6.
Пламя вспыхнуло и тут же затухло. Яркая вспышка на сотую долю секунды пронзила окружавшее Александра пространство полного мрака. Но этой сотой секунды света хватило для того, чтобы рука его невольно разжалась и зажигалка с грохотом упала на пол. В свете этого мимолетного пламени он видел то, что видеть просто не мог. Он видел тела, какие-то неподвижные, какие-то двигавшиеся вдоль стен. Их было пять, может шесть, может даже больше, ему показалось, что он видел Димона, показалось, что видел даже Миху и… Кати. Будто вся его прежняя семья была в сборе, будто все они были живыми и сидели сейчас здесь, смотрели на него и ждали только его одного. Но это галлюцинации! Это игра воспаленного воображения! Это бред!
– Спокойно… спокойно… спокойно! – еле слышно прошептал он самому себе несколько раз. Он терял рассудок, это было очевидно. Мир реальный и мир его видений, фантазий и страхов смешался в его голове в одну дерьмоподобную смрадливую бессмысленную массу. Где он был – на острове? Он не был уверен уже в этом так, как прежде. Вся прежняя база мыслей и знаний, весь естественнонаучный свод его представлений о мире медленно разрушался у него под ногами, опуская его в бездну и пустоту, в эту комнату с этими телами, с этими видениями, запахами смрада, дерьма и легким ароматом духов Fleurissimo от Creed, которые так любила Грейс Келли и, следовательно, его Кати.
Он опустился на пол. До слуха долетал чей-то стон, чей-то шепот, чье-то слабое копошение рядом. Его рука протянулась вперед, он начал ощупывать поверхность пола под собой, пытаясь найти зажигалку. Но рука почти сразу влезла в лужу какой-то жидкости. Кровь?! Он поднес ее к носу и сделал неглубокий вздох. Нет – дерьмо! Запах экскрементов и стухшей мочи ударил в ноздри так сильно, что он невольно закашлялся. Даже сейчас, даже среди всего этого ужаса он сохранил в себе чувство брезгливости и быстро обтер руку о правую брючину. Что-то лязгнуло сзади, странный металлический звук, от которого он вздрогнул. Но сзади ли? Он оглянулся и пытался там что-то высмотреть, но там была лишь темнота. Звук этот мог донестись справа, мог слева, мог даже спереди. В этой полной темноте, в этом жутком пространстве, где не работала привычная механика Ньютона, где не работала даже физика Эйнштейна, не было ни права ни лева, не было ни верха, ни низа, здесь не было ничего! Новый лязг. Металл о металл. И опять источник этого звука остался ему неизвестен.
Он нервно продолжал ощупывать пол. Пальцы касались лужи этой мерзости, но ему уже было не до брезгливости. Он должен был найти эту зажигалку во что бы то ни стало. Ведь жизнь его, жизнь Дианы зависела от этого небольшого металлического предмета, который валялся где-то рядом на полу. Снова лязг, в этот раз громче, в этот раз отчетливо позади. Он вздрогнул и отполз в сторону. Колени стояли в луже, но эстетическая сторона всего этого дела его уже не интересовала. Другие мысли и вещи занимали его беспокойное сознание. Снова лязг, какие-то искры, которые на долю секунды осветили помещение вокруг. Он вздрогнул и пополз назад, но вдруг что-то с силой схватило его сзади за волосы и потянуло к себе. Александр заорал, вернее завизжал. До этого он даже не догадывался, что может издавать такие звуки. Он дернулся сильнее, но то, что держало его там, лишь крепче сжало волосы. Он рванулся вперед, в этот раз с силой. Треск волос и большой их клок (он почти сразу провел грязной рукой по голове) остался где-то там, позади.
– Кто здесь… К-к-кто?
Снова лязг, в этот раз совсем рядом с ним, совсем над самым его ухом, над самым лицом. Яркая вспышка осветила пол, его грязные джинсы в луже и маленький металлический предмет в нескольких метрах. Зажигалка! Александр пополз к ней, руки и колени хлюпали по мокрому полу. Не сразу, но он нащупал ее, вот большой палец лег на колёсико, вот он надавил и вот пламя, слабо мерцая в этом неподвижном спёртом воздухе, осветило всю комнату.
Несколько секунд он всматривался. Глаза видели, но мозг, этот процессор в его голове, преобразовывающий потоки фотонов с камер глаз, был просто не в состоянии принять то, что видел он перед собой. Он видел Кати, ее большие тёмные глаза, которые смотрели на него с ужасом и страхом, видел рядом Якова и Платона. Рядом с Кати он видел Диану, она лежала, опустив голову Кати на плечо, и по лицу ее текла кровь. Она была жива?! Первым желанием было броситься к ней, но это желание он в себе подавил. Ведь всё это не больше чем иллюзия! Ведь всего этого не было и быть не могло!
Взгляд его пополз дальше и ужас, поднимаясь из этого дерьма на полу, полез вверх по его напряженным жилам, оканчиваясь в кончиках его только что порядевших таким неожиданным образом волос. Рядом с Дианой, почти касаясь ее, было полуголое, активно разлагавшееся тело Михи. Его тучное брюхо, казалось, стало еще толще, оно надулось как огромный шар, готовый лопнуть в любую секунду как дирижабль Гиндебург, и добавить этой и без того погруженной в зловоние комнате еще больше незабываемых ароматов. Рука с зажигалкой дрожала уже так сильно, что пламя мерцало в темноте, что в сочетании с дерьмом и бесчувственными телами создавало особый антураж какой-то сельской дискотеки под утро. Что-то было справа. Тела! Опять тела! Опять призраки. Он присмотрелся. Димон и Вася. Димон, мать его и мать его Вася, сидели по другую сторону стены, напротив батьки с его надутым как воздушный шар брюхом и смотрели на него пустыми глазницами своих вырванных кем-то глаз.
– Не может быть! Не может бы-ы-ы-ыть! – его голос, тонкий и оборвавшийся в конце на собачий вой, вырвался из груди и разнесся по подвалу, по первому этажу дома, долетел до чердака и вернулся к нему отголосками со всех сторон. Его голос пробудил Диану и она, вздрогнув и замычав как корова, к заднице которой только что приложили раскаленное клеймо, забилась у стены. Ее рот был заклеен лентой. Рот каждого из тех, кто был еще жив, был заклеен этой чертовой лентой.
– Эй! – проговорил он тихо и тут же увидел, что Кати, смотревшая на него всё это время, тянула к нему свои руки, в одной из который была выдранная копна его волос. Но вместо того, чтобы двинуться к ней, он пополз назад. Мычание стало сильнее, мычание уже четырех голосов – Кати, Дианы, Якова и Платона. И вдруг металлический лязг. В этот раз отчетливо позади, почти над самым ухом!
Александр развернулся. Медленно, как гусеничный трактор, крутившийся на месте, он перебирал коленями в луже и наконец обратился к стене позади. Это была дальняя стена и зажигалка почти не освещала этот участок комнаты. Но он заметил тень в углу, неподвижную, смотревшую на него, и тут же две точки глаз, в который отражалось пламя его зажигалки.
– Ты… кто? – прошептал он и слова его тут же утонули в тишине. Но тень его услышала, по крайней мере она шевельнулась и подалась вперед. И тут Александр увидел! Этот был он, Андрей, который еще совсем недавно был их жертвой. Но вот только взгляд его уже был другим. В нем не было испуга, не было злости, и странная гримаса виднелась на вытянутых в тонкую линию губах. Он приподнялся и сделал шаг вперед, потом второй и тут Александр заметил, что в руке его был топор. Большой острый топор, которым рубили они ветки для камина. Рубили с Михой. В другой его руке был точильный камень и он, будто желая приоткрыть для Александра природу этого звука, провел камнем по его лезвию, высекая новый поток ярких искр.
– Тебя нет… ты… ты же мертв… – голос Александра звучал не то утвердительно, не то вопросительно.
– Саня, мы все когда-то умрем! – Андрей вытянул вперед топор и провел его холодным металлом по мокрому лицу Александра, – только кто-то позже… кто-то раньше! – его голос был уже другой – мрачный и глухой; и от этого голоса, или от слов, комната наполнилась новыми звукам мычания и стона.
– Послушай, друг, не надо! Мы договоримся, мы придумаем что-нибудь… Ведь… ведь это, если это вопрос денег, то… – начал было Александр, но вдруг, не договорив, резко бросился на Андрея. Он хотел ударить его кулаком в лицо, хотел сбить с ног, выхватить топор и бить его им до тех пор, пока тело его не превратится в кровавое рагу. Но нет. Не получилось. Андрей оказался быстрее и сильнее. Удар обухом пришелся Александру прямо в лоб и он, пробормотав что-то неразборчивое, тихо повалился в прежнюю вонючую лужу.
В комнате было светло, когда он снова открыл глаза. Желтая лампочка, закопченная и потемневшая от времени, помаргивала над головой. Вокруг нее нарезали круги мотыльки. В ушах гудело и откуда-то издалека, преодолевая эту стоявшую в голове звуковую завесу, доносился приглушенный механический звук. Кто-то снова запустил электрогенераторы.
Сознание приходило к Александру медленно, но с каждой секундой, с каждым мгновением его возращения сюда, на этот остров, в этот дом, страх и ужас растекались по венам, опуская его в жуть происходившей с ним реальности. Он вспомнил кто он, где он, и уже потом – что с ним происходило. Одно за одним события предыдущих дней и чуть позже часов развертывались у него перед глазами. Миха, разрезанные лодки, потом его двое сыновей. Бежать! Сейчас же! Немедля! Единственный разумный вывод из всех его мыслей. Он попытался встать, но не смог. Что-то держало его ноги, какая-то цепь или веревка. Через мгновение новый звук. Чье-то приглушенное мычание рядом и почти сразу ноздри его, сквозь запах этого смрада и дерьма, учуяли запах дорогих духов.
– Неужели это всё происходит? – прохрипел он, обращаясь не то к себе, не то к любому из тех, кто мог его слышать. Голова раскалывалась изнутри и с наружи и он, поднеся руку ко лбу, обнаружил там большую рану с запекшейся кровью. – Что это такое, как… – вдруг он увидел Кати. Ее заплаканное лицо рядом, большие испуганные глаза, черная лента закрывала ее рот от подбородка до самых ноздрей. – Кати, это ты или… Сейчас… подожди… – он потянулся к ней, он хотел сорвать эту ленту, но новый звук, в этот раз это был голос, заставил его замереть.
– Ну что, головка побаливает, командир? Вискарика может? – он узнал этот голос почти сразу. Это был Андрей. – Херовато тебе, да? – его физиономия выплыла откуда-то сбоку и повисла справа, в метре с небольшим от его лица. Александр не смотрел на него, но даже без взгляда туда чувствовал, что он улыбался и эта улыбка обжигала его снаружи и изнутри.
– Она… – Александр вытянул вперед руку и пальцем показал на Кати, потом на Якова и Платона. – Что здесь делает она… и дети… они что здесь делают?
– Как что?! Погостить к тебе приехали, Санек! – проговорил Андрей и громко засмеялся почти в самое ухо Александру. Этот смех прокатился по голове раскалывающейся болью и он поморщился.
– Нет, не может быть! Этого просто не может быть!
– Нет?! – Андрей не спеша подошел к Кати, взял за край липкую ленту и резким движением сдернул ее с его губ. Она громко завизжала, и Андрей сразу поспешил пристроить ленту обратно. – Ну орет она, командир, вполне реально! – он снова вернулся к Александру и снова сел на корточки рядом, где-то слева.
– Неужели всё это происходит на самом деле?.. – голос Александра звучал уже совсем тихо. Еще совсем недавно он надеялся на то, что это иллюзия или сон. Но визг Кати будто вернул ему ощущение реальности. – Послушай… Андрей, – он говорил с трудом. Каждое слово отдавало в голове резкой болью. Ему нужен был врач и чем быстрее, тем лучше. – Послушай… друг. Прижал ты нас в угол. Признаюсь тебе… никому это не удавалось до этого. Ты один… молодец. Молодчина… Выиграл ты свое и тебе, конечно, причитается… Послушай, у меня к тебе есть серьезный разговор, ты должен… нет… ты не должен, ты… черт, как же это слово… – Александр снова поморщился, мысли его сбивались и он не знал, как правильно выразить себя, как начать эту речь и как ее кончить. – В общем, послушай… деньги тебе нужны… деньги будут, много денег будет, если надо! Только давай всё это по-хорошему разрешим!
– Разрешим, говоришь?! – послышался короткий смешок. – По-хорошему, говоришь?! – Александр почувствовал, что Андрей придвинулся к нему совсем близко, теперь он чувствовал его дыхание на своем грязном и потном лице. Снова появилась мысль броситься на него, в этот раз он думал вцепиться ему в шею, чтобы уже точно, чтобы наверняка. Но нет. Вдруг он почувствовал холод металла у своего подбородка. Это был топор. Андрей медленно провел им по шее, прямо к подбородку и Александр почувствовал как заточенное до остроты бритвы лезвие сбривало его многодневную щетину. – Ты не брился уже целую неделю, Сань. Твоя молодая жена может это не оценить…
– Назови свою сумму!
– Сумму?
– Сумму… сумму, да!!! Сколько ты хочешь денег?
Андрей приподнялся и краем глаза Александр видел, как блеснула лампочка в отполированном лезвии топора. Он неспешно подошел к Диане. Она подняла на него свои испуганные глаза и что-то промычала, но что именно она промычала, этого он уже не разобрал. Тем же неспешным движением он двинулся вперед и ногой оттолкнул от Дианы разлагавшееся тело Михи. Оно с каким-то хлюпающим звуком упало на пол, в угол. В воздух поднялось большое количество мух и все они устремились к лампе, начиная вращаться вокруг нее вместе с мотыльками.
– Помнишь этот фильм, Саня, где чувак попал в какую-то аварию и очнулся в больнице после комы? Суть в том, что пока он в этой коме валялся, на земле случился апокалипсис, и зомби со всякими там упырями покрошили всех людишек, ну или почти всех. Этот хрен остался один, кругом машины дорогие, компьютеры, дома, яхты, золотые украшения, бабла – кучи немереные… одним словом всё, что только захочешь! Да вот только проблемка – не хочется уже ничего. Оказалось, что в мире одних только упырей, баблом ты себе можешь подтереть только задницу. А это, как ты понимаешь, тоже удовольствие сомнительное, так как купюры маленькие, палец может соскочить и будет уж совсем неприятно. То же самое и у нас с тобой, Саня! Денег много, да то, что мне от тебя надо за деньги не продается!
Андрей медленно опустил топор к тонкой шее Дианы, будто примеряя к ней лезвие. При виде всего этого, комната наполнилась новым стоном и мычанием, в этот раз уже всех четырех голосов.
– Прошу… не надо… Что хочешь – говори… Но этого… Андрей… друг… не надо! – голос Александра звучал уже жалобно.
– А знаешь, что?! Ведь я реально могу тебе что-то очень интересное предложить!
– Говори, что ты хочешь?..
– Кого!
– Кого?..
– Ты или они.
– Н-не понимаю тебя!
– Батюня!!! – Андрей вдруг крикнул это так громко, что Александр вздрогнул. Он резко подался вперед и через мгновение их лица были рядом. – Твои интеллектуальные способности начинают расстраивать даже меня! Смотри, – он протянул топор в сторону всех четверых своих пленников и по очереди ткнул в каждого из них. – Раз, два, три, четыре. Четыре жизни! Четыре молодые человеческие жизни с, так сказать, огромнейшим потенциалом роста с одной стороны и жизнь богатого, старого, сидящего в луже дерьма пердуна, рядом с которым валяется трупешник его толстожопого брательника и его недоразвитых сынков. Твоя жизнь вот здесь, на этой вот чаше, – Андрей покачал топором, жест, по его представлению напоминавший весы, – а они сидят вот здесь вот! Так какая чаша перевесит, а?!
Александр не отвечал. Теперь он понимал, о чем говорил Андрей, но сказать не мог ничего. Любой ответ казался ему неправильным.
– Ну не ссы же ты так, Саня! Смелее! Прими решение! Отдать жизнь за четверых человек, ведь ты же будешь героем! Ведь на том свете тебя в гарем с тысячей девственниц поселят. Во житуха-то будет. Спать вообще ложиться не будешь, шишка будет стоять как… Впрочем, там и шишки-то, говорят, даже нет. Зачем она там нужна среди ангелов-то, только лишняя трата божественной плоти… А впрочем нет, ведь это всё научно не доказано, может девственниц-то и не будет. Может ничего не будет, а будут лишь крышка гроба, лишь вздувшаяся как бочка брюхо, – с этими словами он пнул труп Михи, отчего из живота его раздался какой-то шипящий и булькающий звук и мухи, только что спустившиеся на свой ужин вниз, снова в испуге взлетели к лампе, – может жизни там нет, а есть только пустота. Вечная… непроглядная… самая пустотейшая из всех пустот пустота!
Александр ничего не ответил ему. Он сидел неподвижно на коленях, опустив свою голову вниз.
– Ты молчишь и это меня расстраивает, – Андрей снова нагнулся к нему и Александр почувствовал его горячее дыхание на своей щеке. – Или ты там уже мысленно, с девственницами? Твой ход, Саня! Давай!
Александр продолжал сидеть молча и неподвижно. Андрей подождал с минуту, потом он приподнялся и по тени его, которую отбрасывала на пол лампочка, Александр увидел, что тот поднял топор над его головой. Удар мог произойти теперь в любую секунду.
– Подожди… подожди… Всё отдам… все что есть отдам, только не губи.
– Ты начинаешь повторяться.
– Подожди… подожди…
– Ты или они, Саня?
– Подожди… ведь их четверо, а я… я один!
– Что, не равноценный обмен получается? Ну ты, блин, даешь! Это как в том анекдоте про «а сколько водки». Молоде-е-е-ц, сразу коммерсанта видно! Ну ладно! – Александр приподнял голову и заметил, что Андрей неспешно подошел к противоположной стене, где, связанными сидели четыре пленника. – Хорошо, твоя взяла! Давай выбирать с тобой! Давай начнем с… – он вытянул вперед топор и начал по очереди указывать в каждого из тех, кто был напротив, приговаривая при этом какую-то считалку, слова которой Александр не мог разобрать. Он досчитал до конца и остановился на Якове. Тот, увидев перед собой топор, задрожал и заревел, но лента, закрывавшая его губы, подавила громкий рев, и комната наполнилась лишь долгим продолжительным мычанием. Андрей же вытянул вперед обе руки и топор завис над тоненькой шейкой ребенка.
– Даже не вздумай, животное! – заорал вдруг Александр. Он был готов броситься на Андрея, но тот вмиг повернулся и заточенное лезвие оказалось перед его лицом.
– Назад, Саня, назад! – прозвучал его громкий, но спокойный голос. Александр послушно попятился назад, в ту лужу, в которой сидел до этого. Он больше не брезгал этого дерьма и его ладони с хлюпаньем перебирали по мокрому полу. – Такая маленькая тоненькая шейка и такой здоровенный топор! – Андрей поднял топор к лампе и он заблестел в ее желтых лучах. – Это заставляет меня задуматься о хрупкости жизни в эту эпоху тотального технического контроля. Какая глупая трата еще не распустившегося цветка! – он снова повернулся к ребенку, но в этот раз совсем ненадолго. – Впрочем, согласен! Побережем мы их… на десерт. Давай-ка мы начнем с с… с… с… этих двух дам! – он ткнул топором в сторону Дианы и Кати и медленно подобрался к ним. Обе, как по одной команде, опустили головы вниз.
– Кого выбираешь, Санчоус?! Дочь, амбициозную, с конскими яйцами натуру, – он взял Диану за подбородок и поднял его вверх, – или трофейную жену, – он так же поднял вверх лицо Кати, – красивую и юную, правда уже с немалым пробегом… хоть и не по России, а? Или… или у тебя всегда есть последний выбор! Ты знаешь, кто это! Тебе, как говориться, будем всегда рады! Давай же, Саня! Свобода выбора в своем лучшем проявлении! Определись, наконец, а то ведь выбор придется делать уже мне, а это будет уже совсем не демократично!
Александр ничего не отвечал. Он сидел неподвижно на полу и смотрел вниз, на отражавшуюся в луже лампу.
– Ну ладно, друг, как хочешь! – Андрей снова начал считать, какая-то детская считалка, которую Александр когда-то даже знал, но сейчас уже совсем не помнил. Когда через пол минуты он закончил, в комнате послышался стон и за ним какое-то дикое нечеловеческое мычание. Александр поднял голову и увидел, что Андрей уже стоял над Дианой с поднятым вверх топором.
– Подожди… подожди, Андрей. Нет! Не надо, – проговорил он и через несколько секунд тихо добавил, – ее не надо!
– Ого-го-го! У ослицы вдруг голосок прорезался! А кого надо, Саня? Может свою кандидатуру хочешь выдвинуть? Давай, давай! Ты у нас на особом положении! Тебе, как сверхчеловеку, вход без очереди.
– Ее давай, Екатерину, – назвал он свою жену полным именем и тут же пояснил, будто боясь, что Андрей мог не понять о ком шла речь, – вторую.
Андрей опустил топор на пол и сделал шаг к Кати. Его лезвие с металлически звуком проскоблило по бетонному полу. Кати, услышав свое имя, забилась в какой-то истерике, но это было не долго. Уже через несколько секунд она окончательно потеряла все силы, вся ее энергия превратилась в жалобный стон и большие крупные капли потекли из глаз на нос, заклеенный пленкой рот, на подбородок и потом на пол. Она опустила голову вниз и по ее подергиваниям было заметно, что она плакала.
– Поздравляю! Любимый муж выбрал тебя! Великая честь, однако. Так сложно жить в этом патриархальном мире, где все самые важные решения принимают мужики, да? – он приподнял топор и слабо провел им по шее Кати, будто выбирая то место, куда должен он будет вогнать лезвие. Кати сильно дрожала и издавала какие-то звуки, напоминавшие повизгивание щенка. Ее джинсы в области правого бедра вдруг потемнели и небольшой ручеек понес в лужу в центре комнаты поток новой жидкости. – Ну не бойся ты так. Ведь это быстро. Как прививка от гриппа. А может ты муженьку на последок хочешь что-то сказать, а? – Андрей нагнулся над ней и осторожно потянул за край ленты, которая закрывала ее рот.
– Н-не-е-ет… н-н-е-е-е-н-н-адо… – жалобно протянула Кати и голос ее прервался диким ревом.
– Н-н-ненадо что? – передразнил ее Андрей.
– У-у-у-бивать м-м-меня н-н-н-е-е-е-надо…
– Сань! Ну видишь, что происходит?! – Андрей повернулся к Александру. – Не согласна, говорит. Не хочу умирать, говорит. Не справедливо, говорит. Конфликт супружеских интересов получается. Что делать-то будем?
– Её, – повторил он мрачно, – её руби.
При этих словах Кати заплакала еще сильнее. Она что-то говорила, вернее хотела что-то сказать, но плачь не дал ей и слезы, смешиваясь с соплями изо рта и ноздрей закапали на мокрые джинсы.
– А может вторую всё-таки? Ведь эта помоложе и посимпатичнее будет той, Дианы-то. Ведь молодым дорогу надо уступать, а?
– Её! – повторил Александр уже громче и решительнее.
– А, понял! Расходный материал. Типа всегда можешь новую купить…
– Н-не-е-ет… н-н-е-е-е-н-н-адо… – глотая слезы и сопли ревела Кати. – Я… не люблю его… я не хочу быть с ним… их убейте… их всех… я не хочу умира-а-а-ать… Я не винова-а-а-ата ни в чем!
Андрей опустился рядом с ней на корточки. Рукой он поднял вверх ее заплаканное лицо с потекшей тушью, с соплями, которые текли ручьем по подбородку.
– Так зачем ты тогда с ним, если не любишь?
– Я не знаю… я… я…
Андрей с улыбкой прислонил топор к ее горлу.
– Деньги… – простонала она, – только деньги. Я… я вышла за него из-за де-е-енег! Я не люблю его и… и… всю эту семью… Я глупая, я совершала ошибку. Убейте их! И-и-их! Меня отпустите, пожалуйста… Я… на всё готова, я сделаю всё… всё, что скажете… только отпустите!
– А что именно ты готова сделать? Прости, но намеки не моя сильная сторона…
– Всё! Всё готова сделать! – выпалили она на одном дыхании и снова залились слезами.
– Из-за денег говоришь? Продавать себя это глупая затея при любых обстоятельствах, но продавать себя, когда ты уже богат, это верх глупости! Знаешь кто это сказал?
– Н-нет! – Кати покачала головой.
– Уорен Баффет, старикашка из Америки. Инвестор, у которого денег как у самого чёрта, впрочем продажная скотина и жополиз, но жопы, надо признаться, исключительно большие лижет. Но старый хер прав, продаваться за мелочь это вещь неблагодарная. Вот ты скажи мне, скажи только честно. Стоил ли твой новый Айфон, часы эти твои новые, – Андрей кивнул на руку, на которой висели золотые часы, которые подарил Александр ей на день рождения, – того, что дала ты этому старикану взамен? А может дом в Испании или Америке? Может Инстаграмм с фоточками морей и музеев?
– Нет, не сто-о-о-ит. Это ошибка! Я… я ошиблась. Мне не надо ничего этого… ничего… Убейте их… меня не надо!
– Молчи, дура! – зашипел на нее сквозь зубы Александр. Он не поднимал на нее глаза и взгляд его по-прежнему был направлен в отражение лампы в луже.
– Правда не на-а-адо, я ошиблась, ей богу оши-и-и-блась!
– А ты и в бога веришь?
– Верю в бога! Ве-е-ерю!
– В бога веришь, а тело свое продаешь. Сонечка Мармеладова прямо! Только вот Сонечка-то ради нужды телом торговала, детей спасти хотела, а ты за простое яблоко продаешься. Интересно! – Андрей приподнялся и повернулся к Александру. Голос его звучал уже громче. – Ну а вот муженек твой в бога не верит. Не признает ни его, ни закон. Говорит, бога нет, а закон для меня пустое место. Не для господ всё это. Я, говорит, сам себе и закон, и бог. А всё остальные – это так, чернь, грязь под ногами. Так, Саня?
– Не так я говорил, – голос Александра звучал мрачно, но твердо. – Её убей, а нас отпусти. Ты обещал. Денег не пожалеем – дадим сколько захочешь. Всё отдадим, все эти дома, все эти яхты… всё богатство о котором говорил, твоим теперь всё это будет, только… отпусти.
– Саня, Саня, Саня! – здесь Андрей опустился на колени рядом с Александром, опустился прямо в вонючую лужу, нисколько не смущаясь эстетической стороной вопроса. – Не всё в этом мире продается, и не всё покупается! И тот закон, об который ты всю жизнь вытирал ноги, по которому топтался и которым подтирал свою богатую накачанную ботоксом жопу, если ты еще этого не понял, не был придуман для тех, по которым ты ходил! Он был придуман для тебя, и тебя он, прежде всего, защищал! И вычеркивая себя из этого закона, выходя за его пределы, становясь над ним, под ним, сбоку, справа, слева, не важно где, но важно, что вне его, ты оказываешься вдруг там, где царит беззаконие, где царят лишь принципы силы, причем силы физической, в самом ньютоновском понимании этого слова. И тогда, – Андрей ткнул его пальцем в лоб, отчего Александр отдернул голову назад, – и вот тогда ты вдруг оказываешься голым, слабым и хилым существом в мире полном опасностей. И остается у тебя лишь бог, единственная твоя опора и защита в этом мире. Но ты и его, точно так же как и закон, отправляешь на свалку…
– Подожди… подожди… ты не понял, я хочу объяснить тебе что я имел ввиду, мы, то есть… хочу извиниться даже, скорее… – начал было Александр, но как докончить он уже не знал и оборвал фразу в самом начале. Тот Андрей, который сидел рядом с ним в луже дерьма, который держал в руках топор, уже не был тем Андреем, которого привезла несколько дней назад на остров Диана. Это был уже совершенно другой человек, с иной интонацией речи, иным мировоззрением и этот человек, Александр понимал это уже вполне и от этого вести с ним диалог становилось совсем не легко, был в сотни раз опаснее того недалекого гопника, который вылез тогда из машины с бутылкой пива в руке.
– Не надо извиняться, Саня. Обиды нет. В том мире, в котором ты оказался, обиды не существует. Ведь если нет ни закона, ни бога, то и другого ничего нет. Остается только лишь этот дом и эта лужа дерьма у нас под ногами, – при этих словах Андрей поднял руку с пола и провел ею по волосам Александра, – есть только такие как я и остатки твоей недобитой еще до конца семьи!
– Кто ты? – спросил его тихо Александр. – Взялся ты откуда? – он поднял на него взгляд и их глаза встретились. Взгляд этих глаз в этот раз обжег его – умный, пронзительный, жестокий. Он не ответил ему ничего. Он лишь странно улыбнулся, приподнялся и не спеша покинул комнату. Александр так же хотел уйти, но ноги его держала металлическая цепь. Он дернул брючину на провой ноге вверх и увидел, что нога его была прикована к толстой цепи, которая, в свою очередь, была приделана к полу. Это был старый, но очень надежный механизм. Металлический стержень входил глубоко в землю и цемент, и вырвать его безо всяких инструментов не было никакой возможности. Он рванулся еще раз и, на всякий случай, еще несколько раз, но результат по-прежнему был нулевым. Тогда Александр повернулся к детям, их большие и заплаканные глаза смотрели на него под тусклым светом этой лампы.
– Всё хорошо, всё будет хорошо. Папа решит вопрос, папа что-нибудь придумает! – проговорил он им первое, что пришло в голову и тут же повернулся к Кати.
– Что они тут делают? Как ты тут оказалась?! – но ответить Кати не могла. Лента по-прежнему была у нее на губах, да Александру ее ответ был не так уж и нужен. – Ди! С тобой все в порядке?! – он заметил, что у Дианы лицо было в крови. Диана в ответ кивнула ему головой. – Хорошо, хорошо! Спокойствие, главное спокойствие, мы… я что-нибудь придумаю!
Впрочем, времени что-то придумать у него не было. Через несколько минут из двери снова послышались шаги и в комнату снова вошел Андрей. В его руках было два предмета – один из них Александр разобрал сразу, это была лента, которой были заклеены рты всех кроме него, в другой что-то, что было очень похоже на радиотелефон или переносную рацию. Он оставил в руках ленту, а рацию положил на стул, который стоял в противоположном углу, потом он снова вышел в цент комнаты и наклонился над Александром.
– Что ты хочешь сделать? – спросил его тихим голосом Александр, но Андрей вместо ответа оторвал кусок ленты и заклеил им рот Александру. Александр было потянулся к ленте рукой, но Андрей тихим спокойным голосом пояснил ему, что если он сорвет сейчас ленту, то он отрубит ему ту руку, которой он сделал это, если после этого он захочет сорвать ленту второй рукой, то он отрубит и ее, и так он будет отрубать один за одним все части его тела (он назвал их на старый лад «члены») до тех пор, пока Александр не оставит эти попытки или до тех пор, пока у него не останется одна лишь голова и эта приклеенная к ней лента. Аргумент прозвучал весьма убедительно и Александр молча, не издавая уже никаких звуков, отпустил руку от лица.
Через минуту Андрей приподнялся и вышел из комнаты. Щелкнул выключатель и всё кругом снова погрузилось во мрак, лишь где-то сверху, между половиц старого пола, он мог разглядеть одну единственную яркую полоску света, намекавшую на то, что на улице был день. Через мгновение дверь скрипнула снова и Александру показалось, что в этой тишине он слышал, как тихо треснул стул, но он мог ошибаться, возможно на улице снова поднялся ветер, а ветер всегда был главным источником звуков в этом старом доме.
Сколько продолжалась эта погруженная в темноту тишина он не знал. Первое время он слышал чей-то слабый стон. Это плакала Кати и дети, но вскоре и они затихли и на смену прежним звукам пришел тихий гул ветра, который завывал между половиц пола и где-то на чердаке. Александр снова подумал о том, чтобы снять ленту со рта, но слова Андрея о том, что сделает он с ним, если застанет его за этим занятием, пронеслась в его голове так ярко и ясно, что он покачал головой и быстро отпустил руку от лица. Да, впрочем, и смысла-то особого в этом не было. Дышать он мог и так, а спрашивать лишний раз у тех, кто был с ним в комнате было ли у них все хорошо и получать в ответ лишь неразборчивый рев и мычание, было удовольствием весьма сомнительным.