Испытание

Я был взволнован, но старался этого не показывать. Не уверен, что у меня это получалось. Вряд ли. Но, к своему удивлению, я обнаружил, что всё ещё могу мыслить трезво.

– Не сочтите мой вопрос проявлением трусости, но испытание остаётся в силе? – спросил я.

– А почему оно должно быть не в силе? – спросил Фарициан.

Меня начинал тревожить его тон.

– Налицо уникальный случай, – сказал я. – Видимо звёздные карты чужих устарели, и этот мир успел достаточно сильно развиться. Не обернëтся ли это угрозой захвата нашего корабля?

– И что ты предлагаешь? Вернуться ни с чем – это позор. Твой род будет прерван, а потом тебя казнят.

– Не проще ли сменить место проведения испытания?

Фарициан замолчал.

– Никто и никогда не менял планету испытания, – сказал после продолжительной паузы Бериатрикс. – Я накладываю вето на подобный исход. Нас сюда привела мистика чисел. Тебе придётся действовать согласно условиям, в которых ты оказался. Считай, что испытание началось, сын Кратусов. Изучи врага, найди достойных воинов и лиши жизни дюжину или больше. Дальнейшее твоё выживание будет зависеть только от тебя.

Я почувствовал, что на меня кто-то смотрит и поймал на себе взгляд Стригона. Он ликовал.

– Не забудь принести трофеи, философов.

Глава 4

По регламенту мне полагалось не более десяти париксейских суток на выбор места для высадки. В норме за это время я мог облететь планету вдоль и поперёк и изучить местность на предмет локальных конфликтов. Но, поскольку это была технологически продвинутая раса, я не мог знать наверняка, не обнаружат ли нас в процессе такой разведки и не попытаются ли захватить. Поэтому я использовал оборудование корабля, изучая их мир удалённо.

Я попросил Бериатрикса вывести нас на орбиту и теперь составлял карту поверхности. Это был небыстрый процесс. Прошло трое суток, но продвинулся я не слишком сильно. Бездействие нервировало Стригона, и он не раз пытался обвинить меня в попытке срыва испытания, но я не реагировал, поскольку закон был на моей стороне; к тому же, все понимали, что постоянное маневрирование челнока мешает мне выполнить желаемое.

Полноценного флота космических кораблей у местных не было, зато было множество мелких приборов, находящихся на различных орбитах. Кроме них, мы обнаружили что-то вроде гигантских зеркал, направленных прочь от планеты, и некое сооружение, которое при дальнейшем осмотре оказалось космическим кораблём, на вид очень непрочным. Несколько отсеков, больше похожие на бочки, были соединены вместе трубами. Как и в случае с первым аппаратом, который в нас чуть не врезался, из конструкции росли блестящие синие крылья. Никаких признаков вооружения я не обнаружил, хотя система определила, что на борту есть кто-то живой.

– Интересно, как они собирались защищаться от врагов? – недоумевал Фарициан.

– Может быть, у них нет врагов? – предположил я.

– Чепуха, – сказал мастер тихих убийств. – Всякий народ враг самому себе.

На следующий день мы нашли ещё несколько таких одиночных и сдвоенных крылатых бочек. Парисицид просчитал их траектории, Бериатрикс утвердил маршрут, позволяющий нам избегать их, и теперь я мог спокойно изучать этот мир.

На шестой день я всё ещё сидел в контрольной и напряженно всматривался в проекцию.

– Обычно мы высаживаем претендентов рядом с крупными поселениями, – сказал появившийся из ниоткуда Бериатрикс. Он очень хотел помочь. – Стычки и бойни чаще всего случаются именно там.

– Посмотри вон туда, почтенный наблюдатель, – сказал я, указывая на причудливые рубленные узоры их городов. – Это поселение размером с десяток наших столиц. А теперь взгляни здесь. Видишь?

– Святая Шакарата! – вырвалось у Бериатрикса. – Какие же существа способны построить нечто настолько колоссальное? Неужто, это какие-то гиганты?

– Нет, – ответил я. – Я смог разглядеть отсюда некоторых из них. На вид совершенно безобидные двуногие. Во всяком случае, они не крупнее нас.

– Впечатление твоë наверняка обманчиво, – сказал Бериатрикс. – Только очень могущественный народ мог построить эти сооружения и объединить их между собой… Не нужно быть философом, чтобы это понять. Послушай, многомудрый Арихигон, мы должны провести эту операцию максимально тихо. Я настаиваю на том, чтобы широкая общественность этого мира ничего не узнала о нашем визите. Когда мы прибудем домой, а ты явишь отцу свои трофеи, мы доложим королю, и пусть он решает судьбу этого мира. Ну а ты, став первым убийцей этих существ, вполне возможно превратишься в легенду.

– Полностью согласен, – сказал я.

Разговор подслушивал Стригон. Он будничной походкой вошёл в контрольную и сказал:

– О да, это будет легендарный провал! Ведь, полагаю, мир, умеющий строить такие города, наверняка преуспел и в вопросах создания оружия. Предвижу поистине кровавое зрелище, благородные друзья!

– Твоя кровожадность избыточна, смертоносный Стригон, – сказал я. – Жаль, что ты растрачиваешь свой талант в качестве наблюдателя. Королевство нуждается в тебе в должности экзекутора. Ты мог бы искалечить и убить столько рабов…

– Твой яд бесполезен, – спокойно ответил он, и мне пришлось подавить непроизвольное желание схватиться за медальон. – Я совершенно не жалею, что присоединился к этой экспедиции. В том, что слабейший из наших благородных будет драться с сильнейшими из дикарей, есть что-то философское. Думаю, мы извлечëм большую пользу из этого предприятия даже в случае твоего провала.

Бериатрикс покачал головой, вынужденно соглашаясь с тем, что сказал Стригон.

– Как минимум, разведка нам не повредит, – сказал он. – Сейчас мы находимся на шаг впереди, и если дело дойдёт до порабощения этого мира, то данные, которые мы соберëм, могут оказаться критически важными.

– Что ж, – сказал я. – В таком случае, я вынужден просить оставить меня, чтобы я мог тщательнее спланировать эту историческую операцию. Мне нужно многое обдумать, а у меня осталось всего три полных дня.

Я в тысячный раз разглядывал чужеродный рельеф их городов, лесов и полей, ища любые закономерности. Самым полезным наблюдением до сих пор было то, что технологическое присутствие на планете не было равномерным или даже повсеместным. Точно так же, как на Париксее были столицы округов, полисы поменьше, деревни и виллы, так и здесь размеры поселений и сооружений варьировали.

Стригон заметил, к его чести, что существа, способные строить такие города, должны уметь делать оружие. Следуя этой логике, я решил найти самое непритязательное жильё на этой планете и отыскать себе врагов поблизости с ним.

На самом деле я не хотел никого убивать и надеялся, что мне не придётся; но обстоятельства неумолимо тащили меня по проторенной тропе, и я делал то, что должен был, надеясь лишь, что в какой-то момент замечу спасительную лазейку из западни, в которую угодил. Я готов был убить ради свободы, но не ради чужих династических амбиций.

Прошëл ещё один день. Близился момент, когда я был обязан принять решение. Я сжимал в руке медальон с ядом и продолжал смотреть на почти готовую карту планеты и схему её окрестностей, когда ко мне заглянул Макергурей. В этот момент мысли мои были путаны, и внимание расползалось во все стороны. Я размышлял о том, что этот мир обречëн. Корона этого так не оставит. Поползут слухи о расе, способной дать нам отпор (или даже хотя бы превзойти нас в зодчестве), и тогда сюда явятся наши линкоры, вооружённые бесконечным количеством потенциальной антиматерии. Они посеют здесь смерть и разорение, а затем обратят местное население в рабство. Такое уже случалось.

– Я намедни подумал, интересно, а могут ли их корабли общаться друг с другом? – сказал Макергурей, коснувшись моего плеча.

– А что? – спросил я, выныривая из полузабытья. – Они всё равно нас не видят.

– Я не беспокоюсь об этом, юный претендент, – сказал он. – Когда наши челноки связываются друг с другом, мы видим голограмму своих собеседников, так? Всему живому свойственно общение и обмен веществом. Может быть местные тоже пользуются для общения чем-то подобным, будь то изображение, или текст? Вероятно, мы могли бы каким-то образом поймать эти символы, пока они не дошли до адресата? Это как подслушать разговор, понимаешь, о чём я?

– Всесведущий Макергурей! Да ты гений! – сказал я.

Он был совершенно прав. Мы с Парисицидом сформулировали запрос кораблю, и тот обнаружил множество сигналов, предположительно несущих изображения, звук и текст, а иногда и всё это вместе.

– Мой младший брат философ, как и ты, – сказал старейшина, когда я поделился с ним результатом. – В его речах много такого, от чего мои уши вянут, но часть его размышлений о языке я всегда находил интригующими. Кто бы мог подумать, что столь отвлечённые от реальности идеи могут оказаться полезными?

– Когда мы вернёмся, передай слова моего глубочайшего почтения своему просвещëнному родственнику, – сказал я.

– Скажешь сам, – сказал Макергурей и ушёл, чтобы не мешать мне.

Я сидел в ожидании расшифровки первых сигналов, теребя медальон, и испытывая отвращение к себе. И этих благородных мужей я собирался отравить? Макергурея – этого славного старика, столь сведущего во многих вещах? Бериатрикса, который до сих пор выказывал мне только поддержку? Фарициана? Который, по сути, идеальный гражданин?

А вот Стригона я бы отравил с удовольствием. Пожалуй, так и сделаю, сказал себе я, но тут же забыл думать об этом, поскольку оказался погребëн под лавиной информации, выведенной на проектор.

Корабль рассортировал всё по категориям и предложил ознакомиться с каждым сигналом отдельно. Поначалу меня заинтриговали звуки, которые напоминали музыку, но описать их будет, пожалуй, труднее, чем то, что я увидел глазами. А было там немало удивительного.

На многочисленных изображениях со звуком происходило то, чего то ли не может быть, то ли я чего-то не понимаю о законах природы. Из них можно было подумать, что местные жители способны летать без приспособлений, призывать огонь, ходить сквозь стены, менять форму, поднимать вес, во много раз превосходящий их собственный, и многое такое, что даже и не знаешь как объяснить. Пожалуй, я не буду и пытаться, поскольку всё это никак не согласовывалось с моими наблюдениями из космоса.

Однако я понял для себя главное. Война здесь – обычное дело.

До становления Париксеи наш мир тоже раздирали усобицы. Видимо, в этом отношении мы всë-таки их честно превзошли. Дома уже шесть поколений не случалось крупных конфликтов (чего не скажешь о мирах, в которых мы бывали), и не похоже было, что тенденция изменится. У нас всё просто. Кто держит флот – тот управляет вселенной. Местные же жители, судя по тому, что я увидел, только и делали, что воевали, причём делали это с большой изобретательностью.

Когда я показал перехваченные материалы старейшинам и Стригону, долгое время они молчали. Первым слово взял, как и было положено, Бериатрикс.

– Все эти вещи действительно имеют место на этой земле? – спросил он.

– Возможно…, – ответил я. – Но, если быть честным, старший наблюдатель, я считаю, что многое из увиденного просто не может существовать в нашей вселенной.

– Надежда умирает последней! – сказал Стригон. – Но отчего ты так в этом уверен?

Как же ему хотелось, чтобы эти сверхсущества и чудовищные монстры выбили из меня дух и станцевали на моëм трупе!

– Для начала, вот, – сказал я, открывая одно из знаковых изображений. – На этой планете такая же сила тяжести, как у нас, но посмотрите на это животное! Его просто не может быть. Оно раздавило бы себя собственным весом! Кроме того, я не наблюдаю ничего подобного через линзу корабля. Крупнейшие животные этого мира, как им и полагается, живут в воде.

Я привëл ещё несколько примеров абсурдных, на мой взгляд, изображений.

– Какое же объяснение есть для подобной фальсификации? – спросил Бериатрикс.

– Думаю, они пытаются таким образом отпугнуть врага! – сказал Фарициан. – Вот они, их защитные меры. Обман и введение в заблуждение!

Его аж передёрнуло от отвращения.

– Может ты и прав, – сказал я.

– Каковы твои дальнейшие действия, славный Арихигон? – спросил Бериатрикс. – Ведь если ты не решишься высадиться в ближайшее время, то я, к моему сожалению, вынужден буду санкционировать трибунал.

– В этом не будет нужды, высокочтимый наблюдатель, – сказал я. – Я выберу подходящее место сегодня ночью.

К этому моменту я считал, что обладаю достаточными знаниями, чтобы выбрать. Стригон был прав. Я тянул время и мог сделать это значительно раньше, но никогда нельзя недооценивать собственное незнание.

Бóльшая часть этого мира была для меня, столичного философа, слишком холодна. Полюса планеты и вовсе венчали необитаемые снежные шапки – для любого париксейца зрелище достаточно дикое. Я попросил корабль показать мне карту экваториальных широт. По-крайней мере, здесь стояла температура, к которой я привык.

Вычëркивая наиболее густонаселённые места и безжизненные пустыни, я сузил выбор до приемлемых масштабов. Затем я взглянул на природу этих мест и нашёл нечто отдалённо напоминавшее мне тысячелетний лес, в котором я играл со сверстниками, будучи ребёнком. Разглядев среди его непроходимой чащи островки поселений, я приблизил изображение и увидел крыши примитивных зданий и покрытую зелёными пятнами технику, похожую на ту, которую я до этого наблюдал в перехваченных сообщениях инопланетян. Это без всяких сомнений были местные военные.

За завтраком я объявил, что готов к высадке, и Фарициан отвëл меня в оружейную, где в первую очередь попросил облачиться в тонкую сетку камуфляжа прямо на голое тело. Материал сетки мог делать невидимыми любые предметы, находящиеся вокруг неё на расстоянии ладони.

– Возьми, – сказал Фарициан, протягивая мне серую металлическую маску без прорезей для глаз. – Это защитит тебя от местной заразы и позволит видеть в темноте. Ты сможешь ориентироваться на тепло своих жертв, если видимость будет слишком плохой. Ну а мы будем видеть твоими глазами.

Затем он выдал мне ещё один прибор, который надевался на левое предплечье.

– Это пульт. Он управляет режимами маски и камуфляжа. Откидываешь крышку и нажимаешь на эти кнопки. Вот так, – он показал, и я на несколько секунд стал невидимым. – Он же позволит держать связь с кораблëм через маску. При желании, пульт можно использовать как бомбу замедленного действия. Отличная вещь, словом.

На правой руке разместили выдвижные ритуальные ножи на специальных направляющих: ими я мог воспользоваться в ближнем бою, но их главное назначение – сбор трофеев.

На грудь и спину мне надели бронированные пластины, связанные по бокам моего тела специальными креплениями. Локти, колени, голени и плечи также закрывала броня, которую в случае необходимости можно было легко отстегнуть.

Последним агрегатом, который мне выдал Фарициан, была маленькая наплечная плазменная пушка. Она работала в паре с маской и наводилась на противника, следуя за взглядом воина.

– Это оружие последней необходимости, – сказал мастер тихих убийств. – Трофеи, собранные с существ, убитых с его помощью, не считаются.

– Понял, – с плохо скрываемым сожалением сказал я.

Фарициан помог мне надеть маску и показал, как управлять ей с пульта. Отец уже учил меня этому, а кроме того, я занимался в ти́ре, поэтому ликбез мастера тихих убийств не занял много времени.

Когда с этим было покончено, меня перехватил Макергурей.

– Возьми с собой набор первой помощи, юный претендент, – сказал он, передав мне металлические пробирки с целебными зельями, сосуд для приготовления смесей и горелку. – Вовремя прижигай раны и не пренебрегай тревожными сигналами организма. И да избежишь ты гибели там внизу!

– Спасибо, – сказал я ему искренне.

В контрольной меня ожидали Бериатрикс, Парисицид и Стригон.

– Отлично выглядишь, храбрейший Арихигон, – сказал пилот.

Стригон делано ухмыльнулся.

– Такая трата оборудования…

– Оставь злословие, сын Ириадисов! – приказал Бериатрикс. – Веди себя подобающе моменту. Твой соплеменник скоро присоединится к нашей касте и станет воином, достойным продлить свой род. Кодекс предписывает уважать своих братьев.

– Он мне не брат, главнейший из равных Бериатрикс, – сказал Стригон. – Мой единственный брат Феритрид погубил себя, наслушавшись умопомрачительных речей этого прохиндея. Речей, порочащих как Кодекс, так и благословенного Наприкигора, что вы и сами не раз слышали. Я глубоко убеждён, что мы совершаем огромную ошибку, вооружая хитрого и трусливого Арихигона, поскольку он всенепременно обратит это оружие против нас. Думаю, мы и сейчас находимся в опасности, стоя рядом с ним, облачённым в этот доспех.

На секунду я подумал, что сейчас и впрямь лучший момент для того, чтобы ударить. Но интуиция приказала мне остановиться. Я почувствовал провокацию. Фарициан наверняка бдит за мной со спины, готовый деактивировать мой пульт. Я ему не доверял; он не доверял мне; а вот со Стригоном они неплохо ладили. Кроме того, я не хотел убивать Бериатрикса и Парисицида, особенно столь кровавым способом. В случае удачного угона корабля, я бы мог высадить старейшин на ближайшем из захваченных миров, а затем набрать команду разношëрстной публики и стать космическим странником. Вот о чем я мечтал больше всего! Может быть получится захватить судно, когда я вернусь? Если я пройду испытание, старейшины вряд ли всё ещё будут подозревать меня в измене, ведь так?

Я закатил глаза под маской. Неужели я в любом случае должен буду уплатить кровавую цену?

– Касательно твоего брата, – сказал я. – Я вынужден сообщить тебе, справедливолюбивый Стригон, что причиной смерти Феритрида скорее являешься ты, чем я. Мне известно, что юноша баловался непотребствами со слугами, – слыша это, Парисицид и Бериатрикс переглянулись. – Когда ты выставил его посмешищем в глазах своих соратников, мне пришлось успокаивать твоего брата и объяснять, что ты вовсе не ненавидишь его; что таков твой способ показать ему, как всё вокруг устроено. И если тут и есть моя вина, то только в том, что я не довёл эту историю до сведения вашего великородного отца.

Надо было видеть его лицо. Напади Стригон на меня сейчас, и я был бы вправе разрубить его пополам, чтобы затем использовать его голову в качестве трофея, добытого на испытаниях. Ведь он был воином. Он это знал. Я это знал. Поэтому он не стал драться. Но промолчать в ответ на подобный выпад достойный сын Ириадисов не мог.

Стригон сделал шаг мне навстречу, но путь ему преградил Бериатрикс.

– Да простят меня чтимые наблюдатели, ибо сейчас я извергну проклятие, – процедил младший Ириадис, почти не открывая жвал, после чего сорвался на крик. – Будь ты проклят, слабоумный Арихигон! Ты и твоя философия! Да пронзят твою многомерзкую плоть железом, да вырвут твой кровососущий язык клещами и да выжгут тебе глаза синим пламенем! Смерть Кратусу Арихигону и его роду! Смерть и позор!