– Ладно, – сжалился Кусакиро, – я все понял. У нас есть слабое звено. И это звено – мы все. Один – в поле не воин. Службу должны нести, по крайней мере, двое, а лучше – трое. Шесть зорких глаз и три пары чутких ушей, не считая зубов, чутких носов, когтистых лап и прочего, гораздо лучше, чем два, да еще и отсутствующих глаза и занятая костью пасть. В конце-концов кому-то и по "делам" нужно будет отойти, а тут как раз лис и явится. Он тоже не дурак – выждет удобный момент… Решено. Службу будем нести по трое: две собаки и кот. Или два кота и собака. Тогда мы сможем контролировать весь периметр и вовремя подать тревогу.

С помощью очухавшегося петуха был прокукарекан "общий сбор". Все собрались у курятника, выстроившись полукругом.

– Ну что, друзья мои дорогие, – начал Кусакиро. – Из рук вон, как плохо! Никуда не годится такая охрана. Рассказывайте, кто чем занимался, чтобы уберечь двор от незваных гостей…

– Я смотрел из окна на пихту, – начал Василий первым. – Если бы по ней полез лис, я бы обязательно его заметил и спугнул.

– Вот, простота! – пробурчал Кусакиро. – Где это ты встречал лисов, лазающих по деревьям? Они же, как собаки, на это неспособны!

– Я затаился под батареей в коридоре, – сказал Лаки. – Когда лис пошел бы в дом, чтобы стащить что-нибудь вкусное на кухне, я бы кааааак выпрыгнул на него из-под батареи, кааааак зашипел бы! У него бы только пятки засверкали!

– Я была на кухне, – сказала Мурыся. – Выполняла свои обязанности. Снимала "пробу" с каши. Я же должна понимать, чем вас потом накормят. А каша-то такая исключительная получилась! И сердечки там, и печёночки, и гребешки… Ой! – она посмотрела на вновь побледневшего петуха. – Извините… Про гребешки это я погорячилась…

– Я была дома, собиралась на танцы, – сказала Алиса. – А что? Имею право! У нас демократия и свобода выбора. А почему вы на меня так смотрите? Я что, тоже должна что-то охранять? Или кого-то ловить? Я коготь сломать могу! И шубку испачкать!

– Я спал на веранде, – честно сказал Гарри. – Моя очередь еще не настала. Рубик должен был стоять "на часах".

– Я была в будке с дочерью, – сказала миссис Джулия. – Я видела тебя пробегающим мимо, Кусакиро, но молчала, потому, что надеялась, что муж тебя выследит и поймает…

– Я тоже тебя видела, дядя Куся, – пролаяла Джуна. – Мы с мамой вместе наблюдали и думали, что тебя поймает папа…

– А я с мамкой была, – промекала Зойка. – Где мне еще по ночам быть? Я ж не пёс! Что я могу? У меня еще рОги не выросли и копытца маленькие…

И Зоя подняла правую переднюю ногу, чтобы все могли обозреть ее маленькое острое копытце.

– Мда, – только и смог произнести Кусакиро, – при таком раскладе чему ж тут удивляться, когда что-то или кто-то пропадает? Тактику менять надо. Так, слушайте как мы поступим. Первую проверку правильности моей теории проведём следующей ночью. Разбиваемся на "тройки" и пытаемся поймать "неуловимого лиса", то есть меня. Первая тройка – Рубик, Лаки и Алиса, вторая – Джулия, Василий и Джуна, третья – Гарри, Мурыся и я. Василий заменит меня и немного побудет лисом.

– А я? – тихо мекнула Зоя, обидевшись, что ее вообще не посчитали.

– А ты будешь сидеть в засаде в хлеву, – ответил Кусакиро. – Если дело будет оборачиваться плохо, мы тебя позовем. Ты выскочишь, и своим внезапным появлением и парой ударов копытом довершишь разгром противника. Согласна?

– Всенепремеееееееееннно! – обрадовалась Зоя тому, что нести службу придется не каждую ночь, а может и вообще никогда…

Она была доброй и мирной козочкой. По ее мнению установление и сохранение мира во всем мире было лучшим решением вопроса. Она еще жила детскими иллюзиями и представлениями, что такое возможно. И сам факт необходимости вступления в конфликтную ситуацию выводил ее из состояния комфорта.

– Значит, завтра начнем, – подытожил Кусакиро, – а пока всех цыплят придется временно переселить в Замок, дабы не случилось с ними ничего дурного. Гарри, позови Хозяйку, Рубик, тащи плетеное лукошко…

…Из дома вышла Лариса, ведомая Гарри, который шел рядом с ней, шаг в шаг, заглядывая в глаза и поскуливая. Рубик принес в зубах из сарая грибное лукошко. Мурыся и Алиса аккуратно переложили всех цыплят в него. Курица-мать только удивленно выпучила глаза и озадаченно раскрыла клюв, глядя, как ее малышей вынимают из гнезда и грузят в корзинку.

– Не волнуйся, – хищно облизнувшись и показав клыки промурчала оцепеневшей курице Алиса, – я позабочусь о них ночью. И согрею.

– Да, – подтвердила Мурыська, – мы позаботимся и согреем твоих малюток. Сколько взяли, столько и вернем, не беспокойся.

Лариса дошла до курятника и увидела всю эту "картину маслом".

– Вот так-так… – сказала она. – Похоже вы все знаете что-то такое, чего не знаю я…

Лариса была мудрой женщиной и знала, что к интуиции животных стоит прислушиваться. Она взяла лукошко с цыплятами и отнесла их домой, поручив попечительство за ними всенародно признанной няньке Мурысе и любительнице решать психологические ребусы Алисе…

…Незаметно на мягких лапах подкрался летний теплый вечер. Все, свободные от ночного караула животные и Хозяева Замка собрались в гостиной посмотреть передачу "Что? Где? Когда?".

Обо всем договорившись и решив все насущные на сегодняшний день проблемы, хвостатые и усатые жильцы готовились ко сну. Люсинда причесывала Кусинду и намывала ей мордочку, приговаривая, что настоящая мисс всегда должна быть аккуратной и опрятной, даже когда спит. Кусинда отчаянно зевала и не хотела умываться. Она терла глаза лапкой и поднывала от нетерпения. За день она набегалась и напрыгалась так, что засыпала на ходу. И кто придумал эти дурацкие правила с расчесыванием и умыванием?..

Кусакиро, лежа недалеко от них, с обожанием смотрел на свою дочь. Она была непоседой, как мальчишка-сорванец и одновременно кокеткой, как маленькая прелестница. Как-будто души всех троих его детей соединились в ней одной. Нежная красота матери и сила самурайского характера отца проступали в ней так же ярко, как и характерные кусакинские темные полоски на ее роскошной, густой и мохнатой шубке…

…А над головами всех находившихся в комнате, незримо парили два маленьких светящихся ангела. Один – до невероятности похожий на заснувшую крепким сном Кусинду с ослепительно-белыми крыльями, а другой – цвета горького шоколада с крыльями, отливающими золотом. Они кувыркались в полете, как резвящиеся котята, смеялись и гонялись друг за другом, играя в "пятнашки".

– Ты – вОда!

– Нет, ты – вОда! Я тебя "запятнала"… – доносились их счастливые крики до тех, чьи души способны услышать музыку сфер…

Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки

В горах, покрытых дымкою тумана,

Не утомится взор!

И ты, как те цветы…

И любоваться я тобою не устану!

(Ки Томонори)

ГЛАВА 19. СЧАСТЬЕ – ЭТО ПРОСТО!

Всё в доме тихо и спокойно.

И нет ни у кого забот.

И все ведут себя пристойно.

Жизнь безмятежно так идёт…

Часы текут неторопливо,

Как в медленной реке вода.

Себя ты чувствуешь счастливой.

Эх, кабы было так всегда!

Ведь много ль надо нам для счастья?

Чтоб жизнь размеренно текла,

Чтоб миновали все ненастья,

И все бы ладились дела.

Но так всё время быть не может.

Не вечно счастье, уж прости.

Но мой совет тебе поможет:

«Цени момент – и не бухти!»

(Отшельник)

… На улице стоит ужасная жара,

Но я буду танцевать буги-вуги до утра!

Я люблю буги-вуги!.. -

доносилась из окна соседского дома песня советской рок-группы «Зоопарк» из альбома «Белая полоса». Заводная такая песня…

…На улице парИло. Стояла удушающая жара. Жарко было и в доме и на открытом воздухе. Все хвостатые и усатые валялись без сил, кто где смог найти местечко попрохладнее. Мурыся и Алиса обосновались в кустах смородины, Василий лежал в лопухах, Лаки устроился в зарослях, вдруг разросшейся этим летом, старой жимолости. Кусакин с Люсиндой и Кусиндой отдыхали в доме, растянувшись на прохладном ламинате. Кусинду еще рано было выводить во двор. Девочка оказалась гиперактивной. Сложно было за ней уследить и почти невозможно поймать. А двор – пространство обширное и не всегда дружелюбное и безопасное. Один только петух чего стоил. Или, затаившая обиду за нелепую и скорую гибель мужа, индюшка – миссис Эндрю – Фурия и Гарпия в одном флаконе.

Для малышки Кусинды двор пока что являлся опасной территорией. В доме было жарко, душно и Кусинда ныла, не умолкая:

– Мам, пап, ну давайте поиграем, а то мне скучно. Я уже все лапы отлежала! Давайте попрыгаем! Папа, ну сколько можно валяться, вставай!

Кусакиро лениво шевелил ухом и время от времени открывал и закрывал один глаз. С его повышенной лохматостью, рассчитанной на ночёвку на снегу, в такую жару было невыносимо тяжело. Говорят, в Средней Азии специально носили толстые халаты, простёганные ватой, чтобы избежать теплового и солнечного удара. Создавался эффект "термоса", и организм не перегревался. Почему-то у шерстистых этот закон слабо работает. Хотя по законам физики должен был бы…

Кусинда густотой шерсти пошла в папу, но молодой растущий организм достаточно легко переносил жару. Ей все время хотелось прыгать и бегать.

– Ну маааааам! – мяукала Кусинда. – Ну хоть хвостиком пошевели, я с ним поиграю! Ну что вы, как мыши дохлые!

– Доча, отстань, – вяло муркнула Люсинда, – жарко же, двигаться – и то неохота, иди, полежи рядышком, а то перегреешься, головка заболит.

Но Кусинду невозможно было заставить сидеть на месте, пугая такой ерундой, как головная боль. Как вообще голова может болеть? Это же кость! Малышка забралась растянувшемуся, как полосатый коврик, отцу на спину и начала скакать на нем, как на батуте.

– Папа-кус, папа-кус, полосатый, как арбуз! – придумывала она на ходу дразнилки. – А арбуз кусается, на меня бросается!

Ее маленькие лапки с острыми коготочками, приземляясь, впивались папе в спину, чтобы не соскользнуть, но Кусакиро мужественно терпел. Чего только не вынесешь от собственного дитяти?! Наконец ему это надоело и он, резко вскочив, вывернулся из-под падающей Кусинды и схватив ее зубами за шкирку в полете, промычал: "Фейчас я разорфу эту неснофную дефчонку на мелкие куфочки!"

– Иииииииии! – восторженно завизжала "ужасно напуганная" Кусинда. – Ой, страшный полосатый зверь! Не ешь меня! Я маленькая и невкусная!

– Нееееет! – продолжал утробно и низко завывать Кусакиро. – Ты самая вкусная девочка в мире! Я тебя поймал! И теперь, в наказание, ты станешь причесывать мне уши и усы каждый день!

– Ладно, папа, – быстро согласилась хитрая Кусинда, – отпусти меня. Я буду причесывать твои уши и усы. Только отпусти!

Кусакиро разжал зубы и стал отплевываться от прилипшей к языку шерсти. Кусинда вскочила на резвые лапки, помчалась прочь и спряталась за гардинами, оставив заметно торчать вздрагивающий от возбуждения хвостик.

Кусакиро сделав вид, что ничего не заметил, снова расстелился по полу, чтобы охладить о ламинат хотя бы брюхо.

Люсинда с ленивым удовольствием искоса смотрела на забавы своих любимых. Ее поражало как этот могучий, прошедший сквозь страшные лишения и опасности, великолепный самец, великий воин, которого опасались многие, может быть терпелив, нежен и ласков со своими детьми.

Она любила и боготворила его. Испытывала ли она гордость? Конечно, да. Ревность? Конечно, нет. То, что было у него в прошлом, ее не интересовало. Сейчас он и его любовь принадлежали только ей. И Люсинда была благодарна за это судьбе…

…Тем временем во дворе под кустами смородины Алиса учила Мурысю "жизни". Мурыся жаловалась Алисе, что ее "коты не любят".

– Вот так одна и осталась… – горестно мурчала она. – Ни семьи, ни детей… Одинокая я… Только и живу чужими проблемами и чужим же счастьем. Эх… – вздохнула она подчёркнуто тяжело и опустила голову на лапы, исподтишка посматривая на щурящуюся на яркое солнце подругу.

Алиса была не только хорошим психологом, но и прекрасной актрисой. Она выдержала паузу нужной длины и произнесла:

– А на кой они вообще тебе сдались, эти коты?

Произнеся эту короткую, но ёмкую по смыслу тираду, она начала лениво вылизывать правую переднюю лапу.

– Как это на кой?.. – потерялась Мурыська. – Ну… Чтоб любили, например, как Кусакиро любит свою Люсинду! Или как тебя Вася любит! Плохо разве? Одну тебя любят, одной тебе мышей дарят, одну тебя вылизывают… И всё тебя одну! Что ж плохого-то!?

Алиса лениво перевернулась на бок, почесала задней лапой укушенное вчера комаром ухо, растянулась на траве, широко зевнула и выдала:

– Да кому это все надо-то? Ну подарит он тебе на день рождения или на восьмое марта тощую, облезлую мышь, а сам рядом сядет и будет пялиться на нее жадными глазами и слюну громко так сглатывать, как-будто три года не ел. Так, что ты и есть не сможешь, подавишься, на него глядючи. А любит… Ха! Что такое любит? Ну, промурчит тебе иногда на ушко нежное словечко, а ты за это ухаживай за ним, шёрстку ему чисти и приглаживай! Они, коты-то, не слишком умываться любят и причесываться! Ну вот, ты своей шерсти уже наелась, пока умывалась, а потом еще и его шерстью давиться будешь! Оно тебе надо?! А он тебя разок в нос лизнет благодарно, отвернется и захрапит. Вот и вся любовь! А сейчас ты кто? Свободная кошка! Ходишь, где вздумается, гуляешь сама по себе. Никому ничем не обязана. Ни с кем не связана. Делаешь, что пожелаешь. Никаких забот, дети на хвосте не виснут и "мама, дай сисю" не пищат! Свободной походкой от бедра можешь ходить перед кем угодно, и никто не посмеет тебе сказать, что ты где-то набралась пошлости и ходишь, виляя бедрами, как непристойная женщина! Ты счастливая, Мурыська, и не понимаешь своего счастья!

– Ой, и правда, – тихо сказала Мурыська, – эта сторона брака мне в голову не приходила.

Она глубоко задумалась, склоняясь к тому, что не так уж, наверное, и несчастлива, а может наоборот, счастливее многих, вынужденных вечно вытирать сопли котятам и вылизывать хвост мужа, на который он где-то успел нацеплять репьи.

Алиса удовлетворенно и победоносно глянула на быстро согласившуюся с ней Мурысю и неторопливо принялась вылизывать левую переднюю лапу, представляя, как прохладным вечером, в сгустившемся сумраке, в ее опочивальню придет Василий с листочком кошачьей мяты в зубах, и они прекрасно проведут время…

…Василий, лежа под лопухами ничего не слышал из речей своей возлюбленной. Он дремал, утомленный жарой. На его нос то и дело садилась большая и назойливая муха, он чихал, тер нос лапой и продолжал дальше дремать. Ему снилось теплое море его возможной далекой Родины – Византии. Он слышал во сне крики чаек и ощущал даже капли соленой воды на своей шерсти, разбрызгиваемые прибоем Босфорского пролива…

Вдруг его накрыло холодной волной…

– Тону! – заверещал проснувшийся базилевс, отплевываясь и выфыркивая воду из носа. – Караул, я не умею плавать!

Он выскочил из-под широких листьев лопуха, которые Лариса поливала из шланга вместе с газоном, как подорванный.

– Ой! – воскликнула Лариса. – Васюта, прости пожалуйста! Я не знала, что ты там прячешься!

– Ну конечно, – проворчал мокрый по самые уши Василий, – можно подумать, что траве нравится, когда ее поливают холодной водой! Просто она сказать ничего не может! А я могу! Миаааааяяяяяяуууууу!

Базилевс встряхнулся, возмущенно подергал шкурой и поплелся под жимолость к Лаки. Проходя мимо кустов смородины, он заметил Алису и Мурыську. Те проводили его удивленным взглядом – абсолютно мокрый Василий с вислыми усами и капающей с них водой…

– Ну чего уставились? Купался я! В бассейне! Жарко мне!

Гордо продефилировав мимо женщин, Василий вошел под тень жимолости.

– Привет, Счастливчик! – бодро сказал мокрый Василий. – Я тут пристроюсь рядом с тобой полежать? А то меня там волной захлестнуло…

– Конечно, дядя Вася, ложитесь пожалуйста, я подвинусь! – вежливо произнес удивленный Лаки. – Тут много места, мне не жалко! А почему вы такой мокрый?

– Вспотел я… – пробормотал Василий. – Душ принял! Спинку мне потереть отказались, тепленькая вода так и не пошла. Я и ушел. Ревматизм у меня! Нельзя лапы в холодной воде держать! Не задавай глупых вопросов царю!

– Простите, дядя базилевс, – прошептал Лаки, огорченный такой отповедью. – Я бы мог вам спинку потереть… Позвали бы…

– Да ладно, – дернул мокрой шерстью, Василий, – и так чистый. Сойдёт! Алиса вечерком расчешет.

И Василий плюхнулся на вежливо предоставленное ему место, шумно выдохнул и закрыл глаза…

…Море ему больше не снилось. Снился раскаленный каменистый пляж, по которому ходили пернатые динозавры…

– Какой кошмар, – пробормотал он сквозь сон и открыл один глаз.

Солнце сместилось и нещадно пекло его голову высунувшуюся из тени. Перед носом стояла черная курица и повернув голову боком, смотрела на него одним глазом, лапкой роя землю в поиске червячка.

– Коокооооооо… – начала она свою речь, заметив внимательно глядящий на нее глаз кота.

– Сгинь, нечистая! – зашипел на нее Василий и три раза фыркнул через левое плечо.

– Коокооокооооой грубый коокоооот! Коокоооонкретно оскоокооорбил! – обиделась курочка и отошла поискать червячков подальше от сердитого базилевса.

Василий огляделся. Лаки рядом не было. Пока базилевс изволили почивать, тактичный Лаки нашел себе другую лёжку.

– Вот молодёжь! – хмыкнул Василий. – Службы не знает! Салага! Эх!

И раскачивающимся шагом гуляющего десантника в день ВДВ отправился в дом.

Там он обнаружил утомленного самурая, лежащего на спине с высунутым языком; перевернутую миску с сухим кормом; прыгающую по рассыпанному корму Кусинду, ловящую резво убегающие из-под лап кусочки, и огорченную Люсинду.

– Это вы здесь чего, – оторопело спросил Василий, – уборкой занялись? – решил он схохмить.

– Присоединяйся… – прохрипел Кусакиро, – к уборке… Четвертым будешь…

– А я вкусники ловлю! – пищала Кусинда, разметая лапками корм по всей комнате. – Я их ловлю, а они от меня убегают!

И она задней ногой зафутболила горсточку хрустящих кусочков прямиком под шкаф. Под шкафом захрустело.

– Ой, папа, там кто-то есть! И оно кого-то ест! – подскочила испуганная Кусинда и спряталась на папином широком мохнатом и надежном брюхе.

Папа икнул, а из-под шкафа показалась виноватая мордочка Лаки.

– Это я…тут…прилег. Корм прямо в пасть залетел. Я не виноват… – пытался оправдаться Лаки.

– Ну ты, дядя Лаки, меня и напугаааааал, – протянула Кусинда, – тааак страааашно хрустел!

– Я не смог удержаться, когда корм сам запрыгнул мне в пасть… Простите, я не хотел вам помешать… Всем я только мешаю… – печально бубнил под нос Лаки, медленно бредя к выходу из комнаты.

– Да нет, дорогой, никому ты не мешаешь! – пожалела его Люсинда. – Помоги, пожалуйста, нам убрать этот бардак! А то сейчас хозяйка придет, а мы здесь такой свинарник развели… Давайте все вместе с разных сторон подъедим эти вкусные хрустики. И подберемся, и поедим заодно.

– Ой, мама, как ты здорово придумала! – закричала Кусинда, соскакивая с живота Кусакиро, чур, я "убираюсь" под креслом!

Лаки снова полез под шкаф, чтобы "доубирать" в себя вкусный "мусор". Василий и Кусакиро в две пасти быстро подгрызли все по центру. Люсинда подбирала отдельные, закатившиеся кусочки.

К приходу хозяйки вся комната была буквально "вылизана". Только перевернутая миска наводила на мысль о том, что здесь что-то происходило. Сытые и смирные коты сидели рядком и умилительно смотрели Ларисе в глаза. Кусинда затаилась под креслом и метелила там хвостиком, изображая засаду.

– Ну вот, какие молодцы вы у меня… – произнесла Лариса, подозрительно обводя глазами комнату. – Надо же, чистота, порядок…

Кусинда не удержалась и выпрыгнула из-под кресла, целясь в мягкие тапочки. Но как назло, Лариса в это время как раз сделала шаг в сторону выхода, и Кусинда с лёту врезалась в перевернутую миску из-под корма. Миска подскочила и с грохотом накрыла ее.

– Ура! – донеслось из-под миски. – Я – стремительная черепашка!

Волшебная миска весьма скорым ходом стала перемещаться по непредсказуемой траектории, врезаясь то в мебельные ножки, то в стены, то в наблюдающих за этими маневрами котов.

На грохот со двора прибежала Джуна. Она была уже достаточно крупной для щенка, длинноногой, молодой собачкой. Увидев самодвижущуюся миску, Джуна произвела предупредительный "гавк" и, поскольку, живая миска никак не отреагировала, бросилась на нее, зажала между передними лапами и положила сверху голову для полной фиксации.

Миска пару раз дернулась и зашипела, как раскаленный утюг с парогенератором.

– Ой! – сказала Джуна. – Кто там у вас?

– Кто, кто… Да это же я! – донеслось глухое мяуканье Кусинды.

Миска, вдруг, встала на четыре лапы и из-под нее высунулся маленький полосатый хвостик.

Джуна засунула под миску свой черный, влажный нос и стала шумно нюхать. Кусинда примерилась и шлепнула по любопытному носу лапкой без когтей. Джуна резко дернулась от неожиданности и подкинула носом миску, которая с грохотом покатилась прямо под ноги Ларисе.

– Аяяяй… – осуждающе погрозила пальцем Лариса. – Только я вас похвалила, а вы вот как… Хулиганите, значит!

Джуна подползла на брюхе к Ларисиному тапочку, положила на него морду и виновато подняла глазки. Кусинда подошла и потерлась о ногу. На этом ритуал коротких извинений закончился, потому, что на тапочке оказался нашитым очень завлекательный помпон, с которым непременно стоило поиграть.

Кусинда напрыгнула на круглый мохнатый шарик и схватила передними лапками, одновременно яростно пиная его задними. Лариса рассмеялась, и все облегченно вздохнули, поняв, что совершенно прощены, впрочем, как и всегда.

Джуна радостно залаяла и бросилась на двор напомнить курЯм и уткам кто тут главный. Со двора вскоре донеслось истошное кудахтанье, кряканье и квохтание…

…Сэр Рубик продолжал занятия с Зоей, сегодня отрабатывалась очередная важная команда "ФАС". Это было очень сложно для понимания козочки. Рога еще не выросли, и она не совсем понимала, как и чем должна исполнять приказ о нападении на противника.

– Дядя Рубик, сэр, – спрашивала она уже в который раз, – чем я могу укусить неприятеля за пятую точку, если у меня нет острых клыков, как у тебя? И потом какая точка у него пятая? Где она находится? Спереди или сзади? И как можно укусить за точку? Это же очень маленькая площадь на фигуре!

– Ты меня своей тригонометрией не путай! – отвечал Рубик. – Я тута университетов не кончал! И ничего, живу вот, сторожем работаю, свой верный кусок имею и семью содержу. А ты еще мала меня учить! Молоко, вон, на губах еще не обсохло, а туда же! Площадь фигуры! Площадь фигуры! Да за что ухватишь, то и будет пятой точкой на этой площади фигуры! Какая тебе разница? И клыки не нужны. Вон какие у тебя уже зубищи выросли! И рога скоро проклюнутся. А ты говоришь кусать нечем! Да и это даже не главное! Главное – тихо подкрадываешься сзади и вежливо так произносишь: "Гав! Гав-гав-гав!" И только потом хватаешь за пятую точку, если испуганный враг сразу не сбежит после предупредительного "гава". И главное – держишь его и не отпускаешь, пока помощь не придет. И рычишь, злобно так, чтобы враг понимал: дернется – откусишь все, что прикусила!

Зоя поднимала глаза к небу, словно спрашивая небеса: "за что мне это всё?", потом тихо вздыхала и соглашалась. Она не любила споров, особенно со старшими по званию, которые, как известно "всегда правы". А если даже и не правы, то по уставу нужно было "смотреть пункт 1".

– Ну что, теперь ты все поняла? – спрашивал Рубик.

– Да, сэр! – громко и четко отвечала Зойка. – Я все поняла, сэр!

– Ну ладно, – смягчался Рубик, – вольно! Иди к мамке, молока попей, да травки пощипай, вон какая роскошная уродилась! И никакого осота – чистый клевер! Благодать!

И сэр Рубик заваливался на густую, мягкую, ароматную траву и отдыхал, слушая убаюкивающий монотонный стрёкот цикад и низкое жужжание шмелей…

…Жаркое марево медленно плыло над лугом, заставляя замереть жизнь на время полуденной сиесты. Всему живому нужна была передышка, отдых и только неугомонное раскаленное солнце неизменно совершало свое очередное путешествие по синему небосводу. Катилось и вращалось, как вечное колесо Сансары…

Ветры в небесах,

Сохраните врата для

Белых облаков!

Еще одно мгновенье

Дайте мне насладиться.

(Монах ХЭДЗп)