Бергальские истории
Рыбалка не получилась – хариус не клевал. Да и кладоискатели, взволнованные сегодняшними событиями, не были к ней расположены. Сварив обычную свою похлёбку с картошкой, луком и вермишелью, сидели у костра, и разговор вертелся вокруг загадочной чуди, бергалов и золотоискателей. Правда, знали о бергалах немного, да и местный горнозаводской фольклор ребятам был неизвестен. Да и был ли он? Лишь у Егора отец одно время работал в зыряновской шахте и делился своими впечатлениями об этом неохотно. Робил да робил, силикоз зарабатывал – есть такая болезнь лёгких от кварцевой пыли, как раз чаще всего свирепствующая на золотых приисках, где золото вкраплено в кварцевые жилы. За каждый пуд добытого золота, пожалуй, не одной человеческой смертью заплачено. Вспоминали Хозяйку Медной горы, золотую лихорадку Джека Лондона, «Золотоискателей в пустыне» В. Обручева. Копались люди в норах, долбили крепчайшие горные породы, ползком лазая по каменным тоннелям.
– Батя рассказывал про деда, как тот в прежние времена бергалил, – вспомнил Егор, – как лазал он в старой шахте, где в три погибели согнувшись, а где и ползком. Никаких лестниц не было – карабкались по каменным ступеням с мешком руды или породы на спине. Сорвёшься – костей не соберёшь. Всё в темноте, а это и лучше, потому как вниз смотреть страшно. От частого ползания животом ступени полировались до блеска, и скользко от этого по ним ступать. Потом руду в ступах вручную мололи, водой промывали.
– Это что, чудская, что ли, была шахта? – спросил Стёпа.
– Да кто его знает, чудская, а может, китайская. В ранешние времена эти китайцы везде шастали. Дюже они жадные до золотишка.
– А правда говорят, раньше руду искали по зелёным ящеркам? – вспомнил Агафон. – Руда медная зелёная, и ящерка под её цвет. Где пробежала, там и ищи.
– Ага, Хозяйка Медной горы в зелёном бархатном наряде! – сыронизировал Стёпа. – Бабушкины сказки! А как же серая ящерка, самка зелёного самца? Нестыковка получается. Или серого цвета ящерка свинцовую руду показывает? Хитрое это дело – поиски руды. В средние века всякие колдуны гадали, где под землёй металлы есть. Ходили со специальными палочками, вроде как с магнитом. Вдруг да покажет. Заметили, что некоторые травы любят расти поверх месторождений. Это ж химия, а каждое растение любит свою почву со своими минералами. Этих рудознатцев звали лозоискателями, – вспомнил прочитанное Роман. – То ли шарлатаны они были, то ли хитрые люди, усвоившие признаки рудопроявлений, но действительно некоторые из них с успехом находили месторождения. Были даже написаны руководства, как надо пользоваться этими магическими палочками.А всего-то это была лоза, ветка орешника, расщеплённая на два конца. Держа эти концы, с чтением заклинаний надо было идти с запада на восток, и там, где конец лозы наклонялся к земле, и следовало искать рудную жилу.
– Ну вот, а сам смеялся насчёт ящериц! – обрадовался Гоша. – Я думаю, искать месторождение – всё равно, что искать клад.
– Открыл Америку! – с неудовольствием заметил Егор. – Золото, серебро, даже свинец – это и есть клады.
– Да, искать сокровища и клады, нет ничего интереснее этого занятия! – Стёпа в задумчивости смотрел на огонь. – «Осторов сокровищ» – моя любимая книга.
– Клады, сокровища, а вы забыли, Максим говорил про Шангина, что тот открыл множество месторождений драгоценных камней. В том числе где-то здесь, в верховьях Хамира нашёл топазы. Сейчас об этом никто не вспоминает, даже геологи, – заметил Роман, до сих пор мало принимавший участие в обсуждении темы дня. – Кстати, знаете, а ведь и у нас, в Казахстане, была своя золотая лихорадка в девятнадцатом веке. Купцы-золотопромышленники рыскали по всем степям и горам в поисках золотых жил. Много приисков было на Алтае. Особенно прославился некто Попов, прииски и рудники которого были разбросаны по всему нынешнему Казахстану. Кто-то разбогател, кто-то прогорел и обанкротился. Покупали, продавали. Как водится, не обходилось без жульничества. Словом, всё по русской поговорке «Не обманешь – не продашь». Вот геолог Обручев описывает такой жульнический русский способ обмана, называвшийся «солением» забоя. Заряжают пистолет вместо дроби золотым песком, стреляют в забой. Покупатель – а ими чаще всего почему-то были англичане – берёт пробы. Они показывают богатое содержание. Жадный иностранец скорее суёт деньги продавцу, покупает участок, потирая руки, что совершил выгодную сделку, вкладывает капиталы и, естественно, прогорает. Золота нет или очень мало. «Ах, русский жулик, надул самым хитрым способом!» А ведь пробы хорошие были. А то ещё: приезжает на осмотр месторождения покупатель, берёт пробы в забое, а рядом хозяин ходит, попыхивая трубочкой, и незаметно стряхивает пепел в забой. А пепел-то не простой – вместе с табаком золотой пылью набита трубочка.
– Неужели правда так было? – удивлялись Егор с Агафоном.
– А чего ты хочешь, это ж был капитализм. Обман на обмане. Даже больше. Вот как те же хищные дельцы-золотопромышленники обманывали доверчивых киргизов, как тогда называли казахов. Дети степей, были они доверчивы и наивны, однако за свою землю держались крепко. Вот находит какой-нибудь купец золотую жилу на его земле и хочет купить участок, а хозяин ни в какую. Купец и так и сяк – нет, не получается сделка. Но заметили, что султаны падки на царские знаки отличия: медали, грамоты. Каждый друг перед другом похваляется, у кого их больше. Вот купец наштампует таких грамот с золотыми двуглавыми орлами, помаячит медалью с лентой на шею – и хозяин сдаётся. Так землю за гроши скупали.
– Да-а, чего только не бывает на белом свете! – вздохнул Гоша. – Ребята, а вы забыли, что на этом самом месте или где-то рядом несколько лет назад утонул лесник-чеченец? Вот так же вздулась река, а он вздумал переправляться. Утонул – так и не нашли. А может, где-нибудь под корягой до сих пор его тело лежит. Особенно-то ведь и не искали.
– Ну ты скажешь! Только страху нагонишь. Теперь и до скелетов добрались. А может, и вправду завтра на шкелет бергала напоремся?
Недовольный Егор встал, чтобы подбросить сучьев в костёр, и в это мгновение какая-то большая птица с размаху влетела в освещённый круг и тут же шарахнулась в сторону.
– Неясыть, – коротко сказал Стёпа.– Видно, гналась за какой-то пичугой, да перепугалась, не хуже, чем ты, Егорша. А я вот что подумал. В средние века всякие там колдуны, ясновидцы, алхимики пытались найти так называемый философский камень и эликсир жизни. Толкли, смешивали разные минералы и вещества. Всё это описывали, делали свои нелепые выводы, а ведь на самом деле это были зачатки химии. Значит, и от них была какая-то польза.
– Наверное, была, – согласился Роман, – не все же были жуликами. Кое-кто пытался найти истину. Ну вот, хорошо поговорили, – зевая, сказал он. – А не пора ли нам спать?
Сон Романа
Роману не спалось – думы мучили его. Ворочаясь с боку на бок, он глядел на звёздное небо, раскинувшееся над головой. Его мозг перебирал одно событие за другим из тех, что произошли этим летом. Наконец он уснул и перенёсся совсем в иной мир – мир, который ему навеяла собственная фантазия, основанная на информации, почерпнутой в этот год, столь богатый на события.
Он вдруг увидел себя в незнакомой квартире, где в плохо освещённой комнате угадывались странные предметы – причудливые древесные коряги, минералы и коробка с жуками.
Мужчина и женщина негромко разговаривали между собой. Хозяйка называла своего собеседника Фридрихом, и у этого Фридриха был явно нерусский акцент.
«Так это же Геблер!» – догадался Роман, обрадовавшись возможности задать заслуженному исследователю Алтая давно интересующие его вопросы. Доверительное и дружелюбное отношение хозяев к своему гостю придало Роману храбрости, и он спросил:
– Герр Геблер, я восхищён вашей деятельностью на поприще географической науки. Что заставляет вас, хорошего доктора, отправляться в опасные и трудные путешествия, не связанные с вашей основной деятельностью?
– Молодой человек, – с акцентом, выдающим немецкую национальность, Геблер неторопливо начал свой рассказ. – Похожий вопрос мне задавал наш высокочтимый учёный А. Гумбольдт, когда в 1829 году он специально заезжал в Барнаул, чтобы познакомиться со мной. Тогда он посчитал, что в основе моей научной деятельности лежат особенности немецкого характера – трудолюбие, любовь к познанию мира и целеустремлённость. Конечно, твёрдость характера и немецкий менталитет играют свою роль. Но я уверен, что пройдёт несколько лет – и будут блистать имена русских учёных. Да они уже внесли свой вклад в изучение Алтая. Возьмите Шангина, Спасского. Именно они первыми начали исследовать горы Алтая. Знаете, что мешает вам, русским, прославить имена своих первопроходцев, рудознатцев, учёных? – продолжал он. – Вы удивитесь, когда я назову ваши недостатки!
– Какие же? – действительно с некоторым недоумением спросил Роман.
– Как ни странно, это на первый взгляд хорошие качества. Добродушие, скромность, отсутствие злости и тщеславия – вот что мешает вашим изобретателям и исследователям стать известными на весь мир. Да-да, именно тщеславия. Вы делаете открытие, радуетесь этому и нигде о нём не объявляете. То есть вы не публикуете свои достижения, и о них мало кто знает.
– Вы хотели сказать, не хватает честолюбия, – осторожно поправил Роман.
– Я не вижу разницы между этими словами: «тщеславие» и «честолюбие», – в ответ довольно резко бросил Геблер. – Так вот, продолжу свою мысль. Беринг на целое столетие позже Дежнёва обогнул Азиатский материк с востока и этим прославил на весь мир своё имя. Вы же знаете, что на картах всего мира красуется это название – Берингов пролив? И хорошо, что немецкий историк Миллер откопал в Якутском архиве сведения, что гораздо раньше это сделал ваш первопроходец Семён Дежнёв. И благодаря этому немцу Миллеру теперь самый восточный мыс Азии называется Мыс Дежнёва.
– Да, всё верно, – вынужден был признать Роман.
Он хотел добавить, что ведь и на Рахманах у Белухи русские люди бывали гораздо раньше, чем Геблер, но промолчал. И учёные – тот же Шангин, и Ледебур, и Бунге – знали подходы к Белухе, просто им не повезло. Зато спросил о другом:
– Ваши самые значительные путешествия 1833, 1834 и 1835 годов были совершены с южных предгорий Алтая, а не с севера, где расположен город Барнаул. Почему?
– Вы, молодой человек, кажется, из Зыряновска? Так вот, путешествия к алтайскому Монблану, то есть к Белухе, были совершены из вашего родного городка, который тогда назывался селом Зыряновский Рудник. Там местными русскими жителями давно были проложены хорошо известные пути и на Рахманы, и к подножию Белухи. По ним я и шёл.
– Да, я забыл сказать главное, – тут голос Геблера перешёл почти на шёпот. – Есть другая русская беда.
– Какая же? – так же, почти шёпотом спросил Роман.
– Неприхотливость. Способность обходиться самым малым.
– Так это же хорошо! – удивлённо возразил Роман.
– Это только так кажется. У вас нет желания богатеть, а жадность – двигатель прогресса. Потому вы и бедные, и живёте убого.
– Ну не скажите! – растягивая слова чисто по-сибирски, не согласился Рома.– Простой народ действительно живёт бедно, но богатеи во как шикуют!
– Это не то, – покачал головой Геблер, – есть и пить без меры совсем не есть хорошо. Отшень шлехт. Да, молодой человек, я повторю: жизнь состоит из парадоксов, и человеческие недостатки, даже пороки – тщеславие и жадность – двигатели прогресса.
Роману хотелось подискутировать, задать и другие вопросы, но вся эта картина с Геблером и странной комнатой вдруг исчезла, и он проснулся. Вещий сон явно произвёл на него впечатление, но, кажется, не слишком хорошее – скорее гнетущее.
«Эх, ещё бы поговорить с известным геологом относительно полиметаллических месторождений Алтая», – подумал он и снова заснул. И опять сновидение перенесло его во времена более чем столетней давности. Перед ним возник человек, явно нерусский, бойкий и, как показалось Роману, хвастливый и слегка смахивавший на гоголевского Хлестакова.
«Так это же Аткинсон собственной персоной, – догадался Роман, – английский художник, совершивший большое путешествие по востоку Казахстана! Вот уж совсем некстати, – подумал он, – мне он совсем не нужен».
– Да, я Томас Уильям Аткинсон, – заявил человечек в макинтоше и с тросточкой, – тот самый, которого ваш знаменитый географический деятель Семёнов назвал недостойным внимания, а о моём труде с описанием моего величайшего путешествия отозвался как о не внушающем доверия. А я бы сказал, что ваш этот Семёнов вовсе не достоин звания Тянь-Шанского, которое ему присудили. Его путешествие, которое он совершил позже меня на девять лет, не идёт ни в какое сравнение с моим, когда я в 1848 году зимовал в Копале.
«Какая наглость! – подумал Роман. – Эти англичане совсем потеряли совесть, сравнивая своё описание путешествия, больше похожее на бредни барона Мюнхгаузена, с действительно научным достижением Петра Петровича Семёнова!» Но стоило только Роману открыть рот, как Аткинсон затараторил снова:
– Вы, русские, назвали меня шпионом. У вас даже нет перевода моей замечательной книги на русский язык, а ведь она и спустя более ста лет до сих пор переиздаётся в Англии и США и пользуется популярностью.
«А ты двоежёнец, – мелькнуло в голове Романа, – законную жену оставил в Англии, а в Петербурге обманом женился на другой, почему в описании своего путешествия ни разу не упомянул о своей спутнице». Вместо всего этого он только сказал с оттенком возмущения: «Да ну вас!», на что Аткинсон затараторил:
– Погодите, я ещё не сказал про вашего уважаемого Геблера. Я же был у него в гостях и видел всю его подноготную. Знаете ли вы, что он держал крепостных, а его благоверная жёнушка Александра Степановна насмерть забила одну из девушек? И потом этому уважаемому доктору с большим трудом удалось отстоять её, так как ей грозила тюрьма?
«Ах, так он ещё и склочник! – опять удивился Роман. – Хотя кто знает, что творилось в те времена даже с уважаемыми людьми».
Роман мог многое сказать Аткинсону, но тот неожиданно исчез, а на его месте появились знаменитые геологи И. В. Мушкетов и В. А. Обручев. Не дожидаясь вопроса Романа о том, почему Мушкетов, будучи в 1874 году в Зыряновске, не оставил своего заключения о генезисе месторождения, Иван Васильевич со свойственной ему прямолинейностью и даже грубостью заявил:
– Я приехал в Зыряновск на масленицу, все в поселке гуляли и были пьяны, и я, ничего не добившись от вашего начальства, сел в тарантас и уехал, так как очень торопился в Ташкент, куда меня пригласил на работу генерал-губернатор Кауфман.
Обручев же был не столь краток, а скорее многословен:
– В 1914 году, когда я из Уймона проходил через Зыряновск, началась Первая мировая война, и тут уже было не до научных изысканий. На Иртыше стоял пароход, готовившийся отплыть в Усть-Каменогорск, и я поспешил, чтобы успеть на него попасть. Что касается генезиса вашего месторождения, – продолжал он в мягком, спокойном тоне, – то я скажу вам следующее: если вы спросите десять геологов о генезисе такого сложного месторождения, как ваше, то вам расскажут десять вариантов, а каков соответствует реалиям, не скажет никто. Нет ничего более предположительного, нежели теории и фантазии геологов, тем более когда дело касается генезиса магматических, извержённых месторождений с последующей метаморфизацией. Здесь будет больше фантазии, далёкой от истины. Все геологи фантазёры, и от этого никуда не денешься – у них такая стезя.
Конечно, такой ответ не удовлетворил Романа и он обратился к знаменитому геологу, бывшему у него одним из любимейших исследователей, с вопросом:
– Владимир Афанасьевич, мы вас ценим не только как учёного и путешественника, исследовавшего Центральную Азию, но и как писателя за ваши книги «Плутония», «Земля Санникова» и другие, но хотелось бы услышать ваш прогноз о перспективности Алтая в геологическом отношении и возможности открытия здесь новых месторождений. В частности, в районе Зыряновска и гор Холзуна, где вы проходили в 1914 году.
– Да, вы верно упомянули мои популярные книги, – отвечал Владимир Афанасьевич, – но забыли сказать о «Золотоискателях в пустыне» и «В дебрях Центральной Азии». Джунгария (а в неё когда-то входил и восток Казахстана), как и ваш Алтай, – мои любимые места. Я много путешествовал, но именно эти края полны таинственного очарования.
А вам я бы посоветовал не задерживаться на геологических теориях, а больше придерживаться практики. Алтай ещё не раскрыл все свои тайны. Ищите, и вас ждёт удача! Но при этом не забывайте слова моего любимого героя Лобсына, сказавшего: «Я не столько люблю золото, сколько его поиски».
И тут он произнёс загадочную фразу, заставившую Романа удивиться и призадуматься:
– Впереди вас ждёт удивительный и таинственный сюрприз.
«Удача, кажется, уже пришла, – подумал Роман, – но что за сюрприз нас ждёт, и как жаль, что никто из великих геологов не может сказать, что за месторождение мы открыли! – С этой мыслью он и проснулся. – Многое из того, что я сейчас видел во сне, мне рассказывал Станислав, – вспомнил он. – Да, жаль, корифеи геологии не ответили на вопрос, не подсказали, не дали совет, прав ли был Максим, считавший, что главное месторождение ещё предстоит открыть и его ли мы нашли. Я даже сомневаюсь, стоит ли обнародовать своё открытие и хорошо ли будет, если начнётся его разработка».
Сюрпризы древней выработки
Было совсем рано, когда встал Роман. Солнце ещё не вышло из-за Холзуна, и в ущелье, погружённом в глубокую тень, царила зябкая прохлада. Роса блестела на листьях чемерицы и бадана, свежее утро обещало яркий день. Роман разжёг потухший за ночь костёр, вскипятил чай.
Дождавшись, когда солнце осветило противоположный склон, со словами: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела», стал трясти за плечо заспавшегося Степана.
Тот вскочил, недовольный:
– Какой я тебе граф! Сам ты маркиз! Надоел со своим графом!
На что Роман спокойно парировал:
– Плох тот солдат, что не хочет быть генералом. Раз не граф, то извольте накрывать стол!
Сначала нехотя, а затем с охоткой мальчишки умылись, позавтракали и полезли в «гору», то есть к штольне. Шахтёрские термины понемногу входили в обиход.
Вторая выработка, идущая поперёк первой, оказалась сырой и ещё более холодной. Влажные своды с кое-где висящими каплями воды, казалось, хранили холод зимы. Свет фонарей гасила мрачная тьма подземной галереи, пройденной в тёмных горных породах. Опять тускло поблёскивали металлы, стоило поцарапать стенки тоннеля – кое-где белым цветом проглядывали прослои кварца. Жилы и дайки этого белого минерала светлой и извилистой лентой выделялись на чёрных боках каменной галереи. Впечатление было такое, что стены выработки закопчены и покрыты налётом и грязью столетий.
В одном месте путь преградила груда камней, вывалившихся из стенки. Её легко обошли, но куски породы и руды, упавшие с кровли, попадались почти на каждом шагу.
«Интересно, как всё происходило в древности? – думал Роман. – Любая мелочь была сложным препятствием. То же освещение, вентиляция, водоотлив, не говоря уже о том, как врубаться в скальные породы, не имея достаточно твёрдых металлов. Бронзовое зубило тут же затупится, встретив кварц или гранит. Всё это легко представить, но сложно объяснить, как были пройдены эти выработки. Или взять то же освещение. Что можно было придумать в то время?»
Примитивный светильник из глиняного сосуда с жидким жиром и опущенным в него фитилём? А из чего сделать фитиль, если даже одежда состояла из шкур животных? Вопросы, вопросы… Но древний человек был смекалист и находил выход из сложных положений.
– У меня всё время такое впечатление, что нас вот-вот придавит, – признался Егор. – Шутка ли – над нами целая гора!
– У тебя явно фобия замкнутого пространства, – откликнулся Степан, и, словно желая подтвердить эту мысль, горная выработка сжалась со всех сторон, а главное, свод стал таким низким, что дальше пришлось пробираться на корточках, а Агафон даже опустился на коленки. Это было тем более неудобно, так как всё чаще попадались лужи на полу. Здесь царила мёртвая тишина подземного царства, лишь изредка нарушаемая звуками падающих с потолка капель воды.
Первым заметил неладное идущий впереди со светом Степан.
– Ребята, кажется, тупик. Каменный завал до самого потолка.
– До кровли, – поправил его Роман, словно не желая мириться с окончанием пути. «Впрочем, а чего ещё можно ждать от тысячелетней выработки? – подумал тут же он. – Не золотых же самородков или золотой жилы в забое толщиной с палец! А на руду мы уже достаточно нагляделись».
– Завал слежался сплошной массой, его только с ломом можно взять, – продолжал Стёпа, – да и стоит ли его ворошить? Впереди будет всё то же самое.
– А для чего же мы тогда сюда пришли? – недовольно сказал Агафон и тут же добавил: – Подожди, посвети ниже. Кажись, какой-то предмет зеленоватого цвета на полу.
Все склонились, разглядывая у ног почву.
– Да, это медная зелень, – признал Стёпа и вдруг взволнованно изрёк: – Ребята, это же медная кайла!
– Верно, кайлушка! – признал Егор. – А ручка превратилась в какую-то глину. Видно, деревянная была.
И тут у всех открылись глаза и на другие вещи: в первую очередь приметили каменный молоток – этакую балду, истлевшими ремнями примотанную к ручке. Каменные клинья, разбросанные по почве, приняли за своего рода зубила.
– Это ж надо, что они работали, вбивая каменые клинья? – удивлялся Агафон. – Представляю, сколько их разбивалось и рассыпалось от ударов.
– Адова работа! – подтвердил Егор.
Но главное открытие ждало под каменным завалом. Едва отворотили крайние куски породы, как обнаружились человеческие кости. Явно голень человека со ступней из рассыпавшихся косточек. Тут уже ни у кого не оставалось сомнения: рудокопа придавило завалом.
– Однако, было землетрясение, – предположил Роман, – тряхнуло так, что шахтёра придавило и оползнем перекрыло выход из штольни. Вот и разгадка, почему о древнем руднике никто не знал. Все эти столетия или даже тысячелетия он был закрыт слоем земли.
Потрясённые находкой, ребята молча стояли у останков древнего человека. Роман сразу же запретил дальнейший разбор завала, заявив, что это дело профессиональных археологов.
Что было при теле бергала – осталось для всех загадкой. Кто знает: может, мешочек с золотом?
«Вот и сон сбылся, и предсказания Обручева об ожидающем сюрпризе», – подумал Рома, но ничего не сказал товарищам, а те продолжали осматривать выработку, освещая зажжёнными свечами все углы и закоулки. Вдруг стали открываться и другие предметы, которые с первого взгляда можно было принять за каменные обломки. Так обнаружилась каменная ступа и даже пестик при ней.
– Явно для долбления золотой руды, – не задумываясь, предположил Агафон.
Он взялся было раскидывать завал, остальные в нерешительности взирали на это.
– Стоп! – приказал Роман. – Дальше ни шагу! Оставим всё, как есть.
– Как это оставим?! – возмутился Агафон. – Там же древний бергал лежит. Стоит поработать часа два-три – и мы его раскопаем.
– Ага, раскопаем, там у него мешок с золотом, и мы всё это возьмем. Так, что ли?
– Брать не будем,только посмотрим. Столько мечтали, старались, нашли, а теперь нельзя. Так несправедливо! – канючил Агафон.
– Посмотрим, кости раскидаем – уничтожим ценный артефакт. Знаешь, как называются незаконные, самовольные археологи? Чёрные копатели. В общем, уходим, и слава богу, что ничего не успели испортить.
Молча и как-то торопливо все двинулись к выходу. Вынести из шахты даже ступку никто и не подумал, хотя у каждого была мысль: в ней должны остаться золотые крупинки.