Лабиринты чужой души. Книга 2

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 2. Верочка в семье

Дочка любила нюхать цветочки. И не важно, росли они на кусте, размещены на статуе или вообще нарисованы. Как-то Мила шла с ней по улице и наблюдала картину. Во время прогулки маленький мальчик с бабушкой подошли к цветущему кусту и нещадно начали обрывать на нем листочки и желтые цветы. Ладно бы на букет, а то просто бросали под ноги. Потоптались по ним и ушли.

Мила всегда говорила детям, что растения вокруг растут для красоты и гармонии, их не обязательно рвать, можно просто понюхать и тут же настроение улучшится. Зато они поднимут жизненный тонус еще кому-то.

Малышка, видя такую картину, направилась к оборванному кустику. Ну, – думает мама, дурной пример заразителен, – сейчас последует ему. Но Вера подошла, подняла цветочек, понюхала, попыталась прилепить обратно на кустик. Не получилось. Тогда она положила его в лужицу:

– Пусть водичку пьет. А-то засохнет.

Мила с дочкой иногда срывали одуванчики, и дули на них:

– Мамочка, смотри, зонтики разлетаются в разные стороны.

– Это наши приветики к Наташе и Илье спешат.

– А вон совсем в другую сторону полетел.

– Наверное, его понесло к бабушке.

– К бабуле – это хорошо. Она добрая. И пироги у нее вкусные. А когда мы к ней в гости поедем? Она уже, наверное, ждет нас?!

– С чего ты так решила?

– Но я – то уже хочу к ней.

– Ты, наверное, по выпечке соскучилась? Неделю ее у нас не было.

– И по ней тоже.

– Так давай займемся этим сегодня. Помогать будешь?

– Угу, я люблю с тобой работать. А какие ты, мамочка, больше любишь: с капустой, с картошкой или сладенькие, с яблоками?

– Всякие нравятся. Особенно с капустой и мясом. У меня все бабушки отлично пекли: у одной с капустой-мясом хорошие получались, у другой сладкие красивые и вкусные выходили.

– А я люблю с яблоками. И с капустой тоже ничего. А какие сегодня сделаем?

– Вот сейчас и посмотрим в холодильнике, что у нас есть? Потом решим, с чем они будут.

– Чур, я смотрю. – Подскочила со стула девочка, встала на цыпочки. И открыла дверцу:

– У-у, – вытянула она губы, – яблок всего один и один, – стала она загибать пальцы.– Этого

не хватит.

– Маловато, конечно. На большой надо где-то штук шесть. Мы сможем сделать только маленький – для тебя.

– Ура! У меня будет собственный пирог.

– А капуста у нас есть? – Спросила мама, хотя уже внизу на полке заметила вилок сама.

– Ее у нас, хоть пруд пруди.

– Пруд пруди – это сколько?

– Бабушка всегда так говорит, когда много.

Понятно. Всякий раз, как в гостях побывает бабушка, у Верочки в речи появлялись новые выражения. И вообще, девочка заметно подросла, стала болтушкой. Если раньше из нее слово лишнее трудно было вытянуть, теперь они лились, как из рога изобилия.

Мама с дочкой поставили опару. Она подошла. Затем замесили тесто. И поставили в теплое место возле печки. А пока сидели за столом и беседовали.

Тут в прихожей щелкнул замок, зашаркали чьи-то ноги. Девочка побежала на разведку:

– Ура! Мой папочка родненький пришел.– Непосредственность Веры била через край. – А мы зато с мамой тесто поставили. Будем пироги печь. Тебе какая начинка нравится?

– Да мне все равно, золотце, – поцеловал шалунью папа.

– Ну, правда?

– Тогда с капустой.

– Мамочка, и папе с капустой нравятся. Вся семья прям капустная какая-то подобралась, – она закатила вверх глаза. Потом схватила отца за руку и потащила на кухню.

– Вот, смотри, – подняла она полотенце над тестом.– У нас уже все готово. Почти.

– Ух ты! Какие вы молодцы.

Мила спросила:

– Ты голодный или подождешь выпечку?

– Лучше подожду! Перекусил по дороге.

– Мам, а мы что, одни пироги будем лопать? Давай хоть Наташу и Илью с детками позовем? – изобразила на лице странное выражение Вера.

– А что, идея, – поддержал дочку папа. – Они уже должны с работы вернуться.

И позвонил детям с проводного телефона.

– А какие кружки на стол ставить? – Суетилась помощница.

– Самые красивые – в крапинку, наверное.

– А можно я и платье новое в горошину одену?

– Почему бы и нет?! Семейное чаепитие- это почти праздник.

Мила радовалась, что у них с мужем теперь есть такая смышленая дочка. Все ей интересно, во всем старается разобраться или помочь. До этого было тоскливо как-то и не с кем даже поговорить. Теперь они опять читали вслух книги, беседовали с ней и учили стихи.

Она вспомнила:

– Доченька, а не хочешь папе рассказать стих, который мы только что выучили:

– Папа, хочешь послушать?

– Конечно, как же без стишка-то.

Дочка подбоченилась:

– Новый чай я заварила

И Назара пригласила.

Чай отличный, ароматный,

И на вкус такой приятный!

Сын попробовал, скривился,

Аромату удивился:

– Вкус какой-то необычный,

Он мне очень непривычный…

– Я купила лучший сорт:

В чай добавлен бергамот!

Выпил чай сынок Назар

И, обиженно сказал:

– Выпил всё до дна, но что-то

Нет в стакане бегемота»!

– Ну, как? – заглянула в глаза отца рассказчица.

– Какие вы с мамой молодцы! И пирог испекли, и чай вскипятили. Еще и стих выучили! Я и не знал, что вы такие шустрые!

В прихожей кто-то зашаркал ногами, заплакал малыш.

– А мы тоже слышали стихотворение. Молодец, учись всему, что мама дает. Она многое знает, – сказал Илюша, внося маленького сыночка и укладывая его на диван в гостиной.

– А вы Мойдодыра читали? – Поинтересовалась вошедшая в комнату Наташа с пирогом на разносе и вареньем в большой розетке – уже успела в помощницы записаться.

– Да! И не раз! Это моя любимая книжка, – стала ерзать на месте Верочка.

– А мы с мамочкой еще и играли потом в Мойдодыра, – сообщила старшая сестра, заканчивая подготавливать стол к трапезе.

– Как это играли?

– А ты у мамочки спроси. Она у нас любит всякие творческие штучки.

– Мам, а мы с тобой поиграем так же, как ты с Ильей и Наташей это делала?

– Обязательно, милая. Только не сегодня. Я что-то очень устала.

– Все готово, прошу всех к столу, – наконец последовал Наташин призыв.

Илья, как мальчишка, подскочил с места:

– С детства обожаю чаепития. Когда мы были маленькими, бабушка всегда перед ним говорила:

На Руси – один зарок,

Кроме всякой пищи:

Утром – чай, в обед – чаек,

Вечером – чаище.

– Жалко, что она сейчас не с нами, – вздохнула Наташа. – Икает, наверное, там от того, что мы ее вспоминаем?!

– А я вот узнал, что чай у нас появился не так давно. До 17 века о нем и не знали. Потом завезли в Сибирь, потом появился у зажиточного населения России. Он всегда ассоциируется с самоваром, плюшками, пирогами, тортами и баранками. В купеческих семьях его вообще пили из блюдца, считая, что так он быстрее остывает.

– Вот и мы сейчас за чаем и душевной беседой будем отдыхать.

Все расселись по местам, И приступили к смакованию пирогов с чаем. Ни с чем не сравнить встречу родных и близких просто так, за общим семейным столом. Настроение поднялось в разы, на душе стало тепло и радостно.

Форточка в комнате была открыта и, несмотря на тюль, из нее появилась вдруг божья коровка:

– Ой, мамочка, какая красивая мушка прилетела, – подскочила дочка с места.

Наташа засмеялась:

– Это не мушка, а божья коровка.

– А можно ее поймать и на ладошке подержать?

Гостья, как по заказу вдруг спикировала на стол, и опустилась прямо возле чашки Верочки.

– Ой, какая она красивая, прямо как мое новое платье в горошек. – Девочка приподнялась, взяла платьице с двух сторон за подол, и прокрутилась вправо-влево, показывая себя в платье во всей красе.

От умиления за столом заулыбались.

А она потом выдала:

– Если это коровка, она должна тогда в стаде пастись?! Но она такая маленькая, что большие коровы ее раздавят.

Все обескуражено смотрели на нее, не зная ответа на каверзный вопрос. Тут Илья нашелся:

– Верочка, но коровка-то божья? Поэтому и пасется она не в земном стаде, а в божьем. там никто никого не давит. Кроме того, она летать умеет.

– Ну, да! Очень своеобразное мышление. Далеко пойдет наша Верочка, – помотал головой Илюша.

– А куда это я еще далеко пойду. Никуда я хочу. Мне и тут с вами хорошо.

Находчивости ей хватало.

Она быстренько насытилась и занялась кормлением, лечением и катанием на коляске «кукольных детей». Она делала это с такой заботой и рвением, что никто не мог отвести от нее взгляда.

Наташа улыбнулась:

– Наверное, наша Вера врачом станет!?

– Скорее всего, в ней просто кипит жизнелюбие и желание всем помочь.– Поддержал сестру Илья.

Вера тут же вопросительно посмотрела на маму:

– Почему врачом? Я никогда никому не вру!

Мама прижала малышку к себе:

– Врач, доченька, не тот, кто врет, а кто людей лечит. Их иначе еще докторами зовут и лекарями.

– Да? – Она обернулась к папе.

Тот согласно кивнул головой. Она вздохнула облегченно:

– Ну, тогда ладно, можно и детским доктором. И воспитателем в саду. Или учительницей в школе.

На следующий день малышку вызвали на прививку в поликлинику. Она вела себя сдержанно, вытерпела все процедуры стоически. За это медсестра сунула ей в руку конфету:

– Какая смелая малышка. Побольше бы таких детей. А то рыдают, вырываются, словно я их резать собираюсь. И в кого она такая?

– В папу я! Он даже, когда упал с лестницы и сломал себе ногу, не плакал, – громко ответила девочка.

Мама улыбнулась, прижав ее к себе:

– Наблюдательная ты наша!

Она поправила на ней одежду. А на улице спросила:

– Ну что, Верочка, понравилась тебе медсестра? Она же и прививку сделала, и угостила тебя.

– Угу! Только вот не знаю, понравится ли папе, что она меня исколола всю и делала больно.

 

Как-то пошла Мила с Верочкой на прогулку. У соседа были голуби. Он то и дело свистел им, хлопал в ладоши и даже подпрыгивал, когда выпускал в воздух. Они были совершенно разные. Одни походили на диких, другие с лохматыми ногами, с хохолком на голове. Они громко взмахивали крыльями, взлетая и возвращаясь в голубятню. А некоторые даже кувыркались в воздухе.

Мама с дочкой засмотрелись на красивых птиц, заворожено глядя вверх.

– А зачем люди держат голубей? Чтобы любоваться ими?

– По разным причинам: кому-то нравится их вид, а некоторым они нужны для питания.

– Какое там питание?! Они ведь малюсенькие! Вот куры, утки или гуси, – это да. Их мясо за один раз не съешь. Можно такую большую семью, как наша, до отвала накормить.

– Ну, да, ты права! Скорее, голуби нужны для красоты, наверное. А может, еще для чего-то.

Верочка замолчала, стала ходить кругами возле голубей. Потом вдруг выдала:

– Я поняла, для чего они нужны.

– И для чего же, интересно?

– А знаешь, они порядок везде наводят. Посмотри, всякие крошки, мусор везде клюют, воду из лужиц выпивают. А нам потом приятно ходить по чистым дорожкам.

– То есть, они вместо дворников у нас работают, получается?

– Ага.

Мила погладила дочку по голове:

– Ну, что, доченька, пойдем буквы учить из азбуки?

– Может, хватит уже, – скривила недовольно лицо малышка. Мы итак вчера и позавчера учили. Целых две буквы выучили.

– Солнышко, но их в азбуке 33. И чтобы научиться читать, надо все их знать.

Верочка вдруг вся согнулась:

– Ой, что-то у меня голова разболелась, – приложила она руку к ней.

Потом схватилась другой рукой за живот, и слезливо прошептала:

– И сердце хватает, спасу нет.

Мила подивилась ее хитрости:

– А где же у тебя сердечко, милая?

– Да вот же, – показала она на живот.

– Ох, и хитренькая ты стала, прямо лисичка-сестричка. Давай тогда отдохнем после прогулки. И приступим к занятиям. Наташа и Илюша очень любили заниматься.

– Мамочка, я тоже очень люблю все узнавать, а сейчас что-то кушать захотелось.

– Вот сейчас и поедим. На голодный желудок и жид даже удавился.

– А кто это «жид»?

– Есть такой хитрый народ – евреи. Их и называют так в шутку.

– А зачем он удавился?

– Никто не давал ему еду, он взял и лишил себя жизни, чтобы не страдать от голода.

– Бедный жид. У него не было такой доброй мамы, как у меня. Я не буду удавливаться, потому что ты меня всегда кормишь.

– Конечно, Верочка.

Когда Верочка впервые пошла в детский сад, она вечером пришла возбужденная и спросила у отца:

– Папочка, а у тебя на работе есть воспитатель или нянечка.

Он переглянулся с Милой, та прыснула в ладоши и отвернулась в сторону, чтобы не видела этого дочка.

И на полном серьезе ответил:

– Нет, у взрослых не должно быть ни тех, ни других,

– А кто же тогда ругает тебя, когда ты плохо себя ведешь?

– Я стараюсь быть хорошим.

– Ну, а вдруг? – подняла брови кверху малышка.

– Если уж вдруг, то начальник есть.

– А что, он в угол тебя поставит?

– Нет, скорее, на дверь может указать.

– Как это – « укажет на дверь».

– Значит, не будет у меня ни работы, ни денег.

Верочка посерьезнела:

– Тогда ты, папочка, лучше не балуйся.

Как-то после занятий, когда мама помыла голову, а Верочка наводила порядок в своем углу с игрушками, приехала из Ейска бабушка в гости:

– Что-то я по вам так соскучилась, что не усидела дома. Решила проведать своих любимых, – потормощила она Веру, целуя.

– Мы тоже, мамочка, давно мечтаем, чтобы быстрее пришло лето, – обнимая старушку, говорила Мила, – И завеяться к тебе на весь отпуск! А сейчас отдохни две-три минутки. Я досушу феном волосы.

– Иди, иди, милая, я хоть посижу немного с дороги.

Она села на диван в гостиной и вытянула уставшие ноги вперед:

– Как же у меня ступни гудят.

Верочка сначала пристально вглядывалась в ноги бабушки, сидя рядом с ней и обнимая ее за полный стан. Потом оглянулась в сторону ванной комнаты:

– Да нет же, бабуля, это не твои ступни гудят, а мамочкина сушилка.

Бабушка с мамой хохотали до слез, девочка им подхихикивала, но никак не могла понять, чего такого смешного она сказала.

Отсмеявшись, бабушка вспомнила:

– Знаешь, Мила, когда ожидала на автовокзале автобус, на соседнее сиденье сел старенький такой дедушка.

– Еще старше тебя? – удивилась внучка.

– Бабушка у нас молодая. Она еще ого-го какая, – засмеялась мама Веры.

И бабушка, улыбнувшись, продолжила рассказ:

– Разговорились мы о том, о сем. Потом он говорит:

– Вот вы говорите, не все люди на земле счастливы. А я думаю: мы ведь сами его творцы.

Я переспросила:

– Не поняла. Это как?

Он в ответ:

– У каждого человека на затылке сидит нужда, а на носу удача. Если мы приуныли, опустили голову вниз, – нужда перевешивает, и скидывает удачу с носа. А если встаем с утра в настроении, делаем зарядку, обливаемся холодной водой, улыбаемся наступившему дню и поднимаем голову вверх, распрямив плечи, тогда удача оказывается сверху, а жизнь становится счастливой.

Тут подошел к посадочной площадке мой автобус. С дедушкой мы расстались. А я всю дорогу думала: а ведь прав он, мы сами забиваем себе голову всякими предрассудками и переживаниями, думаем, как на наши действия отреагируют окружающие. И смотрим не вперед и вверх, а вниз, себе под ноги. От этого не видим, как прекрасен мир.

Верочка подскочила с места и стала тренироваться правильно ходить, чтобы счастье не покидало ее никогда. Она расправляла плечи и задирала нос кверху:

– Посмотрите, правильно?. Так надо держать голову?

– Именно так, – сказала мама.

– Даже тогда, когда хочется плакать от обиды или невзгод, – добавила бабушка.

Девочка, потренировавшись не склонять голову под грузом неприятностей, отправилась обучать своих кукольных сыночков и дочек мастерству держать при себе удачу, даже когда она так и хочет улизнуть от тебя к другому:

– Запомните, дети, раз и навсегда: ничто не должно заставить вас опустить глаза и голову вниз. Это самое главное. Так сказали мама и бабушка. Уж они-то плохого ни мне, ни вам не пожелают.

Мила тяжело вздохнула:

– Знаешь, мама, мы с Васей как-то задумались: в жизни все так зыбко, как у родителей Веры, например. Доли секунды… Кажется, это так мало и так молниеносно… И кто-то в миг остается сиротой. Но кому-то эти доли секунды спасают жизнь, оберегают от плохих последствий.

Бабушка тоже с грустью в голосе поддержала:

– Ты права, дочка, в молодости мы как-то мало об этом задумываемся. А когда появляются собственные маленькие детки, и то и дело норовят куда-нибудь залезть, что-то натворить, где-то нашкодить, тут уж начинаешь задумываться: видно и правда кто-то нас оберегает.

– Что-то мы завели не очень хороший разговор. Того и гляди, носы опустятся… Они засмеялись и пошли готовить ужин на стол, скоро должен прийти Верин папа. И неплохо бы к этому времени испечь хотя бы оладьи к чаю.

Чуть погодя, пришел с работы Василий, радостно встретился с тещей. Он всегда был доволен, когда она приезжала. Таких умных женщин, как она, еще поискать. Когда-то давно, еще поначалу создания семьи, у них с Милой иногда случались столкновения. Именно благодаря теще все осталось позади. Она умело помогала дочке и зятю разрешать их проблемы, давала дельные советы.

Назавтра должно было наступить весеннее утро. С вечера на улице было тепло. Вера с надеждой смотрела перед сном в темное окно, словно ожидала увидеть появления весны в полной красе, как в детском саду, когда выходила какая-нибудь симпатичная девочка в красивом наряде с цветами в венке или в руках. И все понимали, что это пришла весна.

Погода в конце зимы менялась «со скоростью света». Утром, например, тепло и светло, радовалось все живое, а чуть позже ледяной ветер, дождь или снег нарушали природную идиллию. Становилось зябко и сыро.

Вчера весь день светило солнце и радостно пели птицы. А сегодня утром всей семьей выглянули в окно – вокруг стало белым-бело и дул ледяной промозглый ветер.

Верочка с обидой в голосе спросила у папы:

– Ничего не пойму. Сегодня должна быть весна, а на улице снег. А вчера была еще зима – жарило солнце. А что же будет тогда завтра? Снова зима или наступит, наконец, весна?! Или, может, лето?

Год за годом дочь становилась старше. Она росла общительная, смышлёная и добрая. У родителей с нею существовала особая связь. И пусть от ее излишней привязанности, а иногда и капризов, они иногда уставали. Но когда она сладко сопела в кроватке, – не было нежнее и милее человечка.

Мила с Василием радовались, что она появилась когда-то в их жизни.

– Я вот все думаю, как бы мы жили без нее? Ну, читали бы, в кино ходили, растили

огород и при этом скучали. Теперь интерес какой-то появился.

Мила вздохнула с улыбкой на лице:

– Это ни с чем несравнимо: обнимешь ее, поцелуешь, в чистые глазки заглянешь – вся усталость проходит. И сразу появляются новые силы и желание жить.

– Она наша. И этим все сказано, – подхватил ее слова муж.

– Я поражаюсь ее сообразительности и хитрости.

– Ну да! Мы наивно полагали: научим ее чему-то, будем воспитывать. Оказалось, нет, она наш учитель! Она согрела наши сердца, которые, чего греха таить, от проблем стали почти ледяными и наполнила жизнь смыслом. Жаль, конечно, ее младенческие годы прошли без нас. Мы не видели первую улыбку, не при нас она гулила, не были свидетелями появления первого зубика и не слышали начальные осознанные слова. Не знаем, что она сказала раньше: «мама» или «папа».

– А, может, «баба». У нее ведь еще и бабушка была. И братишка. Все было и растаяло, как сон. Один миг – и ничего не стало, – засомневался муж, вздыхая.– Мне кажется, она была смешной, когда впервые пошла своими ножками.

– И мне. Она ведь не худенькая. А, значит, качалась и махала руками, как балансиром.

Мила настолько отождествила Верочку со старшей дочерью, что кажется, все о ней знала и все видела собственными глазами.

– Представь себе, я такого же мнения. Говорят: нельзя полюбить чужого ребенка. Ерунда все это. Я люблю ее, как собственную. И это чувство не описать словами, оно не поддается объяснению.

Глава 3. Сон. Люба. 1964 год

Как-то осенью ближе к обеду Писаревы отправились на собственной машине в торговый центр. Ехали и молчали, думая каждый о своем.

Вдруг Мила, загадочно посмотрела на мужа:

– Представляешь, мне сегодня такой интересный сон приснился.

– Плохой? – Повернул он голову в ее сторону.

– Почему сразу плохой? Очень даже хороший! Приснилось, что ты принес домой маленькую девочку. Я была счастлива до потери пульса. Переодевала и обнимала ее, радуясь, что снова стала матерью.

– Тебе точно такое привиделось?

– Я когда – нибудь говорила неправду?

Супруг расхохотался, и, захлебываясь собственным смехом, выдавил из себя:

– Ну, надо же! Такое совпадение!

– Ты о чем? – удивилась Мила.

– Я тоже подобное видел. Будто веду я машину. Вдруг женщина с обочины бросает мне под колеса сверток. Нажал на тормоз. Выскочил из машины. И поднял из-под колес кроху в одеяле.

Я просто взбесился:

– Ты что? С ума сошла? Дитя под колеса бросаешь? И себя, и водителя под статью толкаешь! Это же дар Божий, который не каждому в нашей жизни дается.

Женщина размазывала по лицу слезы, глядя на меня пристально и злобно:

– А что мне с этого дара? Как прикажете растить ее? Она постоянно есть просит, а мне нечем кормить.

– Выходит, она совсем тебе не нужна?

– А зачем она мне!? Как смогу одна ее поднять: работы нет и найти ее нет возможности, пока дитя не вырастет.

– Так ты откажись от малышки в мою пользу. Зачем жизни лишать, бросать, как щенка, под колеса?! Я найду пропитание и обеспечу всем необходимым.

Нерадивая мать встрепенулась:

– Да с удовольствием. А что, так можно?

– Интересные вы, женщины! Как с мужиками кувыркаться, так вы грамотные! А как с дитем обращаться, не знаете. Вам лучше жизни лишить, чем дать второй шанс.

– Да и не кувыркалась я вовсе. Изнасиловали меня три выродка, когда из института домой шла. Даже не знаю, кто из них оказался плодовитым. Когда стало видно живот, пришлось из семьи уйти и из института.

– Так ты ДНК сделай.

– А деньги? И где потом этого папашу искать?

Я почесал подбородок:

– Ну и ситуация.

В это время по встречной полосе мимо проезжала милицейская машина. Поднял руку. Автомобиль остановился. Из окна выглянул работник правоохранительных органов.

 

– В чем дело?

Я пригнулся к нему:

– Товарищ милиционер! Подойдите к нам, пожалуйста.

Тот перешел на противоположную сторону дороги:

– Вам помощь нужна?

– Тут такое дело. – Начал я.– Женщине не на что содержать ребенка. Она хочет отказаться от него. А мы с супругой могли бы заняться его воспитанием. По медицинским показаниям жены мы уже не имеем возможности родить собственного крепыша, а любви и тепла еще хватает. Подскажите, как это сделать быстрее и проще?

Милиционер пристально посмотрел на потенциальную отказницу, потом на меня:

– Вам повезло, меня часто приглашают на составление таких документов. И именную печать я взял с собой, так как еду в опеку и попечительство. Документ лучше мне самому туда завезти. Думаю, правильнее доверить воспитание людям адекватным и добрым, чем вытаскивать малюток из мусорных ящиков и колючих зарослей в лесу.

Он составил акт и удостоверил наши подписи. Я с копией отказа и с ребенком отправился домой. А он в опеку.

– Если бы все было так просто. Захотел малыша. И взял на воспитание. А-то ведь куча препятствий на пути.

В это самое время в одной из неблагополучных семей случилась непоправимая беда. Десятилетняя дочка пришла из детского дома проведать родных, взять кое-что из своих вещей и отказ матери от нее. Мать пьянствовала с собутыльниками и не обратила на ее приход внимания. Зато девочка понравилась одному из пьянчуг:

– Какая ладненькая куколка. А что, если я ее… это…? Ну, так сказать, сделаю своей любимой кралей?

Мать неустойчиво кивнула головой:

– Две бутылки на стол… и дерзай. Давно пора поставить ей мозги на место. А-то, видишь ли, мать ей плохая. И флаг тебе в руки, – загоготала она, как сумасшедшая.

В проеме Любиной двери показался толстый мужик с пропитой физиономией.

– Дядя, вам чего? Мама на кухне.

– М-мне н-не нужна твоя м-мама! Я к-к т-тебе, – промычал мужик.

И повалил девочку на кровать, потом склонился к ее губам. От него воняло водкой и какой-то кислятиной. Она отвела голову в сторону, стала вырываться. Никто без ее желания не тронет ее. Особенно этот вонючий алкаш.

Толстяк от ее отказа только распалился. Он предполагал, что с ее стороны возможен протест, но думал, она чуть поломается и сдастся. А тут сопротивление не стихало, а поднималось по восходящей.

Он пробовал взять ее мягкостью и нежностью.

– Ну, чего ты ломаешься? Все когда-то становятся женщинами. Я сделаю тебя королевой, будешь в шелках и золоте ходить.

– Ага, как ты, пьянь чумазая! Ненавижу! Пошел вон! Мама! Помоги!

Но маме было не до криков. Волновало другое: как бы при дележе водки не обхитрили собутыльники..

– Ах, так, не хочешь по- хорошему, могу прибегнуть к грубости, – орал похотливый алкаш.

– Отпустите меня! Прошу вас! Милицию на вас натравлю! Гады! – кричала Люба.

Но никто не спешил ей на помощь.

Мужик стягивал одежду, надавливая на ее тело своим, растянул ее руки в разные стороны. И при этом безрезультатно пытался поймать слюнявым ртом ее губы. Только это почти получилась, она со всей силы прикусила ему губу. Во рту появился привкус собственной крови.

Это настолько взбесило его, что он схватил руками ее ночную сорочку и разорвал сверху донизу. Потом сделал то же самое с нижним бельем. Его желание обладать недотрогой достигло апогея, а для нее это означало опуститься в собственных глазах до самого пола.

Он требовательно подминал ее под себя. Она при этом кусалась и царапалась, хотя натиск мужика и ее силы несопоставимы. Он наматывал ее волосы на руку, и трепал голову из стороны в сторону. И все равно никак не мог подчинить своей воле:

– Мама, помоги! Насилуют! – кричала она.

А пьяная в дымину мама делала вид, что не слышит собственной дочери. Лишь посмеивалась:

– Чего орать – то? Уж он-то справится. Взрослая уже. Раз шапкой не собьешь, – пора зарабатывать деньги в семью. Итак, воли много было. В циркачки, видишь ли, в Москву захотелось. Она будет жить и хлеб с икрой и маслом трескать, а матери помогать не надо, пусть прозябает в нищете. У самой во-он какие шмотки в детдоме выдали, а мать в обносках ходит.

– Тамар, может, зря ты это все затеяла? Жалко. Дочка ведь, – подал голос ее партнер по выпивке, что сидел между нею и старшим сыном, который от злости сжимал губы и зыркал глазами на мать. Но ничего не говорил.

– Молчи уже! Я – мать, лучше знаю, что плохо, а что хорошо. В детстве она от нас сбежала, попала в детдом. Ее там кормили, поили, одевали, спала на чистеньком постельном белье. Хоть бы раз вспомнила обо мне. Нет, ей мой отказ и приемную семью подавай. Там, видишь ли, ей лучше будет. А я? Я что, плохая мать?

– Никто не винит тебя. Ну, будут другие родители, станут заботиться о ней. Хоть об этом не надо будет думать. А ты все равно останешься ее биологической матерью.

– Ладно! Давай, наливай! За это надо выпить.

А насильник тем временем в соседней комнате решил вырубить Любу кулаком. Он ударив сначала со всей силы в лицо, потом так же ниже живота, она согнулась от боли, но продолжала отталкивать от себя ногами. Он колотил ее по лодыжкам, а потом, схватив за подмышки, так тряханул, что у нее колыхнулась голова. И в то же время попал кулаком по ней. Она ударилась затылком о спинку кровати. Перед глазами заплясали искры.

Кровать и вся Люба покрылись разводами крови. Таким же был и он. Ее голое тело приводило насильника в неистовое желание. А девочка от стыда укрывалась руками от него и защищала свою честь, насколько позволяла ей девичья сила.

Он уже не контролировал себя и колотил по лицу, рукам, потом снова намотал на руку косы и с силой развел ей ноги. При первой же попытке совокупиться с нею, раздались нечеловеческие вопли девочки. И только после наступления оргазма увидел, что простынь, его предмет для секса и вся его жертва были в крови.

Он даже сам не мог поверить в то, что распалился до избиения малолетки. А потом уже ничего не оставалось, как бить, словно ставя точку: не бывать тому, чтобы в постели командовала женщина, пусть даже еще и девственница.

Давно с ним такого не случалось. Злость прямо раздирала его. Жалость и сожаление он старательно прогонял из головы. Женщины для того и созданы, чтобы ублажать мужчину, быть их игрушкой по жизни.

Для него утренний секс с девочкой принес позитивное настроение, даже гордость собой. Когда он забылся на миг от усталости, Люба сползла с кровати, оставляя кровавый след везде, где передвигалась, открыла окно, и с трудом вылезла через него на улицу из дома матери, которая не спасла ее, свою малолетнюю дочь, от насильника. А еще и насмехалась, слыша ее вопли и зов о помощи. Это не мать, а дьявол в юбке. Никогда ее ноги здесь больше не будет. И зачем только приходила сюда?

Хотела получить письменный отказ от нее и порадовать, что нашлись приемные родители. Страшно даже представить, что теперь будет? Как жить после всей этой грязи? Сумеет ли она показаться детском доме после такого позора? Нет, не могла она пойти туда. Поэтому зашла в сарай учреждения, упала на доски и сжалась в комок, обливаясь слезами.

Боль физическая слегка утихла, теперь плакала душа. У нее не было сил привести себя в порядок, мир померк, и впереди зияла черная тьма. Лишь одно вертелось в голове: все выдержу и рано или поздно попаду в семью. Ладно, отец осудит, но мама-то поймет и поможет. Она жила сейчас мизерной надеждой, что потенциальные родители не откажутся от нее, не бросят в беде.

Не все в нашей жизни получается так, как хочется. Лежала и плакала так до самого утра. Но голод не тетка, утром поплелась в сторону продуктового магазина. Смотришь, кто-то пожалеет и накормит. С самого утра она то стояла возле двери, то сидела на лавочке неподалеку.

Семилетняя Вера ближе к вечеру пошла за продуктами. Вернулась домой взволнованная:

– Мама, ко мне сейчас возле магазина пристали два детдомовца. Один стал вырывать сумку с продуктами, а другой выкручивать руку. Было так больно, я кричала и плакала.

Мила сжала кулаки:

– Что они тебе сделали?

– Ничего! Подбежала девочка, она до этого тоже плакала на лавочке. И тому хулигану сзади подножку подставила, он упал, ударился носом, стал размазывать кровь по лицу.

Тот, что держал меня за руку, орал ей:

– Кто тебя звал сюда, Любка?

– А чего меня звать? Отстаньте от девчонки, не получите по шеям, – огрызнулась она, и завернула ему руку за спину.

Потом пнула под зад:

– Пошел вон, оба пошли отсюда, придурки!

Мальчишка прищурился и зашипел на нее, как змея:

– Я скажу в детдоме, что ты грязная и дерешься, – попадешь в темную комнату!

– Директор узнает, что вы детей обижаете, – самих туда отправит.

Мальчишки убежали. Я глянула, а у девочки на лице, руках и ногах, – везде синяки и кровь.

– Поэтому она плакала?

– Да, она сказала, ее алкаш один побил.

Когда он пришел, мама Любина пьяная сидела за столом с алкашами, он отдал ей две бутылки водки. И ввалился в комнату вслед за Любой.

– А сколько же девочке лет?

– Десять, кажется.

– Чего же она весь день сидит на лавочке, и никуда не уходит? – заволновалась мать малышки.