Глава 5.
Неделя сборов настолько приблизила Павла к вожделенной Мадресельве, что он попробовал нарисовать усадьбу по своим представлениям. Просидел над рисунком всю ночь. В девять позвонила Валентина. Незаметно всё управление перешло в её руки. С одной стороны, это было удобно, но вот с другой… как-то очень по-свойски, повелительно разлетались команды.
– Климов, ты выучил десять вежливых итальянских обращений? Выучил, но забыл во сне? Сегодня на ночь включим плеер с уроком. О! А что за чудная картинка – это и есть Мадресельва? Клим, подари! Ты себе нарисуешь ещё.
– Валентина, бери что хочешь, только не грохочи ухватами и словами.
Павел вернулся к работе. Если женщина что-то просит, надо дать ей, иначе она возьмёт это сама. Полезное правило ему открыла Вероника. Закон гравитации не нуждается, чтобы его признавали, он просто работает. Здесь – то же самое.
Валентине не понравились решительные нотки Павла, даже облеченные в улыбку.
– Климов, ты не смотри на мою внушительную фигуру – я слабое беззащитное существо… Она как бы готовясь заплакать по-детски сморщила нос.
– Скажи, беззащитное существо, что нам осталось сделать до завтрашнего отлета?
Длинный список подвергся проверке сверху донизу. Оказалось, Валентина позаботилась даже о подарках хозяйке Мадресельвы. Количество местных сувениров, как и их кустарное качество запалило фитилёк раздражения. Пока Климов упаковывал свои работы, укладывал в рюкзак планшет и многочисленные вещи, которых после всё равно не досчитаешься, Валентина готовила обед, бутерброды на случай плохой кормёжки в самолёте, и всё говорила и говорила без умолку.
Павел пробивался к тому, заветному, заповедному в себе, где привык мысленно разговаривать с Милой. И не знал способа остановить поток слившийся, как некогда Тора, в одно слово. Чад дымящихся букв искал выход. Павел потускнел, поскучнел. Это не прошло незамеченным. Чутьё, заменяющее интуицию, подсказало Валентине беспроигрышный вариант:
– Климов! «Ты не заболел?» —спросила она встревоженно- участливым увлажнившимся голосом.
И тут природный механизм выдал Климову такой каскад лучезарных улыбок, что Валентина заалела как маков цвет, замахала большими добрыми руками:
– Уже полдень, а ты некормленый. Вот в чём дело!
Она быстро забегала, собрала на стол, села, подперев рукой крупную голову, и стала смотреть, как Климов ест. Пока Павел завтракал, Валентина не проронила ни слова. Вот он простой, да что там простой, гениальный способ заставить женщину замолчать: надо попросить есть! Хитро, – осваивал Павел еще один полезный способ обращения. Для верности поинтересовался:
– А с тобой-то все в порядке? Что-то тишина на уши давит.
– Павлуша, – со всей возможной мягкостью, как к маленькому ребёнку обратилась Валентина, – у родителей было заведено: еда – святое дело. Правило: «Когда я ем, я глух и нем», выполнялось не – у – кос -ни – тель- но, – произнесла она по слогам. Причем буквально «нем»: когда летала муха, мы слышали её песню. – Какая замечательная семья, – произнёс Павел с самым искренним одобрением, пританцовывая от радости под столом.
Дальше всё закружилось и совершалось по аэрофлотовскому расписанию. Оно работало без сбоев: Сахалин – Москва – Рим.
Прогулка по аэропорту Фьюмичино затормозила в Климове все энергии, направив их в одно русло: в зрение. Эпизоды жизни, происходящие на разных уровнях, требовали фасетного зрения мухи, всех её 3000 отдельных глазков и обзора на 360 градусов. А если к тому же распознавать как она, химические, электрические и тактильные сигналы…!
После некоторого замешательства, всем своим существом он почувствовал мощь скрещения тысяч дорог, родство людей, плывущих по траволаторам, перекусывающих в нарядных бистро – не расстающихся ни на минуту со своим божеством – каким-нибудь гаджетом. Они, возбуждённые, целующиеся, рассеяно ждущие, спешащие, представали его глазам как неразрывное действо в фильмах Кустурицы.
Он, как вкопанный, а с ним и Валентина, остановились и стали тоже действующими лицами трогательной встречи дедушки-азиата, улыбающегося кузнечика, которого родственники просто закатали внутрь цветного стрекочущего кокона.
Рядом с клубком крутящейся радости оказалась индийская женщина с голой кошкой в корзинке. Уловив внимание, она звала всех полюбоваться своим сокровищем.
После ошеломительного знакомства с пёстрой витринно-нарядной жизнью аэропорта, непременного круассана с кофе, они с Валентиной без особых затруднений стартовали на электропоезде из Рима в Перуджу с пересадкой в Фолиньо. Павел не отрывался от пролетающих пейзажей за окном и фотографировал без разбора.
Ему, не выезжавшему дальше Москвы, казалось, что он попал в машину времени. А мелькающие средневековые города на самом деле голографические отражения космических картинок. В полдень, выгрузившись напротив вывески «Перуджа», он, наконец, убедился в реальности происходящего. Отель и впрямь оказался в пределах пешего хода. Разойдясь по своим номерам, они привели себя в порядок и, прихватив каждый свой планшет, отправились знакомиться с городом.
Валентина сверялась со схемой на айпаде, выискивала ближайшие ресторанчики, коих оказалось немеряно прямо на улице, куда выходила гостиничка.
– Павел, ты хочешь попробовать настоящую итальянскую еду?
Молчание заставило её оглянуться. Климов стоял у выступа древних остатков закопчённой стены и делал набросок в блокнот.
– Ну, Павлуша, помоги мне разобраться, куда идти. Не дай умереть с голоду в этой изобильной стране обжор.
Слово «помоги» со времени Вероникиной болезни было для Климова немедленным сигналом к действию.
– Да-да, добрая женщина, веди меня, куда хочешь, а я постараюсь не потеряться. Хотя мне трудно бороться с искушением. Видишь ли, мы стоим с тобой на земле этрусков. Звучание тебе ничего не напоминает?! Вот эта стена, быть может, когда-то служила укрытием родственному нам народу.
– При чём тут наш народ, Климов? Ты где это откопал?
– Мы же с тобой читали в интернете: Перуджа – очень древний город этрусков. Эта стена – один из его памятников, я её узнал по снимку. Завтра посмотрим и другие. А какие у них были фрески, Валентина!
К тому времени их окружила небольшая группа туристов, как видно, славянской внешности. Они старались понять, о чём так страстно говорит голубоглазый воодушевлённый человек.
– Ты мне после расскажешь эти свои теории про этрусков, мы же с утра ничего не ели, – взмолилась женщина, крепко взяла Павла под руку и повела уже скорее на запах еды, чем по плану на экране.
Ресторан «Dal mi Cocco» на Via Giuseppe Garibaldi оказался милым, почти домашним заведением, где многие столики были заняты целыми семьями. Пока приносили воду, антипасто, Павел, сделал чудесный набросок малыша, спящего рядом с тарелкой, полной еды. Родственники упоённо обсуждали что-то над его кудрявой головкой.
Вино и паста с морепродуктами как будто вложили в наших путешественников частичку итальянского поведения. Откуда что взялось! Они оживились настолько, что стали оба громко говорить, подкрепляя слова жестами. Нетерпение посмотреть и то, и это вызвало бурный диалог, и где?! – на центральной улице, бульваре Вануччи. Здесь царило броуновское движение. Даже сейчас днём, было много гуляющих, звучала живая музыка, вспыхивали взрывы смеха.
Сильнее любого афродизиака действовала волна вкусного запаха. Струящийся из множества кофеен манящий аромат смешивался со сладким медовым, липовым. Природа разыгрывала спектакль лета, с его апофеозом лёгкого радостного ожидания чего-то необыкновенного.
Впрочем, всё вокруг и было неповторимым. Город и предместья утопали в роскошных бронзовоголовых липах. В этот день ветер разносил невесомые лепестки цветов. Это их флюиды несли нежный аромат. Из широкой долины Тразименского озера и соседней узкой долины Тибра шлейфами налетали на город и предместья душистые ветры, напоённые цветением луговых трав. Всё благоухало.
Нарядные кафе, как семечки в подсолнухе, утыкавшие нижние этажи бог знает каких времен и стилей здания, переживали свои звёздные часы – посетителей хоть отбавляй. Начавшийся сегодня джазовый фестиваль, как сообщали рекламы, одновременно проходил во многих местах: в парках, скверах, ресторанах, кафе, на улицах города. Приезжие музыканты, разогреваясь, репетировали повсюду, где можно было расположиться.
Все магазины объявили распродажу и обещали работать до утра. Красивые ухоженные дамы с нарядными пакетами, разгорячённые потраченными суммами, пьянящим ветром и нечаянными встречами с подругами, всё ещё не могли оторваться от витрины оставленного магазина. И надо сказать, выглядели намного интереснее выставленных, обездвиженных копий за стеклом. Они щебетали точь-в-точь как беспечные птицы. Оживлённая речь вплеталась в общую партитуру праздничного настроя неподдельной нотой радости.
Павел уже нацелился порисовать живописную скрипачку и эту группу возбуждённых итальянок, даже стал расстёгивать рюкзак, но Валентина решительно направила указательный палец в фото Национальной галереи на экране планшета.
– Кто-то сам вписал под номером один это мероприятие!
Её непререкаемый голос лектора, приросшего к кафедре, поплыл над головами прохожих.
Сидящие за ближайшим столиком уличного бара, оживились и приглашали присоединиться.
– Русские?! Откуда?
– Сахалин!
– Ого! Мы из Мурманска.
– На фестиваль? Мы уже неделю здесь, присаживайтесь.
В Павле сразу признали художника, даже общими усилиями вспомнили выставку с острова, гостившую год назад. Новые друзья предложили лишние билеты двух отставших товарищей. На главной сцене «Арена Санта-Джулиана» выступали джазовые музыканты Диана Кролл и Алан Харрис, Хэрби Хэнкок и Чик Кориа. Решили встретиться вечером.
В Национальной галерее Умбрии царила тишина, благоговеющая перед великолепной коллекцией художников аж! пяти веков. Дорвавшись до оригиналов, Павел просто прилипал к отдельным полотнам, и никакие вздохи, и шёпот Валентины, призывающие «остановится на этом», Павла не достигали. Ему казалось, он ощущал присутствие самого Перуджино в пространстве залов. И только обращение служителя с извиняющейся улыбкой пригласившего продолжить осмотр завтра, вернул их на шумную улицу, в лёгких сумерках прошитую множеством ярких огней и блеском нарядных витрин.
До концерта ещё оставалось время, как раз для того, чтобы зайти в пиццерию. Пока ждали заказ, Климов, рассеянно улыбаясь, провожал взглядом каждого посетителя. У него появилась навязчивая идея, что где-то поблизости может оказаться Мила. Этого не могло быть. Только через неделю она появится в Мадресельве. Но ухо чутко ловило журчащие ручейки разговоров в надежде услышать привычные интонации с лёгким пришептыванием…
День после длительного перелёта казался нескончаемым. Климов и Валентина поочерёдно зевали. Сытный ужин лишил их энтузиазма слушать трёхчасовой концерт, даже вечернюю прогулку решено было отменить. Уже на выходе, Валентина, рассмеявшись синхронному зеванию поддразнила Павла:
«Все недуги сердечные лечит вино,
Муки разума вечные лечит вино»!
– Мы забыли святое дело, – задобрить местных богов тостом в их честь.
– Вовремя ты вспомнила! – отозвался Павел, правда без особого энтузиазма.
– Вот идеальное место для сна, – подумал Климов, вступая в полумрак бара, в его размягчённую медитативной музыкой атмосферу.
Шампанское оказалось приятно прохладным. В тот самый момент, когда сон мягкими касаниями лишал Климова всякого желания не только вслушиваться, что говорит Валентина, но даже держать глаза открытыми, ясно и четко услышал до смятения родной голос:
– Здесь очень шикарно, согласны?!
Сон как рукой сняло!
Глава 6.
К барной стойке медленно двигались как из глубины сцены: Мила с дочерью, за ними мужчина, явно итальянец, держал под руку женщину славянского типа и что-то говорил ей, наклонившись.
Мила первая увидела Павла.
– Климов! Ты?! Это не во сне? Ты не один?
– Валентина…
– Вижу, что Валентина. Поэтому спрашиваю, ты не один?
Её звенящий голос звучал несколько вызывающе.
Павел уже стоял рядом с гостями, когда Зоя пришла на помощь.
– Дядя Клим, ты мало изменился! С ума сойти, где мы встретились…
Она бросилась к нему и поцеловала.
– Это наши друзья – Марино и Лена. Знакомьтесь!
– Павел Климов, все его зовут и Клим, и Павел, и просто Климов. Художник – она слегка запнулась – мамин и мой друг.
– Ой, Валентина Львовна! Это вы, здесь так темно…– Лена, Марино! Валентина Львовна пять лет там, на Острове, меня учила английскому и, как оказалось, научила.
Все расположились у стойки. Павел взял Милу под руку и хотел отвести в сторону. Она мягко уклонилась. Валентина, заняв центральную позицию в круге, указала на пустующие столики:
– Здесь будет удобнее, как вы считаете? Она смотрела на Зою и широко улыбалась, – какая красавица!
Зоя увидела: мать в растерянности ищет взглядом выход. Подбежала, обняла. Сказала негромко:
– Мама! Это не единственный выход, – и наклонившись к самому уху, продолжила, – ситуация уже возникла, будем считать сама по себе. Как выйти из неё зависит, в первую очередь, от тебя. Не торопись.
Павел помог устроиться гостям. Валентина, не допуская паузы, напористо, повелительно, как на уроке распоряжалась:
– Я поняла – все, кроме Павла, говорят по-английски, Зоя – ты переведёшь Павлу, хорошо? – Известно, русские умеют находить выход из самых невероятных ситуаций. Но кажется ещё легче они входят в них…
Бармен взял заказ и принес фужеры. Валентина нашла взглядом Климова. У нас с Павлом именно так получилось. Неважно, как далеко мы ушли не в ту сторону, надо вернуться. Павел, немного заикаясь, остановил Валентину:
– М -м- может, хватит? Зачем ещё больше напускать непоняток?
– Если они уже образовались, поможет только… ясность.
Валентина не смутилась: она знает, что делает.
Лена, обняв Марино за шею и глядя на него смеющимися глазами, отчего все её рыжие веснушки на лице стали ярче, и, казалось, тоже разулыбались, весело откликнулась:
– Какое точное слово! Непонятки! Мы с Марино, уже давно бы обвенчались, если бы могли наш бестолковый мозг держать в узде. Вечно ссоримся из-за пустяков, из-за фигни всякой. А потом долго выясняем, что нафантазировали. И так каждый раз. В результате оказывается, никто никого не хотел обидеть. Вот как сегодня. – Лена нежно поцеловала Марино. – Так что это не только ваша проблема.
Пока официант разливал вино, Мила пересела на свободный стул у колонны так, чтобы слегка загородиться. Лицо её было в красных пятнах. Она чувствовала как оно горит. Валентина, широко улыбаясь предложила тост за знакомство. Отпив немного, решительно возобновила монолог:
– Павел захотел во что бы то ни стало снять Мадресельву как подарок для Милы от своего имени. Но чтобы это был сюрприз. Такая у человека была задумка. Я решала в это время проблему, куда поехать на отдых. Когда мы встретились по делу в мастерской, Павел смекнул, что я была бы полезна ему в качестве переводчика во всех этих делах. – Валентина открыто смотрела на Милу и говорила, кажется, в первую очередь ей, – Я ужасно хотела в Италию. Попутчик был кстати.
И всё бы, пожалуй, прошло без сучка и задоринки. Но мы не знали, что Мила с Зоей окажутся здесь, в Перудже на фестивале, неделей раньше. Вот мы и встретились! Сюрприза не получилось! Да, забыла добавить, для меня сняли отдельно стоящий флигель. В самом доме четыре спальни – хватит всем.
Павел подошел к Миле и стал говорить тихо и дружелюбно, от волнения постукивая палкой:
– Вышло, конечно, кособоко, но Мила, видит Бог, я старался сделать тебе приятное.
– Ты заигрался, Климов! Забрался кот на сало и кричит "мало".
– Мила, ты ошибаешься, и скоро поймешь это.
Некоторое время все молча смаковали вино. Мила подала знак дочери и они ушли в дамскую комнату. Марино пересел к Павлу и с помощью Валентины стал рассказывать о своей архитектурной мастерской. Оказалось, он тоже на досуге рисует. Любит графику. Держит в небольшом городке Спелло выставочный зал.
Когда Мила с Зоей вернулись, все рассматривали наброски Павла, сделанные в поездке. Марино вертел рисунок Мадресельвы, удивлялся точной передаче характера усадьбы. Он был там в гостях у Зои в прошлом году.
–Теперь это моя картинка, – Валентина положила её перед собой и любовалась.
Мила подошла, наклонилась посмотреть рисунок и задумчиво перевела оценивающий взгляд на Валентину. Незамеченным это не осталось.
– Такая красота делает щедрым даже влюбленного в другую, – Валентина Львовна встряхнула головой, её заколка раскрылась, и, словно в подтверждение сказанному, поток крупных завитков опустился ей на плечи.
– Пусть это заблуждение останется между нами, – тихо ответила Мила.
В следующий момент сделалось шумно. Появившаяся компания, видимо, намеревалась расположиться надолго. Как-то само собой получилось – все поднялись и вышли из бара. Улица кипела и раскачивалась. Сотни людей, вперемешку с играющими на ходу музыкантами, танцевали, подпевали, свистели, хлопали в ладоши. Всё было залито светом, усиленным сполохами стеклянных витрин. Ноги сами подстраивались под ритм. И пошло-поехало!
Музыканты джаз-бэнда, выводя мелодию на завершение, соединившись в круг, уселись на мостовую. Вокруг них, отбивая заключительный ритм хлопками, сомкнулась и толпа. Зоя вынырнула с незнакомой девушкой. Собирая всех за руки, кричала: идем к Ларисе – там в восемь начнут выступление норвеги.
В это время Павел, необычно припадая на ногу, приблизился к Миле:
– Ты не сходишь со мной в бар, я оставил там свою палку.
Её тоже захватила общая стихия веселья – она зажигательно отплясывала. Услышав просьбу, пританцовывая, подошла к Павлу очень близко. С поддразнивающей интонацией вывела частушечной скороговорочкой:
Не гонялась и не буду-
Уж такой характер мой.
На коленочки не встану,
Дорогой, перед тобой.
Аплодировали и свои, и случайные зрители. Все вместе вернулись в бар за палкой, выпили "на посошок" и отправились слушать норвегов. Как они пели – это отдельная история. Три часа длился концерт. Ни один из слушателей не покинул его. Впечатление осталось на всю жизнь.
Глава 7.
Всё ещё храня в себе джазовый мотивчик и его бушующую энергию, небольшая компания двинулась в сторону липовой рощи. Там обосновалась норвежская молодёжная группа, и её можно слушать из лоджии квартиры, где жила подруга Зои Лариса.
Пока шли, Лариса охотно рассказывала о себе. Приехала из Украины десять лет назад, от великой нужды. Пианистка, по образованию, из филармонии перешла в детский садик, а когда и там перестали платить, эмигрировала в Италию, язык изучала ещё в консерватории. Вначале ухаживала за тяжело больными людьми. Не так давно друзья нашли ей подходящую работу – обучать детей музыкальной грамоте.
Лариса сразу понравилась Валентине. Было удобно взять её под руку, такую же высокую и статную. Расспросы учительницы Ларису ничуть не смущали – c Леной вместе работали в детском садике на Украине, и по сей день не расстаются. Зоя вспомнила о своём знакомстве с Леной и Ларисой.
– Валентина Львовна, представляете, в свой первый отпуск я отправляюсь в Италию – с Мальты всего час лёту. В то время я корпела над итальянским. Махнула сюда, на Тразименское озеро: и отдых, и языковая практика. В первый же день услышала русскую речь… – И пропала твоя практика…, – Ну не то чтобы пропала, девушки уже свободно говорили. Так у меня появились сразу две подруги.
Оказалось, дом Ларисы стоит в начале широкой липовой аллеи, где устроили импровизированную сцену. Обозначенная разноцветными гирляндами, под сенью цветущих лип она уже дышала музыкой.
Музыканты исполняли известные джазовые мелодии, пока зрители рассаживались. Они принесли с собой раскладные кресла. Нарядные, воодушевлённые, как одна большая семья, обменивались сладостями, сообща успокаивали расшалившихся детей. Некоторые даже взяли младенцев в колясках.
Звук достигал лоджии наилучшим образом. Пока накрывали стол, музыкантов сменил мужской хор. Павел ходил по лоджии, заглядывая вниз и словно примериваясь. Немного смущаясь, проговорил:
– Вы не теряйте меня, пойду порисую. Руки чешутся.
Лариса заботливо вручила ему пластиковый контейнер с пиццей и напомнила номер квартиры.
Примерно три десятка очень крепких норвежцев заполнили сцену. Мелодия появилась как бы издалека. Нарастая, она ширилась и обретала мощь. Полился мотив, пронизанный спокойной радостью жизни. Хор то вздымал на вершины блаженства, то медленно уводил мелодию, словно пряча её. Подобно морской стихии плескалось, искрило и переливалось море мужественных молодых голосов.
В просветах тишины слышались пересвисты ласточек, быстро сновавших в вечернем воздухе, восклики детей. Едва проявляясь в движении, проносились летучие мыши. Изредка падали звёзды. Липы источали сплошной мёд. Мужские голоса заряжали потрясающей живой энергией. Из сердца в сердце. Пели норвеги прекрасно.
Первые сорок минут пролетели при полном внимании и настолько незаметно, что никто не притронулся к напиткам. Ладоней и криков "браво" не жалели. Джаз-бэнд, сменивший их, грянул “The Entertrainer” Скотта Джоплина.
Павел пристроился поодаль от сцены, под фонарём, так что и музыканты, и слушатели были хорошо видны. Рисовал он быстро и, было видно, азартно.
Пока слушали импровизацию, отдали должное Лариной пицце. В Италии пицца "Четыре сыра" называется «Кватро формаджио». Большинство итальянцев предпочитают её за островатый вкус. Гостям Ларисы не удалось поделиться вкусовыми впечатлениями – стихия хора подчиняла внимание. "Озеро в сонных грезах" Шумана прозвучало настолько красиво, что не выдержавшая наплыва чувств, не дожидаясь окончания концерта, немолодая итальянка вручила певцам розы и высказала восхищение.
После исполнения "Весенних колокольчиков" мальчик лет шести, слушающий весь концерт стоя перед сценой, вернулся к родителям и потребовал коробку с печеньем, которую они очевидно купили, гуляя по магазинам. Он отдал коробку и, вынув из кармана губную гармошку, сыграл начало композиции «The Thrill Is Gone». Музыканты подыграли малышу и, подняв его на руки, крикнули:
– Наш человек – будущий джазмен!
Концерт закончился джазовым сейшеном – жизнерадостная музыка уводила в мир, где каждый голос был неповторим, а вместе они сливались в упоительное согласие.
Зрители стоя аплодировали и скандировали "браво". Павел пробрался к сцене и стал раздавать наброски. Через пару минут он оказался в кольце музыкантов – они сыграли для него «Fly me to the Moon» … На лоджии царило веселье.
Время было уже позднее, и Лариса гостеприимно предложила ночевать у неё. Лена и Марино отказались и, договорившись о встрече на завтра, уехали в соседний городок. Неугомонная Лариса убеждала прогуляться по городу, пообещав море впечатлений.
– Я пожертвую сном, обещаю нигде не забывать свою палку – так хочу посмотреть продолжение праздника! Но Мила, смени гнев на милость и прости мне все глупые прегрешения. Улыбнись, как я тебе.
Климов открыл планшет и протянул Миле рисунок. На нём множество лиц Павла с улыбкой от уха до уха сияло богине судьбы с лицом Милы, вьющей нить. Павел улыбался такой открытой, такой подкупающей улыбкой, что Зоя не выдержала:
– Мам, и вправду, хватит кукситься. Пойдёмте!
Она подхватила Павла и Милу, и через минуту их поглотило очередное уличное шествие музыкантов, окружённых слушателями.
Тёплый вечер, нарядно одетые танцующие люди, настежь распахнутые двери магазинов, сияющие витрины, бесконечная череда накрытых столиков, весёлые компании – звёздный момент Перуджи. Хотелось выбрать эту жизнь навсегда.
Устроители позаботились – лица великих музыкантов сопровождали повсюду. Афиши, плакаты, растяжки рассказывали об эпохальном событии в жизни города, его гордости – джазовом фестивале «Umbria Jazz».
Оказывается, за сорок лет здесь побывали такие мастодонты, как Эрик Клэптон, Би Би Кинг (аж четыре раза), Фил Коллинз, Бобби МакФеррин, Карлос Сантана (дважды), Принс, а также представители популярной музыки Элтон Джон, Алиша Киз и Стинг.
На Арене Санта-Джулиана выступала группа «Галактик». Заблудиться невозможно – коридор из афиш привёл прямо к Арене. Их программа «Великие ночи Нового Орлеана» близилась к концу. Она транслировалась на улицу, окончание было потрясающим: превосходный джаз, восторженные эмоции публики вызывали небывалый душевный подъём.
Мила и Павел держались вместе, но участвуя в общем разговоре, избегали прямого общения. Однако, Мила заметно повеселела. Павел и Валентина решили остаться у Ларисы. И правильно сделали. Хозяйка Мадресельвы Надя, позвонившая Зое утром, рассказала ситуацию с оплатой аренды. Спрашивала, можно ли принять оплату от Павла и вернуть депозит. Зоя согласилась. Надя предложила, если позволяют обстоятельства, заехать хоть с сегодняшнего дня, ремонт закончили раньше намеченного времени. Зоя обещала подумать и перезвонить.
Милы в спальне не оказалось, Павла тоже не было на лоджии, где ему постелили. Раскладная кровать была заправлена, палка и планшет исчезли вместе с хозяином.