Виктор Николаевич вдруг посерьезнел, вышел из очереди и метнулся к своему рабочему столу. Там, всё тем же красивым почерком он сделал приписку к собственному заключению, стараясь уместиться над красной печатью: “при положительном решении относительно данного изобретения настоятельно рекомендую заменить перебирание лапками возможностью виброрежима. Рекомендация Тихого Виктора Николаевича”.

Когда Виктор Николаевич вернулся домой, его супруга уже была на кухне. Она сидела на удобном, саморегулирующем высоту и ширину сидушки табурете и читала свежий выпуск новостей на тонкой инфопанеле.

– Привет, дорогая.

Виктору Николаевичу было всегда немного неуютно в собственном доме. Его массивная фигура смотрелась тупо и уродливо в аккуратном, минимизированном мире, созданным его женой.

– Добрый вечер, милый. Ужин готов.

– Ух, что у нас сегодня вкусного?

– Вкусного? – Аккуратно выщипанные брови полезли на безморщинистый лоб. – Зачем ты спрашиваешь? Ты не смотрел меню в столовой?

– Если честно я сегодня не обедал. Решил пораньше закончить с работой, чтобы отдохнуть дома.

– А… похвально. Сегодня автошефы дают томатный суп и курицу под овощами.

– Ммм, звучит вкусно.

– Так и есть, милый.

Александра Ивановна продолжила читать новости, и мужчина сам направился к Молли. Это был большой робот-автошеф, встроенный в стену и подключенный к системе жизнеобеспечения города. Примерно в это же время все жители города всех домов и квартир выгружали из металлической пасти Молли томатные супы и аппетитные куриные котлетки.

Виктор Николаевич поднес руки к автомойке и дозатор выдал ему порцию жидкой пены для дезинфекции, а инфракрасный датчик направил струю горячей воды на большие рабочие руки. Руки, которые по большей части никогда и не работали. Нажав на соответствующие кнопки, Тихий получил две тарелки из шкафа, ложку, вилку, стакан и принялся выгружать из автошефа свою порцию ужина.

Суп был вкусным, а курица с овощами оказалась еще лучше, к тому же была заправлена чесночным соусом. Виктор Николаевич, изголодавшийся за долгий рабочий день, съел всё, что было предложено буквально за пару минут, и остался неудовлетворенным, ненаступившим чувством насыщения. Наиумнейшие алгоритмы, колдующие над сбалансированным питанием страны, никак не могли учесть объем Тихого желудка.

– Говорят, в Молли 1.0 можно было самому выбирать блюдо.

Александра Ивановна хихикнула:

– А еще у нее были человеческие манипуляторы. Ты бы ждал свой ужин добрых полчаса, пока старая Молли закончила бы его готовить.

Держа в ладонях горячую кружку чая, Виктор Николаевич смотрел на увлеченно читающую жену.

– Что интересного пишут?

– Да ничего. – Красивые губы красиво улыбнулись. – Открыли новый курорт у искусственного моря на севере. Настроили солнце, под куполом можно даже загорать. Раннее бронирование обойдется хорошей скидкой.

Намек был слишком очевиден.

– Я постараюсь,– выдавил из себя мужчина.

– Я знаю, милый. – Сказала она мягко и впервые за вечер голубые глаза взглянули на Виктора Николаевича. – Витя! Что это с тобой? Откуда щетина?

Испуганный переменой в интонации, мужчина запоздало прикрыл стыд ладонью, но преступление уже было раскрыто. Александра Ивановна смотрела на мужа с укором.

– Витя, немедленно бриться.

– Может уже завтра? Ведь всё равно за ночь отрастет.

– А ночью мне как на тебя смотреть прикажешь. Нет. Немедленно в ванну.

Виктор Николаевич принял стандартный для дома сутулый вид и побрел в ванную комнату. Автоматический шкафчик выдал хозяину заряженную электробритву и тот начал жужжать ей у своего лица. Дозатор выдал пены, датчик – воды, через пару минут дело было сделано, но чувство недовольства осталось, постепенно смешиваясь с приходящим ощущением сытости.

– Когда заберешь пылесос? – донесся голос жены.

– Позвонят, – крикнул в ответ Тихий.

До перехода в режим сна оставалось еще несколько часов. Ровно в 22.00 все дома всех городов страны переходили в профиль сна: отключались автошефы и робовизоры, притихал свет в лампах, выключались игровые консоли и музыкальные системы. До этого времени Виктор Николаевич решил расслабиться в массажном кресле, посмотрел развлекательное ток шоу, в котором человек пытался обыграть робота в лото, почитал свежие новости. Александра Ивановна провела час на эллиптическом электротренажере, уложила светлые пряди волос в пневматические кудри, настроила свое одеяло и синхронизировала его с климат контролем квартиры.

– Тебе как настроить одеяло, милый?

– А сколько у нас градусов?

– Я поставила на 25.

– А можно похолоднее?

Однозначный, не терпящий споров взгляд жены дал ясный ответ.

– Тогда мне на режим охлаждения.

Виктор Николаевич любил, когда дома было прохладно. Самому ему, в его могучем теле, вечно было жарко. Его жена, наоборот, была созданием исключительно теплокровным и не терпела сквозняков и холода. Укладываясь спать под свое одеяло, Виктор Николаевич хотел было подлезть под одеяло жены и обнять ее, но Александра Ивановна учительским тоном отреагировала:

– Витя, у нас одеяла настроены на разные режимы. Им нельзя соприкасаться. Отодвинься подальше.

Откатившись от родной жены, Тихий подумал, что возможно, идея с дышащим котом и не была уж настолько плохой.

Во сне мужчине снился огромный рыжий кот. Люди прыгали на нем как на батуте, и мягкое пузико подбрасывало их высоко, прямо к 50-му этажу техподдержки. А тем, кто устал, чудо-кот делал потрясающий массаж огромными перебирающими лапами. А усы у кота вибрировали и люди чесали ими волосы и улыбались во все 32. Все были рады и счастливы и все хлопали в ладоши и громче всех хлопал в свои большие ладошки Виктор Николаевич, и он продолжал в них хлопать даже тогда, когда ему вручали приз за создание и патентование огромного чудо-кота.

Виктор Николаевич всю ночь улыбался во сне, но этого никто не увидел.

Несколько последующих дней были похожи все как один на предыдущий. Виктор Николаевич просыпался, старался не забывать бриться, ругался или сдерживался в отношении к какому-нибудь робоприбору, но так или иначе, ежедневно получал хотя бы один голубой квиток. Прямо пропорционально количеству штрафных листков, в Тихом зрело некое чувство “идеи”. Именно чувство, когда еще не можешь обременить свое желание в явное предложение, состоящее из слов и пунктуации. Виктор Николаевич ходил на работу, тестировал и резюмировал интересные и не очень изобретения, они снились ему по ночам, исковерканные, усовершенствованные его рукой и он неизменно получал за них призы и тысячи голубых бланков уже с его именем обременяли кого-то другого, а не его самого, выплачивать штраф авторского права. А он с прекрасной Александрой Ивановной отдыхал на берегах северного моря под палящими лучами искусственного солнца.

Эту настроенную как музыкальный инструмент рутину нарушил звонок из техподдержки. Тихий находился на работе и оформлял хвалебный отзыв на новый вид робосветофора, потребление энергии которого было бы в разы меньше имеющихся сейчас. Поставив на листке зеленую печать, мужчина направил его в отдел научного обоснования, в котором инженеры должны были обдумать реальность воплощения иллюзорной идеи.

Вернувшись к рабочему месту, Виктор Николаевич хотел открыть следующее письмо, но его настиг телефонный звонок:

– Уважаемый Тихий Виктор Николаевич, ремонт вашего портативного робота-пылесоса модели D-4 выполнен. Вы можете забрать аппарат в здании техподдержки на этаже номер 6 по данному талону.

Голос робота умолк, а услужливый талонорегистратор распечатал белый бланк на получение. Виктор Николаевич положил трубку и уставился на свеженапечатанный лист. Из колонок рабочего компьютера женский голос этого же робота произнес:

– Виктор Николаевич, потрудитесь задержаться сегодня на работе на 1 минуту.

Счетчик отработанного времени сменился с 3.42 на 3.43, а Тихий трижды проклял звонки в рабочее время. И вроде 1 минута это не так уж и много, но неприятное чувство осталось с Виктором Николаевичем на все 3.43.

Если город смотрелся в утреннее время внушительным и современным, то вечер превращал его в величественный и необъятный. Включалась ночная иллюминация и миллионы огней, лампочек, искр сияли и подсвечивали, выделяли и обращали внимание. На огромных экранах сменяла друг друга реклама, сотни вывесок ресторанов; прогулочные набережные, аттракционы и прочие культурные заведения манили прохожих. Роботы распевали песни, фотобудки зазывали честолюбцев и кривляк. Стоит ли говорить, что Виктор Николаевич не любил вечерний город.

В свете неона центр казался еще светлее, чем поутру. Огромные небоскребы напоминали взлетные полосы вертикального состояния, устремленные вверх, воткнувшиеся в черную небесную твердь. Всё вокруг меняло форму и цвет, следуя причудам рекламных вывесок. И даже руки Виктора Николаевича, на которые тот смотрел в надежде обрести себя, переливались всеми цветами радуги, и не было возможности увести их в тень и избавиться от тошнотворной перемены палитр, потому что здесь не было тени. 360 градусов иллюминации и никакой тени.

Тихий старался смотреть под ноги. В его собственные мысли то и дело врезались обрывки чужих разговоров и фрагменты реклам. Переходя дорогу, мужчина поднял глаза на светофор, который показывал пешеходам красный и подумал, что возможно сегодня он убил этот старый аппарат и дал шанс жить новому. Огромная ладонь Тихого легла на прохладный металлический корпус.

– Ты уж прости, старичок. Может еще всё обойдется.

На вечнозеленой лужайке кучками роилась молодежь. Они громко смеялись, во что-то играли, ели, пили, болтали. Внимание Виктора Николаевича привлекло одно семейство, расположившееся неподалеку. Отец, мужчина солидного возраста, настраивал только что купленного рободога, а сынишка, лет пяти, в нетерпении нарезал круги разных амплитуд.

– Ну, пап, пап, быстрее!

– Сейчас, сейчас.

Когда собака была настроена и включена, ребенок схватил поводок и рванул на прогулку с новым членом семьи. Но животное, не готовое к таким резким сменам положения, не шевельнулось и, натурально заскулив, повалилось на бок.

– Глупая, тупая собака! – заорал малыш.

Отец вытянул руки в молящимся движении, но талонорегистратор на ближайшем фонаре уже печатал голубой бланк и призывно пищал.

– Пааап, хочу, чтобы собака бегала. Почему тупая собака лежит?

Голубой лист увеличился в длину, и пока отец семейства успел добежать до талонарегистратора, тот уже выдал еще парочку квитков, потому что разъяренный малыш изо всех своих скудных сил пинал рободога маленькой ножкой.

“Удивительно, откуда в детях столько жестокости”. Покрасневший отец, с кучей голубых бланков на его имя со всей силы врезал парню по уху и тот залился горланистым ором и слезами. Девочки подростки язвительно прыснули. Виктор Николаевич смотрел вслед уходящей с пикника семье и думал о несчастном рободоге под мышкой несчастного отца и о несчастном ухе несчастного мальчика, который не переставал плакать.

Когда злосчастный пылесос вернулся домой, всё встало на свои места, и ритм жизни больше не вылетал в форс-мажорное окно. Виктор Николаевич всё таким же аккуратным почерком оформлял отчеты по бредовым и не очень изобретениям, тестировал и анализировал, распечатывал и упаковывал. С невероятным постоянством автошеф кормил мужчину пюре и рыбными котлетами каждую пятницу, овощным смузи и мясными биточками каждый понедельник и сырниками каждый вторник. За окном всегда было солнечно, вечерами всегда было прохладно, и на какой бы режим Виктор Николаевич не выставлял свое одеяло, одеяло жены было стабильно выставлено на противоположный.

Мужчина и сам точно не понял, в какой конкретно день этой рутины до него однозначно дошло, что ничего он не хотел сильнее, чем изобрести какое-нибудь чудо техники самостоятельно. Бесконечная лента голубых бланков, серьезных и не очень переработок, личные неудачи натолкнули его на мысль о том, что он страстно желает видеть собственное имя на штрафных листах об оскорблении авторских прав. Вереница неменяющихся снов, ночь за ночью приходили под его климатическое одеяло и приносили чувство триумфа и радости несостоявшемуся инженеру. Виктор Николаевич думал усердно, анализировал и сравнивал, но всё что у него получалось придумать, было в той или иной мере лишь переработкой или комбинацией уже существующих или отклоненных им же изобретений.

Однажды ночью ему приснилась сцена, разыгравшаяся в парке, где униженный отец надавал оплеух своему бестолковому отпрыску за оскорбление рободога. Она пришла к нему почти такая же, как и была на самом деле, только мальчик орал на собаку громче и злее, используя словечки, не подходящие его детскому лексикону. И отец, увитый голубыми талонами, как мумия, бил его жещще и остервенелее. И сестры хохотали громче и довольнее. И он сам, Виктор Николаевич, смеялся от души, удовлетворенный наказанием, а в какой-то момент даже захотел подойти к мальчишке и стукнуть по голове. Он не сделал этого, но внутренне был уверен, что никто бы его не осудил, а наоборот, даже сам отец наверняка бы пожал его большую руку, за то, что он ей внес весомую лепту в воспитание дитя.

Проснулся Виктор Николаевич недовольный, раньше будильника. Жена мирно спала на соседней подушке, издавая какие-то умилительные звуки, и мужчина долго смотрел на хорошо знакомое красивое лицо.

На зеленом циферблате числилось время: 5.43. Тихий проснулся за 17 минут до начала автодня, но спать больше не хотелось. Сон неприятным осадком осел на его душе. Маленький мальчик, маленький рободог и большой отец. Все они искренне ненавидели друг друга.

Мужчина тихо встал и подошел к талонорегистратору. Миниатюрный прибор был как-то связан с миллионами такими же как он, печатал на разных бланках, принимал разные бланки, всё анализировал и вносил куда-то в базу. В ту базу, которая синтезированным женским голосом встречала его каждое утро на работе и каждый вечер провожала оттуда же.

"А как бы вот так взять и покончить с этой злостью. Разорвать к черту эти голубые бланки и климатические одеяла. Глядишь и жизнь бы стала налаживаться”.

И тут произошло нечто. Виктор Николаевич в нерешительности замер, боясь спугнуть странное чувство. Что-то неминуемое, похожее на морскую волну, которую Тихий вживую видел только в детстве, накатывало огромной лапой на застывшую фигуру. Давно повзрослевший Витя едва ли смог наклонить голову, проверить – сухие ли коленки. Не сожрала ли его искусственная волна соленого моря на берегу созданного людьми оазиса.

Эта была идея. Он нащупал ее, пока еле уловимую, схватил и всеми силами старался не упустить. И даже подтащить к себе, развить мысль, закрепить в памяти. Мужчина метнулся к огромной глыбе стеклопакета, посмотрел на просыпающийся мир – на аккуратные, синтезированные деревья, на обреченные светофоры, на сотню маленьких талонорегистраторов, привинчинных то здесь, то там, готовых услужливо в любой момент наказать.