когда он снова на них посмотрел, сделала лишь несколько оборотов. И вдруг этот голос, хриплый, слабый, но совершенно спокойный. Голос, который слышал он в голове своей потом всю жизнь. Он должен был говорить по-другому. Он должен был орать, должен был плакать, должен был биться в истерике, ведь это окровавленное месиво на полу еще совсем недавно было его сыном! Он очень любил его и Петро знал это. Знал от так же и то, что он хотел сделать его кем-то другим в этой жизни: юристом, менеджером, экономистом, в конце концом даже инженером, он не хотел, чтобы он пошел по его стопам, «это грязный мир», говорил он им, когда они спрашивали, почему он не хотел брать Антона с собой, и именно от этого мира и от всех этих людей он пытался его отгородить. Но в лице его Петро видел лишь прежнее спокойствие. И потом эта легкая улыбка на его губах! Будто не было окровавленного трупа перед ним на полу, будто стена напротив не была забрызгана кровью и «биологическим материалом». Будто всё было как прежде, как еще несколько часов назад. Его взгляд затухал с каждой проходящей секундой, но улыбка его продолжала светиться, как будто он один из них троих, вернее почти уже двоих, знал что-то, что давало ему силы держаться. «Одну ошибку ты всё-такие сделал, Саня, и она убьет тебя!» Слова его, сказанные тихо, но четко, сказанные сквозь хрип, сквозь свист воздуха, вылетавшего из пробитого легкого. Слова его сказанные ему, Александру или тому, кто лежал на полу с разорванной головой в толстовке New York Rangers или… кому-то другому? А может тому, кто смотрел на него с фотографии с еще наивной детской улыбкой, тому, кто теперь стоял спустя все эти годы в той же самой комнате и так же смотрел на него с улыбкой, в которой уже не было ничего детского и наивного?!
– Этот парень, которого я убил, – голос Петро поднялся на несколько октав вверх и зазвенел как натянутая струна. – Ведь это был Антон, – произнес он не то утвердительно, не то вопросительно. Андрей снова не ответил ему ничего, Андрей продолжал смотреть на него, будто получая особое удовольствие от его страха и напряжения. – Ведь… ведь его опознали после, – продолжал он, – Рому… и сына его…
– Кто?
– Нюра, соседка… справа. Следователь пригласил ее в тот же день на опознание и она подтвердила, что убитыми были Роман Евстигнеев и Антон, сын…
– Но у Антона не было головы, Петя! Как могла она его опознать?!
– По его куртке…
– Этой? – Андрей двинул к нему ближе по столу фотографию, и Петро снова увидел Андрея, с улыбкой смотревшего на него с фотографии двадцатилетней давности, одетого в точно такую же толстовку New York Rangers… Вдруг он вспомнил старика, отца этого Вити, его слова про то, что кто-то подсел к нему тогда на скамейке и рассказал про то, что Вити его нет и что тело его находится в могиле Евстигнеевых. Он вздрогнул, будто острая игла впилась ему в какой-то крайне чувствительный участок кожи и медленно поползла куда-то вглубь. Череда не связанных с друг другом событий разных лет в первый раз выстроилась перед ним во что-то единое и последовательное.
– Это был Витя… Он был в твоей… твоей куртке?!
– Браво! – Андрей хлопнул в ладоши несколько раз и каждый из этих хлопков, как уходившее эхо от выстрела, разносилось по комнатам дома.
– Значит ты… ты Антон? Ты не был мертв, тебя не убили, ты был… вы были в той комнате тогда вдвоём, он прятался в шкафу, а ты… ты был тогда под кроватью… А эта бабка, эта старая… тупая бабка, она увидела эту куртку, которую видела на тебе до этого и… и подумала, что это и был Антон… Ее слова и занесли тогда в протокол! И эти слова… То, что говорил тогда Рома, эти слова не были тогда адресованы нам, они были для тебя! «Никого не слушай, никому не доверяй!» И про эту ошибку, которую Александр совершил, и которая рано или поздно его должна была убить!.. Он говорил это тебе, говорил для того, чтобы ты… ты… – тут Петро задрожал и реальность, жуткая и безысходная, открыла перед ним свою зияющую чернотой пасть, – … вернулся потом… за нами!
– И вот, Петруша, я, наконец-то, здесь…
Что-то оборвалось внутри Петро в этот момент. Он простонал и через мгновение что-то теплое и влажное потекло по ножке стула вниз, на пол. Он хотел встать и броситься прочь, но страх сковал все его члены, и он продолжал сидеть неподвижно, лишь большие выпученные глаза, как у рыбы, продолжали бегать по комнате.
– Я… я не хотел тогда никого убивать…
– Но ведь убил.
– Это… это… это случайно! Саша просил меня быть там и я… просто пришел, но потом дрогнула рука и… и вот произошло то, что произошло! Послушай, я честно не хотел! Это случайно! Ей богу случайно, послушай! Такое… странное стечение обстоятельств. И если ты думаешь, что я забыл об этом, то нет! Каждый день, каждый божий день я вспоминаю об этом. Это у меня вот тут вот сидит! – Петро с силой гулко несколько раз ударил себя рукой в грудь, куда-то в область сердца. – Я не могу забыть этого! Я… я думал это пройдет со временем. Я даже купил себе этот дом, знаешь, говорят, клин клином вышибают. Я думал, если я поселюсь в нем, если не буду бегать от своих кошмаров, а окажусь перед ними лицом к лицу, то что-то изменится, что-то произойдет. Но эти кошмары… они продолжаются каждый день, каждую ночь. Если бы у меня была возможность, я бы вернулся в прошлое и всё поменял, я… я бы просто не пошел тогда с Александром… Нет, я не просто бы не пошел, но и Александру бы не дал возможность идти… Это была большая ошибка. Я признаю ее целиком и полностью, я раскаиваюсь. Прости меня!..
Андрей внимательно слушал говорившего Петро. Горячий взгляд последнего, его большие, с полопавшимися кровяными сосудами глаза, его большой красный нос, свидетельство особой страсти к горячительным напиткам, казалось, произвели на Андрея какое-то впечатление. Он вдруг выпрямился, отшагнул от стола, развернулся и неспешными шагами двинулся к лестнице вниз. Петро хотел ему что-то сказать, что-то спросить, но внутренний голос подсказал ему этого не делать. Если он хотел уйти, пускай идет. Это будет только к лучшему. Тогда у него будет время, тогда у него, возможно, появится еще один шанс.
И Андрей действительно ушел. Через четверть минуты Петро услышал тихий привычный скрип ступеней. В голове его тут же закрутились новые мысли. Испуг отпустил, по крайней мере испуг тот, который до этого парализовал и обездвижил всё его тело. Он бросил быстрый взгляд на часы. Они мерно постукивали у стены. Он снова прислушался. Внизу были слышны шаги и какое-то копошение, потом звук открывшейся двери в туалет. Надо было действовать быстро и решительно! Он быстро схватил с пола пистолет и вытащил из него обойму. Патронов там по-прежнему не было. В ящике должна была лежать запасная и он дернул на себя ручку. Но поиск не увенчался успехом. Там было пусто. Видимо Андрей не плохо покопался и здесь.
– Часы! – проговорил он себе шепотом. Он быстро поднялся со стула и на цыпочках, стараясь это делать как можно тише, подкрался к стоявшим у стены часам. Он потянул за дверцу, она не двинулась. Но так и должно было быть. Тогда он приподнялся и рукой, сверху, нащупал лежавший на часах небольшой ключ. Он был на месте, был там, куда положил он его когда-то уже очень давно. Он схватил его и быстро пристроил к небольшой замочной скважине в дверце часов. Он повернул его, замок еле слышно щелкнул и дверца сама, как будто кто-то толкнул ее (на самом деле она просто была деформирована от времени) подалась вперед. Там, в небольшом потайном пространстве, рядом с механизмом часов, увидел он то, что искал, на что надеялся теперь больше всего. Тот самый обрез, выстрел которого и был роковым для Вити. Он схватил его и быстро откинул ствол. Там было два патрона. Он поднес обрез чуть ближе к глазам и посмотрел на них внимательнее. Капсюли были целыми, патроны не были стрелянными. Внизу, у приклада, стояла коробка с патронами, Петро взял её и посмотрел на блестевшие капсюли. Всё было на месте. Всё было целым и не тронутым! Всё как тогда, как много лет назад, когда он запрятал его туда, надеясь больше никогда и ни за что не доставать.
– Ну подожди у меня, с-с-сука! – прошипел он яростно и злобно. Он быстро двинулся обратно к столу. – Сейчас ты ответишь мне за всё!
Вскоре он снова услышал шаги. Андрей (про себя Петро по-прежнему продолжал называть его Андреем) подошел к лестнице и ее ступени снова заскрипели под нажимом его ботинок. Петро положил коробку с патронами на стол, нервно сжал обрез в руке, как тогда, как двадцать с лишним лет назад. Его дыхание было частым, его сердце колотилось так, что пускало по телу вибрацию, но от страха он больше не дрожал, страха в нем уже не было. Была злоба, была решимость, было желание отомстить!
И вот Андрей снова появился в комнате. В его руке была большая сумка, в которой было что-то тяжелое. Заметив фигуру Петро с направленным ему прямо в грудь оружием, он остановился, но потом как-то странно усмехнулся и прошел еще несколько шагов вперед. Палец Петро лежал на спусковом крючке и он чувствовал его упругость. Палец его слабо дрожал, но в этот раз он уже не боялся случайностей.
– Ну что, сукин сын, поговорим с тобой теперь?! Продолжим теперь наш разговор?..
– Ты за старое что ли, дядь Петь? Или что, штаны подсохли и смелость появилась?
Петро покоробило от такого ответа и этот бессмысленный разговор он решил больше не продолжать.
– Сейчас ты себе в штаны наделаешь! – он надавил на спусковой крючок и в комнате раздался оглушительный выстрел. В ушах загудело, тело Андрея слегка качнуло, но он остался на ногах, остался целым и невредимым. По правде, Петро и не хотел его убивать, пока не хотел, он целил ему в ноги, он хотел, чтобы он свалился на пол, уж слишком многое было еще между ними недосказанного, уж слишком сильно он его оскорбил, но неподвижная поза того, его прежняя улыбка, снова пустили страх по его жилам. Петро снова взвел оружие, снова прицелился, в этот раз уже прямо в цент груди и снова надавил на крючок. Выстрел. Тело Андрея снова шелохнулось, видимо от волны, пущенной пороховыми газами, но он не сдвинулся ни на сантиметр, только полы его рубашки, да зашевелившиеся на голове волосы, намекали на то, что по нему только что стреляли.
– Что за… дерьмо! – Петро снова переломил ружье и две пустые гильзы с глухим звуком упали на пол. Он готовился к тому, что в этот момент Андрей бросится на него и он готов был резко поднять обрез, чтобы ударить его, но Андрей стоял неподвижно, на его лице была улыбка, только не злобная, а такая, с которой смотрел он на него с той старой фотографии.
– Ничего, я подожду, не торопись, – успокоил он Петро своим спокойным голосом, когда тот, трясущейся рукой, роняя патроны на пол, пытался зарядить обрез. Наконец оба патрона были на месте и он снова направил оружие в лицо Андрею. В этот раз он целил еще выше, в голову.
Повисла пауза. Пол минуты, может целую минуту оба стояли неподвижно. Оба изучали глазами друг друга. Петро медлил. Какие-то новые догадки, мрачные и пускающие озноб, прокрались в его сознание. Что-то здесь было не то, уж слишком он был спокоен, как и Рома тогда, он будто что-то знал. Петро переложил обрез из правой руки в левую и, не отводя глаз от своего противника, потянулся рукой к рассыпанным в нервной спешке на столе патронам. Он взял один из них и посмотрел на капсюль. Он был цел. Тогда он осторожно, пальцами одной руки, перевернул его и посмотрел на пулю. И тут обрез затрясся в его руке так, как будто он собирался стрелять по мухам, но никак не в человека. В нем не было пули! Кто-то заранее вынул ее оттуда и заткнул место пыжом, чтобы порох не высыпался оттуда раньше времени.
Петро разжал пальцы и патрон звучно упал на пол. Через мгновение опустился вниз и обрез. Точно так же, как и пистолет, он был теперь совершенно бесполезен. Его лицо снова изменилось. На смену злобе снова пришел страх. Он до крови закусил нижнюю губу, осторожно положил обрез на стол и опустился на прежнее место.
– Как тебе всё это удалось?
– Немного терпения, немного способностей и куча желания…
– Но я почти не выходил из дома!
– И не надо было, мне ты совершенно не мешал.
– Что ты имеешь ввиду?
– День. Какой сегодня день, как думаешь?
– Сегодня четверг!
– Сегодня суббота, Петь. Суббота. Ты опять проспал всё самое интересное.
– Проспал?! Но как? Подожди… Ты… ты напоил меня чем-то?
– За это ты не волнуйся. В совокупном количестве того дерьма, которым ты поил себя сам, это была лишь самая малая доза.
Петро почесал сзади шею. Он вспомнил, что несколько раз просыпался с диким чувством того, что проспал гораздо больше чем надо. Но тогда, еще не имея никаких подозрений, он списывал это на алкогольное опьянение предыдущего дня. Теперь же он понимал, что всё это было не так и теперь всё вставало на свои места. Андрей не был в его доме, пока он выходил, Андрей был здесь, был с ним, осматривал всё, ходил по его комнате, Андрей сидел за его столом и без всякой спешки вытаскивал одна за одной пули из каждого ружейного патрона! И всё это время он был рядом, бессознательно валялся на кровати, не подозревая и не осознавая того, что уже давно был частью этой жуткой игры.
– Значит ты был в моем доме до этого? – спросил он и слезы страха потекли по его щекам.
– Нет, Петь, я был в своем доме.
– Что с Сашей… с Дианой, с Михой? – спросил он после минутного молчания и голос его прозвучал уже обреченно.
– Они закончили свою охоту, – Андрей поднял с пола тяжёлую сумку и с грохотом поставил ее на стол перед Петро. – Но я свою пока еще нет!