Москвичка
Стоял июль. В Москве было не очень многолюдно – всё же отпускное время, что несколько примиряло Анну со столицей, ненавидимой ею с детства. Она была в столице проездом по дороге на юг. Собралась туда в отпуск вместе с заведующей отделением в клинике, где работала с окончания института. В Москве задержались на 2 дня у сестры начальницы, которая собиралась вместе с ними. Поезд отправлялся ещё засветло. В купе появились две девицы примерно Аниного возраста. Их провожали папы, один из которых был хромым и буквально висел на палке. По внешнему виду это были последствия полиомиэлита, перенесенного еще в детстве. Второй родитель имел все признаки номенклатуры. Трудно сказать, в чем это выражалось. Возможно, в манерах, может быть, в костюме, но только по одному взгляду было ясно, что товарищ из начальников среднего звена.
Пришлось знакомиться. Девицы оказались химиками. Они недавно закончили институт им. Менделеева и работали в «почтовом ящике», так тогда называли для краткости засекреченные научно-исследовательские учреждения. Дорога на юга нашей родины длинная, а в те времена поезд пилил из Москвы двое суток. Естественно, были долгие разговоры. Между делом выяснилось, что старшая, Изабелла, работала с изотопами. Никаких подробностей, конечно, она не излагала, но упомянула о том, что их лабораторию наблюдают врачи, а каждый месяц приходится делать анализ крови. При этом у всех обнаружена анемия. Чтобы не отстранили от работы, все причастные к проблеме накануне лопают ложками икру, лучше черную, тогда показатель гемоглобина бывает выше. Значительно позже Анна сопоставляла дальнейшие события с этими сведениями, а тогда запомнила, но выводов не сделала. Правда, некоторые сомнения все же высказала, но энтузиазм и интерес к тематике был таким, что никакие доводы все равно бы не подействовали. Это был период конца пятидесятых годов, когда все только начиналось, водородной бомбы ещё не сделали, в космос ещё не выбрались, а Хиросима уже случилась. И люди были совсем другими, прагматизм их не затронул. Одним словом, шестидесятники. Нельзя сказать, что такими были все, но они встречались повсеместно, влияние их на основную массу какое-то время было существенным. Чем сильнее закручивались гайки, тем ярче они выделялись на общем фоне. И главные признаки эпохи представляли они.
Всё на свете кончается, закончилась и дорога. Все ехали в Хосту. Все были «дикарями». Так тогда называли отпускников, ехавших не по путевке. Нашли квартиры, а девушки расставаться не пожелали, к большому, кстати, неудовольствию «завы». Но общение оказалось интереснее. Постепенно выяснилось, что Изабелла поехала для снятия стрессового состояния после развода. История эта была довольно типичная, и не только для того времени.
В институте учился студент с периферии. Чаще всего у этого контингента в конце учебы развивается непреодолимое желание остаться в Москве. Раньше это было очень сложно. Чтобы жить в Москве, нужна была прописка. Добыть её можно было путем женитьбы или замужества. У Кирилла была внешность, которая весьма напоминала Ива Монтана. Кстати, Изабелла тоже была несколько похожа на Симону Синьоре. Иногда их даже останавливали на улице. Молодой человек был достаточно воспитан и в меру образован, да и сходство с мировыми звездами сыграло свою роль. Отношения были совершенно радужными. Они поженились. Первый год прошел замечательно. Родитель Изабеллы в то время был приглашен на работу в какой-то главк. Появился кремлевский паёк среднего уровня (пайки там раздавались строго в соответствии с партийной иерархией). К этому времени появилась отдельная двухкомнатная квартира в центре. В общем − живи, не хочу. Тем временем образовалась беременность. Родилась девочка. И тут всё закончилось. У ребенка было тяжелое уродство развития, она погибла через два дня. Кирилл быстренько собрался и свалил к даме, которая изображала друга дома, а по совместительству занималась с Беллой немецким языком. Такой двойной удар выдержать очень трудно. Белла впала в тяжелую депрессию. Кстати, следующая беременность в другом браке закончилась выкидышем, и больше детей у неё не было. Ане всегда казалось, что не обошлось без влияния изотопов.
Во время отдыха в Хосте Белла познакомилась с молодым человеком из Грузии. Этот роман сыграл положительную роль в её самочувствии, но довольно длительное потом общение закончилось его женитьбой, что тоже добавило разочарования. С Анной они продолжали общаться в письмах, по телефону и во время нечастых встреч, когда выпадали командировки в столицу. Самым терапевтическим средством оказался для Изабеллы её поэтический дар. Она писала хорошие стихи. Анна даже поспособствовала, чтобы они увидели свет. Её приятель, главный редактор Пермского книжного издательства, опубликовал несколько из присланных произведений в молодежном сборнике. Это было очень мало. Анна не понимала, прочему она не печатается в Москве, пока не познакомилась поближе с писательской братией и не сообразила, что зависть у «творческих работников» превалирует над остальными чувствами. Это уже много позже подтвердила её приятельница-журналистка. Книга стихов Изабеллы вышла, когда она работала в Черноголовке.
По прошествии времени Изабелла вышла замуж второй раз. Муж работал в близкой её специальности области. Это был славный парень, который её очень любил, а она не скрывала к нему полного равнодушия. По работе ей часто приходилось ездить в командировки в Германию, в ГДР, конечно, поэтому все время совершенствовался немецкий язык. Впрочем, она подходила к этой проблеме без комплексов. В те времена, когда знание иностранных языков рассматривалось как качество, по меньшей мере подозрительное, она объясняла Анне:
– И чего стесняться? Не думай ни о каком произношении и грамматике, говори все слова, какие знаешь, вот и всё!
Конечно, у неё был вполне приличный немецкий. Да и практика была почти постоянной. Для Анны это было предметом белой зависти. Завели родители собаку породы эрдель-терьер, по имени Динни. Когда она была маленькой, дети на прогулке подходили к маме с вопросом:
– Тетя! А у вас собака настоящая? – Это были времена, когда основной породой в СССР были двортерьеры, а Динни оказалась экзотикой. Выросла очень умная и воспитанная собака, которая, по мнению Беллы, весьма разрядила обстановку в семье. Мамин характер держал всех в тонусе.
Появилась и дача в Жуковке. Ею занималась мама. Дача располагалась в обычном поселке и была половиной бревенчатого дома с четырьмя сотками земли в их распоряжении. Отец работал в конторе, теперь бы сказали «в офисе», и занимался строительными вопросами. Материальное обеспечение было хорошим. Оба комсомольцы, а потом и партийцы, скандалили каждый раз, когда родители посылали за пайком – их мучила совесть. На вопрос, зачем тогда вступили в партию, был ответ, что изнутри с «ними» бороться проще.
Слава был мужиком принципиальным. Как-то, провожая Анну на вокзал, он увидел волосатую руку, которая протянулась перед ней без очереди в камере хранения. Рука принадлежала «лицу кавказской национальности», который решил влезть перед девушкой. В ту же секунду владелец руки оказался у противоположной стенки. Анна обеспокоилась:
– Ты не боишься, что он в драку полезет?
– Не волнуйся! Это он у себя наглый, а здесь живо хвост подожмет! − и оказался прав.
Семья Беллы постепенно разваливалась. Сначала они развелись с мужем. Вскоре у отца произошел инсульт, от которого он в итоге скончался. Довольно быстро умерла от рака мама. Поэтесса осталась одна.
Шло время. Изабелла защитила кандидатскую диссертацию. Отдел, где она работала, перевели в Черноголовку. Общение стало реже, затем прекратилось на некоторое время. Анну занимали домашние и рабочие заботы. Однажды перед праздником она написала подруге открытку с поздравлением, а в ответ получила весьма грустное письмо. За выпавший из общения период Белла ещё раз вышла замуж, на этот раз по большой любви, была очень счастлива. Защитила докторскую. Вскоре у неё обнаружили опухоль молочной железы. Операция оказалась недостаточно радикальной, и появились метастазы. Муж скончался от опухоли мозга. Белла звала подругу к себе. Ей не хотелось оставлять квартиру в Москве и квартиру в Черноголовке, а также любимую машину чужим людям. Она понимала серьёзность своего положения. Но ещё лучше понимали это «чужие люди». Когда Анна перезвонила в Черноголовку, Изабелла была уже в больнице. Ехать не было смысла. Единственное, что бы хотелось получить на память − это книгу Белкиных стихов. Но просьбу оставили без внимания: видно, раздел имущества был важнее. В интернете книга отсутствует, хотя упоминание о ней есть.
Вспоминая её, Анна задумывалась над совпадением. У неё позднее появилась очень близкая по духу подруга, которую тоже звали Изабеллой. Она также попала под излучение в том же возрасте, что и первая, хотя долго об этом не подозревала. Обе они фанатически любили свою работу, через что и пострадали. Обе потеряли дочерей, хотя по разным причинам. Две поэтессы писали хорошие стихи. Та и другая стали докторами наук. Такое сходство судеб скорее всего объясняется их принадлежностью к одному поколению, тем самым шестидесятникам, которые смысл существования видели в любимом деле и не жалели самой жизни для достижения благой цели.
Послесловие
Представить особенности того времени, да еще в сочетании с многообразием людских характеров и судеб, оказалось делом нелегким.
Середина ХХ века характеризовалась глобальными изменениями научных взглядов и появлением новых технологий в медицине. Молодые врачи того времени начинали свой профессиональный путь в непростой обстановке. Они постигали азы работы в условиях крайней скудости материального обеспечения даже в крупных клиниках, всеобъемлющего послевоенного дефицита, устаревших взглядов на методы диагностики и лечения. Проблемой было и то, что страна уже в течение нескольких десятков лет находилась за «железным занавесом», а Пермь вообще была закрытым городом, статус которого практически полностью исключал возможности международного научного обмена. Иностранная литература с начала 70-х доходила сюда с трудом и большим опозданием, иногда на многие годы, но даже и в этих условиях (а может быть, именно благодаря им?) медицина того времени была качественной, бесплатной и доступной, как и «лучшее в мире» образование. Последнее было намного ближе к практике, чем сейчас, и носило черты классического. Нас учили люди высокообразованные, с глубочайшей внутренней культурой. Стоит ли говорить, что и отношение к больным прививалось бескорыстное и ответственное.
Очевидно, что оценивать прошедшие события можно только с учетом условий, в которых они происходили. Теперешнему молодому поколению непонятно, как можно было работать в то, наше время. Мы, дожившие до настоящих времен эпохи материального оснащения, помним начало своей работы. Для воспитания врача необходимо было то классическое образование, которое мы в свое время получили. Субординатура, начало которой было положено именно нашим курсом, была совершенно необходима и очень бы пригодилась сейчас, чтобы на выходе получить мыслящего и ответственного врача. Недаром при начале обучения в операционной помогали субординаторам только специалисты высшей категории.
Бесконечные «оптимизации» пользы образованию не принесли. Какое-то время прорехи удавалось компенсировать студенческим кружком, но и это со временем превратилось в рутину и не стало давать того эффекта, который наблюдался изначально. Огромное количество современных опытных хирургов прошли в свое время эту школу и с благодарностью ее вспоминают. Новые образовательные подходы и законодательные инициативы лишили нас операционных дней, вернее, вечеров для кружка. Они же способствовали ликвидации студенческой практики в сельских и районных больницах, что было весьма полезным. Конечно, «человека нельзя научить». Он должен сам научиться. Но медицина относится к числу занятий, где главное – передача навыков и подходов «из головы в голову», «из рук в руки», «из глаз в глаза». Наставничество особенно важно в дисциплинах, где присутствует рукодействие. Разборы больных учат думать, показывают наглядно поведение врача, отношение к пациенту. Недаром это слово переводится как «терпящий». Поэтому так важна роль наставника, в чем у нашего поколения никогда не было недостатка. Для медиков не годится всякое «левое» образование – вечернее, заочное, а уж тем более дистанционное. В хирургии опытный специалист уже по кожному разрезу увидит, где учился оперировать человек, в клинике или в Ухрюпинске.
Новые технологии, новые лекарственные препараты, новые технические средства визуализации, безусловно, вызвали взрывной характер изменений в медицине. Но и сегодня, как 150 лет назад, суть нашей науки предполагает отношение к ней как к искусству, знание естественных и точных наук, психологии, равно как и умение принимать новое, не забывая при этом старого.
Двадцатый век изобиловал не только политическими и военными катаклизмами, но и событиями, обусловленными новыми знаниями: открытием атомной энергии, развитием информатики, освоением космоса, а значит, использованием этих технологий в жизни. Все это немедленно отражалось в производстве, науке и, конечно, в медицине. К сожалению, не всегда и не все оказывалось безопасным. Так было, например, с атомной энергией.
Надо заметить, что человеческая натура меняется значительно медленнее, чем того требует научно-технический прогресс или процессы, происходящие в обществе. Ей не всегда удается быстро приспособиться к новым условиям. Может быть, это и к лучшему: ведь должны же быть твердые законы бытия. Такие понятия, как совесть, доброжелательность, сострадание, взаимопомощь исчезнуть не могут. Без них человек превратится в белковое тело. И именно они помогают не только выжить в запредельных условиях, но и не потерять человеческий облик.
Человек – животное стадное. Для полноценной жизни ему необходимо чувство локтя. Становление настоящего индивида весьма зависит от среды, в которой он растет и работает. Так хочется пожелать теперешней молодежи не растерять себя и выстоять в эпоху перемен, которые в последние десятилетия постоянно потрясают мир.
А медицина будет нужна столько, сколько продлится век человечества. И основные качества врача тоже не могут никуда деться. Он должен оставаться спасителем в тяжелых случаях и утешителем в печали. Для этого и нужны его знания, опыт, умение усвоить новое и уметь улыбнуться, когда надо. В.М. Бехтерев говорил: «Если только от разговора с врачом больному не становится легче – это плохой врач». Этому надо учить. Помнить о главном принципе − «не навреди».
И еще хочется пожелать новому поколению «не плевать» в прошлое. Там тоже было много хорошего и нужного, а, как известно, «без прошлого нет будущего». И эволюция медицины – не исключение. Вот для чего и следует это прошлое знать.
Пермь, 2020