Любовь Антоновна: Нет. Я была ранена в 44 и все. Отступали со мной, побеждали без меня.
Анна: У вас много наград?
Любовь Антоновна: Нет.
Анна: Почему?
Любовь Антоновна: Не знаю.
Анна: У папы тоже не много. Два ордена.
Любовь Антоновна: Ваш сын-то их хоть видел?
Анна: Да.
Любовь Антоновна: Гордится?
Анна: Да (пауза). И с дедом любил поразмышлять о прошлом.
Любовь Антоновна: Папа не утомлял его воспоминаниями?
Анна: Не знаю. (Пауза). Вот мое детство прошло в воспоминаниях о войне. Лет через 20 после войны (пауза), папа рассказал, что участвовал в параде Победы в качестве приглашенного зрителя.
Любовь Антоновна: Интересно. Я этого не знала.
Анна: Потому, что у него был один из первых орденов Красной Звезды.
Любовь Антоновна: А, понятно.
Анна: Он говорил не о штандартах, не о счастье победы…
Любовь Антоновна: А о чем?
Анна: О мыслях недоучившегося историка, глядящего на ликование.
Любовь Антоновна: Он помнил свои мысли?
Анна: Да. Рассказывал, что среди этого осуществившегося счастья, так долго ожидаемого, он стоял один. У него было чувство непонятного одиночества.
Любовь Антоновна: Мне это понятно.
Анна: Почему?
Любовь Антоновна: Понимаете, человеческое одиночество, по большому счету, это одиночество души (пауза). Каждый год, когда я прихожу сюда, чувствую тоже.
Анна: Может, от потери близких, тех, кто нужен душе?
Любовь Антоновна: Да.
Анна: Папа рассказывал, что не мог понять ликования тех, у кого в душе были могилы.
Любовь Антоновна: Может, для успокоения придумали очередной пафос: счастье со слезами на глазах (пауза, с грустной усмешкой). Одного не поняли, что пафос – не признак величия (пауза).
Анна: А еще папа говорил, что не мог тогда оторвать глаз от красоты Василия Блаженного.
Любовь Антоновна: Знаете, мне это понятно. Я тоже себя когда-то поймала на этом.
Анна: (Продолжает). И еще он думал: почему в такой огромной стране, которой бог дал столько богатств, и столько сильных людей, на главной площади столицы стоит памятник блаженному и рядом лобное место (долгая пауза). Он говорил: его не покидало чувство, что радость и счастье были блаженны. И что уже тогда зарождалась какая-то боязнь расплаты за победу.
Любовь Антоновна: Неужели он тогда это понимал?
Анна: Нет, мне кажется, он, скорее, чувствовал.
Любовь Антоновна: Господи, но, ведь, ему не было и 25.
Анна: А война за плечами?
Любовь Антоновна: Да, война – это страшный жизненный опыт.
Анна: Мне кажется, что выбранная профессия тоже располагает к подобным раздумьям (пауза). Он до конца жизни вспоминал войну, анализировал. Сотни раз, передумывал события тех лет.
Любовь Антоновна: Знаете, Анечка, по большому счету, в каждом из нас остались осколки войны.
Анна: И они не дают жить?
Любовь Антоновна: Нет, немножко не то. Просто живешь с этой памятью, меряешь все на “ту” жизнь.
Анна: Я видела по папиной жизни, насколько это тяжело.
Любовь Антоновна: Как?
Анна: Ну, не мог он переступать.
Любовь Антоновна: Это, в самом деле, тяжело (пауза). Как подумаю, что из войны ведь никто не вышел морально и физически здоровым. . .
Анна: А в чем это ощущалось?
Любовь Антоновна: Понимаете, мы все с ужасом увидели, что обесценивание человеческих жизней не закончилось войной.
Анна: (Пауза). Мы к этому почти привыкли (пауза). Нас, ведь, воспитывали так, что только смелые люди могли побеждать.
Любовь Антоновна: Нет. В бою, в первую очередь, пьяные. Потому, что в слове “смелость” заложена обесцененность жизни.
Анна: Мне папа говорил, что в первом бою первый выстрел из страха.
Любовь Антоновна: Правильно говорил и честно.
Входит Римма, Антон и Елена с цветами.
(Чуть ли не хором): Привет. Мы вовремя? Не опоздали? Любовь Антоновна, вы долго нас ждали?
Любовь Антоновна: Нет-нет (оборачивается). Здесь были мальчики и девочки, взрослые школьники.
Римма: Они вас развлекали?
Любовь Антоновна: Ну, как вам сказать. Интересные ребята, умные, хорошие (пауза). Господи, мы же год не виделись! Расскажите, как ваши дела, что нового, интересного.
Антон: Любовь Антоновна, мы сейчас пойдем, решим организационные дела, а потом, за поминальной рюмкой, наговоримся вдоволь.
Елена: Мы отлучимся на полчаса, а вы с Анютой идите домой, и ждите нас (пауза). Или мы вас.
Римма: Вы же понимаете, что все, как всегда, в последнюю минуту.
Любовь Антоновна: Вы все работаете, всем некогда.
Римма: А вы?
Любовь Антоновна: Конечно. Как всегда: сестра врача.
Антон: Что это вы так скромненько? Медицинские сестры всегда в почете.
Любовь Антоновна: У больных и то не у всех.
Елена: А у врачей?
Любовь Антоновна: (Молчание).
Антон: (Обнимая Римму и Елену, старается загладить затянувшуюся паузу). Все. Все. Мы вас покидаем.
Уходят.
Любовь Антоновна: Анечка, давайте зайдем в магазин. Я куплю коробку конфет к чаю.
Анна: (Твердо). Не надо. У нас все есть.
Любовь Антоновна: Я, ведь, не сказала, что у вас нет. Я просто хочу купить.
Анна: (Твердо). Не надо. Сегодня мы вместе с вами поминаем всех наших родных (пауза). Как жаль, что поминаем. А как хотелось бы за столом, все вместе.
Молчание.
Анна: (Старается изменить тему). Любовь Антоновна, расскажите что-нибудь о себе.
Любовь Антоновна: Вам интересно? Мне всегда казалось, что моя жизнь, мои чувства, мои воспоминания – только мои. Зачем отягощать других?
Анна: Любовь Антоновна, знаете, когда я говорю с вами, у меня такое чувство, что папа сейчас подойдет, и мы продолжим вместе беседу. Вы – моя память о папе, вы – живое воспоминание, вы для меня – папино тепло.
Любовь Антоновна: Деточка, о чем вы хотите слышать? Я не могу говорить о военном героизме. Для меня – его, просто, не было. Это был долг и страшная работа, и еще – страшная жизнь. Для меня нет слова “патриотизм”, есть слово “совесть”. Знаете, если бы я не была тогда молода, то, скорее, всему этому подходит (пауза) – кровавое существование.
Анна: (Перебивая). Но, ведь, вы были молоды?
Любовь Антоновна: Была. И поэтому все, что было, можно назвать жизнью. Хотя бы, потому, что была любовь.
Анна: Была?
Любовь Антоновна: Была (задумалась). Ужасное сочетание: любовь и прошедшее время.
Анна: Но ведь память не дает любви оказаться в прошлом.
Любовь Антоновна: Дает (задумалась). Любви нужны ощущения: руки, губы, волосы, тело.
Анна: Но, ведь, вы не забыли?
Любовь Антоновна: (Очень грустно). Да, по большому счету, мне, кроме чувства, нечего помнить.
Анна: Как нечего?
Любовь Антоновна: Вот так – нечего. Мне было 17, а ему 18. Я не знала мужчин, а он – женщин (очень долгая пауза), и не узнал.
Анна: Господи, ради бога, извините меня.
Любовь Антоновна: Нет-нет. Я благодарна вам за то, что, хотя бы, слушаете (пауза). Некому, за всю жизнь некому было даже сказать.
Анна: Неужели некому?
Любовь Антоновна: Не знаю: может, не хотела, может, боялась, может, охраняла то единственное, что стоило в жизни охранять.
Анна: А дети?
Любовь Антоновна: Маленькими их оберегала. А теперь они взрослые. Теперь я могу только бога просить, чтобы хранил их (пауза). А 18-ти летнего мальчика, давно мертвого мальчика, я охраняю.
Анна: Но, ведь, дальше была долгая жизнь?
Любовь Антоновна: Была.
Анна: Семья. Ваши дети.
Любовь Антоновна: Все это есть. Нет того мальчика. Нет.
Анна: Но, ведь, с годами память и чувства приглушаются?
Любовь Антоновна: Приглушаются, когда приходит другое чувство. А, если нет? Помните у Тургенева: любовь, как листья дуба – старые опадают только тогда, когда появляются новые.