Оказалось, что у нас с Зоечкой была единственная точка пересечения – приём в пионеры. Случившееся развело нас, и мы не замечали друг друга. Учёба в педучилище, а потом в университете, нечастые и недолгие гостевания не включали праздный интерес к Зоечкиному бытию. Знала, конечно, что умерла Маруся …
Настроив себя на доброе, немного помаявшись с непослушной причёской – мне почему-то хотелось выглядеть хорошо, не без волнения, отправилась в центр города.
Он, конечно, изменился, разросся, и теперь по пыльным ухабистым улицам ходил автобус. Безликие дома, похожие на склады, образовали уже целые кварталы с голыми, кочкастыми пространствами посередине.
Постоянно утекающие куда-то из государственных закромов деньги истощили и людей и окружающую среду так, что было видно – брать больше нечего…
К счастью, сквер, посаженный руками школьников, облагораживал скопище серого бетона буйной зеленью.
На Зоечкином кабинете табличка "Зам. пред. Горисполкома по учёту и распределению жил. площади". На вопрос, как доложить я почему-то назвалась подругой и сказала своё школьное имя.
Зоечка стояла у окна, и после рукопожатия кивнула на сквер:
– Любуюсь на дело рук наших. Зелёная зона – лёгкие города.
– А ты по какому вопросу, – вежливо-настороженно спросила она.
Что осталось от прежней Зоечки – вот что меня интересовало, пока я, не стесняясь, её разглядывала. Тот же выпяченный животик, всё тесненькое, серенькое, аккуратно отглаженное или немнущееся?
– Да ни по какому, – ответила я развязнее, чем требовала обстановка, – на тебя посмотреть. Ты поёшь?
– А что на меня смотреть? Живу обычной жизнью советского служащего, – она обвела взглядом кабинет. – Большая ответственность, какое тут пение. Ты пришла попросить, чтобы Ивану Исаичу дали квартиру? – она непритворно глубоко вздохнула.
– Можешь не отвечать, сюда не заходят с другими вопросами. Так вот… Ивану Исаичу, безусловно, положена квартира, но надо считаться с реалиями: квартир строят мало, претендентов много. Я, знаешь ли, так долго шла к своей должности, пока ты там училась, разъезжала, меняла мужей…, – она была хорошо осведомлена о моей жизни, – У меня нет мужа, нет семьи. Вся моя жизнь в этом, – она обвела рукой пространство кабинета. – Мне надо приспосабливаться, угождать, – сказала она отрывисто и хлопнула ладошкой по столу…
– Понимаешь, не могу я выдать квартиру твоему Ивану Исаичу, за ним придёт Иван Ильич, я их не рожаю, эти квартиры. У меня голова пухнет решать кроссворды начальства: и этому дай, и этому изыщи. Знала бы ты как это тяжело! Изыскиваю и получаю… свой хлеб с маслом. Ты, я думаю, тоже его имеешь, но идешь другим путём, правильным, как ты считаешь – испытываешь трудности, борешься…
А результат один: ни ты, ни я не можем считать его честно заработанным. Тут действует другая сила, она путает все карты, только я её чувствую и подчиняюсь, а ты ищешь врагов.
Мне, как и в детстве, захотелось пожалеть Зоечку, объединившись с ней и было даже начало движения, но она предупредила мой порыв, быстро шагнув с вытянутой ладошкой навстречу и проговорив:
– Чуть не забыла, у меня совещание.
Мои соседи. Павловна.
"Со врёмен Адама нас губит лишнее знание.
И вообще, всякое лишнее…"
Екатерина Щетинина
Сон был тревожный, в нём продолжался ремонт квартиры, недавно прерванный из-за перерасхода денежных средств. Хозяйка боялась налёта риелтора и готовилась остановить его красотой нового платья. Оказавшись в магазине с пакетами, она чувствовала себя крайне неловко. Ей нечем было заплатить. Она уже решила оставить их где-нибудь в углу, чтобы освободиться от мук совести. Она – это была я, наблюдавшая себя со стороны.
Солнечный луч, пробившийся сквозь шторы, оставил на моей щеке тёплый иероглиф. Затопившее ощущение счастья умножилось просверком вспоминания, что день воскресный. Страдающая от хронического недосыпа, я благодарно зарылась вглубь тёплого кокона. И провалилась в блаженство.
Телефонный звонок голосом соседки Антонины Павловны, все её звали Павловна, просил навестить. Ещё за гранью слов, в последнем сладком объятии, еле шевеля губами, я соглашалась м…м…м аххха…
И уже на этом берегу, проснувшись, обрадовалась, что мне есть чем поделиться. Настроение влекло к добрым делам. "Буду как солнце", – решила я и быстро собралась.
Бессонная ночь преобразила лицо Павловны: под глазами залегли тени, взгляд еле пробивался сквозь мутную пелену, живые краски на щеках съела серость. Растерянно и суетливо она рылась в разбросанных по комнате вещах, пока не нашла очки. К ней вернулась обычная собранность и непререкаемый тон.
– Прости, что помешала выспаться, у меня давление всю ночь высокое, до 180 доходило. Опасаюсь криза. Полчаса назад выпила конкор. Измерь ты, пожалуйста. Это девчатки вчера меня укатали. Обидели очень. Сто сорок, говоришь. Как ты считаешь, можно поговорить? Если буду держать всё в себе, опять поднимется. Завари нам чайку с пустырником.
Проследив за моим взглядом, блуждающим по разбросанным вещам, невесело отозвалась:
– Как будто цыганский табор сбежал в спешке, да?
Всегда вылизанная до последней щелочки, минималистически убранная квартира, была узнаваема только по застывшим вдоль стен чопорным книжным шкафам. Со стекла на стекло беспечно прыгали солнечные зайчики. Всё остальное пространство занимали покупки.
На диване разлеглись платья, юбки, кофты с бирками, поверх эфирные принадлежности дамского туалета, разноцветные подушки, приютившие лаковые лодочки на шпильках, детские яркие комбинезончики и маечки с устрашающе раздутыми героями мультсериалов, продранные джинсы, сумки, длинные разноцветные шарфы, распростёртые, готовые взлететь. И много чего другого.
– Ты же знаешь мой чулок скорой помощи? За два года набежало как раз на мебель для детской со шведской стенкой. Вчера я вручила сумму Надежде и Настьке и самолично отправила их за покупкой. Они взяли с собой и Алёнку. Вернулись не скоро, весёлые, возбуждённые, обвешанные с ног до головы пакетами, даже таксиста нагрузили. – Не огорчайся, мама, мебель мы купим позже в кредит. Для тебя тоже есть сюрприз!
– Выходит и тебя не забыли. И что же это?
– Новомодные уги, вроде валенок, удобные для больных ног. На кредит, унизительный и опасный, я просто не соглашусь. Значит ребёнок так и будет спать в общей постели. Доброта меня подвела.
– Это как же, Павловна?
– А то ты не знаешь, что Павловна – и жилетка, и служба спасения домашних животных и замиритель семейный.
Знать-то знала, но хотелось отвлечь соседку от обиды на собственных домашних тиранов.
– Хитрованы давно знают мой отходчивый нрав и пользуются. Вот и сейчас ждут, когда я их завтракать позову, как ни в чём не бывало. А я как раз сегодня решила, наконец, показать характер.
Для нас с Павловной уже много лет нет запретных тем. Мы говорим обо всём, что для нас важно. В свои семьдесят пять Александра Павловна уверенно ведёт свой семейный паровоз в неизвестное, пыхтя, пуская пар и посвистывая, стараясь не сойти с рельсов. Она выкладывается каждодневно на пределе своих сил. А как же иначе: ей доверяют самые дорогие, родные люди.
В подъезде Александра Павловна служит связной – она знает, кто где и когда будет. С трудом спускаясь с третьего этажа на скамейку под рябину "подышать", она узнаёт до- и послеобеденные новости. Павловне доверяют ключи и деньги, детей подкидывают, когда срочное что приключается, собак и кошек, и рыбок на время отпуска оставляют как близкому человеку.
Конечно, она тоскует по работе, где тридцать лет преподавания на кафедре экологии закалили её волю и воспитали ответственность. Попробуйте ежедневно противостоять вызовам сотен молодых людей, наполненных желанием "сразить" преподавателя, удивить хотя бы. Но, похоже, этот опыт не пригодился в семье.
– Когда я прошляпила? – задаёт она мучающий как зубная боль вопрос. – И пробегает по основным вехам прожитой жизни, изредка наводя фокус на особо важное событие. – Причин вещизма великое множество, – продолжает Павловна разговор, разглядывая выуженный из груды вещей кружевной бюстгальтер.
– Наша семья неблагополучная прежде всего потому, что состоит только из женщин. Здесь и моя вина, и общество так устроено, что мужчин меньше чем женщин. Тебе, доктору, небось ежедневно приходится убеждаться сколько среди них деградирующих. Мне, как экологу, это тоже давно известно. Только три года я смогла вытерпеть своего муженька. И то ради дочери, чтобы её сознание запомнило своего папу. Публичная профессия судьи не стала преградой алкоголизму.
Надежда унаследовала моё невезенье: её моряк-красавец, обаятельный балагур был тоже слаб по этой части. Рыбак с БМРТ (большой морозильный рыболовный траулер) он по полгода находился в море. В тяжёлые, несправедливые времена рыбакам не всегда отдавали зарплату…
Надежда защищала кандидатскую и свою способность приносить семье пользу. Поступила на курсы кройки и шитья. Погрузилась в шитьё как в игру. Вскоре и своих обшивала и на хлеб зарабатывала. Мало того, лежащий на диване муженёк, уговаривал Надюшку тратиться на пиво. Потихоньку и её приохотил. К тому времени как Настя, дочка их, в школу пошла, они оба уже были пивными алкоголиками.
Однажды он ушёл в очередной рейс и не вернулся. Теперь брошенная в житейском море без компаньона, Надюшка определила себя страдалицей и каждый день заканчивала банкой с пивом, гранатой, по-нашему.
Александра Павловна замолчала и стала растирать виски, сильная боль мешала ей говорить. Аппарат показал повышение давления, я уложила её в постель и попросила успокоиться и подремать. Мы давно больше чем соседи, больше, чем доктор и пациент. И с любого места я могу продолжить её жизнеописание.
Павловна, проморгавшая погружение дочери в пивную зависимость, схватилась за голову. Было отчего. Втайне она гордилась своими защитницами природы. И с работы ушла с лёгкой душой, передав кафедру Надежде, кандидату наук и отличному преподавателю. А уж как нежилось её самолюбие, когда и внучка Настя выбрала профессию эколога даже вспомнить приятно.
Конечно не всё складывалось гладко: вот и Настькину жизнь после школы крепко заштормило. Пропавший папаша-моряк оставил незабываемую память – свою женскую копию- способную очаровывать миловидностью, живым умом и природной грацией. С этим богатством Настя успела влюбиться, выйти замуж за одноклассника.
Последовавшая беременность проявила досадное разногласие молодых супругов. Настя поспешила вернуть на радость богатым и озабоченным родителям "классово несовместимого наследника капиталов". Ожидание младенчика и роды прошли в тёплых объятиях любящей семьи.
Оставаясь прилежной студенткой, Настя порадовала нас недавно красивым выступлением на танцевальном конкурсе и признанием о новой любви. Я непроизвольно вздрогнула, когда Павловна хорошо поставленным голосом, продолжила свой безжалостный анализ:
– Только сейчас поняла: преподаватель я была средненький, хотя и бессменно кафедрой руководила, большую часть своей жизни, времени и энергии тратила на семью. Случайно подсмотренная сценка в самом начале материнства до сего дня стимулирует меня: маленькая Надежда, играла во дворе, когда семья представителей власти, живших в нашем доме, отправилась на прогулку. Они были разодеты в пух и прах, особенно дочка. Надюшка как зачарованная проводила их взглядом, грустная и притихшая вернулась домой и весь вечер рисовала принцесс в кринолинах.
С той поры мне стало понятно: зависть, пустая болтовня и вещизм могут запросто подчинить моё чадо. Единственный способ избежать – привить другие ценности. Чтобы не дать системе оболванить моих девчаток, я, голубушка ты моя, тридцать лет как эквилибрист придумывала всё новые и новые трюки, чтобы развить в них любознательность, заронить желание узнать новое, научиться необычному. Видишь, груду альбомов на столе, всю ночь рассматривала. Где мы только не побывали.
Путешествовали, правда, без особого комфорта, в плацкартных, а то и общих вагонах, с добрыми людьми на попутках, но зато воочию увидели, страну, где живем. Вот Алтай. На озеро Манжерок нас занесло. Чилимов, такие водные орехи, рассматриваем. Здесь Молдавия. Целый сезон яблоки собирали. Заработали деньжат и повидла наварили на всю зиму. Вот уже с подросшей Настькой ездили на Брянщину – поклониться могиле матери, погибшему во время войны отцу.
На велосипедах проехали по лесным тропам в маленькую деревеньку к дальним родственникам, пасечникам. Составили родовое дерево, пофотографировали, кого нашли, коллаж сделали, оставили на память. А вот Башкирия, однажды там лето провели. Чему только не научились: за скотиной ухаживать, корову доить, заготовки делать, хлеб печь. Но главное – на лошадях верхом ездить.
Долго боялись – ну а потом, веришь, уезжать не хотелось, так привязались.
Вот интересное фото – тут вся наша женская семья за столом. "У лампы" мы называли вечерние чтения вслух. Шкаф за твоей спиной набит книжками, перелистанными вот за этим столом. На уши вставать приходилось, чтобы внушить им разницу между "патамушта шта эта выбирают все хорошие девачки" и необходимостью научиться новому, посмотреть, попробовать только потому, что нестерпимо интересно, хочется узнать, усвоить, понять.
Лучший способ – самого человека подвести к сознательному выбору. Захотели как-то мои воду заказывать, мол, из крана вредная для здоровья. Пришлось объяснять: заказная – та же самая, из крана, это просто рекламная заманиловка. Принесла прибор, определяющий состав воды. Замерили – действительно, та же самая. Тогда вроде дошло, что это чувство собственной важности зудит в нас. Оно то и толкает человека "быть не хуже других". В общем-то неплохое чувство, если не вестись на рекламу, без крайностей.
Видела, радовалась: не похожи мои на одномерных "оранусов"*, потребленцев. Не зря жизнь им дала. Но скоро ошибочку увидела – приняла желаемое за действительное. Настька умница, на других не оглядывалась. До поры, до времени. Пока количество всякой рекламной трескотни не смело её слабенькие убеждения. Ах как сладко всё выбросить и накупить новой такой же дряни. Видимо, потолкаться в толпе себе подобных, ощутить внимание продавцов, лёгкое опьянение от потраченных денег – замена счастья!
Вчера, попросила их показать мне всё и "защитить" каждую покупку разумной надобностью. Чуть не хором обе сказали, что не будут ничего защищать, логики в этом никакой нет, что они с мамой решили просто "оторваться" и испытать маленькое удовольствие свободы – "чего хочет моя левая нога". Представь, крошка Алёнка и та против меня. Уходя, прихватила голубого зайца и платье в клубниках. Что мне делать? Они даже завтракать не пришли!
– Павловна, а ты бы что хотела сейчас, если бы себя не сдерживала, если бы гроши не экономила, а как твои девчатки повелась бы на своё желание?
Александра Павловна посмотрела внимательно: что за подвох кроется в моих словах. Я улыбнулась ей.
– Ну, чем ты рискуешь, боишься лишиться статуса? А это ли не способ возвыситься над другими? И не к этому ли ведет общество потребления?
– Как же я буду управлять моим семейством без опоры на некоторое превосходство?
– А ты сравняйся с ними, признайся, что тебе тоже непросто осознать и побороть в себе инстинкты.
– Поняла… Сегодня масленица. Я напекла блины. Знаешь, смешно, но вот уже два года не пробовала икру. Дорого! Это у нас на Острове, где в путину текут икряные реки. Давай устроим пир: блинчики с красной икрой. Сходи, будь ласка, в магазин, а я приберусь тут. Девчат позову. Надо всем этим для начала полюбоваться, раз уж пошли вразнос!
Мы отпраздновали масленицу на славу. После завтрака перемеряли все наряды, фотографировали разрисованную под матрешку Алёнку, а потом пошли на горку кататься на санках. Павловна, ублажённая вожделенными блинчиками с икрой, устроилась на диване с книжкой Герберта Маркузе "Одномерный человек".
Примечание:
"Оранус" модель поведения современного человека, изложенная писателем Виктором Пелевиным в своем романе "Generation "П". В модели подчёркивается уникальный характер влияния денег на жизнь современного человека.
Это влияние основывается на трёх потребностях: – потребность получать деньги – потребность "выделять" деньги – потребность вытеснять из сознания всё, что не имеет отношения к получению или выделению денег.
Капкан.
На часах пять утра. Птицы заливаются где-то внизу, у земли. Ещё совсем недавно он мог, если бы захотел выйти из отеля и спуститься в сад, посмотреть на певунов. Ни разу в жизни такого желания не испытывал. Почему именно сейчас, когда приперло… Как припёрло, так и сгинет. Бабки на худой конец есть. Врачи как суслики вчера выстроились. Но боли, подлецы, не сняли. Трамал против грызущего пса! О!!!!!!!б!!б!!!
–Машкаааа! Да заткнись ты!
Новенький костыль, прислонённый к кровати, летит по диагонали через комнату и упирается в полуоткрытую дверь спальни напротив. Грохот на весь респектабельный пятизвёздочный Шангри–Ла. Путаясь в воланах кружев, стараясь не наступить на белую пену, на ходу поправляя растрепавшиеся волосы, Машка спешит, бежит на помощь, повторяя: "Что случилось-то, Вов?"
– Храпишь как отбойный молоток, нервы не выдерживают.
– Вовчик, ну что ты злишься, это ж физиология.
– Не физиология, а зоология натуральная.
– Ну, ладно… Что звал–то? Укол ещё рано…
– Сам знаю… Давай живенько шампусик и к нему что там … сыр фрукты, и позвони пусть поменяют бельё, пот – ручьём, лежу как в болоте.
Боль нарастала. Некто невидимый беспощадно грыз, старался разворотить большой палец ноги. Никогда ничего подобного сорокапятилетний Вован не испытывал. Всего лишь палец. Но боль адская, будто и вправду попал в капкан. Сознание мутится, выпускает тяжёлые волны ярости. Рука сжимает пульт, и как на гашетку, жмёт на кнопки… Находит мятущегося среди потока машин супермена, направляющего огненный ливень на всё, что несёт поток жизни.
Потный, матерящийся от боли, он с трудом садится и обхватывает ступню ладонями, пытаясь понянчить её, высмотреть, где прячется чудовищный монстр. Новая атака скручивает тело. Самовольные слёзы мешаются с потом и нет сил промакнуть липкую слизь. На мгновение боль отступает. Вован настороженно прислушивается, что происходит внутри.
В возникшей пустоте падают и эхом разносятся давно отзвучавшие слова.
– Ешь кашку, ты же хочешь быть сильным и непобедимым?!
–Хочешь вырасти мужиком, как папа-а- а- а?! Давай уплетай- ай- ай!
–Бууууду, только деньги в копилку хочуууу!
– Вот съешь и дадим твой свинье денег.
После каждого кормления мальчик уединялся с копилкой, открывал дверцу в подхвостье свиньи и считал накопленную мелочь.
Всякий новый продукт мальчик оценивал по своему прейскуранту. Мясо он ел с видимым удовольствием, но нашёл причину провести его по высшей шкале оплаты. Хоть и полезный и вкусный продукт, но жевать… трудно и долго. Вкусовые пристрастия расширялись. Он рос и развивался быстрее многих сверстников.
Накопление денег в столь юные годы стало любимым увлечением. Способный мальчик переигрывал во дворе доминошников, сражался в шашки и шахматы, в карты и даже помогал разгадывать кроссворды исключительно за вознаграждение. Ставки он назначал грошовые. Увлекал азартом, шутками и прибаутками, усвоенными здесь же, за дощатыми столами.
Его своеобразный дар с четырёх лет служил волшебным ключиком и открывал все двери. Перекормленный, обложенный жирком, в школе он, как водится, получил кличку Толстый. Расположение одноклассников Вован оплачивал всё из той же шкатулки.
Множество мелочей, просто необходимых в период гормонального взрыва подростков, он знал как опытный менеджер. Поэтому покупал спрайты, пепси-колы, жвачки и зажигалки… Тихо, в нужный момент, делился. Деньги, бывало, давал, без отдачи, когда видел, что они нужны именно сейчас. И всё это не афишируя. Так что кличка Толстый не прижилась. Звали Вованом и во все компании принимали.
Прошедшая без осложнений школьная жизнь плавно перетекла в институтские аудитории. Одновременно с защитой диплома юриста Вован открывал свой первый в областном городе супермаркет "Маруся", предусмотрительно назвав его именем сокурсницы, своей молодой жены. И, как потом оказалось, местного финансового гения – их супермаркеты не знали конкурентов.
Просчитанный путь во власть, начавшийся с небольшой должности в мэрии, через двадцать лет привёл его в депутатское кресло самого главного управляющего органа страны. Это произошло не без потери личного капитала, не без отягощающих обязательств некоторым влиятельным лицам. Но что поделаешь – коррупция неистребима.
Об особенностях стратега во время продвижения в депутаты до сих пор не забыли злые языки. Как известно: с небольшого ручейка начинается река. Был он и у Вована.
А всего-то! Матери и жене дал задание купить свежего мяса и испечь пирожков. Три огромные корзины тёплых румяных вкусностей самолично доставленных ранним утром в каждую семью подопечной деревни Нахаловки обеспечили поддержку электората на сто процентов.
Ах, как окрылил его тогда сказочный бросок во власть!
Сеть супермаркетов с налаженным еженедельным переклеиванием ценников давала стабильный доход, обеспечивающий любую прихоть владельцев. Супруги вошли в московскую тусовку, и, случалось, развлекали родных и знакомых пикантными подробностями совместных кутежей и фотографиями с селебрити. Прикармливая знаменитостей опробованным со школьной скамьи способом, Вован с Марусей нередко попадали в светскую хронику как друзья.
Они объездили полмира, полюбили Мальдивы, где диковинный цвет российского бизнеса и власти предавался всевозможным радостям жизни. Вован, однако не забывал и чисто мужские утехи: не пропускал сезоны охоты на дикого зверя в Приморье, регулярно бывал на морских рыбалках, обставленных по ВИП стандартам. Числится за ним и индивидуальный тур в Африку, где он, оправдывая своё исключительное мужское предназначенье, убил очень крупного буйвола, о чём, бес попутал, рассказал в местных СМИ.
А сколько всего ждало его впереди! Депутат Государственной Думы – это не хухры-мухры: деловые поездки в составе различных делегаций приятно щекотали самолюбие, совместные гастрономические удовольствия, предложенные принимающей стороной, иногда оборачивались настоящим спектаклем, где ты чувствовал себя небожителем. В средневековом замке, в зале, увешанной старинными гобеленами, неслышно, подобно птицам, летали официанты, оркестр тихо играл старинную музыку.
Машка – боевая подруга, всегда рядом. Вот и сейчас всё чин–чинарем – перехватила у официанта столик – неча козлу пялиться на богатого русского! Горка сыра в окружении гроздьев зеленого и чёрного винограда… в бокалах танцуют пузырьки.
– Будем! – Они чокаются. Вован торопится до наступления боли ощутить ожидаемое наслаждение от еды. Самое доступное удовольствие жизни. Сколько этой радости открыто, добыто, облюбовано, обсмаковано и отправлено в таинственный путь!
На то она и радость, что не приедается. Пищевая цепочка – вечный двигатель жизни. Вован зажмурился от удовольствия, ощущая всю гамму вкуса тающего на языке кусочка сыра. Гримаса родилась в далёком детстве вместе с возгласом: "Кусна-а- а- а!"
Машка тоже с видимым удовольствием уплетает сыр с виноградом. Подруга знает толк в еде. Трапезы – их совместное творчество. Новая волна боли зацепила и потащила в своё безжалостное пекло. Вован с отвращением смотрит на изобильно заставленный поднос. Еда – и есть капкан и причина его чудовищной боли.
Он открыл планшет. С терпением охотника, выслеживающего дичь, он ищет средство против настигшего бедствия. В очередной раз надежда его связана с лекарством из гриба под названием "весёлка обыкновенная". Грибы, собранные и высушенные в небольшой деревеньке Мурманской области, отправляют в Израиль, где их измельчают и фасуют в капсулы. Сегодня ему должны передать чудодейственное средство.
Он пытается отвлечься, но говорить может только о своем страдании. Ярость и сарказм в каждом слове.
– Этти пацаны – греки, что определили подагру как капкан, мыслили конкретно. Каждый приступ – мучительная смерть! Отложенная…
– Вов, прошу, перестань издеваться. Уже всё прочитали, что можно.
– Нет, не всё: ты послушай с какой лёгкостью медицинские прорицатели талдычат, кто есть несчастный, попавший в капкан.
– Ну, Володя!
– Молчи, женщина! Твоё дело теперь облегчать мне страдания. Не будь ещё одной собакой, грызущей мою плоть. Слушай: "Подагрик – это активный мужчина средних лет. Он имеет хороший достаток, возможно занимающий руководящую должность. По темпераменту обычно холерик. Другими словами это болезнь образа жизни. Способствуют развитию болезни изо дня в день повторяющиеся фуршеты, перетекающие в застолье, а также стрессы и прочие излишества". Я – в точности! – То, чему мы сейчас предаемся – излишества, выходит, я сам себя наказываю… Вот ёшкин кот, какой извращенец! Мой внутренний голос говорит, не думай об этой стерве-подагре, наслаждайся, Вован, каждым новым блюдом, запивай его любимым вином.
Тебе крупно повезло с мужем, Марья! Мой организм – фабрика, производящая для своих нужд концентрированное содержание солей мочевой кислоты. Хитрый мозг для стимуляции активности подарил мне всё это, чтобы я числился в ряду Эдипа, Ньютона, Колумба, Микеланджело и поэта на все времена Александра Сергеевича Пушкина.
В народе подагра считается признаком гениальности. Я – рядом с великими, Мария!
– Вов, ну кроме шуток, что делать–то будем? Нам назначили кучу анализов, а ты не готов – не спал, пьёшь шампанское с утра.
–Что делать, что делать? Жить в своё удовольствие! Сейчас ты закажешь завтрак в номер. Ну, чтоб значит всё любимое было: морепродукты, икру ежовую не забудь, пекинскую уточку, бараньи рёбрышки хочу. Выпечку всякую. Шнапс обязательно – "Вдову Клико".
Перестелили постель, посыльный принёс огромный букет цветов от коллектива головного супермаркета «Маруся» по случаю прибытия на отдых, в Таиланд.
После двухчасового завтрака на столе мало что осталось. Сто десять килограммов жадного до еды тела затребовали почти всё, что было заказано. Маруся отправилась наводить контакты с врачами и оправдываться за срывы визитов.
Боль казалась нескончаемой, кем-то наблюдаемой пыткой. Предписанное вчера врачом обезболивающее лекарство, проскочило как плацебо. Самое ласковое для непередаваемых терзаний определение – охренительное. Нога и большой палец превратились в вулкан, раздираемый во все стороны трещинами – ооооО!О!О! Умереть что ли добровольно? Вован орал в подушку и лупил её кулаком. Зачем эти бесконечные анализы, исследования, консультации жадных до бабла светил! Три года он и подагра жили, уступая друг другу. Он на время перестал хлестать шампанское, оставив себе на охотничьих сабантуях любимую шурпу из боровой дичи. Сатанинская подружка с промежутками сверлила то один сустав, то другой. Он спасался уколами, отварами трав в Корее, сдавался врачам специализированной клиники в Германии. Боль играла с ним в прятки, проявляясь на короткое время, доводила его до бешенства, до жалкого состояния, а потом исчезала.
Теперь она показала, на что способна. Ползать по-пластунски в туалет, обливаясь потом и слезами – пока последнее пыточное истязание. А как же жить дальше, как сохранить своё высокое положение, свой Монблан, которого он достиг, и где так удобно расположился? Доверяться недоучкам, впаривающим себя спецами – хитрецами, за баснословные кровные! Много чести!
Что-то говорила полезное на сей счет покойная матушка про честь, когда хвалили её бесподобные мягкие пироги. Да вот: добрая слава лучше мягкого пирога. А если и то и другое – совсем лучше. Не попробовать ли извлечь пользу из гадостной хвори? Чтобы, значит, и врачам не платить – и пусть почтут за счастье, если он, Главный Бабуин, захочет с ними встретиться поговорить о состоянии медицины в родном отечестве. Сколько возможностей открывается, мама родная!
А если пересесть в инвалидную коляску и оттуда руководить здравоохранением?! Насколько повысится доверие у народа. Насчёт медицинского раскормленного чиновничества Вован настроен не так оптимистично: там жесткая иерархия и свои фараоны при главных финансовых потоках.
Но… если Вождю расписать выгоду от преобразований с многими нулями… а главное, убедить его отвалить предвыборные пряники – увеличить отпуск бесплатных лекарств эдак раза в два… может и выйдет получить место Советника по здравоохранению.
Образование тут не требуется. Лишь бы получилось убедить, что ты – полон решимости помочь самой незащищённой категории. Если сильно постараться войти в доверие, огласить Самому внушительную сумму от экономии на очередной перестройке в медицине, можно и с подагрой удержаться на монблане.
А вот и Маруся! Как всегда сияет лисьими улыбками. Значит всё уладила. Вот обрадую: быть тебе, Машка, Владычицей Морскою! Долго, однако, шлындала. Уж и время обеда давно прошло. Повторим животную радость: нутро хочет. В ресторан пока не транспортабелен, тут сабантуйчик устроим. Обговорим заодно, как забацать мизансцену подхода к Самому. Фигура моя пока мелковата, но вот если перегрузиться на самоходный инвалидский аппарат… и на нем… ёв саму Думу. И чтоб пандусы для него, одного. Пусть глаза у всех повыпрыгивают.
Пока Маруся чистила перья после пробежки и тайком примеряла наряды, Вован в восторге от своей идеи, сладко придремал. И снились ему сны разнообразные. На коляске с пневматическими шинами фирмы "Майра" приезжает он на прием к Самому. С товарищеской улыбкой протягивает ему руку Тот, которого все боятся.
Он, Вован, тоже сильно боится. Кажется ему во сне, что Сам, вроде рентгена, насквозь его видит. И неизвестно, что будет дальше. Похвалит – отпустит, а потом, как кошка мышь, цап – и своим вассалам на потеху отдаст. Аж ТАМ мокро стало от такой мысли. Хоть и во сне, а страшно по-настоящему.
Тут "выстрелил" сустав на левой ноге. Такого сверла он ещё не испытывал. Всё тело затряслось. Как на грех, в туалет – позарез. А костыль – в Машкиной спальне. Встать невозможно. Утробный рык разнесся по люксовому номеру:
– Машка – а – а- а! Мухой ко мне, сейчас обо.....сь.
Из её комнаты несётся развесёлая музычка, волны запахов и в проёме двери – ворох перемеренных платьев на полу. Не слышит Машка… О, Боже…