18.
Прогуливаясь тем днем в своих мыслях по мрачным коридорам дома, Александру вдруг послышался мужской голос, доносившийся из подвала. Братья играли в карты в беседке, которая была с другой части дома; Миша, взяв спиннинг, отправился на каменистый берег; Диана, прихватив с собой на всякий случай пистолет (она ужасно боялась всяких животных), пол часа назад пошла гулять к другой стороне острова. Голос этот в доме мог издавать только один человек и этот человек сидел в одиночестве в подвале.
«С кем он там разговаривает?» – Александр осторожно вынул из кобуры револьвер и снял его с предохранителя. Одна половица громко скрипнула, когда он подошел к лестнице в подвал, и голос вдруг стал тише. Александр включил подствольный фонарь и посветил вниз. Темная лестница упиралась в бетонный пол, на котором были видны подтеки и плесень. Нагнувшись, чтобы не задеть головой о низкий потолок, Александр начал осторожно спускаться. Ступени скрипели в такт к каждому его шагу. Запах гнили и сырости здесь был такой сильный, что, казалось, мог впитаться даже в кожу. Вскоре пальцы его нащупали старый выключатель на стене и Александр нажал его. В другой части подвала, в небольшой комнатке, где сидел закованный в цепи Андрей, зажегся свет. Он видел лучи желтого света, просачивавшиеся сквозь щели в досках. Голос замолк окончательно. Вернее, заменился чем-то другим – каким-то воющим звуком, больше похожим на плач или стон. Александр осторожно подошел к двери и открыл ее, не убирая из рук пистолета. Андрей поднял на него раскрасневшиеся глаза и потянул к нему скованные наручниками руки.
– С кем ты тут говорил? – сходу задал ему вопрос Александр. В комнате с ним, естественно, никого больше не было.
– Я… молился!
– Молился?
– Командир, послушай, прошу… Отпусти меня. Никому не скажу, ей богу не скажу, отпусти, а? У меня есть немного деньжат, скопил, всё отдам тебе! Всё до рубля отдам, до копейки… – он пополз к нему, умоляюще протягивая вперед руки. Цепь зазвенела по полу и, наконец, остановила ползшего в метре от Александра.
– Андрюша, Андрюша, Андрюша! Ты так прост, мой друг, – наивность этого отморозка его действительно умиляла. Александр говорил медленно, с заметным удовольствием растягивая слова. Он сделал шаг вперед, подходя почти вплотную к Андрею, но предусмотрительно остановился за несколько сантиметров до места, куда тот мог бы дотянуться. – Ты думаешь, мне нужны твои деньги? Неужели ты хочешь обидеть меня еще больше?! – он причмокнул несколько раз и покачал головой.
– Пожалуйста, всё отдам, деньги, машину, телефон…
– Не всё в этой жизни продается, Андрюша, и уж тем более не всё покупается. Тебе это сложно понять, наверное, в силу возможностей твоего ограниченного кругозора, но есть вещи, у которых нет цены. И эта, – он кивнул на револьвер в своей руке, – одна из них.
– Да вы чё, реально убить меня хотите?! Но ведь я ж ничего вам не сделал!
Александр ответил ему неопределенным кивком головы.
– Но ведь так же нельзя!
– Нельзя? – Александр усмехнулся. – Кто сказал?
– Закон!
– А что такое закон в твоем представлении?
– Ну это… типа… когда э-э-эм, ну… это… – Андрея замялся, не зная, как ответить.
– Закон, – Александр отошел к другой части комнаты, взял оттуда стул и поставил его рядом с Андреем. Но поняв, что это слишком близко, он отодвинул его на метр дальше. – Закон это свод правил, которые пишут одни для того, чтобы защитить себя от других. Закон пишется сильными мира сего для того, чтобы сохранить власть над слабыми. Закон создает для себя государство. А знаешь, что такое государство?
– Правительство там, менты…
– Мысли шире, мой друг. Государство этом мафия! Большая мафиозная структура, со своими крестными отцами, паханами, шлюхами, со своими боссами, с теми, кто волю этих боссов исполняет, с теми, кто этих боссов охраняет и, конечно же, со своими пешками, которые весь этот здоровенный организм своим подневольным трудом прокармливают.
– Но ведь мафия это преступники, а государство…
– А государство это прямо некоммерческое объединение ангелов во плоти во имя мира во всем мире! Так по-твоему? Нет, не так, дружище. Совсем не так. Расстрою тебя. Это преступный элемент. Злопамятный, упрямый, расчетливый. Только в отличие от простого криминала, который стреляет и заметает свои следы, государство делает это в открытую, не боясь ничего и никого, даже больше – оно даже лицензии на убийство раздает тем, кто делает это от его имени. У государства есть армия, есть полиция, есть всякого рода спецслужбы, те же самые бойцы-головорезы, которые есть в любой мафиозной структуре. Лука Браси помнишь? Из «Крестного отца» который.
Андрей отрицательно покачал головой.
– Жаль, такой фильм не успел посмотреть. Но это так, совершенно неважное в данных обстоятельствах лирическое отступление. Так вот закон работает только для тех, кто живет по этому закону, для тех, кто хочет подчиняться этой всеохватывающей в рамках страны криминальной структуре. Я же не подчиняюсь никому. Я сам за себя! Даже господу богу не подчиняюсь и знаешь почему?! Потому что в него не верю, Андрюша. Я живу по своим правилам и своим законам, которые не вписаны ни в какие своды и нормативные акты. Я выше того, что предписывает мне государство. Мой кодекс здесь, – он стукнул себя пальцем левой руки в лоб, – вне юрисдикции кого-либо другого в этом мире. Я делаю то, что считаю нужным! Я, а никто-либо другой за меня!
– Но ведь это похищение, это убийство, ведь найдут же рано или поздно…
– Найдут? Из-за тебя найдут?! А кто это делать будет?! Кому ты нужен в этой жизни?! Ты биологический мусор, совершенно не нужное никому создание. Всем наплевать на тебя. Ты что-то изобрел, что-то построил, что-то придумал, в историю как-то вошел? Ничего! За все свои тридцать с чем-то там лет ты не оставил ни одного следа, кроме дерьма и продуктов своей побочной деятельности. Исчезни ты – никто не спохватится. Тебя не было в городе каких-то пару дней, но я уверен, что о тебе уже сейчас никто не помнит. Все забыли о тебе в тот миг, как ты исчез. По следам, думаешь, каким-то найдут? По телефону, на который ты звонил Диане, по электронной почте на которую писал, по аккаунту в социальной сети? Но ничего этого уже нет! Скажу тебе даже больше – и не было никогда. Тот, у кого есть деньги и власть, может управлять информацией, а тот, кто управляет информацией, управляет историей.
– Вы убийцы, вы просто гребанные убийцы! – в припадке отчаяния, рыдая, Андрей пополз было вперед к Александру, но цепь остановила его. Александр же не дрогнул ни одной мышцей.
– Здесь ты ошибаешься! Мы не убийцы, мы – охотники, – проговорил он спокойно, наклоняясь над Андреем, который под натягом цепи упал на пол. – Мы санитары, убирающие всякую дрянь, которая только распространяет заразу. Люди сбились с истинного пути и это факт. Но не в религиозном понимании, не в том, которое тебе втирают всякие недоумки в виде пятидесятилетних девственниц, шатающихся от двери к двери с брошюрками на тему всякой сакральной дряни, в которую ты должен поверить для того, чтобы отправиться в рай или еще куда подальше, а в смысле биологическом, самом что есть материальном, то есть пощупать который можно, понимаешь? В современном мире людишки настолько увлеклись высокими темами, что забыли о главном, о том, что мы такие же животные, как и все остальные, и что мы должны жить по тем же законом дарвиновского мира, как и все наши дальние родственники на этой планете. Закон выживания сильнейших. Слышал? Это секрет сохранения здоровой популяции, который царил на этой планете с самого зарождения жизни и будет царить до самого ее конца. Сильные убивают слабых и только так получают право жить и размножаться. Конечно, я упрощаю. Многое прошло, многое изменилось. С дубиной мы сейчас не бегаем и не квасим друг друга по головам, но изменилась только оболочка, а суть осталась прежней. Сила и желание повелевать – она была тогда и она осталась сейчас. Просто авторитет силы сейчас не выражается в мышцах и зубах, по крайней мере в той степени, как это было миллионы лет назад, но сила тогда и сила сейчас по-прежнему реализуется в способности убивать, пугать, повелевать, только уже не дубиной, а деньгами, властью, авторитетом.
– И как вы решаете, кого убивать, а кого нет? Кто вам дал право решать? – спросил Андрей, упираясь своим взглядом в пол.
– М-м-м, какой вопрос. Знаешь, с тобой начинает становиться интересно, я уже не жалею, что спустился к тебе, – Александр улыбнулся. Охота была для него всегда чем-то большим, чем просто выстрел из оружия. Под прицелом даже самые тупые люди нередко говорили очень умные вещи. – А кто дал право волку загрызть отбившегося от стада бизона? Кто дал право тигру схватить самую медленную антилопу, кто дал вороне право разорить гнездо какого-нибудь соловья, который не сумел его правильно спрятать?! Природа дала, друг мой! Сама матушка природа! И тот закон, придуманный уже потом людишками, который, как ты говоришь, тебя должен охранять, он исказил самое главное – закон самой этой природы, закон, который лежит в основе всего нашего бытия, в том числе в основе этого глобального мафиозного миропорядка. Помнишь Маркса и Энгельса? Базис и надстройка, впрочем, ладно, этого ты уже точно не знаешь. Человек, мой друг, это прежде всего хищное создание. Умное, сильное, до невозможности опасное животное, лицом к лицу с силой которого не хотел бы встретиться ни один другой представитель животного мира. Мы, люди, рождены для того, чтобы убивать других, мы рождены для того, чтобы охотиться. В этом-то и есть вся наша суть. В этом-то и есть наш инстинкт. И лишая человека этого инстинкта, ты лишаешь его своей природной основы!
– Ну так и охотьтесь на животных, на медведей там всяких, на волков! Меня только отпустите! – вскрикнул Андрей. – Я же… человек…
Александр покачал головой и лицо его снова озарилось улыбкой.
– «Нет лучше охоты, чем охота на человека. Кто познал охоту на вооружённых людей, и полюбил её, больше не захочет познать ничего другого». Это сказал Хемингуэй. Знаешь кто это?
– Актер какой-то, – подавленно проговорил Андрей.
– А вот здесь ты не угадал. Хотя для тебя тоже не плохо. Охота на медведей и волков не так интересна, если умеешь стрелять. Ну не пойдешь же на медведя с рогатиной, как в старину? Ведь нет ни навыков, ни умения, да и смелости такой безрассудной теперь уже тоже нет. Ведь в наше время человеческая жизнь ценится очень сильно. А стрельнуть из винтовки с оптикой за пол километра это и дурак может. Ведь ты же сам мне это давеча рассказывал. Такая охота не приносит никакого удовольствия, и здесь я с тобой полностью согласен. Это как в тир сходить, как в игрушку какую-то на компьютере поиграть. А вот человек – это уже совершенно другое дело. Охота на человека, на такую же умную и кровожадную тварь как ты сам, – вот она охота настоящая! Это риск, это адреналин, это нервы, напряжение, эмоции! Убивал ли ты когда-нибудь человека? – Александр наклонился совсем близко к Андрею. Андрей с испугом посмотрел на него и отполз чуть назад. – Не убивал, по взгляду твоему овечьему вижу. Так вот, если бы убил, то понял бы меня очень хорошо. Человек, который убил другого человека, сознательно убил, я имею ввиду, там всякого рода обстоятельства бывают, я о них не говорю, так вот такой человек уже никогда не будет прежним, он будет чувствовать этот запах крови на своих губах до самого конца, до того самого момента, пока не умрет, либо кто-нибудь ему конец не положит. Инстинкт охотника, пробудившись один раз, не угасает в человеке уже никогда!
– И ради этого своего инстинкта вы других людей убиваете?
– И ради этого инстинкта убиваем, – тихим голосом подтвердил его слова Александр.
– Ну а я-то почему? Я что, особенный какой-то или чё?
– Да нет, ты не особенный, – Александр выпрямился, – ты обычное дерьмо! На твоем месте мог бы оказаться любой из твоей же породы. Просто тебе, мой друг, повезло чуть меньше других.
– Так это не охота получается, это просто убийство! Снимите с меня эти кандалы, дайте мне оружие и тогда посмотрим! – огрызнулся, впрочем, огрызнулся как-то тихо и нерешительно, Андрей.
– А вот это уже будет не охота, а война.
– Вы пускаете меня туда без всего! Вы даже шанса мне никакого не оставляете!
– Шанс у тебя будет! – Александр привстал и извлек из кармана какой-то предмет на веревке. – Лови! – он кинул его Андрею. Это был ключ. В каком-то диком напряжении Андрей схватил его и трясущимися руками пристроил его к замочной скважине на толстых наручниках. Но ключ не подходил, он был от какого-то другого замка.
Александр покачал головой.
– Нет, друг, ты явно меня не понял. Я тут тебе все это так долго разжевывал и вдруг на, ни с того, ни с сего – получили ключ, извини что так получилось, будь свободен, да? Не будь так наивен! Это ключ от другого замка. От замка камеры хранения на одном из вокзалов города. Если тебе удастся выбраться отсюда живым, что, в принципе, тоже нельзя полностью исключать, то ты сможешь найти там для себя утешительный подарок. В какой именно ячейке и на каком именно вокзале я тебе не подскажу, пускай это будет последнее твое задание, впрочем, самое простое.
– И чего там… деньги?
– Твоя проницательность начинает меня удивлять. Видимо эти интеллектуальные беседе пошли тебе только на благо.
– Не нужны мне ваши эти сраные деньги, я просто хочу, чтобы вы меня отпустили! – так же тихо проговорил Андрей, впрочем, ключ Александру он уже не вернул, а повесил себе на шею.
– Мы тебя отпустим, Андрюша. Уже совсем скоро отпустим, в этом будь спокоен. Но чтобы уйти с этого острова живым, тебе придется приложить немало усилий.
– И как всё это будет происходить? – спросил Андрей после небольшой паузы. Он начал смиряться со своей судьбой. Возможно, какую-то роль в этом сыграл и ключ к деньгам, который оказался у него на груди.
– Завтра утром, в восемь утра, я приду к тебе и дам тебе ключ, да, именно тот ключ, который ты так ждешь. Дальше у тебя будет ровно двадцать минут, ни минутой больше, ни минутой меньше, на то, чтобы спастись. По прошествии этого времени мы выйдем на охоту и тогда, – Александр снова наклонился вперед и стул под ним громко затрещал, – твоя жизнь окажется только в твоих руках. Попадешься нам – и кончится она о-о-очень быстро.
– А двадцать минут эти вы где будете?
– Здесь, на острове! Мы тебя не оставим, Андрюша, не беспокойся, куда бы ты ни пошел, мы всегда будем рядом! Охотиться на тебя в течение этого времени мы не будем, но ты должен понимать, что мы будем следить за своей безопасностью, и если она будет компрометирована, – Александр погрозил ему пальцем, от чего Андрей снова залез в угол, – наша охота закончится так толком и не начавшись. Чего бы нам, конечно, не очень хотелось. Да и тебе, думаю, тоже.
– И сколько мне надо будет продержаться?
– Продержаться? – Александр посмотрел на него удивленным взглядом и через мгновение засмеялся. – Андрюша, у нас тут не боксерский матч и даже не соревнование по литрболу, в котором ты, несомненно, одолел бы всех. Здесь не надо держаться, здесь надо пытаться выжить. Охота будет идти до самого конца. До твоего конца, если ты, конечно, каким-то чудесным образом не сможешь свалить с этого острова.
– А не боитесь, что я в ментуру потом пойду, если убегу?
– А ты убеги сначала! Впрочем, нет, не боимся. Если ты еще не понял, мы не боимся ничего. Потому что, во-первых, не пойдешь, ведь здесь будет одно из двух – либо умрешь, что скорее всего, либо у тебя будут деньги, которые полиция вряд ли согласится тебе вернуть, несмотря даже на все твои душераздирающие рассказы о том, что ты их вроде как бы и заслужил. Ну а во-вторых, любая попытка навредить нам окончится для тебя очень плохо. И здесь мы снова возвращаемся к тому, с чего начали. Никчемное, никому не нужное существо, за которым не стоит никто и ничего против группы уважаемых, имеющих огромный вес в обществе людей. Как ты думаешь, кто кого?
– Дадите мне хоть что-нибудь, чем защищаться? – хмурым голосом спросил Андрей.
Александр с улыбкой покачал головой.
– На охоте каждое животное защищается так, как может. Что найдешь, то твоим и будет!
Андрей ничего не ответил. Он опустил голову вниз и Александру показалось, что он заплакал. Александр прижался плечом к стене и смотрел на него с каким-то чувством отвращения. Наконец Андрей поднял лицо и на мгновение Александру показалось, что он заметил там какую-то горькую усмешку.
– Знаешь, что? – спросил он у него где-то через минуту.
– Что? – так же спокойно спросил его Александр.
– А то, что ты старый и больной на всю голову гондон! – проговорил Андрей тихим, еле слышным голосом. Возможно до последнего он не хотел произносить эти слова. Но они были произнесены и были услышаны.
– Ух-х-х, как грубовато. Ты знаешь, было бы это где-то в другом месте и при других обстоятельствах, твои слова меня бы задели и я вынужден был бы на это отреагировать. Но я, пожалуй, соглашусь с тобой. Сегодня соглашусь. Только не больной, а так, со странностями. Ведь подумай сам, кому-то нравится порнография с животными, кому-то быстрая езда, есть даже такие, кто любит детей, в сексуальном плане любит, я имею ввиду. Майкла Джексона, помнишь? Тебе же нравится пивко, шашлычок, комедия какая-нибудь с этим, Светлаковым и Галустяном, или что-нибудь еще в этом роде. Мне же нравится кровь. Ее запах. Адреналин, которые растекается по венам, когда видишь сквозь прицел фигуру убегающего человека. Само это чувство, когда ты убиваешь двуногое, только двуногое не с перьями, не клокочущее, крякающее или каркающее, а говорящее, матерящееся, бухающее и угрожающее тебе. Это ощущение нельзя забыть. Ему нет равных! Ты не поймешь это уже никогда, но поверь мне, когда ты видишь такую тварь сквозь прицел и потом жмешь на курок!.. М-м-м. Это сильнее тысячи оргазмов, этот тот миг, только ради которого и стоит жить. Россия вообще не обделена такими типажами вроде тебя. Бог, как говорится, постарался на славу. Целая кладезь для таких как мы. Куда не глянешь – везде пивко, шашлычок и комедия с Галустяном. Нормально мы русские жить просто не умеем. И деньги вроде есть, и ресурсы, и не тупые вроде нисколько, и уж, конечно, не трусливые, – но нет, русский человек всю жизнь будет сидеть в говне по шею и философствовать о высоких материях. Дом уже давно сгнил, забор повалился, дороги разбиты настолько, что в этих ямах даже утки гнезда вить начинают. А он сидит на кухне, водочку попивает, да великие думы о судьбах родины думает, о том, как всякие твари из-за границы днями и ночами не спят, а только придумывают способы как жизнь его хуже сделать. Всё это говно, говорит, от них, от агентов заграничных. И забор они ему сломали, и в парадной они ему насрали, и репутацию они его, видите ли, на международной арене подпортили. Я тут имел не так давно дискуссию с одним просветленным. Весь мир, говорит, дебилы и мудачье, а мы, говорит, русские, народ, который самим богом был выбран. Тупые они, говорит. Видео мне даже какое-то рекомендовал посмотреть, где американца спрашивают про то, какая самая большая страна в Южной Америке, а он им – Африка. Слюной плевался, доказывал, что мы в сотни раз их умнее. Да если даже и так, говорю ему, то зачем этому американцу знать где Африка и где Америка, если денег ему это меньше не приносит и жизнь его от этого хуже не становится? Сидит он себе в доме своем огромном во Флориде, купленном за два миллиона баксов, на машине ездит, которую у нас даже не каждый чинуша купить себе может позволить, что уже само по себе странно, согласись, а русский же человек, говорю, родился в этом говне и в этом же говне помрет. Шашлычка да водочки, конечно, пожрет за свою жизнь нормально и где Африка и Южная Америка узнает, конечно, по телевизору узнает, от Соловьева узнает, или кто у вас там сейчас за бога считается, но что такое жизнь богатая или хотя бы нормальная, не узнает уже никогда. А не узнает это потому что не надо ему это, точно так же, как американцу знать, где Африка и где Америка. Потому, что не может он жить по-другому. Потому что говно, которое рядом плавает, ему уже даже в кровь впитаться успело.
– И что, убивать нас поэтому? – тихо, точно так же смотря в пол, спросил Андрей.
– А почему бы и нет, Андрюша? Таких людей не жалко. Такие люди это просто органическая масса, которая, по сути своей, мало чем от всех других представителей животного мира отличается. Орут, пьянствуют, гадят где попало, убивают. Без них в мире только лучше станет. Без тебя, Андрюша, в мире лучше станет.
– Но я-то…
– Подожди! – перебил его Александр, – не докончил еще. Я не альтруист, конечно, не пойми меня неправильно, в этом доме альтруистов вообще нет. То, что мы делаем, мы делаем для себя, для своего удовольствия, не для того, чтобы спасти матушку Россию от всякой черни вроде тебя. Да и надо ли ее спасать-то? Ведь вытащи свинью из лужи и засунь ее в музей какой-нибудь, затоскует очень быстро и умрет. Нет. Мы делаем это потому что нам это нравится. Это экстаз, это оргазм, это ощущения! Это охота на кабана, умноженная в десятки раз! Жаль только одно, Андрюша, не поймешь ты этого уже никогда. Ведь это надо не слышать, это надо видеть и чувствовать.
– Чего чувствовать?! Как вы людей невинных убиваете? Хочешь адреналина, поезжай в Сирию или… или Афганистан там какой-нибудь, там тебе быстро этот, мать его, адреналин, вставят куда нужно.
– Невинных людей, говоришь?! – Александр засмеялся и стул затрещал от колебаний его тела. – Это ты про себя что ли? Ну прямо святой человек! Сама «невинность», кстати, да будет тебе известно, понятие весьма расплывчатое и крайне неопределённое. Ведь животные и птицы, которых люди убивают каждый день чуть ли не миллионами, они тоже невинны. А животные, в отличие от людей, особенно таких как ты, не несут в себе зла, потому что не имеют сознания. Они не вырубают леса, не выжигают целые поля, не меняют климат на планете. Но людям-то на это наплевать и головы животных уже какую тысячу лет продолжают лететь налево и направо…
– Но их для еды же используют!
– И ты думаешь от понимания этого им легче становится?
– Но я-то не животное, я-то человек!
– Ты?! Человек?! – Александр выпучил глаза в поддельном удивлении. – Ну расскажи мне, неживотное, что сделал ты, чтобы человечество это тебя за своего считало? Семья у тебя есть или работа хотя бы нормальная? Может закон физический ты открыл какой или книгу какую-нибудь написал? Что даешь ты этому человечеству, из-за чего они должны тебя беречь? Что потеряет человечество, где тысячи человек ежедневно помирают от голода от того, что где-то в холодной далекой России какой-то «хер», твое же собственное слово, заметь, просто исчезнет? Чего лишится это человечество кроме рта, потребляющего пищу и выбрасывающего в атмосферу ежедневно литры углекислого газа и килограммы разных испражнений; кроме пары ног, топчущих хрупкую экосистему планеты? Ничего, мой друг! Ничего эта планета не лишится, она только выиграет от того, что такая тварь как ты исчезнет с ее лица. О тебе будут скучать только производители алкогольной промышленности, причем только низшего ценового сегмента, производящие «водочку», да «портвешок».
Андрей не отвечал. Его глаза бессмысленно смотрели перед собой.
– Впрочем, ты не обижайся. И не принимай это как личное. Оскорблять тебя никто не хочет. Ты не уникален на этой планете. Ты не первый, кто был здесь и не последний. Как личность ты нас не интересуешь, для нас ты лишен всех личностных атрибутов, для нас ты просто предмет! Мишень в тире…
– И сколько вы таких здесь уже замочили?
– Много, мой друг! О-очень много.
– И сколько тех, кто смог от вас уйти?!
Александр молча приподнялся со стула и медленно пошел к выходу. Андрей думал, что на этот вопрос он не ответит ему, но в дверях Александр остановился и повернулся:
– Завтра у тебя будет шанс стать первым.