Бездна

Эрозия почвы разрушает целые улицы в бразильском городе. Необычайно сильный разлив реки Кураитоба мог повлиять на состояние почв в городке Талампа на востоке Бразилии. Целая улица оказалась смытой со склона горы, причем дома как будто проваливались в преисподнюю вместе с обитателями. Всего пострадало больше тридцати семей, есть жертвы.

В московском клубе «Конкорд» с некоторых пор происходит что-то непонятное. Раньше здесь была спокойная приятная атмосфера, публика, что называется, приличная, да и деньги здесь оставляли тоже приличные. Просто так забежать и выпить чашку кофе с булочкой – пожалуйста, кофе отменный, выпечка своя, только будь готов заплатить почти стоимость обеда в обычном кафе. А вот если сюда прийти пообедать – это будет настоящее событие. Между прочим, кухня довольно посредственная, и завсегдатаи это знают. В «Конкорд» ходят пить кофе да разговаривать. Деловые встречи – не редкость, и как раз, видимо, для удобства посетителей пространство зала разгорожено легкими ширмами. Можно соорудить «кабинет» для тесной компании, можно побольше. Однако в последнее время Стасик Хаваршиев, который так любил сюда заходить в послеобеденное время, чтобы устроиться на пару-тройку часов в уголке с ноутбуком, испытывал странное чувство. Молодой человек работал в рекламной компании менеджером и одновременно учился в университете. Время работы никто не регламентировал, и Стасик любил иной раз побродить по просторам интернета с чашкой кофе за компанию. Никто ему не мешал, здесь было уютно и спокойно, связь отличная, приятная негромкая музыка. Стасик обычно занимал угловой маленький столик за ширмой с попугаем, у окна, чтобы смотреть время от времени на улицу. По правде говоря, любоваться особо было нечем: клуб был расположен в цокольном этаже, слегка заглублен в землю. Окна в помещении были, но довольно низко выходили на тротуар, так что рассматривать можно было разве что женские ножки. Тем не менее часть городской улицы видна, также довольно хорошо просматривалась противоположная сторона и перекресток.

И вот нынче Стасик, как обычно, устроился в своем уголке и… понял, что чего-то не хватает. Передернув плечами, оглянулся по сторонам и заметил, что из зала исчезли ширмы. Но столики, слава богу, стояли на привычных местах, два довольно больших сдвинуты вместе – там, у глухой стены, где зачастую собиралась довольно большая компания, подальше от барной стойки и поближе к выходу. Столы были пусты, а вот у противоположной стены сидели трое и больше смотрели по сторонам, чем разговаривали. Стасик без интереса посмотрел на них и попробовал заняться своим делом, но его не покидало странное тревожное чувство, будто за ним наблюдают. Господи, подумал он, и всего-то хлипкая ширма, которая к тому же была до половины решетчатая, а все равно ощущение закрытости, защищенности от окружающих, которое напрочь исчезло, как только убрали перегородки. Он с досадой переставил стул и повернулся к окну.

Мужчины за столиком у дальней стены действительно наблюдали за посетителями. Они появились впервые еще вчера, насторожив бармена тем, что взяли по сто граммов дешевой водки и лимон, но потом, когда убирали со стола, оказалось, что водка осталась нетронутой. Они ходили к директору. Они спрашивали, почему ширмы везде. Они интересовались, есть ли постоянные посетители. Вот, Стасик, например, он часто у нас сидит. А почему? Наверное, ему нравится у нас. Да и не он один, много таких. Вы вообще представляете работу общественного заведения? Мы боремся за постоянных клиентов, мы их ждем, это все для них, чтобы им здесь нравилось и хотелось еще раз прийти. Вы создаете особые условия для своих клиентов? Да вы что, действительно не понимаете, как точка работает? Это наши деньги, которые они принесут нам.

Они вышли от директора прямо в зал и обошли каждый столик. Затем один встал у стойки, чтобы окинуть помещение взглядом как бы с места бармена. Бармен отошел на пару шагов в сторону и стал демонстративно выравнивать бутылки с напитками. Он вообще не пил спиртного, но не доверял людям, которые изображают пьющих, а сами не пьют.

Директор после их визита отправился в бар и попросил у бармена налить «побольше». Тот без лишних слов взял большой бокал и набулькал до половины коньяку, поставил тарелку с сыром и подвинул директору. Он в несколько глотков осушил бокал, взял ломтик сыра и запихал в рот. Жуя сыр, с благодарностью кивнул бармену и покрутил пальцем над бокалом, бармен только приподнял брови, но молча налил еще раз столько же. Спиртное разлилось жаром внутри, директор слегка порозовел, но взялся за второй бокал не переводя дух. После этого оперся локтями на стойку и свесил голову между плеч.

Что-нибудь еще? – спросил бармен. Он просто хотел вызвать директора на разговор: разбирало любопытство. Но директор сам нуждался в слушателе. Его так и распирало желание высказать, выплеснуть кому-нибудь все те слова, что рвались с языка, все жгучие, до крайности неприличные и непривычные в обычной его жизни выражения.

Нет, ну надо же! Бараны! Я таких, … знаешь где последний раз видел?! Я бы их резал острым ножиком! Нет, лучше кувалдой по гребаному лбищу, иначе не проймешь! Дай еще, дорогой, пожалуйста, очень надо еще, – вдруг ласково попросил он, показывая снова на бокал.

Дмитрий Егорович, я бы предложил закусить что-нибудь посерьезнее, – заметил чуть фамильярно бармен. – Давайте я сооружу, одна минута.

Давай что у тебя есть, – согласился директор, стремительно хмелея и успокаиваясь. Он почувствовал, что отпускает, уходит острая натянутая струна, что стянула все нутро от гнева. – Я подожду, торопиться больше некуда. Ну надо же, какие твари! Ты понимаешь, это они меня учить будут, как жить, куда смотреть, куда чихать, с…ть, как богу молиться!

Из органов, что ли? – решился спросить бармен.

Если бы! – горько простонал директор. – Они от Площадкина, понимаешь? У них, видите ли, вопросы возникли к заведению! Полжизни положил вот сюда, на эту стойку, что ты трешь, как будто дырку хочешь сделать, сколько платил, сколько нервов… Тебе сроду не протереть до дыры эту стойку, хоть ты сдохни, она крепче, чем стена, только вот лбы у этих баранов еще крепче.

Он схватил себя за остатки волос и потащил на лоб. Бармен тем временем достал тарелку с колбасной нарезкой, поставил вазочку с гренками и розетку с маслом, положил нож. Затем взял телефон и негромко произнес в трубку: – Сережа, сооруди лангетик с овощами, подай сам сюда, папе надо быстренько перекусить. Нет, один. Да никого нет, один парень сидит, чего закрывать? Ну ладно, – и обернувшись к директору, спросил: – Наверное, пока не стоит закрывать, как считаете?

Да как хочешь, – вяло ответит тот, – сейчас народу все равно нет. Ну ты понимаешь, если мы не отобьемся, это уже не будет иметь никакого значения, закрыто – не закрыто… Им надо знать, кто и зачем сюда ходит, как регулярно, что говорят и что делают. И видео им предоставить еще! – Он взял пальцами ломтик колбасы и запихал в рот, потянулся за следующим, но взял сразу пачкой несколько, сунул в рот и жуя, снова заговорил раздраженно, монотонно и жестко: – Я говорю, на входе есть и в зале, каждую неделю смотрим, анализируем, звука нам нафиг не надо, на входе есть переговорка, и больше ничего. На хрена записывать, хранить?! Я что, оперуполномоченный, чтобы записи копить? «А вы должны знать, почему вот эти люди здесь собираются». Да какое мне дело до них, если они платят! «А как их найти?». А вот сейчас все брошу, – его передернуло, – выйду на дорогу и буду в морды всем прохожим заглядывать – ты у меня бывал? А ты? А как часто?

Он потяжелел, слова замедлились, взгляд стал усталым, движения валкие, неровные. Бармен взял у двери тарелку с лангетом, взглянул приглашающе на директора и произнес: – Дмитрий Егорович, закусить, – но тот махнул рукой и снова взялся за голову. Бармен не стал мешать, поставил тарелку и прибор, провел салфеткой по стойке, но тереть не стал. Вздохнул и подойдя к одинокому Стасику, обошел столик, чтобы тот его увидел. Стасик был погружен в интернет, сидел в наушниках и вообще не заметил присутствия в зале директора, впрочем, он не был с ним знаком и нисколько не заинтересовался бы мужчиной, который пьет бокалами коньяк у стойки.

Прошу извинить, что беспокою, но мы сегодня закрываемся рано, – сказал бармен, – скажите, сколько времени вы намерены у нас провести?

Да… как-то не думал, – ответил Стасик, еще не совсем перешедший в реальный мир, – а что, надо уходить?

Нет, уходить не надо, сидите сколько хотите, просто мне надо знать, будете ли вы что-нибудь заказывать, повара надо отпустить, – с еле заметной иронией сказал бармен, который отлично знал, что парень уже съел свои пару булочек, выпил кофе и вряд ли еще что-нибудь закажет, тем более что он никогда этого и не делал.

Стасик посмотрел по сторонам, на улицу, потянулся и вздохнул: – Да я, пожалуй, пойду, – и решил все-таки спросить у бармена: – А скажите, что это у вас все ширмы убрали, зачем? Мне кажется, было лучше.

Да и нам так кажется, но вот проверяющие замучали, – неопределенно ответил бармен.

Уже было далеко заполночь, когда Куликов вернулся в отель. Это никого не удивило: на курорте люди проводят время так, как им заблагорассудится. Он прошел мимо пустой стойки администратора, равнодушно посмотрел на круглый выпуклый глаз камеры над входом на лестницу и поднялся к себе. В номере было чисто, никаких следов постороннего присутствия. Он разделся, отправился в душ, и через несколько минут посвежевший и усталый улегся в постель. Он не знал наверняка, есть ли в номере аппаратура, но всегда предполагал ее наличие. Сейчас, когда операция вступила в решающую фазу, ему важно было оставаться абсолютно на виду, спокойным и предсказуемым. Ничего подозрительного в его поведении не было, пожалуй, кроме его обособленности. Он удачно договорился пойти на колесо обозрения с девушкой-барменшей из кафе, и сегодня вечером получилось так, что везде, где его видели и слышали, он был с ней. Сразу после того, как он вышел из проходной винзавода, направился в небольшое кафе и перекусил, особенно расхваливая местные вина и расспрашивая продавца о способах приготовления местных блюд. Потом сел на рейсовый автобус и за полчаса доехал до «горы», где сразу же окунулся в мир развлечений. Позвонил своей давешней знакомой, она с готовностью ответила, что с автобусной остановки надо пройти прямо и немного направо. Они отправились сразу на колесо обозрения, потом ходили смотреть на лебедей в заводи, потом сидели в кафе на террасе и любовались морем. Он даже целовал ее. После выпитого вина это оказалось совсем нетрудно, и он надеялся, что ей не слишком необходимо изображать восторг при этом. Они договорились встретиться «еще как-нибудь», но расстались без уверенности в завтрашнем дне. Очень уж заметно было, что ее напрягает местное окружение, возможно, здесь есть кто-нибудь, кому не все равно, с кем она проводит время.

Тех двоих парней, которые караулили его, он сейчас не видел, но чувствовал их незримое присутствие. Тем сложнее оказалось везде и всюду оставлять следы своего пребывания, чтобы при расспросах множество людей указало бы на его присутствие в нужное время и в нужном месте. Он постоянно испытывал трудности с женщинами, вернее, трудность была в том, что ему они были неинтересны. Будучи увлечен работой, он забывал, что со стороны его одиночество резко заметно. Да, конечно, он разговаривал с женщинами примерно столько же, сколько и с мужчинами, пожалуй, даже больше, чем с мужчинами: в сфере обслуживания женщин заметно больше. Но любая женщина так же остро чувствует интерес мужчины к себе, как и его отсутствие. И поэтому ему срочно нужна была женщина-спутник, которой ни к чему демонстрировать настоящую страсть, поскольку все на курорте носит сезонный характер. Нужна местная девушка, а может быть, напротив, такая же, как он, приезжая, не проститутка, но без комплексов, чтобы не было явного указания на материальную основу их короткого союза. В конце концов, удовлетворить ее он сумеет, а большее ни ей, ни ему не нужно.

Наутро Куликов, не изменяя своим привычкам, с утра искупался в море, взбодрился и отправился завтракать, не забыв заглянуть к Аиде под грушевое дерево. Она была уже там, но не одна, а с постояльцами, которые с жаром обсуждали возможные экскурсии. Их было двое: молодая девушка и женщина постарше, похожие друг на друга, вероятно, мать и дочь, еще бледные, незагорелые, но уже в обязательных огромных шляпах от солнца и просторных пестрых рубахах, которые купили, вероятно, только вчера. Аида ничего не навязывала, спокойно выкладывала нужные фото и буклеты, вставляя два-три слова про места, изображенные на снимках. Сергей присел на скамейку рядом, поздоровался.

Доброе утро, милые дамы!

Доброе утро, как ваша вчерашняя поездка? – сразу отреагировала Аида. – Вам понравилось?

Удивительно, очень понравилось. Я сегодня никуда не поеду, а вот завтра надо что-нибудь подобрать. Вы же мне советовали…

Аида вдруг заволновалась: – А что же сегодня? Еще совсем рано, можно взять короткую экскурсию, к обеду будете дома.

Нет, я не хочу в самое пекло ехать. Сегодня отдыхаю как положено: загорать, купаться, гулять в парке. Смотрите, какие беляночки, – он поклонился в сторону женщин, – вы их не лишайте пляжа, пусть немного поджарятся!

Да уж мы с ними кое-что подобрали. Расскажите, как вчера проехались, как дегустация, купили ли чего-нибудь себе? – она, видимо, хотела, чтобы он поделился впечатлениями от экскурсии с новенькими, а они тоже решили бы купить недешевые путевки.

Он слегка напрягся, но ответил беззаботно и сразу: – Очень понравилось! Интересна история возникновения таких заводов, использование заграничных сортов… Я не стал ничего себе покупать, только на дегустации напробовался! Отличные вина!

Женщины заинтересованно потянулись к буклету, который держала полураскрытым Аида. Та, что постарше, стала спрашивать про дорогу, стоимость и количество вина, которое дают «бесплатно» на дегустации.

Что, там правда сколько хочешь можно пить?

Нет, моя дорогая, но вполне достаточно, – ответила Аида.

Куликов посмотрел внимательно на девушку. Совсем бледная, наверное, с севера. Мамаша, наверное, будет следить за соблюдением нравственности. В принципе, это самый подходящий вариант, когда легко объяснить свою сдержанность. Он стал рыться в Аидиных картинках, обсуждая с женщинами возможные экскурсии. Через некоторое время было известно, что женщины приехали из Костромы, что там действительно так и не удалось «хоть немного подзагореть перед югом!», и теперь они боятся солнечных ожогов и поэтому решили днем не ходить на пляж, а только с утра и после обеда. Старшую зовут Наталья Александровна, а младшую – действительно ее дочь – Оксана. Обе учительницы, работают в одной школе и постоянно говорят о работе. Он прикинул тут же, что можно затронуть систему профтехобразования, которая сейчас переживает не лучшие времена, и связь школы и производства, если потребуется говорить много и долго. Женщины охотно согласились пойти вместе с ним в кафе, где он каждое утро завтракал: там очень уютно и можно сразу пойти на пляж после завтрака, пока не так жарко.

Майор Кулешников недоумевал: внезапное обрушение свода под площадкой открытого кафе вызвало много вопросов у городской администрации. Ясно, что эта история опасна не столько последствиями, сколько оглаской. Сколько на побережье выложено плитки! А как пробивали всеобщее обследование за счет города! Теперь получается, что обследование было некачественно проведено. Хозяин кафе уже бегает по знакомым, которые могли бы подтвердить, что в течение двух лет плитка была в идеальном состоянии. А срок гарантии – восемь лет! Что делать теперь всем владельцам торговых точек, которым посчастливилось иметь землю на берегу? Вот уж неизвестно, чем иной раз обернется такое везение. Кулешников вздохнул. Его собственный тесть буквально наизнанку вывернул карманы, когда покупал чебуречную с выходом прямо на пляж, но ни разу не пожалел о покупке: такие места окупают себя сполна. Ребята разносили товар по пляжу, да и вечерний поток отдыхающих тоже шел как раз мимо чебуречной. Очень удобно! И плитку одним из первых заказал, вовремя прикинув, кто работает заместителем генерального директора завода по производству стройматериалов, в частности, фигурной плитки.

А вот теперь впору задуматься: если пойдут проверки, финансовые претензии, то неизвестно, такая ли незыблемая власть в городе и там ли надо делать бизнес. Кулешников вчитывался в отчет по происшествию. Мальчишек он не брал в расчет вообще даже после выяснения того обстоятельства, что один из них увлекается всякими взрывами. Но как быстро выросла пещера! Да, весной со стороны пляжа здесь был ровный зеленый склон. Потом он посерел и побурел, а когда начался сезон, вообще никто не обращал внимания на эти места. Пещеру могли выкопать бродяги, причем буквально за две-три ночи, если верить тому, что почва буквально просыпалась вниз. Он решил позвонить своему бывшему однокласснику, Генке Сидорову.

Геннадий Александрович Сидоров, геолог по образованию, краевед и собиратель сведений про местные достопримечательности по призванию, сейчас занимался тем, что продавал лежаки, надувные матрасы, круги и прочую пляжную дребедень в палатке на пути к морю. Бизнес был сезонным, как у подавляющего большинства крымчан, а с наступлением осени Геннадий Александрович погружался в любимую стихию: он изучал родной край с дотошностью искателя кладов. Его интересовали не столько события недавних дней, сколько процессы, происходившие на этой земле века назад, так или иначе влиявшие на жизнь людей, которые были здесь в то время.

Он не раз оказывался в очень сложной ситуации, когда всерьез рисковал жизнью, пытаясь узнать нечто важное у матушки природы. Сидоров прошел многие километры по подземным лабиринтам в толще здешних невысоких гор, изучая образование громадных пещер, течение подземных потоков, наполнение колоссальных резервуаров чистейшей воды и колебания давления внутри горных пород. Он излазил все окрестности, перелопатил кучу специальной литературы и мог сам бы водить экскурсии по местным удивительным местам, однако матрасный бизнес был более надежным и спокойным. Геннадий Александрович не любил туристов. Он считал, что праздный интерес к местной географии возникает у приезжего туриста лишь на два-три дня, и если даже тебя внимательно слушают во время рассказа, то всего лишь зачастую из вежливости, дожидаясь заветных минут «на фотосессию». Различные фото, привезенные из отпуска, составляют единственную и главную ценность отпускника, а то, что рассказывают экскурсоводы, выветривается из памяти на следующий день.

Кулешников нечасто обращался к Сидорову: все-таки слишком разные профессии и слишком редкая специализация была у бывшего одноклассника. Но сейчас именно он мог пролить свет на темную историю с обрушением свода под ногами у беззаботных посетителей кафе.

Так ты говоришь, что толстый плюхнулся со всего маху на стул и проломил плитку? – хохоча и утирая слезы, выступившие на глазах, переспрашивал Сидоров.

Да никуда он не плюхался, это пацаны напридумывали! Мне Светка записи дала послушать, что они наболтали. Тот, который про толстого говорил, сказал, что увидел, как сперва посыпался и зашуршал песок, а потом шорох перешел в грохот, повалились куски земли и в дыру провалилась ножка стула. Спинка пластиковая, снизу видна была только задница, им и показалось, что довольно большая. Они потом сразу наверх выбежали, никого же не задело, только мелкий пацан разревелся. Старший его за руку потащил за собой, а этот ревет, на землю падает, коленку содрал. Наверху люди в дыру смотрят, а снизу слышен детский плач, всполошились: завалило детей. Вот и сбежалось полсотни человек. Мальчишки видели толстого человека, разговоры слышали, в голове все перемешалось, а этот, который посообразительней, уже понял, что на них валить будут, и давай про толстого рассказывать: мол, со всего маху на кресло сел и провалился.

А они действительно ни при чем? – Геннадий прищурился и стал перебирать листы с расшифровками записей. Текст был сырой, с кучей опечаток, но смысл передан отлично. Его заинтересовало то, что один из старших мальчиков увлекался разного рода взрывающимися устройствами. – Вот, смотри: два случая только установленного его авторства, и расплывчатые рассказы про то, что он сам делал взрывалки и проводил «испытания».

Проверили уже. Не было у него времени эту штуку сделать! Он приехал накануне. Вечером они были в пещере несколько минут, ушли все вместе, потому что один из компании на следующий день уезжал. До самого позднего вечера эта банда была на глазах у взрослых, разошлись по домам уже ночью. Ночью мальчик не уходил из дома, дед до четырех утра торчал на дворе за столом с приятелем. У него бессонница, под утро он проверял все комнаты, парень спал как убитый. А утром завтракал с бабушкой, потом на пляже снова все вместе резвились, а после обеда как раз и отправились в пещеру Лейхтвейса.

Кулешников вздохнул и потер вспотевший лоб. Он как будто стеснялся поделиться своей догадкой с давнишним другом. Но то, что вертелось на языке, не укладывалось ни в какие рамки.

Понимаешь, Генка, здесь ведь действительно проверяли грунты! – наконец выдохнул он. – Вот как ты считаешь, могли бы строители нарочно что-то сделать, чтобы набережная сыпалась и снова плитку бы перекладывали?

Маловероятно, Серега, у них гарантия не вышла. Ни с того ни с сего делать самому себе рекламацию – какой идиот станет?

А если не себе?.. Кто у нас плиткой занимается кроме самого?

Геннадий Александрович хитро посмотрел на Кулешникова и вновь обратился к листкам. Потом поднялся, подошел к старому платяному шкафу, открыл створки. На полках вместо рубашек и полотенец лежали картонные папки корешками вперед. На корешках карандашом и фломастером были написаны различные буквы, арабские и римские цифры, еще какие-то символы. Геннадий Александрович покопался на второй верхней полке, извлек потрепанную папку и небрежно кинул ее на стол.

Вот, полюбуйся, если интересно, геологическая карта побережья в границах нашего округа, движение береговой линии, данные с привязкой к объектам строительства в прибрежной зоне за последние пятьдесят лет, – и он грузно сел в старое кресло советских времен, довольно удобное, но сильно протертое, скрывая улыбку. Кулешников взял папку, недоумевая, чем так доволен Сидоров, развязал тесемки и углубился в изучение бумаг. Спустя несколько минут он заулыбался и весело посмотрел на товарища: – Ну ты даешь!.. И как такие сведения собираются?

Да вот так и собираются, год за годом, не так уж и много у нас строителей. К тому же у нас стабильность платформы, изменения заметны за гораздо больший период. Вот, смотри, – он снова поднялся и подошел к шкафу. – Здесь периодичность сдвигов немного побольше, десятки и сотни тысяч лет. Если интересно…

Да нет, мне бы нынешнюю эпоху посмотреть, свежачок, так сказать, – Кулешников перебирал бумаги и время от времени причмокивал, как будто смаковал увиденное словно лакомый кусочек. – Вот и получается, что здесь не то, что плитку класть, хоть особняки строить можно на самом берегу.

А дороги здешние никогда не сыпались. Пустоты карстового происхождения у нас никогда не подходили вплотную к морю, только значительно южнее, за хребтом, есть выходы прямо на море. Есть даже подземные реки, они питаются внутренними водами…

Какими еще внутренними водами? – Кулешников уставился на Сидорова. – Откуда здесь внутренние воды?

Здесь немного, но есть, а вот как раз на южном берегу наиболее мощные подземные естественные хранилища пресной воды. Только опасно это…

Что опасно?

Да ходят тут любопытные, да ладно – просто сами по себе, эти на свой страх и риск идут, как правило, подготовленные, со связью, оборудованием. Гораздо хуже, когда местные собирают группу туристов за деньги и начинают показывать красоты подземного мира, которые небезопасны для исследования, следовательно, и для прохождения туристических групп. Спелеология – это, брат, не экзотика, а наука.

Сидоров взял со стола лист бумаги, сложенный в четыре раза, развернул его и показал Кулешникову: – Смотри, какие породы здесь, у нас под ногами. Пещера, которая появилась, со слов мальчишек, совсем недавно, просто не могла здесь образоваться. Или, по крайней мере, естественным путем – только если это спровоцировано как раз укладчиками плитки. Но маловероятно, ты понимаешь? И не кажется ли тебе, что эта пещера рукотворная?

Из сообщений новостных агентств: «С любопытным природным феноменом столкнулись жители боснийской деревни Саника. За одну ночь они лишились пруда, обитавших в нем рыб и деревьев, которые росли вокруг. Местные жители сравнивают провал грунта, поглотивший пруд, с фантастическим фильмом. Теперь на месте водоема диаметром 20 метров и глубиной 8 метров – бездна, которая продолжает расширяться.» (2013)

По этой дороге уже мало кто ездил. Великолепная аллея, круто сворачивающая в обрамлении ровных сосен к просторному двору, потихоньку зарастала кустарником, сужаясь и теряя свою нарядность. Сам двор, посыпанный мелким гравием, наводил на мысли о том, что хозяева внезапно просто исчезли, не оставив и следа своего присутствия. Однако на самом деле все было с точностью до наоборот: хозяева просто велели содержать поместье (только так можно назвать прекрасную богатую дачу в этом заповедном месте) в порядке, чтобы всегда можно было принять внезапных гостей. Здесь сейчас оставался небольшой штат обслуги. Разумеется, охрана была посменная, все сотрудники из военных, отлично подготовленные мужчины среднего возраста. Кроме того, постоянно здесь жил начальник охраны, фактически днем и ночью наблюдая за жизнью в поместье. Еще в доме проживала семейная пара, немолодые супруги. Она занималась кухней и поддерживала порядок в доме, а он ухаживал за участком, следил за состоянием бытовой техники в доме, а также системой отопления, коммуникаций, и при малейшей неисправности должен был вызвать специалистов. За связь отвечал начальник охраны. Время от времени приезжали уборщики, обязательно с сопровождением, да и вообще все движение на дачу и просто мимо контролировалось охраной.

Эта дача в разговорах называлась «объект 34» и была под усиленным контролем местного РОВД. Нельзя сказать, что это был настоящий дворец, но уровень комфорта и обилие современных чудес техники делали пребывание на даче приятным. О даче в райцентре слышали многие, но знали подробности только те, кто по долгу службы был осведомлен. Любая мелочь, происходящая на этой закрытой территории, была предметом для изучения. Начальник охраны, а по сути – директор объекта 34, Всеволод Михайлович Крапивин, получил известие от охраны, что опять сильно спала вода, обнажив берег реки. Берега в этом месте были пологие, и даже небольшое понижение уровня воды было очень заметно, прекрасные луга превращались в грязные хляби, и береговая линия, так привлекавшая своей декоративностью, выглядела просто серой каймой вдоль воды. Крапивин кивнул, не высказав беспокойства, так как сама по себе новость не была из ряда вон выходящей, но спустя полчаса позвонил по телефону на Угличскую ГЭС одному инженеру, который был непосредственно связан с дачей некоторыми обязательствами.

Здравствуй, Петр Константинович, дорогой, это тридцать четвертый.

Здравствуйте, Всеволод Михайлович, как дела?

Спасибо, дела идут своим ходом. Ты скажи, что у вас опять за сброс такой? Не понимаю, сейчас-то зачем?

Какой сброс, о чем вы? Нет никакого сброса, сами в дефиците. – ответил инженер.

У меня доложил сотрудник, что метра на четыре вода ушла, это только от вас может быть.

Петр Константинович быстро и громко заговорил: – Да я уже устал отвечать на звонки! Если бы только от вас… Не было у нас сброса, наоборот, пришлось перекрывать отводы, воды мало, шлюзы очередь собрали, не знаешь, как работать. Такая петрушка уже неделю, и никто не может объяснить. Не мы это, точно не мы!

Крапивин спорить не стал, только коротко сказал в трубку: – Ну ладно, понял, у вас сброса не зафиксировано, – и потер лоб. Затем взглянул на монитор, показывающий небольшую аккуратную тропинку за домом, убегающую в лес, поднялся, нажал пару кнопок на пульте у стола и вышел через заднее крыльцо. Там его уже ожидал охранник, поздоровался и выжидательно посмотрел на Крапивина.

Пойдем, сходим на бережок, – сказал Крапивин.

Они отправились в путь. Со стороны тропинка была абсолютно дикая, но через несколько метров они уперлись в «простую» калитку в заборе, над которой была закреплена камера. Крапивин коснулся пальцем пластинки на косяке, и калитка открылась. Они пошли дальше по тропинке, к берегу. Действительно, берег оказался значительно дальше своей привычной линии, настолько, что к воде было невозможно подойти из-за ила. Крапивин брезгливо переступил хлюпающими в грязи туфлями и пошел обратно. По дороге он посматривал по сторонам, но ничего необычного не увидел. Вернувшись в дом, обошел все помещения, но это в общем-то было частью его обычной рутинной работы. Все коммуникации в доме функционировали, персонал, как всегда, немногословно отчитался о текущих делах, все шло своим чередом. Он на всякий случай составил отчет и отправил в службу охраны начальнику с упоминанием, что согласно запросу на ГЭС планового сброса воды не было. Потом подумал и присовокупил метеосводку: дождей за последнюю неделю тоже не было. В конце концов, природные явления нам не подвластны.

В спокойной обстановке, без особых происшествий заканчивался рабочий день у Николая Семеновича Криворучко, начальника районного отделения ГИБДД. Он собирался еще раз просмотреть сводку перед отправкой в область и поехать домой, где его ждал праздничный ужин: у жены день рождения, да не просто обычный, а юбилейный. Приедут родные, натащат подарков, станут говорить речи… Он не особенно любил эти многолюдные семейные сборища, которые за много лет просто-напросто приелись. Снова раздвигать стол, доставать из-за кресла коробку с дополнительной посудой – повседневной не хватает, да и жена всегда хочет видеть на праздничном столе не разномастные простые тарелки и приборы, а что-то похожее на сервиз. По правде говоря, полный сервиз набрать не получалось уже не первый год, и каждый раз после очередного семейного праздника муж с женой планировали докупить вот таких тарелок и вот такие бокалы, а в следующий раз история повторялась.