Прыжок в ночи

ПОДГЛАВА 4. И СНОВА РЕВНОСТЬ

Не скажешь, что жизнь на БАМе для Кати была совершенно безоблачной. Максим снова стал ревновать ее ко всем. Она старалась от мужчин быть на расстоянии вытянутой руки, как горянка опускала глаза при посторонних, соседях или членах бригады, не поддерживала никогда фривольных разговоров. И все равно мужу казалось, что она не так себя ведет. Почему это к ней ходят советоваться, почему она разговаривает со всеми. Она обязана оказывать знаки внимания только своему мужу!

Как-то после застолья с мужиками из третьего околотка он позвонил в дверь и, когда Катя открыла ее, с силой отшвырнул ее от двери и бросился бегать по квартире из комнаты в комнату, ожидая увидеть кого-то постороннего. Дети уже спали. Больше всего Катя боялась, что он разбудит их. Он заглядывал под матрас и в цветочные горшки.

Потом схватил ее за волосы и потащил в спальню. А на ходу шипел в ухо:

– Я тебя выведу на чистую воду!

И хрипел:

– Пока меня нет, ты спишь с любым мужиком, который переступает порог нашей квартиры. И сегодня, наверняка, уже кувыркалась с кем- то в его отсутствие?!

– Максим, тише, дети спят. Ты что, с ума сошел? Ни с кем я не кувыркалась.

– Замолчи, женщина. Что мне твои дети?! Не прикидывайся святой. Знаю я вас. Наслышан.

Он, не стесняясь в выражениях и пытках, закрыл дверь и принялся колотить Катю, как боксерскую грушу, по голове, приговаривая:

– Это для того, чтобы твои мозги стали на место. А-то, я вижу, они на бок перевернулись, раз ты стала перечить мне. Не родилась на свет еще та, которая сможет спорить со мной.

А когда жена пыталась вывернуться из его тисков и дать хоть какой-то отпор, он поставил печать ей под глазом.

Получалось, с регулярностью одного раза в месяц Катя получала очередную порцию «горячей любви» по полной программе. Каждый раз она давала себе слово, что пошлет подальше этого хамелеона, но всегда опасалась выносить сор из избы. Да и считала, что он срывается от усталости.

Он внушал ей:

– Что ты строишь из себя хорошую жену и мать? Плохая ты любовница и мать, ни на что не способная. И пропадешь без меня, сколько ни мечтай о свободе!

Он настолько часто повторял это, что она, кажется, даже поверила в это. Стала замкнутой и забитой. А он на людях лицемерно подчеркивал:

– У меня самая лучшая жена. Она и послушная, и самобытная. А мать – просто необыкновенная, Ни у кого из детей такой матери больше нет.

Говорил на улице одно, а совсем другое.

Ей было неприятно слушать эти лицемерные речи. Но еще хуже испытывать все, живя с этим изо дня в день. Она была на грани срыва. Приходилось следить за своей речью и поступками, взвешивать каждую свою эмоцию. И каждую минуту себя спрашивать, а не поймет ли он меня опять превратно?

Она была доведена до такого состояния, что сама почти верила в обоснованность его видений и подозрений. Так низко он опустил ее в ее собственных глазах. Соперники существовали лишь в его воображении. Его ревность – это болезнь, которой не нужны факты.

К вечеру, когда долго не было мужа с работы или от друзей, все в душе Кати начинало дрожать. Дети тоже приступали взволнованно задавать вопросы»:

– Мама, а папа снова пьяный придет? Он опять драться будет?

– Не знаю, солнышки. Главное, вы не попадайтесь ему на глаза.

Что еще могла сказать она, кроме неопределенного слова «не знаю»? Откуда ей знать, какое у него настроение? И какие мысли напели ему демоны в этот раз?!

Когда выдавался счастливый день, и отец приходил трезвый, радости детей не было предела. Они весь вечер играли, возились на ковре. Он учил Ваню и Марину приемам защиты от противника. Хохот то затихал, то возобновлялся снова. А иногда Максим с ними просто беседовал. На сердце у Кати было тогда тепло и спокойно. Мама и ее разговоры на разные темы – это хорошо. Но иногда без мужского участия обойтись нелегко. Особенно сыну.

Катя была простой и открытой. И любила таких же людей, простых в общении и в поступках, которые говорили бы все в глаза, не хитрили и не юлили. Пусть они даже выскажут глупость или мысль, с которой не все согласятся. С такими людьми она раскрывалась и подсознательно понимала, что они ее понимают. С ними не надо подстраиваться ни под кого, изображать из себя, неизвестно, кого.

Каждый раз после семейных стычек она стыдилась, что переносит побои, испытывала страх и унижение. Чтобы никто не знал об этих ее чувствах, она в очередной раз прощала мужа, старалась вести себя, как ни в чем не бывало. И в то же время понимала: терпение терпением, но нельзя терять уважения к себе самой. Она, хоть и женщина, но трудится плечом к плечу с мужчинами.

ПОДГЛАВА 5. ЖЕНЩИНЫ НА БАМЕ. НЕСЧАСТЬЕ У КОЛЛЕГИ

Раньше не принимали в отряды семейных людей. И все же жены отправлялись вслед за своими мужьями. И делили тяготы в освоении таежных просторов вместе с ними. Нежные женские руки создавали уют не только в своем жилье, но и в столовых, клубах, налаживали работу таежные школ и детских садов. Словом, жены строителей и молодых железнодорожников помогали магистрали, чем могли.

Дружба и товарищеская поддержка при работе на путях, что была в те годы, осталась навсегда в памяти бывших комсомольцев. Разве забудешь совместные костры и беседы возле них, помощь, которая приходила в нужный момент, красоту духовного родства, что была в те времена в их рядах?!

Как-то к Кате пришли Максим с Робертом. У них в руках были яркие, цветные рубашки.

– Катя, ты могла бы нам сделать эти две вещи приталенными, – спросил Макс.

– Конечно, сделаю.

Потом они приобрели обувь на высокой подошве, стали казаться выше. И поселок видел их теперь в обтягивающих торс рубашках и этих туфлях. За ними этой моде последовали и другие ребята.

Многие путейцы отлично познали премудрости своей профессии. Их перевели на руководящие посты, некоторые освоили работу дежурных по станциям и разъездам. И стали работать там.

Через три года работы Евсеевы подали заявление на отпуск. Недели на две раньше отдыхать в Прохладный уехала семья Аллы. Алла не хотела ехать. У нее было какое-то предчувствие приближающейся беды.

– Валера, может, не поедем сейчас. Что-то меня удерживает здесь. Как бы чего не случилось.

– Глупая! Что может случиться, если мы едем к родителям?

Она была согласна ехать, куда угодно, только не в родные края. Не прошло двух недель, пришла телеграмма, что у них случилось несчастье. Валере поездом отрезало ноги. Он в реанимации. Алла неотступно находилась возле него.

Ближайшая подруга Аллы – Рита – заказала переговоры с нею. Стала известна история Валеры. Когда они с семьей ехали поездом, он стал увлекаться посещением ресторана перед сном. А почему бы и нет? Деньги есть. Рюмочку на ночь даже врачи советуют пропустить для спокойствия и хорошего отдыха.

Однажды к нему подсела за стол симпатичная брюнетка.

– А ты, смотрю, ничего. В отпуск едешь?

– Да, с семьей еду.– Валера пытался отшить ее грубостью и наличием семьи.

Но не на ту напал:

– Жена – не стена. При желании можно и отодвинуть, – широко улыбаясь, та показала ему белоснежные зубы.

– А я не хочу никого отодвигать. Люблю свою жену и троих детей.– Злобно ответил Валера. И позвал работника ресторана:

– Сколько я должен? Мне уже достаточно.

Достал портмоне, до отказа забитое купюрами. Расплатился с официантом. И стал подниматься из-за стола.

– И все же, если что, заходи, я в пятом купе еду.

– Спасибо за сообщение. Думаю, мне это вряд ли понадобится.

– Я не говорю, что прямо сейчас приходи. Но вдруг у вас с женой разладятся отношения. Ты просто знай, мои двери для тебя всегда открыты.

Ему, видимо, было приятно, что такая красотка выделила его среди других мужчин. От самодовольства он живот в себя втянул, выпрямился и стал казаться выше. Даже задышал по-другому. Было видно, брюнетка из тех женщин, с которыми мужчина все на свете забудет.

Алла уложила детей спать. Скоро выходить, пусть наберутся сил. И пошла в сторону ресторана, поглядеть, почему задержался ее муж.

– Когда она показалась в вагоне- ресторане, брюнетка кокетливо строила глазки Валере:

– Имей в виду, красавчик! Я в соседнем вагоне.

– Ни к чему мне знать, где вы находитесь, – он не признавал похотливых отношений, с кем попало.

Да и зачем она ему, когда есть любимая женщина?

Алла хоть и была доброй от природы, почувствовала долю злорадства, что Валера не повелся на похотливый призыв этой брюнетки. Она ей сразу не понравилась: одета вызывающе, яркая и вульгарная. Но рано радовалась. Краем глаза она заметила, по знаку брюнетки в сторону ее мужа направились три кавказца:

– Ну, ты, мужик, стой, тебе говорят!

Валера продолжал идти в сторону Аллы.

– Что, не слышишь? Тебе надо уши прочистить? Да?

– Мужики! Что вам от меня надо?

– А вот сейчас мы тебе это и объясним в тамбуре!

Они стали вытеснять его в тамбур, отделяя от приближающейся Аллы.

– Что вы делаете? – Закричала она.– Милицию вызову!

В тамбуре кавказцы стали избивать мужчину, отобрали у него портмоне. И, открыв дверь, вытолкнули его под откос.

– Хочешь туда же, глупая женщина? – схватили один из них ее за локоть.

У Аллы от страха пропал голос. Она только отрицательно мотнула головой: а как же дети? Кто-то из свидетелей дернул « Стоп- кран». Поезд резко дернулся, заскрежетал и аварийно остановился. Кавказцы выпрыгнули на щебень, перелезли под поездом. И бегом отправились в сторону автодороги.

Свидетели происшествия побежали к Валере. Он лежал в конце состава возле путей. Кровь. Грязь. На нем рваная одежда. Алле, когда она подбежала к мужу, стало плохо. Ее под руки подхватила проводница:

– Уберите женщину! Вызовите начальника поезда и скорую помощь.

– Что здесь происходит? Кто стоп-краном балуется? – Из двери вагона выглянул начальник поезда.

– Да тут не до баловства, Иван Степаныч. В тамбуре драка была. Вот мужчину двое на насыпь вытолкнули.

– Кто-нибудь вызвал карету скорой помощи? – стал действовать Иван Степаныч. – Ах, она уже приехала?!

Алле сунули под нос нашатырь. И отвели в сторону. Стало ясно: Валера остался без обеих ног.

Его быстро погрузили на скорую помощь. Аллу с детьми и вещами посадили в другую машину, чтобы они не видели, какая беда постигла их мужа и отца. Примерно через месяц Алла вернулась в бригаду без мужа, но с детьми. Он остался навечно только в их памяти. Всегда такая светлая, солнечная, она выглядела ходячей куклой.

Бригада старалась ее приободрить, поднять настроение. Много месяцев спустя, она снова превратилась душу компании. Правда, оставшись без мужа, она стала объектом для охмурения мужчинами. Они почему-то считали, что без них плохо, а с ними ее обязательно настигнет счастье.

ПОДГЛАВА 6. ЕВСЕЕВЫ И ТАЕЖНЫЕ ЗВЕРИ

Как-то осенью Евсеевы с друзьями пошли в тайгу за орехами кедрового стланика. Это такое стелющееся по земле растение – ближайший родственник сибирского кедра. Он вокруг Могота рос везде, где были сопки. У него сильные корни, благодаря которым он накрепко скреплялся с землей. А густые ветви его приподнимались над землей до метра.

Сначала все шли гурьбой. Потом распределились по всему таежному массиву на расстоянии человеческого взгляда. У каждого был рюкзак или сумка для сбора орешков, которые были мельче кедровых орехов, но по вкусу и пользе мало им уступали.

У Кати уже была почти доверху наполнена сумка, когда она раздвинула ветви и нос к носу столкнулась с медведем. Они оба так испугались неожиданной встречи, что ветви мгновенно сомкнулись, как и были. Раздался треск сучьев и хруст веток – медведь ринулся бежать через кусты на открытую поляну. А побелевшая Катя, на трясущихся ногах поплелась навстречу мужу:

– Т-т-там медведь.

– Где? Покажи! – закричал муж и бросился к кустам, в направление которых махнула рукой Катя. У него всегда был с собой нож в голенище сапога.

– Никого тут нет! Эх, ты! Трусиха!

В этот миг он увидел внизу сопки несущегося во всю прыть примерно годовалого медведя.

– Смотри, вон он! По поляне в кусты бежит!

Со всех сторон стали раздаваться предупреждающие крики друзей, чтобы все были осторожны: медведь рядом.

Друзья собрались вокруг Евсеевых:

– Откуда это медведь так несся!? – спросил Дима Алексеев.

– Испугался Катю. Как всегда, все животные почему-то выходят на нее, – ответил Максим, обняв за плечи свою бледную жену.

Юрка Дробошевский засмеялся:

– Не такая уж она страшная, чтобы испугать медведя! Хотя, правда, все звери почему-то оказываются возле нее. В прошлый раз она встретила в лесу лося. На 16 километре козы с нею на одну полянку вышли.

Дима Алексеев добавил:

– А помните, на 18 километре, когда ваш Дик и бригадная Стрелка загнали на отвесную скалу оленя с огромными рогами, и вам с Катей пришлось на руках заносить их в АСКу, чтобы олень, стоящий задом к обрыву, мог уйти в лес?!

Мы с ребятами наблюдали тогда за обескураженным оленем. Он ожидал выстрела, гордо обороняясь до последней минуты рогами. А тут облом: люди ушли вместе с собаками, выстрела нет. Путь свободен.

Максим вспомнил:

– Это еще что. Мы как-то с Катей были в обходе. Это после того, когда они с Клочковой предотвратили аварию на изгибе восемнадцатого километра. Шли в районе четырнадцатого километра, когда увидели, как поодаль от нас движется стая волков.

Не один, не два, а целая стая передвигается за нами параллельно железке. Вот где страху натерпелись. Хорошо, на горизонте показался грузовой состав. Мы тут же перешли на другую сторону колеи. Поезд долго грохотал, проносясь мимо нас. Когда он исчез за поворотом, хищников уже не было.

– Сказано, жена охотника. Тебе бы, Катя, дрессировщицей работать, – улыбнулся Юрка.– А у меня в голове случай: возле Гилюя на нас вышли две ничейных собаки. Кто ни звал их, ни к кому они не подошли. А ты вскоре смогла их подозвать к себе. Помнишь? – он повернулся к Кате.– Вы тогда с Максимом их обоих привели на разъезд. У одного пса, кстати, потом хозяин нашелся. А Стрелка так и осталась нашей бригадной собакой.

Орехов в тот раз набрали много. Поэтому вернулись домой.

Евсеевы любили природу. В их квартире одна комната целиком и полностью была во власти зеленых насаждений. На столе стояла огромная кадка с вишней кубинской, то усеянной белыми мелкими цветочками, то увешанной оранжевыми плодами с вишню. На подоконниках цвели фиалки в горшках, а по стенам вились вьющиеся цветы.

Когда Катя начинала скучать по Кавказу, она приходила в гостиную, любовалась пышной зеленью в цвету. Этот уголок, как рай на земле, манил к себе и давал жизненный заряд

Один раз Катя проснулась с улыбкой на лице.

– О, я вижу, ты в прекрасном расположении духа, – улыбнулся Максим.

– Представляешь, я такой чудесный сон видела: будто мы с тобой пошли на выставку цветов на ВДНХ. И там росла сирень разных сортов и расцветок. Она так колыхалась от дуновения ветра, что казалось, будто она танцует.

– И что, она очень красивая была?

– Еще какая красивая. Их, как и женщин, не бывает некрасивых. Одни отличаются обильным цветением, у других необыкновенное строение цветка, у третьих оригинальная окраска. И все это заставляет с обожанием смотреть на них. Я так скучаю по Грозному, по и его паркам и цветам. И особенно почему-то по сирени.

Более тридцати лет прошло с тех незабываемых пор. Засеребрились виски бывшей молодежи, стали взрослыми дети, размахивают школьными портфелями внуки. Были в их жизни радости и неполадки. Жизнь продолжается, идет вперед. Вот только память не раз возвращает их в прошлое.

Максима Катя вспоминает в первых рядах, где трудно, на больных перегонах железной дороги, где провалился путь или наоборот вспучился под щебнем из-за вечной мерзлоты, на аварийных километрах трасс, везде, куда позовут. И себя всегда рядом. Она и помощь оказывает ему и, и за детьми присматривает, и вместе с ним строит теплушки на перегоне для спасения от холода в зимнее время года и укрытия от палящего солнца летом.

Нелегко было мужчинам. А ей и другим женщинам разве легче было? Неустроенность быта, дети, работа, общественные поручения, заботы по дому полностью лежали на их хрупких плечах.

Любой бамовец твердо знает, что в труде, который «вложен» любым из мужчин в километры железных дорог, есть огромное душевное и физическое участие женщин. Пусть даже они работали в школах и детсадах, в клубах, магазинах или на почте. Они поддерживали мужчин в любых начинаниях. Белых рубашек добровольцы с собой не брали, потому что приехали трудиться в полную силу. Сомнений тогда не было. И какие могут быть сомнения в 20 – 25 лет? Было лишь желание работать.

На Севере совсем другой климат, первое время были фурункулы, раны долго не заживали. Но никого эти трудности не остановили, стыдно было возвращаться обратно домой. Школу комсомола прошли более 100 тысяч молодых людей.

Сегодня собрать воедино столько молодежи и отправить ее в тайгу уже вряд ли удастся. Она уже не та, им бизнес да рыночные отношения подавай. А жаль, что с ликвидацией ВЛКСМ в России так и не появилась организация, которая смогла бы объединить молодежь и сподвигнуть их на грандиозные порывы и стройки.

Это было время энтузиазма и молодости Евсеевых и их ровесников. Тогда большинство людей ехало за туманом и запахом тайги, чтобы доказать свою сознательность и патриотизм.

Сегодня часто ругают ВЛКСМ. Хотя именно благодаря его мощной силе были построены железные дороги, города, электростанции. К сожалению, нынешняя взрослеющие подростки практически ничего не знает о комсомоле, о той удивительной атмосфере, которая витала вокруг комсомольских строек.

Примерно на второй год работы все комсомольские ячейки поселка Могот объединили в одну организацию, выбрали актив. Александра Клочкова избрали комсомольским вожаком. Катя стала руководить культурно-массовой работой поселка и организовала театральный кружок.

Максиму было поручено вести в клубе фотокружок. Он там обучил много желающих заниматься фотографией. Он давал кружковцам теоретические знания и ходил с ними на природу закреплять их и применять на практике.

Потом проверял готовые работы ребят:

– Главное в фотографии – это вы сами. То, что вы собой представляете и что хотите и можете показать миру. Что для этого вам сейчас надо? Как вы думаете?

Поднималась гора рук:

– Наверное, идея? Надо все обдумать, проработать все ракурсы, точку съемки, задний план.

– Верно. Это важно. Еще что?

– Может, крутой фотоаппарат и объектив?

– Правильно мыслишь, Юра.

– Думаю, это композиция, соблюдение правил, фактуры и цвета.

– Тоже важные детали. Так почему же тогда, рассматривая ваши снимки, сделанные с соблюдением правил, у нас не всегда вздрагивает душа?

– Может, еще опыта у нас маловато? Или нет таланта.

– Талант есть у каждого небезразличного человека. И все же вы правы. Думаю, в этих снимках просто отсутствует ваше собственное мнение, влюбленности в этот кадр. Все вы сделали свои фотографии. У кого-то они получились лучше, у кого-то хуже.

– И у кого она получилась лучше всех?

– По моему мнению, самым достойным снимком оказался Юрын вид поселка, где на фоне тайги вырисовываются все его здания и даже видна труба котельной. На заднем плане фото ничто не отвлекает от основной идеи – показать поселок в своей красе. Передний план резкий и внушительный, а задний слегка размытый.

И этот эффект получился потому, что Юра правильно выставил на своем фотоаппарате глубину резкости. Вот мы и подошли к главному на данном этапе. И это ничто иное, как правильно выставленные на фотоаппарате выдержка, диафрагма и метраж. Когда научитесь этим премудростям, любой и всякий удивится вашему мастерству.

Теперь Катя часто посещает группу « Могот» в интернете и не перестает восхищаться снимками жизни и природы, сделанными бывшими учениками ее мужа. Росток любви к фотографии, посеянный им, пророс на годы!

Были и такие ученики, которые, научившись делать снимки, решили, что знают все премудрости фотодела. Они и о преподавателе стали отзываться нелестно, ставя свои умения выше его навыков. Но жизнь всегда всех ставит на место. Максим имел много заказов на съемки семейных праздников или детских фото. А эти умельцы только фотографировали свои собственные семьи.

Евсеевы никогда не были безразличными к событиям тех мест, где жили. Вместе с ними их друзья – Толик Чернышов, Саша Клочков и Олег Ермаков – с удовольствием участвовали в мероприятиях клуба. Без них не обошлось ни одного праздничного гуляния, вечера или утренника в клубе.

ПОДГЛАВА 7. АВАРИЯ НА МОГОТСКОМ УЧАСТКЕ

Жизнь бурлила в те годы на БАМе. Комсомольцы помогали руководству предприятий, организовывали досуг работников и их семей, устраивали субботники. И все это делали не за деньги или похвалу начальства. А просто ради улучшения жизни, чтобы потом в старости было, о чем самим вспомнить и чтобы о них

Как-то из-за проливных дождей поселок был отрезан от связи с объектами за его пределами.

У Евсеевых раздался телефонный звонок:

– Катя, у нас ЧП. Срочно собирай мужа, ждем всех мастеров и бригадиров в ОЭРП, – услышала Катя в телефонной трубке взволнованный голос начальника ПЧ. – на перегоне Чернышова водой размыло грунт у моста около Могота, он провалился вместе с локомотивом и почтовым вагоном в реку.

– Женщинам тоже собираться?

– Нет. Оставайтесь с детьми дома.

– Скорее поднимайся, – тормошила Катя мужа, – мост перед поселком с локомотивом и первым вагоном свалились в реку.

– Что же это за стихия такая? Только час назад вернулись с расчистки путей. И снова аврал, – возмущался Максим, натягивая на себя теплую одежду и прорезиненный плащ

Уже несколько дней лили дожди. Не было снабжения продуктами, вещами и прочими обязательными для нормальной жизни товарами и услугами. Не было связи. Железнодорожники всех околотков вместе с руководством дистанции пути без отдыха в течение пяти дней исправляли проделки стихии.

У Максима были ключи от всех инструментов строгого учета:

– Максим у нас человек ответственный, – сказал Ветерцов, – доверяю ему все ключи, потому что знаю, ничего не пропадет, и все путейцы будут обеспечены работой.

Молодежь просила разрешения сходить домой хотя бы обмыться и часок вздремнуть. Новый начальник дистанции Ветерцов говорил им:

– На том свете все вдоволь выспимся.

И никто не покидал места стихии до тех пор, пока не достали упавшие локомотив и вагон, и не пустили поезда по исправленным путям.

На митинге после исправления проделок стихии Ветерцов сказал:

– Всю нашу жизнь можно сравнить с банкой, наполненной под завязку теннисными мячиками. Если мы сначала заполним всю банку песком, – в ней не останется места для гальки и мячиков для игры в теннис. А если сыпать по очередности: сначала главное в виде шариков, потом второстепенное, то все поместится.

Когда мы потратим всё свое время и энергию на мелочи, у нас никогда не останется места для важных вещей. Надо жить здесь и сейчас, создавать семью, играть со своими детьми, заботиться о здоровье, посещать с любимыми места отдыха и ходить в ресторан.

Надо чувствовать себя молодыми. Тогда всегда найдется время на все отдых, развлечении, друзей. Сначала все самое важное! Остальное – это песок. Неважно насколько полна наша жизнь, в ней всегда должно быть место, чтобы выпить пару чашек кофе с другом.

За свою бурную комсомольскую жизнь Катя пришла к интересному выводу. Много в нынешнее время изменилось. Что-то стало лучше. Что-то хуже. Сейчас родители пылинки сдувают со своих детей. Костьми ложатся, чтобы у них было не хуже, чем у других. Молодежь к этому привыкает. И требует все больше. Родители им почему-то должны и обязаны. Они – лишь трамплин у них на пути к богатой и достойной, по их мнению, жизни.

Во времена социализма было все наоборот. Молодые уважали старших и помогали им. При этом чувствовали себя сильными и смелыми. В то время считалось: если хочешь, чтобы чадо не забыло о престарелых родных, было счастливым и здоровым, у него должен быть дефицит базовых благ: питания, одежды, игрушек. Только в условиях дефицита молодежь к чему-то стремится, оживает духовно и начинает чего-то добиваться своим трудом.

Иначе они становятся паразитами на иждивении родителей и стариков. Если им не ставить сложных жизненных задач, типа освоения целины, возрождения страны из пепла, или хотя бы стремления к постройке собственного дома для семьи, они хиреют, слабеют, начинают тосковать и переключаются на бессмысленное «украшение себя бусинками».