ГЛАВА 15. ТЕПЕРЬ НАВСЕГДА…
…Шло время. Мы с Фоксом ежедневно "гуляли" на балконе, наблюдая, как на смену яркой летней зелени приходит теплая палитра "золотой осени". Я все время дразнила Фокса "осенним котом", ведь его рыжая шерсть была цвета опавших листьев. За окнами часто бывало пасмурно и моросил дождик, но рядом со мной постоянно находился горячий потомок Солнечного Кота.
Иногда Фокс говорил, что моя шерсть на ярком солнце напоминает ему тлеющие угли. Так, желающий вырваться наружу огонь, скованный плотью горящего дерева как бронёй, перебегает с волокна на волокно, высовываясь на миг из самой глубины полена и тут же прячась вновь.
Фокс вообще всегда был мастером красноречия и умел описать свои впечатления так красочно, что если даже ты сам этого никогда не видел, то после его рассказа у тебя складывалось стойкое ощущение, что ты присутствовал при этом лично.
– Ну конечно! – ответила я Фоксу на этот своеобразный комплимент. – Ты же сам говорил мне, что я Грозовая Дева, дева бури. А ты видел грозу, когда черные тучи застилают небо и сквозь них то и дело пробиваются сполохи огня? Наверное так и должна выглядеть грозная валькирия, управляющая стихиями. Ничего удивительного!
Фокс посмеялся над моими объяснениями, согласно лизнул в нос, и завёл свою бесконечную мурчательномонотонную песенку. Так он делал, когда был совершенно счастлив и спокоен…
…Да, мы успокоились. После переезда и осознания потери для нас Лисы навсегда, сначала нам было очень трудно. Я так привязалась к этому рыжему лучику-непоседе, который привнёс в мою жизнь незабываемые эмоции, дав возможность почувствовать себя матерью. Фоксу это уже было не впервой, ведь он вырастил и воспитал меня с возраста еще более юного, чем у Лисы. Но я… У меня не было подобного опыта, и все произошло впервые. Я никогда не ощущала себя такой нужной кому-то, такой необходимой и сильной. Ведь мне доверилось маленькое существо, слабое и беззащитное. Алисия искала помощи и материнской любви, которую ей могла дать только кошка. Я сама росла сиротой и знала, что переживает душа маленькой крошки теряя мать.
Когда мы внезапно расстались с Лисой, она уже заметно подросла и окрепла, освоилась в доме и привыкла к нашим людям. Она сама научилась ухаживать за собой, перестала бояться громких звуков, сама себя занимала играми.
И все же, нам с Фоксом было гораздо проще – ведь мы остались вдвоём, а Лиса всю жизнь проживет одна…
От этих грустных мыслей сокрушительное желание любить и заботиться о ком-то накрывало меня снова, и я громко пела Песни Любви, не считаясь со временем суток и желанием слушателей. Мою грудь разрывала мучительная нежность, сердце ныло и сжималось от сладкого предчувствия. В эти моменты моя песнь звучала особенно пронзительно, переходя в крик отчаяния.
Когда в окно заглядывал глаз Лунной Кошки, я рассказывала ей о своей тоске, о тайных мечтах, которые толком не могла описать, потому что не отдавала себе в них отчета. Когда бледный лик луны сменял глаз дневного светила, я кричала в лицо Огненному Коту, что люблю его и хочу обрести крылья, чтобы валькирией, властительницей бури, воспарить над землей и подлететь к нему, прижаться мокрым носом к его раскаленным лучам-усам, укутаться ими и обрести покой.
Но Кошка только пусто и равнодушно пялилась на меня, не отвечая, а Огненный Кот яростно вращал глазом, сопереживая, но не имея возможности помочь. Он протягивал ко мне свои усы-лучи, но они упирались в стекло окна и не проходили дальше. Только ветер иногда сиротливо подвывал в тон моей песне, когда глаз Кота заслоняли тучи серых облачных крыс и с неба начинали хлестать Слезы предков. Поселенцы Радуги сочувствовали мне и рассказывали, что у них там никто не поет подобных песен. Вечная, ничем не омраченная любовь царит на Радуге. Она не привязана к телесным ощущениям и поэтому высока и безмятежна. Они не могут помочь, но желают мне обрести душевный покой и избавиться от мучительного зова плоти.
Я ходила хвостом за Ма днем, кричала ей в ночи прямо в уши:
– Помоги мне! Я совсем измучилась! Сделай хоть что-то! Подари мне покой!
Ма прижимала меня к себе, ласково гладила и ласкала, шепча в мои оглохшие уши всякие нежности. Соленая вода снова текла по ее щекам, но я не могла долго усидеть на ее руках, вырывалась и снова и снова бродила по дому, крича от душевной боли.
Фокс вздыхал, глядя на меня и отчаянно зевал. Ведь я не давала спать и ему…
…По мнению Ма и Белых Шаманов людей я совсем окрепла, хотя и сейчас на меня иногда нападал затяжной кашель, как в период болезни. Легкие сильно пострадали тогда. Полное восстановление не было возможным. Последствия тяжелого воспаления останутся навсегда, напоминая о себе таким кашлем.
Но все же я чувствовала себя очень хорошо и была сильна, как никогда…
…Люди помогли мне…
Как они обычно помогают в таких случаях…
Я проснулась, совершенно не осознавая себя. Где я и кто я. Сначала я не могла пошевелиться. Только стала различать свет. Постепенно ко мне возвратилась возможность движения. Вместе с ним накатила паника. Лапы хотели ходить, и я просто бродила кругами, заваливаясь время от времени на бок, натыкаясь мордой на какие-то предметы. Перед глазом все плыло, мутило, движения что-то сковывало, но я не понимала что. Чьи-то руки нежно ловили меня, гладили и пытались удержать на месте, чтобы я не билась головой обо все подряд. Я вырывалась и снова и снова пыталась куда-то бежать, скорее, скорее от этого страха и тупой боли в правой глазнице. Потом силы кончались, и я падала и забывалась коротким сном там, где пришлось. Немного отдохнув, я снова начинала бессмысленный бег от чего-то ужасного, преследовавшего меня. Какое-то время спустя я стала различать предметы и лица, слышать голоса. Рядом со мной оказался рыжий крупный кот, который нюхал меня и пытался лизнуть.
– Кто это такой? – пронеслось в моей голове.
– Опасность, опасность! – зазвенели инстинкты.
– Как ты, Гелла? – спросил незнакомый кот. – Выглядишь ужасно. Тебе очень плохо?
– Шшшшшшшш! – зашипела я на кота и попыталась ударить его по морде лапой, отчего меня повело в сторону, и я снова брякнулась на бок.
– Уйди, поцарапаю! – рычала я, не узнавая рыжего. – Убирайся! Это мой дом! Вон! Вон! Шшшшшшшшш!
Я махала и махала на него передними лапами, пошатываясь, и еле передвигая задние, брела за ним и гнала, гнала…
Мне казалось, что я его стремительно преследую. Кот действительно убегал, но отбежав немного, останавливался и смотрел на меня со странным вопросительным выражением на морде. Он не отвечал на мою агрессию, не пытался защититься, просто уходил…
…Рядом со мной все время находилась Радужная женщина. Я вспомнила ее быстро, как только смогла хоть немного соображать. Это была Ма. Она гладила меня, баюкала, уговаривала и все время что-то пыталась стереть с моей морды.
Ужасный голод вдруг накатил на меня. Казалось, что я могу съесть огромную мышь целиком с костями и шкурой.
Мне дали поесть, но пасть не слушалась меня, челюсти не хотели жевать, а язык был совсем чужим. Ма это поняла и дала мне что-то полужидкое и ароматное. Я с трудом слизала. Было очень вкусно, запах будоражил ноздри. Чуть позже я смогла жевать мягкие мясные кусочки и пить молоко, макаясь в него носом и отфыркиваясь. Голова еще не слишком хорошо держалась. Я ела жадно, часто и не чувствуя насыщения. Ма не ограничивала меня, давая понемногу, чтобы все усвоилось.
К вечеру сознание более-менее прояснилось, и я начала узнавать рыжего кота.
– Фокс это ты? – спросила я, подойдя к нему шаткой походкой.
– Ну наконец ты меня узнала! – облегченно вздохнул кот. – Я уже начал бояться, что твою душу забрал Гарм, огромный злобный четырёхглазый пёс, который охраняет вход в мир мёртвых.
– Какой еще Гарм? – спросила я. – Не знаю такого и знать не хочу! Мне уже лучше, я узнаю тебя, расскажи мне про Гарма. И почему ты сказал, что он собирается забрать мою душу?
– Ты так странно себя вела, – продолжил Фокс, – что было похоже, что тебя преследует Лунный Пес со своей сворой. Гарм – это и есть Лунный Пес. Так переводится его имя. Его породили бог Локи и великанша Ангрбода. Они посадили страшного полупса-полуволка на цепь в пещере Гнипахеллир, возле входа в царство мертвых, чтобы он нес караульную службу.
Стены в этой пещере покрыты никогда не высыхающей кровью. Это ворота в Хельхейм, Гелла. Я боялся, что пока ты была под наркозом, в междумирье, Гарм унюхал текущую в тебе кровь несчастной валькирии Герсими, дочери Фрейи, случайно обращенной в черную кошку собственной матерью, или кровь валькирии Сторммейден, Грозовой Девы, обращенной Одином в кошку из-за ослушания ее матери, Регинлейв, или прочих твоих возможных предков. Помнишь Ма рассказывала нам о них? Пес-волк Гарм – мастер отыскивать неугодные, непокорившиеся Одину, души. Говорят, что Гарм и волк Фенрир – разные отражения одного существа.
Они отличные охотники, следопыты и воины и, конечно, душа одной из потомков опальных и наказанных Одином валькирий, не сможет пройти мимо его носа незамеченной. А ты бродила по этой кровавой пещере, когда находилась между жизнью и смертью. Ма сказала, что "наркоз" – это маленькая смерть. И недаром после него так тяжело вернуться в прежнюю реальность. А ведь бывает, что и не возвращаются… И тогда потерявшаяся душа застревает между мирами живых и мертвых, не находя ни забвения, ни покоя. Ты помнишь хоть что-то, Гелла? Вспомни, Ма говорила, что если очень захочешь, ты вспомнишь все…
…Я нахмурилась и попыталась собрать свое сознание в кучку. Смутные видения еще не до конца очистившегося от наркоза разума, проносились перед моими глазами, иногда пугая, иногда восхищая своей неземной красотой. Прав ли был Фокс, и в самом ли деле я бродила по кровавой пещере Гнипа рядом с чудовищным Гармом, или наоборот – по раскаленным усам Солнечного Кота поднялась на Радугу, чтобы послушать пение своих предков? Где и кому я оставила свой больной глаз, подобно моему прародителю Одину, купившему способность видеть будущее такой же ценой? Может Лунная Кошка услышала мою просьбу о помощи, когда я в ночи кричала ей "помоги!" и приказала своему Лунному Псу загрызть меня, чтобы заглушить Песню Любви, рвущуюся из моего горла, чтобы я перестала искушать своим призывом Огненного Кота,
а Гарм пожалел меня и лишь вырвал из моего тела то, что и заставляло меня страдать в бесконечном ожидании? Ведь откуда-то взялся на моем брюшке маленький шрам… Лунная Кошка не умеет любить, не умеет жалеть, но пес… Возможно ему не чуждо милосердие, и он, хоть и весьма своеобразно, но решил мне помочь, тем самым ослушавшись свою жестокую хозяйку.
– Может ты и прав, Рыжий, – сказала я, – мне вспоминается многое, но все это так неконкретно и расплывчато, что даже постаравшись, я не смогла бы тебе сейчас этого рассказать. Душа моя и правда где-то блуждала, я проснулась другой, как будто познавшей что-то такое, чего не понимала еще вчера, умиротворенной и успокоенной… Мне кажется я видела свою мать на Радуге… и говорила с ней… Она так счастлива за меня! Тощая, это земное имя моей матери, если ты помнишь, сказала мне, что это большая удача для таких, как мы, диких кошек, обрести свой дом и своих людей. Что она прожила очень короткую жизнь, полную тягот и лишений, и умерла в возрасте, который я давно переросла. У нее не было никого, кроме меня, чтобы удерживать ее угасающую жизнь на Земле. И когда меня забрала Радужная женщина, как передали ей соседки-кошки, моя мать подумала, что я, наконец избавилась от боли и обрела покой, отправившись с одним из ангелов Радуги. Она вскоре умерла и долго искала меня на Радужных полянах. Теперь мы встретились, чтобы на какое-то время снова расстаться. Ведь я так хочу жить! Я теперь здорова и Тощая сказала, что я проживу очень долгую и счастливую жизнь с тобой, Фокс, с Ма и Па. Три Кошки Радуги промурчали ей об этом. Наверное я, по примеру Алисии, тоже пожертвовала Радуге свой правый глаз. Как жаль, что Лисы не будет с нами! Но я благодарна судьбе, что она свела нас, и я получила бесценный опыт материнства, которое сейчас стало для меня невозможным. Алисия уже почти выросла, но я сохраню в своем сердце ее детство, прошедшее на моих глазах. Я запомню все: и ее доверчивые объятия и неумелые ласки маленького одинокого котенка. Эти воспоминания плотно засели в моем сердце, как и в твоем, Фокс, ведь и ты всегда будешь помнить, как растил меня, правда, мой верный друг?
– Ты стала совсем другой, Гелла, я тебя не узнаю, – тихо пробормотал Фокс. – Ты стала мудрой и словно постигла какие-то тайны. Конечно я помню все, что связано с тобой. Ты тоже в свое время дала мне возможность почувствовать себя отцом, ведь мне быть родителем было также недоступно, как тебе сейчас. Но я ни о чем не жалею, Гелла! Бессмысленно жалеть о том, что уже произошло и о том, чего уже нет. Огненный Кот подарил нам обоим возможность выжить и жить, пусть ценой некоторых потерь, но у всего есть цена… Помнишь, я говорил тебе, что вселенная совершенна только потому, что в ней все уравновешено: рождение и смерть, болезни и здоровье, любовь и ненависть. Без равновесия мир бы перевернулся, и никакие боги, вроде Одина или даже Огненного Кота, не смогли бы его удержать. Наверное когда-то и случится конец мира или Рагнарёк, все равно как это называть. Всё накопившееся в мире зло, предводительствуемое Лунной Кошкой и жестокими богами Замирья, типа Хелль с ее демонами, выйдут на последний бой с Огненным Котом и Одином за обладание нашими душами. Армия Одина велика и доблестна. Огненный Кот одинок, но невероятно могуч. Кто победит в битве? Думаю мы, Гелла! Ты в образе кошки-валькирии будешь парить над полем боя на огненно-рыжих огромных крыльях и бить врага сокрушительными ударами своих острых когтей. Алисия, застилающая Солнечному властелину лежанку белыми мышиными шкурками, тоже вспомнит свое прошлое и будет лететь рядом с тобой на белых крыльях, прикрывая твою спину. А я… Я вернусь туда, откуда появился. Я стану Огненным Котом. И все его рождённые за период существования мира огненные дети, вольются в него и многократно усилят его несокрушимую мощь. Своим яростным жаром, огненным смерчем, закрученным усами-лучами, он сметет все зло, выжжет его, уничтожит и загонит в самые темные глубины Земли. Огненный Кот непобедим, ведь он – Солнце! А разве возможно победить Солнце? Фрфрфрфр…
…Фокс прикрыл глаза и зафырчал. Его тяжелая морда вдруг стала напоминать круглый солнечный диск. А на миг приоткрывшийся глаз вдруг ослепил меня сиянием расплавленного золота. Хотя, может это просто потому, что в него ударил лучик заходящего солнца…
…Я крепко спала. И в эту ночь я видела последний день старого мира. Я – валькирия в черных латах и с рыжими крыльями, с кончиков которых слетали ослепительные молнии и били по нечисти, копошащейся внизу, гордо восседала на черном огромном скакуне. Мой крылатый конь скакал по белым стаям облачных мышей и камнем пикировал вниз, топча копытами Черных Змей Печали. Наши морды были оскалены яростью и упоением последней битвы. Имя мне было Гелла Сияющая. И доблесть моя была непревзойденной. Моим предкам не придется стыдиться. Сзади меня летела Алисия Благороднорожденная. На огненной колеснице, размахивая бичами молний, она нещадно стегала мерзких, уродливых тварей, порождений Тьмы, атакующих меня с тыла. Ее белые, длинные усы развевались по ветру, кромсая, как ножами, тела выродков преисподней. Мы пели Песню Смерти. Последнюю песню летящих навстречу своей судьбе. И только огромный огненный шар в небесах был совершенно спокоен и методичен в нанесении максимального ущерба противнику. На слепящем диске, присмотревшись, можно было различить морду рыжего кота. И имя ему было Файерфокс – рожденный по воле Солнца и вернувшийся в свою колыбель…
Когда придёт конец времён,
И зло с добром пойдёт на битву
За легионом легион,
Оставь ненужную молитву.
Молитва не поможет, что ж,
Тут нужен меч и нужно пламя,
Испепеляющее ложь
И реющее словно знамя.
Нельзя остаться в стороне
И надо духом укрепиться,
Как должно на святой войне.
И биться… биться… биться… биться…
Валькирией, коль сможешь, стань.
Стань солнцем огненным, разящим.
С мечом воздень повыше длань
И правь конём своим парящим.
И за тобой пойдут вослед
Все те, кто был любим и дорог,
Чтобы остался в мире свет
И чтоб исчез навеки морок.
Ведь чище нету ничего,
Чем свет, летящий в бесконечность.
А те, кто защитил его,
Исполнив долг, уходят в вечность…
(Отшельник)
PS
…Мы решились на двойную операцию под одним наркозом, чтобы избежать осложнений, вызванных повторным наркозом. Гелла, хоть и была достаточно сильна, чтобы выдержать операцию, но до конца так и не выздоровела. Иногда ее бил кашель, подтверждая развившееся после тяжёлой пневмонии и бронхита, обструктивное поражение легких. Это останется навсегда и уже ничего нельзя изменить. Хоть УЗИ сердца и показало его хорошее состояние, но анализы крови оказались не на высоте. Была вероятность небольшого воспалительного процесса в детородных органах. Микоплазма сильно повредила ее тело, что-то удалось подлечить, что-то нет. Возможно, что именно вследствие этого воспаления, течка у нее проходила настолько часто и тяжело. Может она чувствовала боль, кто знает? Ведь кошка не скажет. Только станет кричать и плакать…
Глаз воспалился летом и мог воспаляться в дальнейшем, ведь он не имел защиты и был наполовину съеден болезнью. Посоветовавшись с ветеринаром и проверив все, что можно, мы решились на стерилизацию и удаление глаза за одну операцию. Причем доза наркоза не увеличивалась. Все было сделано быстро и аккуратно. Брюшко резалось по так называемой "белой линии". Это место неврологически не болезненное. В итоге Гелла совершенно не страдала послеоперационными болями в этой области.
Глаз оказался с измененной болезнью структурой. Хоть и было проведено прижигание сосудов после удаления методом электрокоагуляции, но капиллярная кровоточивость оставалась еще какое-то время. Выход из наркоза был недолгим. Примерно через час после операции Гелла задергала ушком, которое лизал Фокс, потом задвигался ее здоровый глаз, потом зашевелились лапки.
Гелла бежала, она куда-то бежала, изо всех сил пытаясь от кого-то или чего-то оторваться. Как только она смогла встать на лапы и начать двигаться, моя малышка побежала, заваливаясь на бок, снова вскакивая, задевая все подряд, но упорно продолжая свой бег. Никакая попытка задержать ее, с поглаживаниями и уговорами, не увенчивалась успехом. Она помнила мои руки и голос, немного успокаивалась, уткнувшись носом в ладонь, не пытаясь со мной драться, но Фокса восприняла, как врага. Как только Гелла смогла более-менее управлять своим телом, она стала преследовать кота по всему дому, кидаться на него, шипеть и рычать. Бедный ошарашенный Фокс не мог понять что он не так сделал и только жалобно смотрел на меня и мяукал, совершенно не понимая как ему теперь себя вести. Оставшийся глаз Геллы горел ненавистью и яростью. Было понятно, что она видит что-то другое на месте хорошо знакомого ей кота. Так продолжалось до самого позднего вечера. Из зашитой глазницы время от времени вытекали капли крови. Давление натекшей жидкости выжимало ее из-под плотно сшитых век. Гелла трясла головой, и темнокрасные капли летели во все стороны. Я бегала за ней целый день, промакивая глазик. Вечером стала выделяться сукровица, и я поняла, что сосудики, наконец, начали тромбоваться.
Что меня поразило – это зверский аппетит, который разыгрался у Геллы в первый послеоперационный день. Едва придя в себя, она начала просить поесть. Начала с желе, так как ни челюсти, ни язык еще толком не работали. Потом стала есть мясные кусочки в желе, сырую печень и сырой говяжий фарш. Она много ела, но совершенно не пила. Поэтому два дня я ее поила из шприца. Первая ночь была тяжелой. Хоть ей и сделали обезболивающий укол, но к ночи его действие ослабло и раздувшийся глаз начал ее беспокоить. Выросло давление, созданное подтекающей лимфой, и Гелле становилось легче только после того, как несколько капель выжимались наружу. Поение из шприца водой успокаивало, и малышка ненадолго засыпала, прикорнув там, где находилась.
Конечно нормальному движению сильно мешала послеоперационная попонка. Ее надевают для того, чтобы кошка сразу не разлизала свежезашитый, не успевший схватиться, шов. Пока Гелла была в полубессознательном состоянии, она не слишком обращала на попонку внимания, была некоторая скованность движений, но ее сознания это не касалось. Вечером, придя в себя, Гелла поняла, что на ней надето что-то инородное, и стала ходить, смешно задирая передние прямые лапы, пятиться задом в попытке вылезти из непонятной одежды, пытаться развязывать бантики, вертясь волчком.
Было еще кое что, поразившее меня до глубины души. Как Гелла смотрела на меня в первый день после операции.
Ее взгляд был точно таким, как тот, год назад, когда она лежала в корзинке на улице и умирала. Это был взгляд "оттуда", неземной, спокойный и всепонимающий взгляд ангела. Может, как и в тот раз, когда она уже находилась на "пороге" и увидела Радужную женщину, которая, по ее мнению, пришла помочь найти путь к подножию Радуги, ее восприятие действительности было настолько близко к "переходу", что я у нее вызвала те же ассоциации. Она отдалась в мои руки, как и тогда, примирившись со своей участью и не боясь будущего. Ее взгляд был взглядом того маленького котенка, который попрощался с этим миром и был готов прямо сейчас покинуть его.
Я никогда не забуду этот взгляд восторженной покорности судьбе…
Еще три дня мы ходили на обезболивающие уколы. Животные не должны страдать. Заживление шло хорошо. Через неделю мы сняли попонку. Шов достаточно прочно сросся, и Гелла с большим удовольствием получила возможность себя полностью вылизать.
Моя девочка сильно изменилась после операции. Она стала невероятно нежной, ласковой и ручной, чего совсем не наблюдалось в упрямой дикарке до операции. Она спит со мной, приходит помурлыкать и полизаться всякий раз, как я присаживаюсь. Такого никогда не было раньше. Гелла, отъявленная пиратка и упрямка, никогда так себя со мной не вела. Теперь это сама нежность, ненасытная любовь и ласка. Так же она стала относиться и к Фоксу. Как только он садится или ложится рядом с ней, Гелла сразу начинает его неистово вылизывать с громким мурчанием. Фокс бывает доволен какое-то время, но потом его утомляет такая навязчивая нежность, он обхватывает Геллу лапами и сам лижет ее в мордочку. Потом нежности перерастают в игровой задор и начинается беготня по дому и чехарда.
Гелла что-то поняла, что-то такое, дающееся прошедшим через испытания и боль, потери и болезнь. Это ее не сломило, лишь сделало нежнее и любвеобильнее. Видимо она познала истину бытия и божественную справедливость.
Как бывает трудно нам, людям, пройти тем же путем и примириться с неотвратимой судьбой…
Животные лучше нас. Чище. Благороднее.
Они умеют любить, как нам не дано.
Они умеют прощать, как нам и не снилось.
Они умеют терпеть все, что им послано, и не роптать.
Они – ангелы во плоти.
Нежные ангелы, посланные в жестокий мир, чтобы помочь нам стать совершеннее…
Добрее.
Милосерднее.
Они – чистая энергия Вселенной, созданной и держащейся только на абсолютном равновесии.
Задумайтесь, что вы кладете в свою чашу весов?
Любите животных.
Отдавайте им свою душу.
Очищайте ими свои сердца.
Мир устоит только ценой милосердия, которое воспитывают в нас наши меньшие братья…
Так трудно было мне и так душой устал,
Что в тягость был мне мир пустой и бренный,
Но появилась ты —
И он желанным стал,
И жалко мне расстаться со вселенной!
(Сайгё)
Книга закончена 9 октября 2022 г