Трагикомедия бродяги любви

Граф лишь некрасиво поморщился и зло посмеялся со словами:

– Ой, Джовано, вы меня рассмешили, своей мальчишечьей наивностью! Вы только взгляните-ка, какая они с леди Генриеттой милая пара: леди и бродяга! Я бы на месте леди Риччи побрезговал себя марать об такого бродягу, который уже сотню женщин перебрал, ничем не гнушался ради денег, прям, как Дзанетта. Хотя тогда, молоденькая, она была такой редкой красавицей, и при этом такой дешёвой легкодоступной куртизанкой, что я подавил брезгливость во имя удовольствия иметь такую красивую царственную женщину за такие незначительные деньги. А леди Риччи, я надеюсь, ещё одумается и обратит внимание на меня, достойную для неё партию, а вашу интрижку забудет, как ошибку молодости!..

Джовано так же уверенно и с самоуважением, как до этого говорил с графом, упрямо повторил:

– Так, ваше сиятельство, я требую, чтобы вы нас перестали оскорблять и пропустили уйти, в ином случае я вызову вас на дуэль. Вы лучше следите за своей нравственностью, а не за моей, а раз леди Генриетта выбрала меня, значит, во мне есть то благородство души, ум и другие положительные качества, которых нет в вас!

Граф лишь некрасиво перекосил сухое морщинистое лицо и процедил сквозь зубы:

– Что ж, сейчас я уйду, но не надейся, бродяжка Казанова, что эта была наша последняя встреча, отныне мы – соперники за сердце леди Генриетты!

После чего граф скрылся поспешно среди гостей маскарада, а Джованни и Генриетта решили отправиться уже домой, того праздничного весёлого смешливого настроения у них уже не было, будто внутри оба почувствовали, что нажили сильного врага…

…Только уже дома и Джовано, и Генриетта отошли от оцепенения и продолжили разговор.

– Эм…, так что же это всё-таки такое было, и что нам с такой новостью делать? – нежным женским голосочком спросила Генриетта возлюбленного.

– Ну, милая моя, решать, конечно, в этом случае только тебе и твоему сердцу – со вздохом закатив светло-табачные глаза произнёс Джованни – Как ты сама слышала, он явно собирается бороться за твою руку и сердце, и, если тебя прельщает выгодная партия, то моя обязанность – лишь быстро собрать свои вещи и исчезнуть, просто, как ты говорила, он был хорошим другом твоих родителей, они хотели, чтобы ты вышла за него, да и он явно настроен на войну. Так уж старательно пытался выставить меня в твоих глазах настоящим распутником и дешёвым куртизаном, как будто сам вёл монашеский образ жизни. Он будет ещё тебе наговаривать на меня всякое специально, чтобы я опротивел тебе о моём прошлом в публичном доме, многое гадкое выдумает, а где-то и правду скажет. Потому что понимаешь, милая, когда тебе всего шестнадцать, а у тебя ни крыши над головой, ни гроша в кармане, ни единой родственной души в городе, будешь на многое готов, лишь бы заработать на жизнь, и в тот период жизни всякое бывало, но всё равно не спеши к нему. Я тебя сразу предупреждаю, что я лично знаю его только с плохой стороны. Его первая жена была редчайшей красавицей, моложе его на двадцать лет, а он не только не уважал и не любил её, он все нервы ей извёл за их недолгий брак своими изменами и внебрачными детьми, подобными моей сестричке Фаутине. У него трое внебрачных детей, не считая законного сына, который на два года только младше тебя. Мыс ним знакомы не только потому что он – отец Фаутины, и приезжал иногда увидеться с ней и дать нашей матери жалкий мешочек меди, он был постоянным клиентом борделей, не один раз видел, как он приезжал к соседнему зданию к куртизанкам, выбирал себе девиц покрасивее. Он ни к одной своей женщине не относился с уважением, при его деньгах и родословной он никого не считал за человека кроме себя. Таких коротких отношений, как с моей матерью Дзанеттой, у него всегда хватало, и тебя он воспринимает ровно так же, как и первую жену, и всех своих любовниц, просто ещё одна красавица в его коллекции, будь осторожней с ним…

Генриетта, женственно поправила пышный подол платья, каштановые локоны, тень от густых ресниц упала на нежное смущённое личико, и последовал ответ юной леди:

– Джованни, любимый, ты знаешь, как я доверяю тебе, когда-то я была лучшего мнения о графе Коломбо, он сейчас пытался высмеять тебя, а, получилось, показал с худшей стороны только самого себя, я когда-то отказала ему из-за большой разницы в возрасте и высокомерного характера. Но, когда я сегодня узнала о нём столь неприятные вещи, да ещё он подтвердил их своим заносчивым поведением, я разочаровалась в графе Коломбо окончательно. И меня в тебе подкупает твоя честность со мной, ты говоришь со мной без прикрас честно, как есть, поэтому я могу доверять тебе. Я точно знаю, что, если ты говоришь, что любишь – значит, любишь, если полюбишь другую – я первая узнаю об этом, ты не будешь смеяться надо мной моей спиной …

… Джовано и Генриетта ещё немного посидели в молчаливой задумчивости, а потом решили все дела уже решать завтра, а пока лечь спать, слишком уж много неопределённостей для них было в этой ситуации.

… А на следующий день Джовано устало сел за большой массивный позолоченный дубовый стол с печальной мыслью: «Да, как и говорил Ромео, появление первого же знатного и богатого жениха хорошенько растревожило наши чувства, ведь ей, наверное всё равно захочется выйти замуж, и уж не за альфонса, на который будет на деньги жены жить, а за достойного кавалера, хотя графа Коломбо тоже уж шикарной партией не назовёшь, Генриетта может себе и более красивого молодого кавалера найти, и при этом не менее знатного и обеспеченного, такие истинные леди – завидные невесты, но что делать мне? Смириться с неравенством, уйти скорей или всё-таки попробовать устроить своё счастье, посвататься к ней? Но где мне взять мужества и силы переступить через страх отказа и признаться ей в том, насколько серьёзны мои чувства и что я уже сам хочу обвенчаться и ней, чтобы наш брак был законным? Нужен ли я ей такой, вечный неудачник, из-за которого и она в передряги попадает ещё в качестве мужа? Как же удержать её? Как побороть сомнение и всё-таки сделать заветное признание и предолжение?..».

И у молодого человека перо, будто само собой, перо слегка тронуло чернила и быстро заскрипело по желтоватой бумаге, изливая самые нежные и глубокие чувства, что молодой человек не решался сказать вслух, а в голове только и крутились мысли, связанные с Генриеттой …

В итоге этого порыва у Джовано вышли два одновременно и нежных, и чувственных , и мечтательных стиха о любви к Генриетте: «Благословенно нынче Небо» и «Мы летали, как птицы»…

***

«Благословенно нынче Небо!

Со мною, ты, о, Генриетта!

А, значит, Солнце вновь взойдёт,

И сладкий вкус поцелуя нам несёт…

Я сам себе признать не смею,

Что рядом я с тобою млею,

И с ужасом себя ловлю,

Что чуть не сказал тебе «люблю».

Своей любви я сам стесняюсь,

Тебе, конечно, не признаюсь,

Как сильно я люблю тебя,

Что смысл жизни ты для меня.

Я от любви своей бежать пытаюсь,

Себе со скорбью признаваясь:

Не вечен этот дивный миг,

Что я с тобой в любви постиг,

Не выйдет леди за бродягу,

Она другому даст жены присягу.

Благословит же того Небо,

За кого ты замуж выйдешь, Генриетта,

Ты прекрасна, как Мадонна Рафаэля.

О, как же я мечту тайком лелею,

Что тот счастливец буду я!

Но эта, увы, не сказка, а жизнь, друзья,

В свою мечту я сам, конечно, не верю,

И с ужасом жду твой указ на двери,

Никогда не выйдет за бродягу леди…»…

***

«Мы летали, как птицы,

Ты мне теперь будешь сниться!..

Прикрыта шёлком облака цвета

Моя любовь – Генриетта!..

Мы летали, как птицы в небе,

Казалось, в другом мире где-то…

Ты была совсем юной и нежной…

И я не стану никогда прежним…

Твои пышные локоны по плечам,

Словно шоколадом струились…

О, Боже, где прежний жигало, я?

Что вдруг со мною же случилось?!

Смотрят ласковые глазки-шоколадки,

И сразу на душе стало весело и сладко!

Я такой приземлённый, ну а ты с неба

До меня снизошла, моя Генриетта…

И, когда я с тобой, все заботы не важны…

О, Боже, я забыл, что я просто продажный!!!

Что же я натворил?! Где леди и падший?!

Играть в такую игру и приятно, страшно!

Я забыл, кем я был, что просто бродяга!

Я всегда мечтал о тебе, мне другой и не надо,

Я о деньгах забыл, я впервые пленяюсь!

Как это, я, такой куртизан, сам расплавляюсь?»…

… После этого незадачливый романтик с тяжёлой грустью в больших светло-табачных глазах оставил свои бумаги на позолоченном столе и вышел подышать свежим воздухом в сад и обдумать всё.

А Генриетта искала любимого, чтобы обсудить кое-какие совместные хозяйственные дела, зашла к нему в кабинет и очень удивилась, что не нашла Джованни в его любимом месте, а потом обратила внимание на листочки, что лежали небрежно на столе.

… Юная леди с большим интересом взяла листы бумаги и, прочитав, что эти стихи посвящены ей, решила прочитать…

… Она читала внимательно, вдумчиво, повторяя шёпотом, движением нежных тоненьких персиковых губ, и слёзы текли их больших глаз-шоколадок: каждое слово, каждая строчка этих стихов отзывалась в её сердце, и боль, ужас разочароваться в любви, и необыкновенная радость от мысли, что он кем-то любим, все эти эмоции Генриетта прочувствовала, как никогда. И у неё возникало лишь одно и самое главное желание: пренебречь всеми приличиями и сделать предложение руки и сердца самой, чтобы навсегда страдания для них обоих остались в прошлом, а в новой, супружеской жизни их ждало только счастье…

Но храбрости сделать такой отчаянный шаг у юной леди не хватило, она решила, что будет всячески показывать свою верность и любовь ему на деле и словах, а уже само предложение руки и сердца должен сделать со временем сам Джованни, не иначе…

… В прочем, спокойно, за привычными занятиями и развлечениями они прожили всего неделю, новая встреча с графом Коломбо произошла неприятно и неожиданно, ещё хуже накалив сложную обстановку…

… Генриетта в шикарном парчовом платье с высокой причёской из каштановых волос и жемчужном ожерелье вместе с нарядным Джованни присутствовала в литературном салоне, поэты и писатели благородного происхождения читали свои творения достопочтенной публике, и, надо отметить, Джовано Казанова сегодня имел, как поэт и публицист большой успех в обществе. Очень многие аристократы были покорены его талантами, и не кто и не вспомнил о его порочном прошлом, будто бы постепенно меняя отношение к самому себе, молодой человек менял и мнение общества о своей персоне…

… Тут в дверях салона появился граф Коломбо с привычной ухмылкой на маленьком сухом морщинистом лице и с бриллиантовой брошью на роскошном жабо. Вальяжной развязной походкой он направился сначала к столу, взял себе сочный персик, потом подошёл к Джовано и процедил сквозь зубы:

– Ах, какие занятные работы! Приятно было послушать! Однако какая большая жалость, что они принадлежат перу незаслуженно попавшего сюда безродного бродяги, самого обычного куртизана и альфонса, ведущего далеко не нравственный образ жизни. Я думаю, восторги сменились бы презрением, если бы вы, Казанова, рассказали о том, как в публичном доме работали. О том, как несколько раз чуть в тюрьму не угодили. Как потом один знатный господин вам помог выбраться из борделя, хотя вы и дальше продолжали свой распутный образ жизни. А леди Генриетту я прошу одуматься и обратить внимание на более достойного жениха, мне не очень нравится созвучие слов «леди и бродяга», мне больше по вкусу равные браки. Вам, леди Риччи, подошёл бы титул графини, «леди и граф» звучит более правдоподобно, да и смотрите, не заразитесь от такого порочного человека, как Джовано каким-нибудь венерическим заболеванием…

Генриетта с искренним гневом на нежном изящном личике соскочила с золотого резного стула, ей было непонятно: «Как граф посмел так унизить и меня, и Джованни на людях?!! Это уже не просто оскорбление, это… слова не найду, настолько хамский поступок со стороны Коломбо!».

Джованни тоже уже не выдержал подобного инцидента и в эмоциях резко прикрикнул:

– Ваше сиятельство, это был вверх бесцеремонности! Я требую извинений прилюдно или будет дуэль!!!

Граф Коломбо с самодовольным выражением лица укусил персик и язвительно ответил:

– Извинений не будет, не боитесь, так бросайте перчатку, боитесь дуэли – значит, стерпите!

Тут уже Джованни не выдержал и бросил белоснежную перчатку к ногам графа. Тот же поднял перчатку и язвительно протянул:

– Что ж, я и не ждал другого от такого скандального человека, как вы, Казанова! Когда и где будет дуэль?

– Завтра в двенадцать на пустыре у главной городской башни! – решительно ответил Джовано, и соперники отошли друг от друга…

Когда мероприятие в литературном салоне кончилось, Генриетта испуганно стала уговаривать Джованни:

– Милый, хороший, любимый мой, пожалуйста, не ходи ты на эту дуэль, граф Коломбо – подлый человек, никогда не угадаешь, какой хитрости или подвоха от него ожидать, он ведь просто разводил тебя на эмоции, чтобы ты вспылил, не рискуй своей жизнью из-за этого старого подлеца! Милый, подумай о нас! Я так боюсь за тебя…, не ходи на дуэль, пожалуйста! Я…(Генриетта чуть не сказала в чувствах «не переживу, если потеряю тебя», но какой-то неровный толчок сердца не дал юной леди закончить мысль, ей стало не по себе, когда она вспомнила тот день, когда Джовано спас ей жизнь на конной прогулке, и поняла, что он хотел ей сказать тоже самое…)

Джовано нервным движением рук поправил свой длинный русый волнистый хвост с атласной лентой и демонстративно произнёс:

– Милая, не волнуйся так, я неплохо фехтую, а граф Коломбо – человек в годах, он хотел унизить нас на людях, но, когда дело дойдёт до фехтования, он первый же испугается и попросит отменить дуэль, да, я фехтую на любительском уровне, но всё равно у него нет ни единого шанса. Старость с молодостью не может тягаться ни в уме, ни в физической силе, я молодой и сильный, а граф мало того, что уже в почтенном возрасте, так ещё и не отличается здоровым образом жизни, он сам не будет тягаться со мной, я лишь припугну его…

Генриетта с волнением на нежном личике возразила в ответ:

– Милый, я соглашусь с твоей логикой, но у меня только одно опасение: ведь он из-за своих преклонных лет может сражаться не сам, а просто нанять дуэлянта за деньги вместо себя, многие знатные люди так делают. Ведь не все дворяне умеют фехтовать, и, если нужно, они просто платят хорошие деньги профессиональным фехтовальщикам или военным, чтобы те сражались за них. Я боюсь, что Коломбо сделает именно так…

– Дорогая, – нежно обняв в постели, заботливо произнёс Джованни, – Если бы я думал, что могу столкнуться с профессиональным дуэлянтом или военным, которые часто совмещают две эти работы, я бы не пошёл, но граф Коломбо не может так сделать, потому что тогда дуэль будет считаться незаконной. По закону, если один из соперников на дуэль собирается выставить дуэлянта, то он должен взранее предупредить об этом своего оппонента, чтобы тот тоже выставил вместо себя дуэлянта, иначе тот, кто скрыл, будет нарушителем закона, и его могут даже просто и в тюрьму посадить…

… Генриетта, конечно, немножко успокоилась, но всё равно где-то в тайне волновалась, и они с Джовано в этот вечер были особенно нежными друг к другу…

… На следующий день они в нервном напряжении проснулись очень рано, после умывания и подбора самой удобной простой одежды, что у них была, Джовано вышел в сад и долго делал гимнастику, всячески разминался, всё проверил. И на указанный пустырь влюблённая парочка прибыла даже раньше назначенного времени.

… Однако, ждать им пришлось недолго: скоро на пустыре появился, возвышаясь во весь свой высокий рост сухой старческой фигуры с язвительной ухмылкой на морщинистом лице граф Коломбо. Позади него шёл черноволосый смуглый молодой мужчина в офицерской форме и со шпагой.

Джованни сразу напрягся, как струнка, словно уже почувствовал, что опять по молодости и вспыльчивому нраву попал в затруднительную ситуацию.

– О, Джовано Казанова, да я, гляжу, вы уже пришли раньше меня и готовы к бою! Не слишком ли у вас торопливый и горячий характер? Вы, наверное, уже исповедались, раз так бесстрашны! А я вместо себя решил выставить дуэлянта, разрешите представить, господин Поль, офицер армии… – тихо похихикивая, произнёс граф Коломбо.

Молодой человек опешил от такого поворота событий, нервно поправил свой длинный вьющийся русый хвост и попробовал строгим голосом возразить:

– Ваше сиятельство, я сейчас имею право не только не сражаться на дуэли, но и подать на вас в суд, вы нарушаете законы, связанные с проведением дуэли. Вы по закону были обязаны заранее предупредить меня, что выставите дуэлянта, и дать мне время, чтобы я тоже нашёл дуэлянта со своей стороны, дуэль считается законной, только если соперники находятся на равных условиях. Или оба сражаются лично, или оба выставили от себя дуэлянтов, а вы нарушили этот закон, так что я не собираюсь сражаться, я просто в суд подам…

Граф Коломбо с нехорошей хитринкой в оскале и на лице неприятным грубоватым голосом протянул:

– Да? Это так рассуждает тот самый отважный авантюрист и сердцеед Казанова? Как прозаично и мелочно, как тщетно прикрываясь законом, вы, Джовано, пытаетесь скрыть, что серьёзно испугались. Если у вас хватило глупости назначить мне дуэль, а потом испугаться, как маленький мальчик, последствий сражения и скорее искать предлоги отменить дуэль, чтобы не опозориться, то, я думаю, Генриетта быстро в вас разочаруется. А леди Риччи я бы настоятельно советовал уже оставить эту ошибку юности и обратить внимание на достойную партию…

Тут уже и без того не очень высокая самооценка Джованни, которую сейчас ещё ниже опустили, не вынесла такого удара, и молодой человек повёлся на несложную игру.

…А, как все уже догадались, граф не считал Джовано трусливым и понимал, что сам сейчас нарушил закон о правилах дуэли, и отказ сражаться и заявление в суд со стороны Казановы были бы совершенно честными, но просто ловко сыграл на эмоциях молодого человека ради своих целей…

– Что ж, – выкрикнул гневно Джованни, – Раз вы так со своим пустым высокомерием не угомонитесь, значит, мне сейчас придётся проучить вас звоном шпаг, и некий господин Поль ещё очень сильно пожалеет, что пошёл за вас сражаться!!! Обнажайте шпагу, господин, и молитесь, если хотите с Божьей помощью уйти отсюда живым!

Черноволосый офицер поправил кафтан-жюстокор и достал шпагу, Джовано (весьма самонадеянно) с демонстративным героизмом в пылу обиды тоже обнажил шпагу, и началась дуэль…

…Битва вышла ожесточённой, долгой и шумной, Поль хоть и был офицером и профессиональным фехтовальщиком, и Джованни с трудом успевал обивать атаки, но в этот раз бывалый дуэлянт нашёл в лице Казановы, на удивление, достойного соперника…

Пот тёк со лбов, шпаги так быстро делали выпады, что казалось, летали в руках своих хозяев, звон железа был настолько неприятный и резкий, что заглушал всё вокруг…

… И эта изнуряющая дуэль без передышки или каких-либо перемен длилась час…

Коломбо язвительно ухмылялся, поглядывая то за ходом дуэли, то за реакцией юной Генриетты…

… А леди стояла белая от испуга, её изящные нежные ручки дрожали, огромные шоколадные глаза были наполнены одновременно и ужасом от происходящего, и глубокой нежностью к Джованни…

«Милый, милый мой любимый Джованни, ну зачем ты так рискуешь собой? Я же ведь переживаю, разве ты не видишь? Как ты не понимаешь, что граф специально посмеялся над тобой, чтобы развести на эмоции? Зачем ты повёлся на его ловушку? Милый-милый, ты же такой удивительный, замечательный, самый лучший, я же без тебя не смогу. Что ж ты так поспешно рвёшься в бой, неужели не видишь, что я люблю тебя и переживаю? Господи! Господи! Пусть только живым и здоровым с дуэли вернётся, только бы живым остался, Господи услышь мои молитвы, спаси ему жизнь, умоляю…» – хаотично смешивались мысли с молитвами в голове у Генриетты…

Коломбо уже собирался отдать приказ Полю, чтобы тот добил Джовано, но тут Генриетта поняла, как спасти любимого!

Быстро, словно ветер, юная леди встала между самими участниками дуэли и надменным графом, чтобы он не успел отдать приказ, женственно изящной ручкой откинула за спину каштановые кудряшки и с царственной осанкой истинной благородной особы решительно обратилась к Коломбо:

– Ваше сиятельство, я требую, чтобы вы немедленно приказали своему дуэлянту Полю прекратить дуэль и оставить Джовано в покое! Это было подло и низко с вашей стороны, выставлять вместо себя офицера, который фехтует профессионально, не предупредив об этом соперника, чтобы тот мог выставить тоже вместе себя дуэлянта! Эта дуэль не считается законной, вы проводили её не по правилам, и Джовано имеет полное право подать на вас в суд! Как же низко вы себя повели: сначала нарушили закон, потом специально поставили оппонента в такую унизительную ситуацию, что он не мог подать на вас в суд, а был вынужден сражаться, а теперь, пользуясь этим, вы хотите добить его, и ради чего? Всё ради того лишь, чтобы убрать своего главного конкурента за моё женское внимание?! Как же это глупо и наивно с вашей стороны, граф, считать, что, если бы Казановы не стало, я бы сразу поменяла его на вас! Наоборот! После такой подлости я уже точно бы возненавидела вас, а уж тем боле не стала бы вам женой! А вы ещё смели лгать мне, что любите меня! Так если в ваших словах о любви ко мне есть хоть капля правды, если в вас есть хоть крошки уважения ко мне, вы признаете эту дуэль незаконной и отзовёте своего дуэлянта! Только так вы хоть не в полную силу сможете реабилитироваться в моих глазах после тот, как так опозорились!

На морщинистом покрасневшем после таких слов Генриетты лице графа появилось настоящее замешательство и ощущения конфузной ситуации. Во-первых, он был неприятно удивлён тем, что сам постыдно опозорился в глазах Генриетты, а не обесславил Казанову, такого фиаско у спесивого графа не было никогда до этого дня! Во-вторых, его шокировало то, как ловко юная леди поняла его, как ему казалось, сложный план: он и, правда, хотел убрать оппонента за сердце Генриетты тем, что нанять дуэлянта, потом вывести из себя Джовано, чтобы тот согласился на такую дуэль, а потом просто приказать Полю добить молодого человека. Коломбо мнил, что это – гениальный план, и был сейчас унижен, когда Генриетта так быстро всё поняла в его задумке, да ещё и назвала это позором для графа в её глазах!

Коломбо поскрипел зубами от злости, но с трудом изобразил вежливую улыбку, которая больше походила на злой оскал и промямлил:

– Эм, леди Риччи, не знаю, с чего вы взяли, что я намерено хотел гибели Казановы, но из высоких чувств к вам я с радостью выполню любую вашу просьбу… – После этого Коломбо грубо крикнул на господина Поля – Поль, дурачьё, что застыл?!! Бери свою шпагу, оставляй в покое этого бродяжку и уходим быстро отсюда!!!

После этого граф и его помощник-офицер быстро исчезли с пустыря…

… Генриетта же аккуратно склонилась над Джованни и нежно поцеловала своими тоненькими персиковыми губками его щёчку и в губы. Молодой человек вздохнул, в тайне обрадовавшись тому, что сейчас остался жив, с трудом распахнул свои светло-табачные глаза на бледном уставшем лице и ласково изрёк Генриетте, нежно поглаживая её маленький вздёрнутый носик:

– Прости, прости моя милая родная солнечная Генриетта, я так самонадеянно себя повёл, и, получилось, что подставил и себя и тебя, опять из-за меня мы попали в злоключение, прости. Я хотел, как лучше, когда он так поддел своей остротой, я подумал, что он не отвяжется от нас, пока я не покажу характер, решил так проучить его, но тягаться с офицером было очень самонадеянно, конечно. Хотел, как лучше, а получилось… как всегда. Ничего хорошего…

Генриетта с обаятельной улыбкой и озорством в глазках-шоколадках ответила:

– Джованни, милый мой, любимый, самый лучший, не проси прощения, не вини себя, все ошибаются, да и трудно было не возмутиться такой наглостью графа Коломбо, для меня ты всё равно самый лучший, и я очень рада, что ты живой, что всё кончилось благополучно. Я так боялась потерять тебя, так молилась Христу, чтобы он спас тебя, что я безумно рада тому, что ты жив, и уж тем более мне не хочется обвинять тебя. Просто я прошу тебя, будь рассудительней, спокойней, более ответственным к своей жизни ради меня. А почему ты не встаёшь? Ты ранен?! Или что-то с ногой? Где болит?

– Эх, милая Генриетта, нет, слава Богу, не ранен, я, кажется, сломал ногу, когда этот зараза Поль поставил мне подножку, так что тебе придётся позвать врача, по-другому я сейчас до дома никак не доберусь… – с тяжёлым придыханием ответил Джованни.

Генриетта очень быстро сходила за врачом, врач наложил шину на сломанную ногу Джовано, и помог влюблённой парочке добраться до усадьбы леди Риччи. Врач и крепкий дворецкий помогли молодому человеку подняться в спальню…

Месяц Джованни пролежал, пока заживала нога, и весь месяц Генриетта старалась быть ласковой, внимательной и заботливой: выполняла все рекомендации врача, старалась побаловать любимого вкусненьким, быть ласковой, и как можно больше времени проводить рядом с Джованни, чтобы ему не было скучно, они ворковали, как два милых голубка…

… Проведывал своего младшего друга и Ромео, периодически тайком от Генриетты немножко песочив Джовано:

– Что ты вытворяешь, влюблённый дурачок?! Вы взаимно полюбили друг друга, и у тебя есть все шансы создать, как ты мечтал, хорошую семью, а он, как мальчик-отрок, смущается и дрейфит! Я уж, какой циник по жизни, сначала отговаривал тебя от отношений с ней, боялся, что бросит она тебя, но ей даже меня, такого прозаичного человека, который уже давно не верил в любовь, удалось своими поступками убедить в серьёзности своих чувств! Настоящая любовь – это величайший и редчайший дар, который дан далеко не каждому человеку, тебе же Господь послал такую любовь! Не знаю, как и кому ты там на мосту молился, но у тебя получилось вымолить такую женщину! И я не понимаю, как в двух шагах от своего долгожданного счастья ты сначала умудрился с этой дуэлью только испортить о себе хорошее впечатление, а теперь, когда нужно его исправить, посвататься, ты смущаешься и боишься, как влюблённый мальчик-гимназист перед девочкой! Что ж ты своё счастье сам упускаешь?! Ты, наконец-то поступишь, как настоящий взрослый мужчина или нет? И не возмущайся, Джованни, друг, что я ворчу, потому что я тебя тогда спас, я теперь в ответе за то, как твоя жизнь сложится…

Джованни на это только глаза закрывал со слабым стоном. Как можно было объяснить Ромео, что человек, над которым столько лет смеялись, пренебрежительно относились, всю сознательную жизнь говорили только отрицательное, не может так быстро научиться самоуважению и уверенности в себе?

…Этот месяц прошёл очень даже мило, сердце Джованни приятно таяло от неги Генриетты, но обоих влюблённых пугала неопределённость: «Что же с нами и нашими отношениями будет дальше?».

… Спустя месяц Джованни снова был на ногах и прекрасно продолжил их привычный с Генриеттой образ жизни, хотя от незадавшейся дуэли всё-таки остался: молодой человек стал теперь немножко хромать на ту ногу, которая была сломана, но всё-таки боле менее срослась, и ему приходилось ходить с тросточкой. Всё разрешилось очень спонтанно и в неожиданную для всех сторону, в самый сложный момент…

… В тот день всё шло, как обычно. Днём Генриетта занималась хозяйственными делами, потом рисованием и музыкой, она хотела порадовать своего дорогого Джованни, разучив на клавесине небольшую пьесу его любимого композитора, а Казанова в своём кабинете читал, занимался сочинительством своей пьесы и делал кое-какие переводы к следующему литературному салону…

Потом, дружно поужинав, они сели поиграть в шахматы, их беседа так и лилась стройным ручейком…

…Вдруг пожилая горничная Наринетт заглянула и учтиво доложила:

– Леди, к вам с визитом приехал его сиятельство граф Коломбо, что прикажете ответить ему? Он просил доложить вам, что дело очень важное и неотложное…

… И Джовано, и Генриетта сейчас напряглись, как струна и не на шутку испугались: было абсолютно неясно, с чего бы старый заносчивый граф, после того, как юная леди его так хорошо пристыдила, не появлялся уже почти два месяца, а тут вдруг у него появились важные и неотложные дела к Генриетте. Но зная упрямство Коломбо в сочетании с хитростью, влюблённая парочка не ждала ничего хорошего.

– Да когда же этот нахал уже оставит нас в покое?! Нет, если он в этот раз вытворит что-нибудь, то я уже махну рукой на все приличия и манеры и просто пущу в ход кулаки! – не выдержав, воскликнул Джованни.

Генриетта же как можно спокойней ответила пожилой горничной:

– Наринетт, проводи, пожалуйста, его сиятельство в парадную гостиную и скажи, что я спущусь к нему через несколько минут…

После этого юная леди обратилась к возлюбленному нежным голосочком:

– Милый, я побаиваюсь графа Коломбо, он жесткий человек, может, ты тоже спустишься со мной? Рядом с тобой я буду чувствовать себя безопасней…

– Конечно, дорогая, раз тебе так лучше, я пойду… – ответил молодой человек, и они с Генриеттой привели себя быстро в нарядный вид…

Генриетта спустилась в гостиную в роскошном пышном платье из голубого атласа со вставками из парчи, тонкими голландскими кружевами и дорогой изумрудной брошью на лифе. Свой образ юная леди дополнила красивым колье из изумрудов и розового кварца и женственной причёской из каштановых кудрей, где так уместно смотрелось белое перо.

Джовано тоже собрал свои длинные волнистые русые волосы в хвост атласной лентой, подобрал наряд на шее с нарядным белоснежным жабо, светло-коричневым кафтаном-жюстокором и камзолом и кюлотами цвета морской волны. Он шёл, неловко опираясь на трость…

…Их встретил разнаряженный в золото, бриллианты и парчу граф Коломбо, а рядом с ним на золотом столике с изысканными ножками стояли две коробки. В одной лежали крупные бриллиантовые серьги, а в другой обручальное кольцо и дорогой браслет из аметиста и чёрного жемчуга.

– Ах, моё почтение, леди Риччи, вы сегодня особенно хороши! А я к вам с очень важным торжественным визитом, я желаю посвататься к вам, если сказать по-другому, делаю вам предложение стать моей женой. В честь такого значимого дня для нас с вами я решил преподнести вам такие изысканные подарки и с нетерпением влюблённого мужчины жду вашего ответа…

Джованни без единого звука закрыл ладонью бледное красивое лицо и с ужасом подумал: « Я глупец, медлил, упустил…».

Генриетта была так удивлена сватовством графа, и ей его старческое внимание было настолько неприятно, что она с осанкой истинной леди резковато ответила: