Он выжидательно смотрел на Арса, как будто тот должен был как-то разрешить вопрос и кашу, которая заваривается.
– Патлы, говоришь?
– Птерыч, теперь уж как-то не так. Погорячился. Откуда нам. Раз это культур-мультур.
– Опять задний ход. Ходит тут, заражает меня всякими сумасбродными идеями, а потом умывает руки. А почему подлиннее не пустишь? Моей жене нравятся длинные. Хоть до пят.
– На здоровье. Мне и так сойдёт. Хотя дальше и не идут. Всегда только так и отрастают, досюда.
– А я могу по два сантиметра в сутки, если поднатужусь (с гордостью).
– Зачем столько? Кто будет носиться с тобой, как с Рапунцель.
– То-то и оно, что никто (вздыхает).
– А тот, твой соперник… Тоже что ли с патлами?
Хрисанф рассмеялся, затем посерьёзнел.
– Нет, конечно. Тот брутал чистой воды.
– Качок что ли?
– Нет. Не Арсушка, как ты. Он же учёный.
– А что, им не полагается?
– Не так понял. Мы не мышцы качаем, как ты, а мозги.
– Кто бы мычал. Сам на днях триатлонил, марафонил и моржевал.
– Ну, я то крепкий орешек! (смеётся)
Хрисанф стянул как-то слишком легко свои фиолетовые брюки: как-то как будто они сами с него ловко слазили и отлетели в угол комнаты. Босс сидел в одних семейниках, забыв о музыкальных амбициях, и грыз ноготь на большом пальце, хотя ногти у него и так не выступали. Большие ногти, не пропорционально его пальцам. Ногти рабочего человека. У Арсена ногти были небольшие и их даже кусачками невозможно было подрезать до самых краев: выступают. И тонкие.
– У тебя ногти, как у моей Далилы.
– Ничего подобного.
– Ну чуть. Другие, конечно.
– А когда тот… Ээ.. приезжает?
– Может, уже приехал.
– А ты не можешь знать?
– Могу, но не хочу.
– Почему?
Арс уловил, что опять они слишком интимно сплетничают. Хрисанф уверяет, что это его способ учить его конъюгации, что они подходят друг другу, как учитель и ученик. Но сдаётся, босс использует это объяснение, чтобы прикрыть своё странное одиночество.
– Ну что ты мне с мылом в душу лезешь. Разумеется, использую. И ежу понятно. Не видно что ли, что у меня нет друзей, кроме тебя, Далилы и Калиты. Что мне теперь, поклоны тебе бить?
– Сорян.
– Вечно ты так. А потом во всех страстях меня обвинишь. Самое простое и есть правда. Элементарно же.
– Так почему не конъюгируешь с тем чуваком.
Агний резко встал и без лишних церемоний достал из холодильника кусок холодной говядины и бутылку бырпах (сливочное пиво). Затем неистово стал уплетать всё, что под руку попадётся.
– Терпеть этого не могу!
– Мясо жёсткое? Да не доварил малость. Поэтому в холодильнике. Так со временем станет мягче.
– Да не мясо! А мясо этого ублюдочного ублюдка!
– И на Птерыча бывает прорух значит.
– Да сплошь и рядом! Я как вспомню этого, как ты говоришь, гребаного Искандера, просто зубы готов стереть в порошок от злости. Так и скрутил бы его в бараний рог!
– А что не скрутишь-то? (не подумав. Запнулся).
Вспомнил историю из уст в уста от чиполлинки, как бос шутя-любя поломал кости родному сыну, пусть он и редкостный говнюк. И прикусил язык.
Да и мне чуть лицо не разбил, когда истерил при первых контактах. Но я не могу себя там контролировать. Да и побитым быть не хочется что-то. Это я только с виду Арсушка, а так вообще не по части драк. И в такой квест с конъюгатом лезть – вообще неблагодарно.
– Правильно. Я слишком горячий! Не могу сдержаться. Хотя на мне стоит запрет на преступления с тех пор, как женился.
– Почему?
– Почему-почему – окончание на У. Понятно же. Не хочу поэтому.
– А раньше хотел?
– Раньше мне было всё равно. Я был слишком равнодушным. Да и сейчас такой.
Он упёрся подбородком в грудь, как будто изучая свой живот на предмет складок и лишнего жира.
– Я однажды был Там. Ну, у этого гребаного Искандера! И так мне стало противно, что мочи моей нет. Ноги моей там не будет!
– Что же такого увидел? Он тебя уделал?
– Какой там. Он даже не знал об этом. Я же говорил, что Корсун – не конъюгат. Правда, он довольно прокачан, чтобы противостоять нашим техникам. Но очень. Как бы сказать. Безалаберный. Хоть трава не расти. Один день: к нему и мышь не проскочит. Не дознаешься. Другой… В такой я и попал. Ему море по колено просто! Бесит!
Хрисанф в сердцах бросил пустую от говядины миску на пол, потом, извинившись, поднял, и наскоро, весьма технично перемыл всю использованную посуду, и одолжил у друга лёгкие домашние штаны, чтобы не сидеть там уж в совсем расхлябанном виде, да ещё босиком.
Вообще-то, Арс уже был немного в курсе, что босс порой "отключается" и пускает себя на самотёк. Как он и сам рассказывал, отлеживается где-то в грязном тёмном проулке, купается зимой, нажирается, уходит куда глаза глядят и так далее. Это уже не тот ухоженный идеальный ходячий шедевр, каким его видит мой лучок.
– Это не объяснишь в двух словах, как это было гадко, неприятно и ужасно. Но я могу показать. У меня есть копия. То есть воспоминание. Это нельзя забыть, как бы я ни старался.
Арсен вовсе не горел желанием созерцать что-нибудь в таком ключе, но Кирсанов уже втаскивал его в свою бездонную память.
– Мерзость…
– Мы уже Там?
– Как Там, когда Тут. Вы точно с Далилой близнецы. С логикой у вас туго-претуго.
– А где мы?
– Я тебе не волшебная палочка и не Брюс всемогущий. Кстати, Искандер, качественный телепортер.
– Он что, маг?
– Сам ты маг. Сколько раз повторять: биофизик, нобору.
– Что такое нобору?
– Ругательство на дураков и нетерпение.
– Нобору, где мы?
Арс шёл то ли по тропинке, то ли по просеке. Трава, зелень была не совсем зелёная, как будто с золотом.
– Дорога Далилы.
– Чего?
– Видишь стрекоз?
– Ага.
– Тогда нечего бояться. С точки зрения психологии мы в бессознательном. Ну, где-то глубоко, так понятнее.
– Я уже много раз бывал в таких твоих местах.
– Это не совсем моё место.
– Как понять?
– Разве, если бы это было исключительно моё место, мог бы ты сюда так просто лазить?
– Это ты меня всюду втаскиваешь, придурок.
– Ну, вот ты готов. У человека есть личное пространство. Но все эти пространства тоже находятся в пространстве, понимаешь? Правду говорит Далила, на самом деле все – конъюгаты. Здесь я её лучше понимаю, чем у нас на родине.
– Матрёшка.
– Да. Связь. Ходы. Если поймёшь это своим естеством, то считай дело в шляпе. Да и так в шляпе. Но пока неосознанно. Ну и ладно. Слишком много будешь знать – скоро состаришься. Так что не заморачивайся. Просто, чуть меньше сомнений и осторожности. Не называй это смелостью. А просто более широкий свободный шаг, а не семенящая походка.
– Ты это вообще о чём? Причём тут стрекозы.
– Я называю такие проходы, как и всё в этом мире, в честь моей жены. Если есть стрекозы, считай попал в хорошее русло. Стрекозы живут ближе к воде. Можешь найти воду и напиться, или на худой конец – утопиться (смех). Это признак, что ты избрал хорошую сторону, чистая тропа.
– А бывает по-другому?
– В большинстве своём у новичков чаще начинается с кошмаров. Но ты им не верь. Это обманки. Думай о них, как о иллюзиях. И иди своим добрым путём. Господи, если бы Айнар так впитывал, как ты! Этот долбаеб не лучше Искандера, честное слово!
– Всегда надо пройти через такие каналы, чтобы попасть в пункт назначения?
– Мы же не телепортеры, блять. Наоборот, это ускоряет процесс. Только мысли держи чистыми. Людям сложно держать голову в таком состоянии на этом уровне. Сразу начинает вылезать страх, пороки и прочая гадость, коими вы наполнены.
– А ты не наполнен?
– Наполнен. Потому и конъюгат. Это мой способ жизни, иначе – смерть.
– Мудрено у вас всё устроено.
– Тише. Не кряхти.
– Фу ты!
– У тебя типичный фыркокряк. Как у моей Далилушки. Только у неё крякофырк.
– Что за?
– Тсс. Прибыли.
В ожидании мерзкой картины, наводящей такое глубокое отвращение, Арсен зажмурился. Однако светило яркое солнце. Лето было в разгаре. На ветру качаются высокие зелёные стебельки. На небе лёгкие косы перистых облаков. Недалеко шумит ласковая река. Живи да радуйся. Что противного, непонятно.
– Смотри. Вот он упырь.
Арс, держа ладонь козырьком, увидел в стороне мужчину примерно его возраста, который, как жеребенок, катался по муравушке и улыбался в блаженстве. Он напрягся и прислушался (здесь звуки были несколько иные, или он не привык).
– Далила! Ох! Далила!
Но тут чья-то рука несильно дёрнула его за плечо, и он очнулся на той же кухне.
– Ты чего? На самом интересном месте!
– Ну ты и журналист.
– Это что, новое обидное слово?
– Просто дольше терпеть это было выше моих сил!!!
– Я ожидал расчлененку, или на худой конец оргию вместе, ой, прости, ну, понятно.
– Ты вообще придурочная макака, как можно! Ты видел, как он ногами в воздухе дрыгал?! Просто оторвал бы!
– Ох, Птерыч-Птерыч, это просто первая любовь.
– Первая любовь! Это было несколько лет назад! Стыдно взрослому мужчине так себя вести! А он там валяется на траве и смеётся, как дитя малое!
– Так они с сеньоритой ровесники?
– Да!
– Что ты кричишь? У меня соседи слева люди в возрасте, подумают, что опять я тут бухич устроил.
– Потому что я могу лишь орать и размахивать руками, когда вижу этот беспредел!
– Кирсан, дело молодое. Сам же знаешь. Бывает такое с мужиками от баб. Любовь называется.
– Ты делаешь мне больно.
– Причём тут я? Это гребаный Искандер. Неужели, один это безобидный кусочек лета так тебя расстроил?
– Очень. Потому что это правда. Никто не любит мою жену, ты знаешь. Кроме меня. И него.
– Да брось. Люди не так одиноки, как ты думаешь. Даже я, по-своему, люблю Далилу. Любовь – это такая невообразимо большая штука. Сам же объяснял только что. Матрёшка в матрешке.
– Молодец. Но говорить и болтать просто. Здесь – больно.
Хрисанф указал на место, где находится сердце, и стал собираться домой.
– Решено. Патлам быть. Но это будет не рок-группа. Если ты возьмёшься за бас-гитару, то всё внимание к себе перетянешь. А я сыт по горло тем, как меня сегодня динамят.
– Это было миллион лет назад. И ты тут ни при чём. Это его личная трагедия, то есть комедия.
– Думаешь?
– Ну да. Сам же всегда восторгаешься тем, какая она такая-сякая! Ух! Вот. Другие тоже такого мнения.
– Вот если б ваш колобочек так от Аэлиты катался по растениям, как наркоша, вот бы я на тебя посмотрел.
– Птерыч, не заморачивайся. Будь добрее.
– Я его терпеть не могу!!!
– Мы это поняли. Он тебя задевает. Он – крутой чувак. Соперник номер 1 в мире. Бла-бла-бла.
– Хорошо, по дамам! Ухожу. Только этот будет хип-хоп группа. Итак, вон сколько вьюнов вьются, не хватало ей ещё язык высовывать от металлистов.
– Ты неисправим. Иди уже. Скоро Золотарева придёт. Ей с таким ором попадёшь, будете кричать до рассвета, не прооретесь. Хотя ставлю на чиполлинку, возможно, она бы тебя уделала. Ей-богу, иногда ты не старый, что совсем зелёный.
– Полегче!
– Понял, не дурак.
– И хватит считать меня агрессором каким-то, я умею держать себя в руках!
– Кто спорит. На, возьми на дорожку жульен с грибами.
– Далила терпеть не может грибы!
– Да, нетерпение – ваше второе имя кажется.
– Ах ты мелкий наглый сучок!
– Понял, беру обратно.
– Жадина! Дай сюда. Если Далила не ест, зачем добру пропадать! Вообще не понимаю, как можно быть таким расточительным.
Агний добавил в свою наплечную сумку кроме запеканки, банку голубичного варенья для супруги и вышел из квартиры. Через десять секунд его голова опять всунулась в дверь.
– И не вздумай сплетничать о том, что видел своей мелкой подружке. Я круче его, понял?!
– Так точно, сэр!
– Вольно. В остальном – молоток. Не расслабляйся. Пиши текст для речетатива. Далила терпеть не может, когда я пишу стихи. Я и напишу полпесни, но скажу ей, что это твоя работа. Хотя она не поверит. Ладно. Придётся, покряхтеть.
Глава 17
Далила сидела за письменным столом и пыталась "сочинять" свою диссертацию по биофилософии. Каждую неделю Хрисанф проверял её работы, как какой-нибудь щепетильный учитель, и то тут, то там делал исправления и добавлял чуть ли не в два раза более содержательный текст, так что она порой надеялась, что муж-перфекционист в один прекрасный день скажет: "Дай-ка сюда на минутку", и сам всё напишет.
Был девятый час, когда Агний вошёл в её рабочий кабинет с небольшой картонной подарочной коробкой: чистый, свежий и благоухающий после ванны. Эта комната в отличие от его рабочего помещения на верхнем этаже была внизу и размеры были относительно небольшие. Здесь тоже были книжные полки. Но не в кучу и в хаосе, как у Хрисанфа. Хотя он постоянно убирался в своей библиотеке, Далила всегда с удивлением могла вытащить книгу, которую доселе никогда у него не видела. В таких случаях супруг говорит, что только её шаловливые ручки могут достать всё что угодно из мирового хранилища. В её кабинете было немало детской литературы, разные сказки вперемешку с сувенирами, оберегами и талисманами. Также там она хранила некоторые его подарки, которые не могла использовать в повседневности: что-то из украшений, картины и даже холодное оружие (если особенно красивое). Кирсанова нарочно не разрешала мужу устраивать в этом её уголке удобное ложе, чтобы они не превращали и это место в любовное логово номер три в их доме. Хотя, разумеется, Агнию было вполне удобно приспособить любую поверхность.
– Это что-то для меня?
– Да.
– Что?
– Много чего.
– Покажи.
– Сначала отблагодари.
– Сначала покажи, а потом я придумаю.
– Невелика у тебя фантазия. Ну ладно. Конечно, всегда по-твоему.
– С точностью наоборот.
Далила потянулась к нему и чмокнула в шею, когда он наклонился над её столиком, чтобы сделать то же самое.
– Опять напудрился-напомадился.
– Мне кажется ты устала от моего свинства за эти дни.
– Мне нравится твой запах.
– Какой он?
– Ну ты же знаешь. Такой. Как мне нравится.
– А ты, я вижу, поросячишь, уже давно.
Хрисанф отложил её сбившиеся волосы за ухо и пошёл изучать эту несвежесть.
– Это не для тебя. Просто не хочу.
– Мне-то норм. Но что на работе подумают.
– А там я одна тусуюсь. Никто ко мне ближе чем на километр не подходит.
– Ути. Может, я завтра загляну в обед и мы там останемся.
– Нет. Завтра я не пойду. За детьми подежурю.
– Сегодня видел по видео, как ты опять с Константином в буфете болтаешь. Не испытывай моё терпение, крошка.
Агний увлёкся своей женой и забыл о своём презенте.
– Не надо.
– Что не надо.
– Пока не надо. Отвлекаешь.
– У тебя есть время для Григорьева, но не для меня.
– Ты же знаешь, что в институте мы с ним те ещё аутсайдеры и странные людишки.
– Ты совсем уже взрослая женщина, и я тебе должен просвещать, что такие, как он, только внешне выглядят безобидно.
– Кха. Он же ботан.
– Мы все тут ботаны. Это наша область.
– В смысле, Коська же – зануда.
– И ты ему этого говорила?
– Говорила.
– А он?
– "Ты тоже", – сказал. Ч.т.д. Это такое сообщество, понимаешь. Хотя ты никогда не поймёшь.
– Я понимаю это лучше всех.
– Нет. Только теоретически. Но ты не знаешь, как это, ловить кривые полуулыбки и снисходительные ухмылки, и не догонять, что о тебе так думают.
– Верно. Я догоняю.
– Ну вот.
– Всё-таки, держись от него подальше. Такие больше всех любят запускать лапы, чуть что.
– Коська-то? Кха. Не думаю. Да и не в том мы возрасте. Не студенты.
– А имя-то у него какое занятное.
– Никакое не занятное. Обыкновенское. Для меня это всё обычные наши деревенские имена.
– Константин.
Далила несильно ткнула его в живот, чтобы перестал досаждать её рабочее красивое кресло, купленное Хрисанфом и затем улучшенное и подогнанное под неё.
– Хватит придуриваться. Пускай у него плоский коричневый юмор, зато он мне в столовой последнюю ромовую бабку и котлету с сыром уступил.
– Какая цаца! Я его!
– Ничего. Может, он и противный, и не такой красивый, как все, и всегда гыгыкает, и говорит нечленораздельно, зато не чурается общения со мной.
– Понятно почему.
– Не гони всё по одну гребёнку.
– Давеча я видел, как ты сама воротила нос от Эммы Даниловой. Тебе только поклонников подавай.
Далила отложила ручку и строго взглянула на него. Он смеялся, развалившись в кресле неподалёку.
– Хочешь сказать, что я высокомерная?
– Я этого не говорил.
– Убирайся отсюда.
– И не подумаю. Ты ещё не посмотрела подарки. Один, между прочим, не от меня.
Она на секунду залюбопытствовала, но после беззлобно закрыла рабочий журнал и принялась за шоколадный батончик, который был в заначке в выдвижном ящичке.
– Ничего мне не надо. У меня уже есть вкусняшка.
– Прости, дорогая. Не сердись.
– Я и не сержусь. Это ты начал.
– Не начинай.
– Что?
– Это.
– Между прочим, если хочешь знать, Коська тусуется со мной из-за тебя.
– Правда? Я не знал, что он по этой части.
– Опять ты несерьёзно. Костя знает, что я – твой секретарь и "родственник". А ты курируешь движуху по выдаче грантов.
– О! Тогда ему надо обратиться к окулисту и выписать новые очки. Видимо, он не в курсе, что я занимаюсь с молодёжью.
– А ему 34. Он вполне подходит, если ты не знал.
– Даже так! Я думал ему за сорок.
– Не все так хорошо выглядят, как ты. И что такого, что человек пустил бородку и усы. Так и в 18 можно.
– Вечно тебя тянет ко всяким неандертальцам.
– Агний!
– Ну, хорошо. Загнул. Прости за несерьезность.
Далила замолчала и сделала вид, что очень заинтересована новой статьёй по философии биологии из Англии.
Пускай уйдёт. Ни слова не скажу больше.
– У тебя здесь ошибка в формуле.
– Где?
– Вот.
– Но… (осеклась, увидев оплошность).
– Дай-ка исправлю. И лучше рассчитать вот этим способом.
Хрисанф взял её черновые записи и быстро исписал лист с поправками. Далила опешила.
– Но разве не ты мне в прошлый раз помогал с этой главой?
– В первых трех абзацах да, но потом Урсула заорала благим матом, и мне пришлось идти разбираться.
– Да…
– Здесь ты использовала принцип работы маятника Денвера Дэша, но вот видишь, тут интеграция отклонена на 3 положения. Это не существенно, но разве ты не знала, что Григорьев три года назад разработал улучшенную концепцию этой теории? Надо было у него спросить, он хорошо разбирается в этой теме.
Далила вздумала закипеть-зашипеть-сморщиться и как следует хлопнуть супруга о крепкую спинку стула прямо его слишком-умной-во-всем-разбирающейся-и-все-знающей-головой. Но через секунду сдалась и в бессилии стукнулась лбом о стол.
– Сам делай тогда. Я ничего не знаю.
Агний сел рядом и аккуратно сложил её бумаги в сторону.
– Помогу, конечно.
– Заткнись.
– Думаю, у нас остались ещё места, я походатайствую за Константина в комиссии, давно наблюдаю за его новой работой по криобиологии, очень интересно, надо поддержать молодого специалиста.
– Ты это серьёзно или опять издеваешься?
– Посмотри на меня и узнаешь ответ.
– Нет.
– Ну тогда мне придётся обнять тебя.
– Нет! Отстань! Отпусти!
– Не отпущу, пока не простишь и не посмотришь на меня.
– Ни за что!
– Тогда я буду считать до трёх.
– Читай хоть до биллиона!
– У меня всё хорошо с математикой в отличие от некоторых. Раз, два…
– Ненавижу!
– Три, четыре…
Брыкается.
– Сто пять десят.
– Я устала.
– Ну, конечно. Ты же так долго работала. Надо и отдыхать.
– Ненавижу!
Ещё через какое-то время.
– Одна тысяча один далилинский упрёк.
– Агний.
– Да, моё солнце.
– Покажи, что в коробке.
– Ну, наконец-то! Я морально подготовился сидеть так три дня и три ночи.
Хрисанф отпустил вспотевшую от односторонней борьбы жену и пошёл открывать подарки.
– Вот! Это от Арсушки. Варенье из голубики! Правда оно было в другой склянке, но я тут дома сменил упаковку.
В этом весь он. Мне не интересны все эти мелочи, а ему важна каждая маленькая ленточка, каждая крапинка. Они с Калитой даже держат небольшой магазинчик сопутствующих товаров, чтобы люди с задумкой могли оформить свои дары.
Он тут же поднёс ей на выбор небольшую деревянную расписную ложку и серебряную ложечку, которую в мастерской сами с Калитой склепали.
Она взяла вторую и попробовала гостинец.
– Мм.. Как вкусно! Ты знаешь, что это одна из самых любимых ягод животных?
– Конечно. Я и сам животное, которое очень любит эту ягоду. Она калорийная и легко естся.
– И потом зубы чёрные.
– Ну и что. Кого это волнует, когда жрать охота.
Далила опустила в банку деревянную ложку и поднесла её полной мужу.
– Нет. Той, которой ты ела.
Она стала кормить его своей серебряной и он с удовольствием проглотил пол-склянки.
– Бабушка Арса – что надо!
– Оставь чуть на утро.
– Точно-точно.
Агний предусмотрительно закрутил крышечку и отставил сладость в сторонку.
– Правда, я почти без спросу унес, у Арсушки-то. Опять своё бескультурие показал оказывается. Ещё жюльен брал. Но по дороге схавал, прости. Но он был с грибами. Ты же от них в восторге.
– Зная, как смаково готовит Арсен… Ты же знаешь, что я их кушаю, когда не знаю, чем блюдо начинено. Так бывает и с пиццей, и с роллами, и с мясом по-французски.
– Хочешь, я тебе завтра испеку?
– Нет, не стоит беспокойств.
Хрисанф тоже очень достойно готовит. Но там ему нужно уловить момент. А то он может быть впопыхах, и тогда порежет палец весьма ощутимо. На нём всё очень быстро заживает, но 24 часа за плитой – это не про него. Ему эти 24 надо разложить на миллион и других дел, кроме её завтраков, обедов и ужинов.
– А ещё?
– Ещё будет!
Далила остановила его, потянула к себе за руку и указала мизинцем на свои губы.
– Что-то никто меня этим вечером не целует.
Агний расплылся в обезоруживающей, раскрывающейся как цветок навстречу свету, улыбке.
– Сама же не разрешала.
Он поцеловал её и дальше она разрешила ему всё остальное. Пусть это и было её деловое место.
– Любимый.
– Любимая.
– Я люблю тебя.
– Я люблю тебя.
– Прости, что я не очень умная.
– Женщинам необязательно нужно быть такими.
– Какими?
– Такими, как ты думаешь.
– А как я думаю?
– Как в какой-нибудь книжке.
– Тебе просто лень говорить после Этого.
– Мне не лень (обеспокоенно). Хочешь ещё? Я готов!
– Нет же. Я не об этом.
– О чём же тогда?
– Мужчинам необязательно это понимать.
– Ах ты дурочка таинственная! Выкладывай без утайки.
– Ничего. Просто любовь.
– Как сложно. Далила Птеровна опять вещает нам, ползучим гадам, с высоты полёта.
– Это не так. Ты же знаешь. Просто притворяешься противным.
– Наверное, мы никогда не перестанем ссориться. Слишком разные. Я болтаю всем и вся, что мы – родственные души, а потом вдруг резко поймаю: я не с ней, мы – разное сейчас. И мне хочется плакать. Поэтому я смеюсь и иронизирую. Чтобы не проиграть тебе.
– Кто-то говорил, что Айтал из кистей выпал. А сам всегда такой. Такой. Вкус, цвет, эмоция, чувство. Для тебя всё, как взрыв. Слишком сильно. Поэтому ты и говоришь, что одинокий и что тебя никто не любят. Все тебя любят и восхищаются тобой. Просто ты этого не понимаешь. Потому что чувства у тебя на другом уровне.
– Звучит как оскорбление?
– Нет. Просто я тоже там, в толпе среди них.
– Но в то же время со мной?
– Если хочешь, то – да.
– Конечно, хочу!
Хрисанф снял оберточную бумагу и показал второй подарок.
– Манускрипт Войнича?!
– Да, я видел, что как-то ты интересовалась.
– Агний! Прелестно!
– Она новая. То есть новенькая копия. Чистенькая. Гладенькая. Как ты любишь.
– Да, не хватало нам в доме с малышами древних микробов.
– Вот поэтому. Знаешь, что это за книга? Как думаешь?
Далила быстро перелистывала томик, как бы ища изъяны и не находя их.
– Ну… У меня недавно было предположение, что это травник по мужской силе.
Он засмеялся и прикрыл свою голую грудь руками крест на крест, как будто стесняясь.
– Ах, что вы говорите, миледи!
– Но похоже же! Ты же знаешь, скажи!
– Нет.
– Ну, почему?
– Теперь для меня это раз и навсегда травник по мужской силе поэтому. Всё. Слова Далилы, средоточия моих чресел, света моих очей, моего дыхания, моего сердца, живущего автономно, моей жизни – это истина в последней инстанции.
– Ну, Агний! Противный-препротивный!
– Может, посмотришь третий, если не подарочек, то думаю, может, тебе понравится. Возможно.
Хрисанф протянул жене небольшой листок, сложенный вдвое. Она раскрыла его.
– Это…
– Да. В прошлый раз мы ссорились из-за этого, поэтому я хотел хоть как-то загладить свою вину и не повторять ошибки.
– Имена нашим детям?
– Да, мои версии и предложения. Как только ты забеременела во второй раз, я сразу стал думать об этом. Ну, у меня не такая обширная фантазия, как у тебя, или у Аэлиты.
– Да брось! Мы же черешенку рандомно кидали!
Далила приблизилась к мужу и осторожно расцепила его опять скрещенные на груди руки.
– Я даже не знаю, что сказать.
Она устроилась на его груди и стала слушать уже давно любимые ей звуки: стук его сердца.
Мальчики: Савва, Рафаил.
Девочки: Трейс, Майя, Сандаара.
– Это просто так. Не по значению. Просто понравилось, как произносится. Ну и дедушка Савва тоже неплохо. И в школе будет старичок Савва. Можно было бы ещё Тарас, но ты знаешь, что я больше иксы подкидываю.
– Я даже думать не буду. Пусть остаётся, как есть. Так и будут их звать.
– Что ты? Не будем разводить полемику?
– Не будем. Может, ещё потом родим. Имён красивых много на свете, что не счесть.
– И ты даже не будешь противиться против Майи? Тебе не нравилось это имя ввиду его слишком объёмного содержания. Но даже если ты потом будешь против, я ни за что не передумаю именно в этом пункте.
– Оно не объёмное. Может, слишком короткое. И я знаю, что тебя не переубедить, если что тебе взбрело в голову.
– Очень даже можно. Кроме того, в ордене и в других местах почему-то думают и ждут моего продолжения в виде сыновей. Но у меня от взрослого мужского потомства остались только Айнар с Айталом. И всё равно люди глупы до невозможности. Видно же, даже по ним, что сыновья идут в мать моём случае. А до девчонок им никогда дела не было. И слава богу, что в этом мире существует глупость! Это так облегчает жизнь! Я хотел внезапно признаться тебе в одном… Но это будет больно, после такого прекрасного вечера.
– Ладно, признавайся в грехах своих. Сегодня я не могу на тебя сердиться. Это удобный момент.
– Наши горничные. (молчит). Виктория, Вероника, Ванесса – мои дочери.
Далила, конечно, удивилась. Но потом в её голове наконец сложилась мозаика. Почему она решила, что её первые дочки похожи на их домашних работниц. Почему девушки так охотно помогают с малышами. Почему почти что в один голос видят в Айсене копию папки. Да они сами – копии отца. Просто мужской вайб совершенно отзеркаливал эту мысль и никогда не сводил вместе то, что было бы очевидным для другого, более зоркого глаза.
– Аа…
– Прости меня, дорогая, что скрывал это от тебя. Они и сами не знают. И прошу тебя, не говори им правды. Лучше выгони, но не говори, от кого они урождены.
Далила поняла. Да и чего тут непонятного. Он ведь нашёл их поздно. Как и старших сыновей. Но и отказаться от родных кровиночек не в силе.
– Ладно. Ну что поделаешь. Я наверное должна к ним лучше относиться? Даже не знаю, как теперь к ним обращаться.
– Как и раньше. Они – не слуги. А молодые девушки с заработной платой и непыльной работой. Я делаю профайл для Виктории. Ей уже 19, но нескольким агентствам она весьма приглянулась, как фотомодель. Так, что если её возьмут, она уедет отсюда. У другой есть парень, подозреваю, скоро – жених. Так что, я их устрою и они сами довольно самостоятельные стали.
– Агний.
– Да, любовь моя.
– Вот почему у вас была недомолвка с Арсеном? Он знал, что у тебя большая семья и большие планы.
– Да. Этот мелкий хитрый угорь заставил меня погреться в аду совести.
– Они же не конъюгаты.
– Нет. По крайней мере, сейчас. Здорово, да! Просто люди. Даже непонятно, когда они успели выпасть в этот мир.
– Никто тебе не докладывал, наверное, поэтому.
– И так и эдак. Потому что мне было всё это вообще не интересно. Жизнь бьёт меня за мой эгоизм. Это моё проклятие и в то же время бесконечно щедрый дар в виде тебя.
– Какой ты меня видишь, я являюсь только с тобой.
– Это не так.
– Так-так. С другим… Я просто утопила бы их, как котят.
– Не говори так. Ты бы так никогда не поступила.
– Поступила бы. Но мне приятно думать, что Хайджи, Урсула, Мила, Трейс, Майя и Сандаара вырастут в таких же красавиц и просто хороших женщин, как твои старшие дочери.
– Спасибо, родная.
Глава 18
Далила сидела в столовой в ожидании завтрака после утренней возни со старшими детишками. Хрисанф вернулся из кухни с дымящейся старинной фарфоровой супницей, в котором была гречка с тушенкой. Он поставил еду на стол, снял рукавицы и побежал за салатом, хлебом и сливочным маслом.
– Как тебе моя новая сервировка?
– Как всегда на высоте.
– Это глупо класть такую простую еду в разную интересную посуду?
– Нет. Я видела, что у нас, например, редкое земляничное варенье наливают в длинные узкие бокалы, как вроде для шампанского. И мне нравятся креветочные штучки с майонезиком и икрой, которые ложат в бокал. А гречка – это еда богов, если не слишком часто.
Сама она могла кинуть в тазик подозрительную не совсем съедобную штуку и покатить по столешнице в сторону мужа, как булыжник в керлинге.
– Вкусно?
– Очень!
– Вот ещё сюрприз для тебя: твой любимый тыквенный сок. Он настоящий.
Агний аккуратно поднёс ей хрустальную кружку с густым оранжевым соком, и, на всякий случай, положил туда широкую соломинку.
– Нет, ты просто подлил сюда из коробочки детского питания (он вполне на такое способен).
– Нет же! Ты что не слышала о том маленьком подворье за городом? Они сами выращивают тыкву и другие культуры. Я специально ездил к ним с утра пораньше, чтобы купить этот напиток.
– Сейчас зима, а не хэллоуин.
– Вестимо! Есть же понятие: запасы и консервация!
– Ну, хорошо, уговорил.
Она пригубила из стакана и осталась довольна.
– Почти также, как, когда мне не было ещё тридцати и я брала такой же, но готовый сок в одном магазинчике. Вкус молодости! Даже если ты соврал мне, то всё равно угодил.
– Зачем мне врать тебе, детка.
Он опустился на колени и не без церемонии приложился к её руке, впечатав немного влажный и тёплый поцелуй на её ладони.
– Что ты делаешь? Опять какие-то старческие ностальгии.
– Нет. Просто готов ползать вот так по пятам за вашей милостью за вашу невероятную добродетель. Можешь эксплуатировать меня на полную катушку. Только не забудь эксплуатировать и моё тело (добавляет предприимчиво).
– Не слишком-то расслабляйся. У меня слова порой с делами расходятся. Даже не по моему желанию. Так что вставай и давай мыть посуду.
Хрисанф подпрыгнул и, прыгая вокруг Далилы, как танцмейстер из советской Золушки, сделал шикарный поклон со взмахами рук и шляпой, которую наскоро выудил из угла столовой.
– Агний, перестань дурачиться! Тебе что, делать сегодня нечего? Уже 9 часов, а ты всё ещё торчишь дома. Непохоже на тебя.
– Если ты меня гонишь, то я буду торчать здесь до самой ночи!
– А ночью? Уйдёшь?
– Ночью я буду торчать от другого.
– Хен-тааай!
Далила взяла его шляпу и стряхнула несуществующую пыль с его плеч.