Баумана, 5
Разбросанные воробьиной стаей домишки махонького Станкопосёлка потихоньку расселяли. ЗИК расширялся, как опара для теста. В 1954 году Черниковы получили комнату на Баумана, 5.
Новая жизнь. У Кирочки впереди институт. У Зинаиды Ниловны вот-вот и пенсия. Комната – сказочная мечта, в новом, только что сданном доме. Полнометражка, вкусно пахнущая свежим ремонтом. Красивый дом в стиле советского неоклассицизма на Баумана, 5 на широкой улице с приветливыми, хотящими быстро разрастись деревьями.
Кухня всего на двух хозяек. Ванная, туалет. Вода. Хочешь – холодная, хочешь – горячая. Кран открыл – всё бежит. Зиночка с Кирочкой хотели!
На Баумана – асфальт. Уже есть местами, а будет везде. Выходишь из автобуса – через 2 минуты дома в чистой обуви. Прощай, глина! Прощай, болото!
Мезенцевы – желанные гости. Эх, жалко, Иван Нилович уже не порадуется за сестру…
Чая с ароматом домашнего уюта хватало на всех. С вкусняшками. Дефицитный горький шоколад омрачал детские надежды. Диковинно: он и шоколад, он и горький. Попробовать хочется, а там уж плачь – не плачь с языка не отмоешь. Маленький Лёня угостился:
– Тьфу, гадость, – все над ним потешались.
Модницы тех лет носили ботиночки со скрипом. Новая жизнь – конечно ботиночки, конечно со скрипом! Они просто сами запрыгнули к Кирочке на ножки:
– Снип-снап-снуры, – разгонял скуку будней незатейливый ритм.
Что нужно ещё нужно для счастья? А вот то и нужно – телевизор! Зинаиде Ниловне через ЗИК удалось купить чудо техники. Первый ламповый телевизор КВН-49. Обошёлся он, примерно, в две зарплаты. Но счастье стоит дороже.
КВН походил на очень близорукого человека. Огромная линза экрана делала его озорным добряком. Водный окуляр вглядывался в мир любопытным моноклем. Влажной тряпкой протирать боялись. Оставались разводы на экране. Поэтому чудо техники умывалось махрушкой с капелькой нашатыря. Телевизор поставили на почётное место рядом с окном. Сверху укрыли, как дорогого гостя, вышитой салфеткой.
1954 год. Комната Черниковых на Баумана, 5.
В левом углу телевизор КВН-49. Личный архив
КВНы часто ломались, в народе первые буквы названия расшифровывали: Крутанул – Вертанул – Не работает.
Малыш настолько был популярен в СССР, что дал название передаче «Клуб весёлых и находчивых».
Телевизор был очень весёлым и достаточно находчивым. У него часто пропадал звук. Он начинал булькать, хрипеть и кашлять в самых неподходящих моментах. Зинаида Ниловна, переболевшая туберкулёзом, понимала его. КВНчик похлопывали по бокам:
– Давай, дружок, откашливайся и продолжай.
Если приступ не прекращался, кашлюна отключали из розетки.
– Вот ведь. На самом интересном месте!
Ждали несколько минут, включали опять. Он горделиво думал, прежде чем показать картинку изображения. Как ребёнок, капризничал и сам увлекался эфиром.
Но свой телек – это круто! Приходили на голубой огонёк экрана соседи, подружки. Набивалась целая комната. Вместе смеялись над Игорем Ильинским, подпевали Людмиле Гурченко.
Уютная квартира в накрахмаленных салфетках, телевизор, котик на стуле – вот оно счастье!
– Как будет рад Жоржик, сразу шагнув к нам в другую эпоху, – нет-нет да и вздыхалось вечерами.
Эпоха Сталина была позади. Оттепель теплила надежду на встречу. Вышел из лагерей в Кемерово брат мужа – Владимир Яковлевич Черников. Бывший статный красавец превратился в доживающий свой век старика. Абсолютное отсутствие зубов. Уран сделал своё дело. Почти слепой, с узловатыми, еле шевелящимися пальцами. Но всё с той же улыбкой, желанием жить и радоваться.
1915 год. Орёл. Братья Георгий и Владимир Черниковы.
Личный архив
1960-е годы. Кемерово. Владимир Яковлевич Черников.
Личный архив
Весной 1957-го в комнату на Баумана пришло невзрачное заказное письмо.
– Черниковы здесь живут?
– Да.
– Распишитесь.
Казённый конверт с затхлым, мышиным запахом. Отправитель – Министерство юстиции РСФСР.
1957 год. Справка о реабилитации Георгия Яковлевича Черникова. Личный архив
– Ма, тут письмо принесли. Тебе.
Зинаидины руки налились свинцом. Привычка не рвать, а срезать край письма выработалась с института. Пальцы не вставлялись в кольца ножниц. Глаза обжёг казённый штамп на сложенной, как игральная карта из колоды, бумажке. Внутри текст: «Справка. Дело по обвинению Черникова Георгия Яковлевича отменено. С полной реабилитацией. Трибунал Воронежской военного округа».
– Ма, у тебя всё нормально? Что там?
– Кирочка, воды принеси мне, – Зина едва могла говорить. Она ещё и ещё раз читала небольшую бумажку.
– Держи стакан. Что это?
– Доченька, прочти, – Зинаида смотрела в одну точку немигающим взглядом.
– Мамочка, дорогая. То есть всё? Мы больше не враги?
– Да. То есть нет, – Зиночка беззвучно плакала. Слёзы сочились по вмиг постаревшему лицу. – Кирочка, Жоржик сказал, что он ни в чем не виноват. Так и вышло. Не прошло и двадцати лет…
Почти двадцать лет невидимый яд отравлял сознание. Двадцать лет недомолвок, страхов. Листок, как две сомкнутые ладошки, сухо трактовал:
– Отменено, прекращено.
Распоряжался:
– Быть или не быть, жить или не жить.
Мать и дочь послание сверлили взглядами, перечитывали десятки раз. В двух, фактически, предложениях искали разные толкования. Смысл был понятен. Но раз всё отменено, где же тогда муж-отец?
Мезенцевы
Заветы Ивана Ниловича Мезенцева
(31.10.1892 – 1952)
Фамилию Мезенцев знали почти во всех вузах Свердловска.
Дети одного из основателей медицинского института дружно пошли в медицину. Все четверо. И по стопам отца, и оставляя свои следы. Обычно будущих студентов-медиков пугают латынью:
– Мёртвый язык.
– Сдохните от скуки.
– Латынь сдал – можешь жениться.
Всеволод, Галина, Леонид и Алексей были не из пугливых.
– Per aspera ad astra, – через трудности к великой цели.
Феномен языков Ивана Ниловича передавался с генами. Склонность учиться легко оказалось «заразной» для детей. С языками на «ты» подружились внуки.
Забежим вперёд, и правнуки: яблоко от яблони недалеко падает!
Переводчики, работники консульств, консультанты в других странах, специалисты по малым народам чужих континентов, редакторы заграничных журналов, профессора заморских университетов.
– Ого-го, какой дивизион с уральскими корнями!
Даём вам совет:
Хотите сдать экзамен по любым языкам? Не важно по каким? Скажите, что вы от Мезенцева И. Н. – это пароль.
Только никому не выдавайте нашу тайну. Секрет.
1952 год. Иван Нилович Мезенцев. На скамейке у своего дома, ул. А. Толстого, 8. Фото из архива Е. В. Мезенцевой
Сохранились письма Ивана Ниловича последнего его, шестидесятого, года жизни. Всё тот же бисерный почерк. Искренне. Мудро.
31 января 1952 года.
«Я нарочно с мамой записываю, как маленькую памятку. Она не совсем планово выдержана, но содержит наши заботы и беспокойство.
Пожалуйста, лишнее не болтай ни с кем. Наблюдай за собой в этом отношении: хочется сказать, да смолчи. И сам не слушай.
Не ссорься. За ссорой идёт ссора. Семена её не изживаются.
Наука дипломатия. Если дипломат сказал:
– Да, – то значит, – может быть.
Если дипломат сказал:
– Может быть, – значит, – нет.
Если дипломат сказал:
– Нет, – так какой же он дипломат.
Будь с людьми не заносчив.
Становись взрослым.
Воспитывай себя.
Честное отношение к людям. Честное отношение к больным…»
Уже без Ивана Ниловича в начале 1960-х годов первоклашку-непоседу Лену Мезенцеву обрекли на фортепиано. Девочка должна постигать прекрасное. Музыку. Началась экзекуция «пианиной». Все гулять, а тут: то форте, то пиано.
Начало 1950-х. Иван Нилович Мезенцев на занятии.
Личный архив
– Ха! А типа «хали-гали»? – ну и что, что в музыкалке на это запрет?
Преподы за дверь, а ноты-то те же самые.
– Блин, только как сдавать всю эту ерунду типа сольфеджио?
И вот экзамен, преподаватель солидных лет:
– А вот ваша, Елена, фамилия Мезенцева имеет отношение к некому Ивану Ниловичу?
– Так это мой дед.
– Не может быть! Он у нас в музучилище латынь вёл. Блестяще. Пятёрка! Удивительная девочка! Сольфеджио у вас просто отлично!
Лена не верила счастью:
– Ура! Дедушка помог!!! Я родилась уже после тебя, но сольфеджио мы, деда, классно с тобой сдали!
Спасибо, Иван Нилович! Низкий поклон от детей, внуков, правнуков.
Леонид Иванович Мезенцев
(08.10.1921 – 1953)
Можно тренировать силу воли, развивать ум. Но доброта – либо есть в человеке, либо её нет. Качество дается от бога. Никакими упражнениями вы не станете добрее.
Средний сын Ивана Ниловича и Евгении Сергеевны Лёня был шебутной и очень добрый. Таким родился. Все собаки с ул. А. Толстого были его. Узнавали Лёньку и мальчонкой, и уже взрослым. Неслись к нему, виляя хвостами. Подкормленные, обласканные. Каждую за ухом потрепать, наперегонки побегать, мячик покидать. А случится что с четвероногим? Кто будет лечить? Известно кто. Лёня Мезенцев – ветеринар и лекарь.
Вся малышня Мезенцевых писали в Орёл письма. Почтовые карточки. Кому ещё писать, как не бабушке. Зинаида-старшая все открытки внучат бережно хранила в альбоме. Лёня, взяв карандаш, сразу написал дяде Жоржику. Что там разводить канитель? Герой пишет герою, мужик – мужику.
Леонид пошёл в школу-семилетку, открытую в Вознесенском храме, вслед за старшими Волей и Галей. Кресты с куполов сняли в 1920-е за ненадобностью. Сестра Галка глянула в окно:
– Мать честная!
Шустрый, махонький Лёнька висит на шпиле вместо креста. Обозревать окрестности пацану с высоты птичьего полёта удалось недолго. Странный артобъект быстро ликвидировали.
Уже в шесть лет Лёня приблизился к Гиппократу. Произвёл экстренную операцию двухлетнему брату. У Лёшеньки с рождения на ручке был шестой недоразвитый пальчик. Операцию всё откладывали. Во время очередных игр Лёня видит: Лёшику лишний палец мешает.
– Лёха, хорош ныть. Давай уже сюда свою руку.
Будущий врач был немногословен и решителен. Экзекуция посредством маминых ножниц прошла мгновенно и успешно. Пальчик исчез без анестезии. Рану заткнули, мелкого поцеловали. Орущего, но не успевшего испугаться младшего сына подхватила мама. В медпункте наложили повязку со словами:
– Мы уже не нужны. Всё сделано правильно. Хладнокровный парень. Врачом будет.
Так и вышло. И с ним, и с остальными.
Леонид Иванович – почётный донор. В военные годы Леонид, студент мединститута, регулярно сдавал кровь именно из соображений помощи людям, Родине. Свердловск был заполнен ранеными. Донорской крови не хватало.
Дети Ивана Ниловича и Евгении Сергеевны Мезенцевых. Галина, Алексей, Леонид, Всеволод. Фото из архива Е. В. Мезенцевой
– Вам нужно? Пожалуйста! – доброта, она и в сдаче крови доброта.
1939 год. Леонид Мезенцев с братом Алексеем у ворот дома. Личный архив
Леонид стал врачом скорой помощи. Романтика фильмов: синяя мигалка, сирена, карета «03» мчится на красный свет.
Будни скорой помощи – бесконечные дежурства. Изматывающие. Сутками. Рваный сон. Сквозняки. Случайная еда. Истрёпанные работой лица докторов. Вселенская усталость.
Врач скорой помощи – такая палочка-выручалочка: раз – и всё хорошо, мгновенно.
Оценить с порога состояние больного. Взять ответственность на себя.
Это благодарности. И жалобы. Порой конфликт:
– Гражданочка, вот вы скорую дёргаете. А причин для этого нет. Всем бы такое здоровье иметь, как ваше. Не капризничайте, – уставший доктор правильно психологически оценивал ситуацию.
Время врачебной практики Леонида Ивановича – середина 40-х и начало 50-х. Бесконечный частный сектор. Бараки. Редкие дома повыше – без лифта. Улочки, закоулки часто без освещения. Весной и осенью – грязь по колено. Зима – сугробы по пояс. Домашний телефон – роскошь. Вся надежда на телефонные будки. Заветный номер «03». Скольких людей ты спас!!! Иногда родственникам было проще добежать до пункта скорой помощи, чем позвонить.
Карета скорой помощи тех лет – задумчивый ГАЗ-51. Две с половиной тонны очень скорой помощи. Тот самый, как из «Кавказской пленницы». Водитель в фильме свою карету окрестил пылесосом. Смех, но сходство есть. Две с половиной тонны не всегда были стремительны. Зато в распоряжении бригады калорифер, работающий от выхлопных газов, и вентиляционная система.
– Времени пройдёт немножко, к вам приедет неотложка.
– Доктор, ты очень нужен, нам плохо. Приезжай, пожалуйста, немедленно!
Мезенцевы. Справа – Леонид Иванович с женой Марусей и дочерьми Олей и Алей. Архив Е. В. Мезенцевой
Народное признание – штука с характером. Поздней осенью уже в 1950-е Леонид Иванович возвращался после дежурства домой на Алексея Толстого. Уставший шёл с трамвайной остановки через остатки леса.
– Опаньки, – из темноты вышло несколько мрачных субъектов.
Сдёрнули шапку. Пальто. Один из грабителей обомлел:
– Так ведь это Лёнька Мезенцев. Врач!!!
Пальто, шапку вернули, извиняясь:
– Прости, доктор! Так бы и сказал. Не узнали…
Всеволод Иванович Мезенцев
(28.07.1915 – 11.02.1971)
Старший Воля больше всех находился при отце. Родился сынок в 1915 году, когда папа уже ушёл на войну. Малыш рос, пока отец был в плену. Четыре года Евгения Сергеевна воспитывала сына одна. Россию разбалтывало от противоречий. Хаос, неопределенность. Страх. На три года мама с сыном и свёкром Нилом Александровичем уехали жить в монастырь в Волхов. Родственница, игуменья Илария приютила. Жили в келье. Помогали, чем могли в монастыре, и им платили добром и пропитанием. Святой воздух не давал сойти с ума без вестей о муже. Кто знает, может быть, совместная молитва помогла вернуться из плена Ивану живым.
В два годика няня неловким движением подвернула ножку малышу. Ботиночки надевали. И… вопрос: сможет ли ребёнок ходить? – тревожно завис в воздухе.
Сын рос на костылях. Не участвовал в шумных детских потасовках. Только в четыре годика Воля обнял ручонкам отца. И Иван Нилович не отпускал его уже от себя. Сам занялся и здоровьем, и воспитанием. Где хороший отец, там и сын молодец.
1923 год. Слева направо: Леонид, Всеволод, Галина Мезенцевы. Архив Е. В. Мезенцевой
Учиться Всеволод смог пойти только к девяти годам. Школа расположилась в Вознесенском храме на площади Народной мести. Сейчас – Вознесенская площадь. Название «Народная месть» подарил дом Ипатьевых. Восточным фасадом зловещее для Николая Второго и его семьи здание подсматривало за площадью. Так народ мстил названиями общественных мест царскому режиму. Ещё и перед храмом.
Вместо школьного звонка использовали церковный колокол.
– Бум-м-м!!!
– Арифметика.
– Бум-м-м!!!
– Переменка.
Вот уж действительно, как в старинном романсе Ивана Козловского:
Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он.
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом…
Близость к богу и перезвон колокола не мешали ученикам лупить друг друга учебниками после уроков и хихикать за спинами учителей.
Всеволод – спокойный и интеллигентный, сострадательный и созерцающий. Прекрасно разбирался в религии, истории России, всех запутанных тонкостях царской династии, родословной и родственных связях. Кто, кому, кем, почему и зачем. Всеволод Иванович со всеми хотел говорить об этом. Знал всё про всех. Но.
– Се ля ви, – такова жизнь.
Тогда никто не хотел вникать: кто где родился и на ком женился.
– Воля, какое нам дело до царя? Царя нет! Бога нет! Впереди – светлое будущее, – отмахивались родные.
Оставляли на потом. Вот и получилось:
– Потом – суп с котом.
– Эх, дядя Воля! Почему ты не вёл дневник, не записал всё для нас? – родственники сейчас кусают локти.
Когда Всеволод решил стать врачом, никто не спросил:
– Ты знаешь, как это сложно? Чувствовать, понимать боль людей?
Всеволод по себе знал, мог, чувствовал.
1927 год. Площадь Народной мести. Фото сделано из Вознесенского храма. На заднем плане дом Ипатьева. Архив Е. В. Мезенцевой
1927 год. Свердловск. Вознесенский храм-школа на площади Народной мести. Архив Е. В. Мезенцевой
Письмо тов. Сталину и Долорес Ибаррури
Красавец Всеволод. Внимательный. Корректный. Неспешный. Тёмноволосый, с огромными карими глазами. Орловской породы.
Именно эти глаза, статную осанку, разворот плеч, струящийся взгляд и прекрасный характер полюбила молодая учительница-испанка в самом начале 1950-х. Приёмная дочь начальника Свердловской железной дороги. Девочка оказалась в Свердловске в 1938-м, когда из Испании эвакуировали детей, чтобы спасти от военных действий. Она окончила в нашем городе школу, пединститут. Стала учительницей. У её приёмного отца был автомобиль. Круто проехать с симпатичной брюнеткой на заднем сиденье сверкающей легковушки. Не в кино. В реальной жизни. Восхитительная пара. Она – учительница. Он – доктор. Оба стройные, кареглазые, молодые, увлечённые. Такие вот «Римские каникулы» в Свердловске.
Военные годы. Школа 67. Лозунг «Окружим сочувствием и окажем помощь испанскому народу!» Архив музея 67-й школы
Что делать? Конечно, в загс!
Но, граждане:
– Что скажет товарищ Сталин? Русский и испанка? Как строитель коммунизма может вступать в такие странные отношения?
В загсе озадачились:
– Мы не можем принять от вас заявления без разрешения тов. Сталина.
Драматизм усиливался:
– И Долорес Ибаррури.
Да-с, послевоенные годы. Нравственные, строгие, идейные.
– Но пасоран, – никто не сдавался.
Влюблённые пишут письма.
– Уважаемый Иосиф Виссарионович! – на русском.
– Товарищ Долорес! – на испанском.
– Так и так, разрешите, а?
Попади письмо волшебным образом в руки лукаво улыбающегося тирана грузинского происхождения, он бы растаял:
– Понимаю Вас, Всеволод! Сам молодым был! Если любишь – женись, джигит!
Но. Ответ пришёл от чиновника. В казённом письме без марок. С безликим штампом почты СССР «Бесплатно»:
– Отказать!
От Долорес Ибаррури ответа странным образом не было вовсе.
Влюблённые опечалились. Слёзы, рухнувшие надежды. Решили расстаться. Не огорчать же товарища Сталина. И Долорес Ибаррури. Не позорить Родину.
Всегда конец одной истории – начало другой. У наших Ромео и Джульетты история закончилась печально. Общая. Но счастливо. У каждого по-своему.
Офтальмолог
Всеволод Иванович Мезенцев
Всеволод Мезенцев выбрал дорогу офтальмолога-хирурга. Специалистом он стал уникальным.
В конце 40-х – начале 50-х годов Свердловск был заполнен пленными немцами-строителями. Всех их наблюдал Всеволод Иванович. По любым глазным вопросам вызывали только его. Он, как и Иван Нилович, знал немецкий. Ценность такого доктора удваивалась. Уважение и со стороны коллег, и со стороны пациентов.
32-я поликлиника на Якова Свердлова. Дома точно знали, что сегодня – операционный день. Папа приходил уставший. С коричневыми, выжженными руками. Перчатки тех лет были грубыми, резиновыми. Очень толстыми. Полы в них ещё можно было мыть, тряпкой на лентяйке махать. Но:
– Оперировать? Глаза?
– Нет, и ещё раз нет!
Ювелирная точность. Рука тактильно не свободна, и пациент остался слепым, лишился глаза вовсе. Доктор Мезенцев оперировал без перчаток. Доверяя только своим пальцам.
Эти руки творили чудеса! Они заменяли огромный холдинг современной хирургии глаза. Зрячими становились все! Микроскопическая ранка на руках могла привести к нежелательному результату операции. Инфекцию мог подхватить и врач. Эпоха СПИДа была ещё впереди. Но сепсис – заражение крови – был и будет всегда. Руки тщательно дезинфицировали хозяйственным мылом под холодной проточной водой 2 минуты. Обсушивали стерильной марлей. И полностью растирали йодом. Миллиметр за миллиметром. Всё: пальцы, коротко остриженные ногти, ладонь, тыльную сторону, запястье и выше – как перчатки. Стерильность достигалась вместе со сжиганием эпителия. Йод прочно въедался в поры, складочки, морщинки на руках. Руки выглядели страшными, как обугленные на костре.
Вот с такими руками приходил уставший Всеволод Иванович домой. Как у мумии. Шёл по улице, ехал при необходимости в общественном транспорте. Но всегда аккуратно одетый. Элегантный и подтянутый. Пиджак и белоснежный манжет рубашки усиливали контраст.
Привычка мыть руки, как в бой, была профессиональной. Дома, в гостях, в общественных местах. Когда детей просят помыть руки, они побулькают мылом за секунды. Папа Всеволод намывал руки в любой ситуации тщательно, как в операционной: ладонь, ногти, каждый палец, тыльная сторона, запястья. Строго в определенной последовательности. Никаких контактов с ножом на кухне или лопатой в огороде. Профессия определяет образ жизни. Были неудачные попытки подружиться с молотком. Но молоток оказался с норовом, а Всеволод – с синяком.
Люди тянулись к такому доктору. С благодарностью. Дети уже не обращали внимания, что шагу невозможно ступить: на Свердлова каждый второй здоровается с папой. Папе нужно всем ответить. Кому кивком, кому шляпой, кому за руку.
Офтальмолог Всеволод Иванович давал очень простые, но необыкновенно эффективные советы. Истинные. Они верны и сегодня. В век, когда глаз и лазером оперируют, и искусственный хрусталик вставляют. Вот они.
– Глаза беречь, давать им вовремя отдых.
– Главное – профилактика, гимнастика для глаз, солнечные ванны.
– Лишний раз глаза не оперировать.
– Очки носить как можно меньше. Снимать в течение дня почаще и обязательно на ночь.
– Без надобности не переходить на более сильные диоптрии.
Так сказать, глаз – алмаз.
Спасибо, дорогой Всеволод Иванович!
Офтальмолог Всеволод Иванович Мезенцев.
Архив Е. В. Мезенцевой