Код Гериона: Осиротевшая Земля

Он раскрыл передо мной матовый металлический кейс; из выемки в чёрном бархатном донышке на меня смотрел искусственный глаз пронзительного фиалкового оттенка. -Если нужно, помогу вставить, но сделать так, чтобы он мог видеть, уже не получится. Сами понимаете: здесь нужен другого рода специалист.

– А клиника? Может, это сделают там? – поинтересовался я.

– По-вашему, она уцелела в Блэкауте? – невесело усмехнулся Захария. – Электричество туда потом подвели, но, сами понимаете, лучшая техника пришла в негодность. Хорошо, что мистер Хайдрих отправил сюда учеников; они умеют управляться с тем, что есть. Ну так что, Иван, – старик произнес моё имя по-английски – Айвэн. – Берёте глаз?

– Мне интересна другая вещь. Я как раз разглядывал её, когда появился Валли, – пес, услышав своё имя, настойчиво ткнулся мне в ладонь чёрным носом.

– Какая же?

– Вот эта перчатка, – я указал кивком на свою находку, поглаживая широкий собачий лоб. – Прошлым летом я потерял такую же, и найти пару – чертовски большая удача.

Захария Гласс растерянно посмотрел на меня, пощипывая тонкую серую бороду и, как мне казалось, прикидывал, насколько высоко ему задрать цену. С одной стороны – перчатка без пары, истинное назначение которой вряд ли было ему известно. С другой – он должен был понимать, что эта вещь чертовски мне нужна. Поэтому я никак не ожидал услышать его ответ:

– Нет, юноша! Это моя вещь! Она не продаётся!..

Прежде, чем я успел опомниться, он сгрёб перчатку своей паучьей лапой и заткнул её за пояс.

– Вы утверждаете, что она ваша?.. Да в неё влезет две ваших ладони! – воскликнул я. Тот сделал вид, что не услышал, и спросил, собираюсь ли я забирать злополучный глаз.

– Возьму, если отдадите перчатку вместе с ним, – упёрся я, считая делом чести «дожать» сделку.

– Cлово «нет» тебе о чём-то говорит? – едва не взвизгнул старик, хоть и менее уверенно, чем в первый раз.

– Говорит. Оно говорит о том, что вы не так уж и честны со мной. К чему вам перчатка, предназначенная для работы в открытом космосе? Вы хоть знаете, что к ней должен прилагаться ещё и скафандр?

– Я, юноша, многое знаю получше вашего! Еще успел застать нормальный мир в сознательном возрасте! – сказал он, гордо подбоченившись, словно это было его главным достижением в жизни.

– Так отчего ведёте себя так, словно украли её и не хотите, чтобы правда вышла наружу? – спросил я драматическим шепотом, не без злорадства наблюдая, как заостренное морщинистое личико меняет оттенки и покрывается пятнами.

– Клянусь, я ни у кого ничего не крал… – простонал Захария, отступая на полшага назад. – Видите ли, народ мне продает отслужившие вещи, я извлекаю из них самое ценное и использую для ремонта… И эту штуку мне тоже продали, а откуда она взялась, я не в курсе.

– И когда это было? – все тем же зловещим шепотом продолжил я.

– Что-то около трёх лет назад… – промямлил Гласс.

– Так и есть… – я покачал головой и, ничего не добавляя, шагнул в сторону выхода.

– Эй, эй! – почти умоляюще закричал старикашка, нагоняя меня. – Мы с тобой не закончили.

– И глаз мне ваш по цвету не подойдёт, – бросил я.

– Да сядь же! – он потянул меня за руку в сторону дивана. – Слушай, мне раньше и в голову не пришло бы, что эта штуковина украдена… Я, старый дурак, понял, что с этой перчаткой что-то нечисто, уже после того, как купил её сам… Ты понимаешь? Память уже не того… Да и космические аксессуары нечасто с неба падают! Чаю хочешь, может быть? Есть и сахар!

– Спасибо, не хочу, – отказался я, опускаясь в пружинистые объятия фитогеля. – Как вы сказали? С неба падают? Я слыхал, у вас года три назад тоже что-то упало?..

– Ага… – старик наполнил из бочки чайник. – Кое-кто видел, как в море опускается парашют.

– Даже так? И куда ж он спустился?

– К юго-востоку отсюда, – старик махнул рукой, обозначая направление.

– Может, вы и время суток помните?

– Кажется, на закате.

– Перчатку… – вновь потребовал я, и Захария, с лицом, от вида которого стало кисло во рту, наконец-то, послушался.

Перчатка – тот элемент скафандра, который подгоняется по размеру особенно тщательно. Раньше она была единственным индивидуальным элементом облачения космонавта; подход сохранился и тогда, когда костюмы стали полностью делаться под своих носителей. Эта подошла бы человеку такого роста, как Рахманов, и вряд ли хозяйкой была Катрина Уинтер; для женщины крупновата рука. Тем не менее, на матовой поверхности выведена её фамилия. Неужели?..

– Что потом стало с парашютом и остальным?

– Пёс его знает, – старик покосился на Валли, что растянулся у наших ног во всю свою немалую длину. – Я тогда подумал, что какие-то добрые люди гуманитарную помощь сбросили, ведь цивилизация должна была кое-где уцелеть. Но понимал, что вряд ли нам что-то перепадёт. А перчатка… Мой горе-помощник Юкка положил её среди доспехов, а я, дырявая башка, и внимания не обратил, – добавил он с нескрываемой досадой.

– Так как насчёт хорошего дохода с утра? – подмигнул я Захарии, развязывая кошелёк.

– Прошу, не показывайте эту вещь в Семи Ветрах, – жалобно проскрипел Захария. – Я и так в этой жизни нахлебался порядочно… Что после этого проклятого Блэкаута, что в гражданскую войну. Позвольте мне окончить жизнь в покое…

– Зависит от того, насколько сговорчивым вы будете дальше, – улыбнулся я.

Расплатившись за оба «эксклюзива», я помчался со всех ног в отель, чтоб известить Рахманова и спрятать драгоценную находку. Но одного успеха за день мне было мало: хотелось оседлать удачу, не дать ей покинуть меня слишком быстро. Поэтому, помня о единственном известном увлечении Хайдриха, следующим пунктом назначения я выбрал кабаре «Алые крылья».

Вперед и вверх
Рэнди де ла Серна, 4—6 сентября 2192

Секта Крестителей, прозванная в Антарктиде Извергами, возникла ещё в Золотой Век и укрепилась на континенте подобно тому, как пуритане обосновались когда-то в Новой Англии. В первые годы «братья» и «сестры» были малочисленны и если привлекали к себе внимание, то как скорбные умом мракобесы, противники прогресса и ненавистники свобод. Но строжайшая аскеза и долгие часы, проводимые за молитвой, медитативные песнопения и сложные, подчас болезненные обряды возвышали членов секты в собственных глазах по сравнению с обычными людьми, ищущими не Бога, а новых способов ублажить собственное тело. Члены братства много говорили о близком конце света и заявляли, что виной ему будут технологии, которые передал человечеству сам Сатана; спасутся лишь те, кто бросит богомерзкой цивилизации вызов и научится жить независимо.

Поначалу такие заявления вызывали усмешку, но мало-помалу к маргинальной секте потянулись интеллектуалы, считавшие, что омниверсовый рай, в котором процентов шестьдесят населения де-факто стало ненужным, – на рай совсем не тянет…

Крестители чурались киберсекса, легальных наркотиков и роскоши, мечтая работать на что-то по-настоящему великое, но все великое до них уже было создано. Немалая часть таких «опасных» пассионариев улетела на Марс и вскоре, вместе с советскими, европейскими и китайскими коллегами создала там новое государство. Другие обрели смысл жизни в Братстве и пошли распространять свои идеи в Подземки мегаполисов. Но мало кто ожидал, что широкая сеть Братства опутает не только бывший пролетариат, но и дотянется до вооружённых сил – людей, оказавшихся подготовленными к наступившей катастрофе лучше всех.

Община Братства жила в Антарктиде ещё с начала колонизации. Когда власти разных стран почуяли неладное и поставили организацию под запрет, они блестяще проявили себя на крайнем Юге, трудясь наравне с роботами в самых опасных местах, веря, что строят Землю Обетованную, и не прекращая проповедовать среди других переселенцев. Блэкаут, о котором они словно знали заранее, позволил им взять власть в Порт-Амундсене и ряде поселений поменьше. Но по-настоящему опасными они стали, когда из Южной Америки на Антарктический полуостров пришла банда Аэлиуса, прозванного Кровавым Апостолом, и местной ветви Крестителей пришлось признать его власть.

– Может, они и заражённых чаек прислали, чтоб веселее было? – нервно и зло рассмеялся доктор, не зная, как ещё реагировать на новую беду, ударившую так «вовремя».

И он, и Рэнди проклинали про себя бездействие Князя Мак-Мёрдо и Харальда – недавно почившего правителя Рэйлтауна, а также Семь Ветров, чьи силы самообороны работали на постоянной основе. С самого же начала было ясно, что фанатикам в Порт-Амундсене вскоре станет тесно, что они пришли не для того, чтобы занять один-единственный город, что зараза будет распространяться и дальше. Объединиться, придумать план, собрать людей, а тем паче – нанести упреждающий удар – на это у глав поселений, чьи планы редко шли дальше года, оказалась кишка тонка.

Хуже того, и сам Осокин, хоть и не раз об этом думал, не выпускал этих мыслей дальше кухни да собственной больницы, будучи уверен, что Князь его слушать все равно не станет. Да и кто бы бросил хозяйство, семью, да пошёл бы воевать с этой бешеной ордой, которой оружие и ресурсы словно с неба падают?.. Сам он разве пошёл бы? Отпустил бы Арсения или хотя бы Рэнди? Теперь-то, конечно, да. А раньше, когда жилось спокойно, и казалось, что так всегда и будет? Опасная это штука – спокойствие. Коварная. Слишком быстро превращает в простачка и слюнтяя…

Осокин и Рэнди понимали: плохо будет в любом случае. Но если от заразы на худой конец можно убежать и переждать её где-нибудь в пустошах, то эти никого из города не выпустят. И не дай бог, если они узнают про Альду.

– Что будем делать? – Рэнди тряхнул Осокина за плечи, словно тот мог что-то противопоставить вооружённым фанатикам. – Придется защищаться, так?

– Как-то придётся… – сказал доктор одними губами.

– Фил! – крикнул ученик кузнеца садовнику. – Князь кого-нибудь прислал с распоряжениями?

– Ещё чего! – мрачно сплюнул садовник. – Изверги первым делом взялись за него. Сейчас обстреливают замок. Со стены можно услышать грохот и увидеть вспышки.

– Рэнди, скажи Альде, чтобы взяла запас еды на три дня и плыла на Тюленье Пастбище. Если через три дня мы её не заберем, пусть уходит так далеко, как только сможет, – велел Осокин.

Рэнди задумчиво свёл брови. Относительно близким приморским городом были Семь Ветров, на вёслах до них было дней восемь при хорошей погоде. Было известно, что людей по фамилии де ла Серна там с некоторых пор не жаловали. Но оставались ещё островки с пустыми маяками и рыбачьи деревушки, которыми никто никогда не интересовался.

– В дом не заходи, мать не обнимай, – предупредил доктор, – Передай, чтобы отплывала немедленно, возвращайся в кузницу и оставайся с Акеми. Кроме тебя, о ней позаботиться сейчас некому.

– А что ты?

– Пойду работать дальше. Если всё так, как говорит Фил, скоро будут и раненые.

Путь домой занял у Рэнди четверть часа. Он перехватил мать у крыльца: она как раз возвращалась из школы. Новость она выслушала с поразительным, даже ужасающим спокойствием. Лишь зрачки темных, почти черных глаз становились всё шире, пока сын выкладывал новости.

– Зачем стоишь на крыльце? – спросила она, словно не понимая, как реагировать на ужасную опасность, которая спустя восемнадцать лет пришла по её следам.

– Я тоже могу быть заразен… И это только дело времени… – Рэнди сглотнул, ощутив, насколько ему не хочется умирать. Зато ужасно хотелось взять мать за руки – не только для того, чтоб выразить заботу, но и для того, чтобы почувствовать себя уверенней. – Слышишь крики?.. Сейчас начнётся паника, неразбериха – черт знает что. И нужно, чтобы ты была от них подальше. Отец просит, чтобы ты взяла лодку и отправлялась на Тюленье Пастбище. Прямо сейчас!..

– А что – это может скоро закончиться? – хмыкнула Альда.

– Не дети, отобьёмся, – Рэнди заставил себя улыбнуться.

– Хорошо, милый, – вздохнула мать. – Я только дождусь Илью, чтобы с ним попрощаться. И всё-таки, зайди в дом…

Рэнди отрицательно покачал головой.

– Тогда подожди несколько минут. Я соберу еду для Акеми и для тебя. И cпальник твой, и тёплые вещи… – Альда старательно прятала слёзы, но дрожь в голосе выдавала её.

Рэнди остался сидеть на крыльце, рассеянно наблюдая, как люди высыпают на улицу, причитая, охая и пытаясь получить от таких же ошарашенных соседей ответ на самый простой вопрос: что теперь делать? Самые шустрые (они же самые умные), похватав закутанных детей и рюкзаки, молча спешили к причалам. Юноша знал, что лодки в Мак-Мёрдо есть не у всех; те, что дожили до сегодняшних дней, были на вес золота. И теперь он беспокоился, что их собственную лодку кто-то может забрать. Мак-Мёрдо был из тех городов, где двери запирали разве что в стужу и воровство до сих пор было немыслимой вещью, но ты не узнаешь людей, пока не окажешься с ними на дне ямы: тогда и посмотришь – станут ли тебя толкать наверх или дёрнут обратно, чтобы, встав тебе на голову, оказаться чуть выше соседа.

Проверять это у Рэнди желания не было. И он не понимал, зачем Альде ждать Осокина, если тот ясно и понятно передал: хватай лодку да греби отсюда подальше!

– Парень, ты в дозор собираешься? – окликнул его крепкий седобородый рыбак Алехандро, чей отец до Блэкаута был начальником порта. Такой должности, как «старейшина» в Мак-Мёрдо официально не существовало, однако статус у Алехандро был именно такой: Золотой Век он помнил лучше всех в городе и лучше всех разбирался в мореплавании благодаря тому, что в юности ходил на яхте и занимался спортивной рыбалкой. К Алехандро уже присоединились садовник Фил и близнецы Ник и Нилл О’Коннеллы; те были двумя годами старше Рэнди и с детства его недолюбливали, по им одним ведомой причине перетащив свою неприязнь во взрослую жизнь: возможно, потому, что на юного кузнеца чаще поглядывали сверстницы.

– Дозор?.. – заволновался Рэнди, поднимаясь с крыльца.

– Ну, да! Кто-то должен ночью оборонять стену, если Изверги решат нас захватить! Им ночь не помеха: говорят, у них многие видят, как днём!

– Когда сбор?

– Сейчас, глупый! – рявкнул на него Алехандро. – Нужен каждый, кто может держать в руках что-то тяжелей удочки!

– Дайте мне час или два, – попросил Рэнди, прислушавшись, не идёт ли Альда с передачей для Акеми. – Масако слегла, а её мама дома одна…

– Понятно, – шумно выдохнул Ник. – Наш горе-кузнец за юбками прячется. Пойдёмте-ка дальше, ловить тут нечего.

– Куда подойти? – спросил Рэнди у Алехандро, проигнорировав неуклюжую нападку.

– К бывшему ретранслятору, – старик был не в восторге от того, что Рэнди задержится, но, похоже, сильно не злился – Мы всех собираем там.

– Долго будете ждать! – фыркнул Нилл. – У него ж дела поважней Извергов – баб развлекать!

– Цыц, щенок! – одернул парня Алехандро. – Проживи сначала столько лет, сколько госпожа Мацубара, а потом что-то вякай про «развлекать». Рэнди, что есть из оружия?

– Топор…

– Нормальный хоть?

Рэнди показал размер топора, который он и Масако выковали для Князя. По-хорошему, оружию требовалось время, чтобы нормально сесть на рукоять, но Извергам, понятное дело, было на это плевать. Зато Нилл и Ник настороженно переглянулись. Вряд ли у них было что-то серьёзнее ножей для разделки рыбы. Масако и Алехандро не раз говорили, что старинные орудия шахтеров и портовых рабочих можно было прекрасно использовать как оружие: резать, жечь, метать ими глыбы за сотню килограммов или сразу несколько камней поменьше. Но что толку фантазировать, как можно было бы с их помощью отбиться, когда они превратились в бесполезные железяки. Возможно, правда, в глубине шахт кое-что и сохранилось, но там всё подчистили ушлые искатели наживы из Рэйлтауна…

Щелкнула, открываясь, дверь в дом. Альда молча выставила на крыльцо рядом с Рэнди сумку с едой и вещами, едва заметно погладила сына по плечу и зашла внутрь. Юноша, не мешкая, поспешил в кузницу, махнув на прощание Алехандро. Ник и Нилл над чем-то неприлично громко заржали. В другой раз он обязательно спросил бы, в чем причина такого веселья, но сейчас у него было дело поважней.

Когда он шагнул в кузницу, то заметил, что к запаху угля примешивался запах еды и удивился: в этот день ни он, ни Масако, пока она была на ногах, ничего не готовили и даже не успели разогреть. Когда маленькая серая тень юрко и бесшумно скользнула юноше навстречу, он застыл от неожиданности, как вкопанный.

– Как она, сынок? – спросила седая до белизны Акеми.

Рэнди смутился. Раньше он считал Мацубара-старшую слабоумной, потому что та почти всегда молчала.

– Жить будет, – тяжело проговорил Рэнди. Хоть ему и не хотелось давать старушке ложную надежду, но как без неё, в такой-то ситуации?

Он подошёл к бочке с водой, в которой они с Масако охлаждали готовые изделия, и тщательно вымыл руки.

– Поужинай, – велела женщина, взяв его ладонь и подводя к дивану. На блюде золотилась горка мелкой жареной рыбы и дымились две крупные запеченные картофелины с грибной подливой – то, что надо после изматывающего дня. Акеми словно заранее знала, когда он придёт: уж не колдунья ли? Да нет, конечно: просто мать.

– А я к вам с гостинцем… – он раскрыл было сумку, но старая женщина повелительно кивнула на стол.

– Ничего не пропадёт, милый.

Неужели нужна была такая беда, чтобы вывести её из многолетнего полусна, чтобы люди вновь стали ей небезразличны? «Адские льды, я ничего не понимаю в людях», – подумал Рэнди.

– Вы как себя чувствуете?

– Поменялась бы с Масако, не раздумывая. Когда скончался её братик, нам с любимым было тяжко. Но терять уже взрослого ребенка, Рэнди, в сто раз больнее. А особенно такого прекрасного… Я б сейчас охотно зарыдала, но даже этого не могу!..

– Она сильная. А болезнь вряд ли смертельна для каждого. Отец говорит – даже при самых опасных эпидемиях кто-то всегда выживает… – Рэнди пытался поверить в это и сам, но отчего-то не получалось…

– Ты сам-то как, сынок? – крохотная, почти детская ручка ласково погладила его голову.

– Пока нормально, – пожал плечами Рэнди, ломая картофелину вилкой.

То, что Акеми не нуждалась в его постоянном присутствии, снимало с его плеч целую гору (хотя оставались ещё и другие). По крайней мере, можно выйти с топором в ночь, не думая о том, что нужно выносить из-под беспомощной старушки горшки. И даже если сляжет он сам, она какое-то время продержится. А там и Масако, дай ей Солнце сил, вернётся домой… Нет, планов лучше не строить. Они ведь даже эту ночь могут не пережить…

Акеми, как оказалось, знала и об этом – успела побывать на улице и услыхать причитания соседей. Но Извергов она, по-видимому, боялась меньше всего, вернее, совсем не боялась. То, что Рэнди вот-вот её покинет, она тоже восприняла спокойно. Сам же юноша нервничал всё больше – так, что несмотря на голод, осилил только половину картофелины да несколько хрустящих, словно семечки, рыбешек, запил их стаканом воды и, сполоснув посуду, пошёл прилаживать топор к рукояти.

Когда он вновь шагнул за порог, уже совсем стемнело, а в воздухе сильно пахло горелым. В нескольких точках Рэнди увидел рыжеватые отблески зарева от костров. Погребальных костров, на которых сгорали первые жертвы эпидемии, освещая ночь зловещим огнем.

Людей, собравшихся у ажурной башни навеки замолчавшего ретранслятора (с нее-то дозорный и узрел неприятеля), набралось не больше трёхсот человек – мужчин и женщин возрастом от двенадцати до семидесяти шести лет (столько было Алехандро). Бывший яхтсмен, как и другие жители, едва ли был знаком с военной наукой, но распоряжения отдавал уверенно – кто куда должен идти и где стоять.

Стрелкового оружия у защитников было мало: им владели люди, чьи родители до Блэкаута занимались охраной важных объектов. Но к тому времени потребность в живых охранниках стала мала: их функции почти повсеместно выполняла сложная техника. Оставалось полагаться на ножи, тесаки, самодельные копья, гарпуны и дубинки. Умельцев, способных собрать арбалет, было крайне мало, и все они успели к этому времени перебраться в Рэйлтаун. Всё, что осталось после них в городе, – три орудия и три десятка болтов. На счастье, незадолго до того, как утонуть, отец Масако, прослышавший от бродячих торговцев о жестокой банде Потерянных Детей, позаботился о том, чтобы собрать с помощью Алехандро мало-мальски умелых людей и соорудить подобие средневековой баллисты. С её помощью можно было осыпать неприятеля градом камней и дохлых птиц: и тех, и других в прибрежной части города водилось предостаточно.

Подпрыгивая на месте от студёного ветра, дозорные поносили кого-то последними словами за трусливое бегство – мало того, что удрали сами, так еще и увели чужую лодку… Рэнди даже не хотелось слышать, кто это так отличился: он не любил разочаровываться в людях. Скрыв голову капюшоном и спрятав лицо, он всматривался усталыми глазами в сторону Свалки, где шли бои в течение дня. И, судя по тому, что Изверги расположились лагерем вблизи бывшего завода, Князь и его «дружина» продолжали сопротивление. Должно быть, ярости в бою им придавал страх угодить в руки неприятеля живыми.

Вторая группа Крестителей перекрыла автодорогу, третья расположилась на железнодорожных путях. Всех людей, пришедших отражать ожидаемую ночную атаку, мучил один и тот же вопрос: почему они медлят? Почему не нападают, когда это так удобно, когда город можно почти голыми руками брать? Неужели по дыму от погребальных костров поняли, что соваться в Мак-Мёрдо прямо сейчас опасно?.. Или они пришли в Замок за чем-то конкретным, что могло находиться только там?

Пошли разговоры да домыслы: что в Мак-Мёрдо у Извергов шпион, и что шпион этот – явно кто-то из своих, потому что в последние дни пришлых людей здесь не встречали. Что и заразу этот негодяй тоже мог посеять – не может же одна беда так совпасть с другой сама по себе. А фанатикам только и остается, что отбить у Князя завод и дождаться конца: без угля тех, кто переживёт птичью чуму, ждёт смерть от холода и голода: ранней весной на одной сырой рыбе долго не протянуть… Пальцы Рэнди, защищенные от холода истертыми темно-синими перчатками, с ожесточением сжали рукоять топора. Сейчас он ненавидел Князя больше, чем когда-либо, даже больше, чем самих Извергов, но был вынужден желать ему победы.

– Пока они стоят, два-три человека могли бы улизнуть и побежать с новостью в Рэйлтаун, – чтобы скрасить тягостное ожидание, юноша принялся рассуждать вслух. – Если они не дураки, то должны прислать подмогу. Потому что будут следующими. Мы для них – так, мухи, которых нужно прихлопнуть по пути.

– Размечтался, умник! – Ник, стоявший рядом, сплюнул в темноту. – Никто за нас впрягаться не станет… Будь жив Харальд, ещё можно было бы на что-то надеяться, а Стелле плевать, что творится вокруг.

– А вот и не плевать! – парировал Рэнди. – Как они без нашего угля-то выживут?

На это у Ника ответа не нашлось, и он снова зло сплюнул – далеко, словно хотел, чтобы плевок долетел до врага. Поддержки в споре в виде Нилла у него не было: тот стоял с Алехандро в двух сотнях метров от брата. Так ночь и прошла – медленная, тревожная, изнурительная. Время от времени шёл мокрый снег, назойливо повисая на ресницах и скатываясь холодными слезами по лицу. Ныла спина, ныли колени, царапал сердце страх за близких. Рэнди оставалось лишь подбадривать себя мыслями о летающей «посудине», которую он мастерил для дальнейших опытов с воздухоплаванием.

Не просто так, к неудовольствию родителей и соседей, он столько раз запускал в воздух различные предметы и мелких животных: он готовился полететь сам, как когда-то – люди Золотого Века. Над своим проектом Рэнди трудился уже года три, и Масако, когда у нее появлялось свободное время, даже помогала ему. Конструкция для полёта была почти готова, но у неё не было главного – «крыла», способного поднять её в небо: столь огромное количество ткани попросту негде взять.

– Эй, парень! – силясь держать открытыми веки, Рэнди среагировал не сразу. Слегка припадая на левую ногу, к нему шёл Алехандро. – Я вот что думаю: пока они держатся снаружи, надо бы вооружиться получше. Нужны стрелы – чем больше, тем лучше. Чем просто так торчать на стене, займись лучше этим: только отдохни часок-другой.

Закалённая стрела легла юноше в ладонь. В дом Масако он добрался, не чувствуя под собой ног, едва ушёл от столкновения сначала с наковальней, затем с бочкой, добрёл до дивана и повалился на него прямо в обуви, не выпуская стрелу из ладони.

Проснулся он от того, что кто-то гладил его по волосам, и едва не подпрыгнул, увидев рядом Альду.

– Как? – воскликнул он от удивления, смешанного с искренним испугом и разочарованием расстрой. – Ты не уплыла? Почему?..

– Один раз я уже бежала, а мой любимый человек остался погибать. Теперь у меня вас трое, и повторять ошибку я больше не буду…

– Ты-то что могла тогда сделать?

– Сейчас – могу. Горячая еда, постиранная одежда – сейчас это важно, как никогда. Вы сражаетесь – я помогаю, чем могу. Так я вчера Илье и сказала, когда он меня в лодку запихать хотел…

– А много уплыло людей?

– Про взрослых я не знаю. Детишек, кто младше двенадцати, вывезли всех – кроме заболевших. Двух бедняжек высадили уже с лодки, потому что они кашляли. А что делать?.. У кого заподозрили заразу, тех мы собрали в школе; отсюда побегу к ним…

– Отец здоров?

– Держится, Рэнди. Спит сейчас, как убитый. Надеюсь, никто не станет его тормошить, пока меня дома нет…

– Каково ему придётся, если ты заболеешь? – покачал головой Рэнди. – Мало ему на работе умирающих…

– Я знаю, что делать, если это произойдёт, – отрезала Альда, и Рэнди расхотелось с ней спорить.

– Он говорил, что с Масако?

– Нет… Так устал, что я и спрашивать не стала. Совсем забыла: на улицу лучше не выходи: по дороге сюда я видела труп.

Как бы то ни было, первым желанием Рэнди было побежать к наставнице, но тут же юноша вспомнил, что ему поручили ковать болты для арбалетов, и делать это, скорее всего, придется весь день – если Изверги до этих пор не решатся на штурм. Он и так проспал непростительно долго! Вскочив на ноги и наскоро умывшись, он принялся разжигать горн. Альда некоторое время оставалась с сыном, наблюдая, как тот работает, а затем отправилась с завтраком к ученикам, оставшимся на карантине в закрытой школе. Рэнди до темноты ковал и затачивал стрелы; несколько раз к нему прибегали подростки, посланные Алехандро, чтобы забрать их и передать защитникам на стене.

Они рассказали, что добровольцы дежурили теперь на крышах и сторожевых башнях, отстреливая из винтовок и арбалетов каждую чайку, каждого альбатроса, какого только видели, но не могли справиться со всеми: птицы так привыкли промышлять на рынке и мусорных кучах, что летели в город по привычке. Вчерашний бой возобновился – и теперь продолжался уже в самом Замке. Чадом с улицы тянуло сильней вчерашнего. Морщась от запаха, Рэнди лишь сильнее и быстрее бил молотом по металлу, чтобы не отвлекаться, не замечать лишнего, не думать…

После заката, когда Рэнди, не чувствуя правой руки, опустил в воду последний откованный болт, в кузницу, как обычно, бесшумно, вошла старая Акеми (юноша не видел, как и когда она покинула дом: выход на улицу у нее был отдельный).

– Я только что от Масако. – прошелестел в сухом воздухе кузницы голос Акеми. – Твой папа говорит, что она при смерти.

Брошенная стрела тяжело ударилась о пол. Втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, Рэнди заметался туда-сюда. «При смерти…» Среди сверстников он слыл «счастливчиком»: лишь единожды ему пришлось потерять близкого человека – до своего рождения. До сих пор он не задумывался о том, что этот мрачный отсчёт однажды придется начать лично.

– Почему вы сейчас не с ней?..

– Кто бы мне разрешил там остаться?.. Меня даже не пустили внутрь, чтобы, возможно, в последний раз повидать мою девочку, – вздохнула старая женщина. – Да и потом, наши потери, Рэнди, – это наши печали. Но каждый сейчас в ответе за другого. Я смотрю, ты до сих пор здоров. И пусть это будет так…

Она подошла к горну, согреваясь в его тепле. Её ресницы всё ещё были влажными от недавних слёз, большая капля повисла на кончике носа. Рэнди ощутил, как становится горячо в его собственных глазах, ненавидя себя за неспособность что-то изменить.

– Илья просит, чтоб ты сегодня никуда не уходил. Сказал, что придет повидаться. – продолжила Акеми. – А заодно сообщит нам – да или нет…

– Как же мне тогда нести оборону? – поднял брови Рэнди.

– Не знаю. А сейчас иди-ка за мной. Это важно.

Захватив с собой светильник, они поднялись на второй этаж по пандусу, который когда-то мог двигаться сам, и открыли маленькую, скупо обставленную комнату Масако (в клетке на прикроватной тумбочке сиротливо посвистывал ее сверчок). Акеми открыла встроенный в стену шкаф и потянула наружу серебристую ткань.

– Давай, помогай! – тихо велела она.

Рэнди тянул и тянул, но ткани, казалось, не было конца: вскоре она заполнила собой всю комнату – так, что в ней стало невозможно находиться; пришлось убрать лампу, чтобы освободить руки и ничего не подпалить. С неожиданной ловкостью Акеми свернула большую часть ткани в здоровенную охапку и поволокла ее вниз. Свободной рукой Рэнди подхватил волочащийся за старушкой гигантский «шлейф». На ощупь ткань оказалась довольно плотной, но при этом мягкой и на удивление приятной. Из мерцающей охапки выбивались широченные длинные ремни; Рэнди успел рассмотреть, что они были слегка оплавлены по краям, будто их срезали раскаленным лезвием.

– Что это? – пораженно спросил юноша, когда госпожа Мацубара принялась аккуратно раскладывать шелестящую массу по полу.

– Это, дорогой, называется «парашют». Его использовали, когда нужно было что-то спустить с большой высоты без антигравитации. Ну, или спрыгнуть самому. В нём были прорехи, но Масако их залатала. Как по мне, так эта штука даже не для человека предназначена – уж больно здоровая. Для какой-то техники, не иначе…

В иных обстоятельствах Рэнди заорал бы от счастья: его мечта исполнялась сама собой! Это было как раз то, чего не хватало, чтобы однажды, используя восходящий поток горячего воздуха, полететь самому – большой купол, который, раскрывшись от тепла, понесёт его в небо. Корзину он почти собрал – из хлама, который годами таскал со Свалки. Зная свою «вотчину» вдоль и поперек, он ухитрился вынести оттуда несколько пластин термостойкого пластика. Выносил потихоньку, с перерывами, чтобы не сцапала охрана – но до сих пор торопиться ему было некуда, не то, что сейчас. Горелка тоже была готова – главным образом, стараниями Масако. Она одна разделяла его стремления.

Не веря в происходящее, юноша опустился на колени и вновь погладил прохладную материю, местами запачканную тёмной пылью. Не нужно было сложных расчётов, чтобы понять: при наличии топлива этот небесный парус двоих, если не троих таких, как он, вознесет к облакам.