Начальник охраны утвердительно кивнул.
– Вот и хорошо. Завтра утром жду Вас у себя, – сказала она Григоряну и добавила, обращаясь к Чепрыгину, – если будут проблемы, приходите ко мне, я думаю, что Вы всегда сможете это сделать. – Обернувшись к Григоряну, спросила:
– Я правильно говорю, товарищ майор?
– Так точно! – ответил майор, вытягиваясь по стойке смирно.
Глава 3
Опять звонили из Академии, снова шел разговор о командировании Чепрыгину лаборанта. Профессор злился, он любил работать один, но ректорат настаивал, тема, которой занимался Леонид Алексеевич, была перспективной, цель исследования – прямо-таки масштабной. Именно поэтому, ему выбили эту лабораторию, но работать в одиночку считали недопустимым. Чепрыгин, как мог, отбивался от свиты, которую ему навязывали, больше половины из которой были чьими-то протеже и надеялись, в случае успеха, примазаться к чужой славе. Он поругался со всеми, с кем мог, и отправился в этот забытый Богом уголок один. Но не проходило и недели, чтобы кто-нибудь из Академии не звонил с предложением прислать ему помощников. Он вообще не отвечал бы на звонки, но был зависим от посылок из Санкт-Петербурга и покорно выслушивал все аргументы в пользу очередного лаборанта.
Разозлившись, Чепрыгин впервые заблудился. Он шел напролом сквозь лесную чащу, не замечая спелых ягод, встречающихся у него на пути, не жмурился, на солнышке, лежа на опушке, он даже не разгребал траву, выискивая своих травяных лягушек.
Очнулся профессор тогда, когда у него на пути возникло невесть откуда взявшееся озеро. Постояв на берегу и оглядываясь по сторонам, он понял, что никогда здесь не был. Он сел на траву, не зная, что ему делать, как найти дорогу. Если попробовать идти в ту сторону, откуда он пришел, не факт, что удастся выйти в знакомые места, скорее всего он плутал а, значит, гарнизон мог быть в любой стороне.
Как ни странно, паники не было, наоборот, он начал успокаиваться, один стресс подавлял другой. Леонид Алексеевич вдруг подумал, что уже давно не ел. Он начал озираться в поисках чего-нибудь съестного: ягод, орехов. Нашел заросли черники и принялся с удовольствием их уплетать. О поиске дороги домой заморачиваться не хотелось, он вообще не очень любил думать на бытовые, а тем более, серьезные бытовые, темы. Вся жизнь его была подчинена науке, ею одной он жил, а все остальное воспринимал, как бы со стороны. А если перед ним возникали какие-либо сложные ситуации далекие от науки, Леонид Алексеевич пасовал, он терялся, совершенно не зная, как поступить а, главное, и не желая ничего делать, словно уходя от проблем они, эти проблемы, сами должны были как-то рассосаться.
Улегшись у берега озера, он задремал, солнце сползло с макушек деревьев за озером и, пробиваясь сквозь ветви, забрызгало своими бликами поверхность стоячей воды. Послышалось редкое кваканье лягушек, постепенно перерастая в хоровое пение.
Вдруг, всплеск нарушил вечерний концерт, словно кто-то шлепнул по воде палкой. Действительно, гладь воды пошла кругами, а через несколько секунд Леонид Алексеевич увидел ту самую палку.
Он вскочил на ноги и пошел к озеру. «Неужели, – подумал он, – здесь кто-то есть?»
Палка вновь поднялась и ударила по воде, но тот, кто ее держал, еще по-прежнему не попадал в поле зрения. И, наконец, из-за кустов стало видно, что палкой орудует малыш, лет пяти со светлыми всклокоченными волосами.
Он совершенно не испугался незнакомого дядьки, только чуточку удивился.
– Привет, малыш, – поздоровался Чепрыгин.
– Здравствуй, дядечка, только я совсем не малыш, я Ромка.
– Извини, Ромка, так ты уже большой?
Мальчик энергично кивнул головой.
– А меня зовут дядя Леня, – сказал профессор и протянул, как взрослому, руку.
– А, че ты тут делаешь? – спросил Ромка, пожимая руку Чепрыгину.
Тот пожал плечами и сказал, вздыхая:
– Видишь ли, Взрослый Человек, я заблудился, совсем не знаю, как добраться домой. А ты, сам, откуда? Разве здесь есть деревня?
– Нету никакой деревни, дядя Леня, здесь только мой дедушка живет и все. Пошли со мной, скоро солнце совсем сядет, тебе по-любому сегодня домой не добраться.
Они пошли прочь от озера и совсем скоро вышли на открытую местность, где стояла единственная изба, почерневшая от времени. Перед избой на лавочке сидел дед и курил трубку.
– Ну, наконец, – сказал старик, – я уж искать тебя собрался.
– Здравствуйте, – поздоровался Чепрыгин.
– Это дядя Леня, он заблудился.
– Здравствуйте, приветливо улыбнулся дедушка Ромки, – как Вас по имени-отчеству?
– Леонид Алексеевич.
– А меня Михаил Романович. Проходите, небось, оголодали? Сейчас поесть соберу. Спать у нас останетесь, а поутру я Вас проведу по лесу. Откуда Вы
Кушали они на улице, пока солнце слабо, но еще освещало дощатый стол.
Леонид Алексеевич покосился на дом:
– Скажите, а электричество у вас есть?
– А как же! Вишь, столбы с проводами идут? – перешел на «ты» Михаил Романович. – Это когда-то была избушка лесника. Вон, какая старая стала, да и лесник постарел. Новому леснику выстроили новую избу, а старая, стало быть, со старым осталась. Вот, такие дела.
Ужин был отменным: «собрал» старик на стол и картошечки вареной, и груздей соленых, и рыбки жареной, и всякой всячины, что в доме нашлась. Даже бутылку с самогоном поставил, но Чепрыгин отказался. Профессор привык питаться, чем придется, домашней еды почти никогда не ел, разве, кто в гости позовет, так ему дедово угощенье пиром показалось.
Ромка хватал все подряд, видно, был очень голоден.
– Да не подавись ты! – прикрикнул на него дед. – Никто тебя не гонит. Поешь, спать иди, поздно уже.
Наконец Ромка осовел, он уже было уронил голову на стол, но дедушка бережно взял его со скамейки и унес в дом.
Когда гость немного насытился, Михаил Романович начал расспрашивать, откуда он и чем занимается. Чепрыгин сказал, что он из войсковой части, старик удивился, что так далеко занесло его. А когда узнал, что он ученый и занимается лягушками, даже рассмеялся.
– Да что в них особенного? Лягушка, она и есть лягушка. Неужто, серьезному человеку нечего изучать стало?
– Не скажите, – усмехнулся профессор, – лягушка – удивительное животное.
– А как профессия твоя называется? Лягушковед?
– Нет, герпетолог. Это тот, который занимается земноводными. Но, можно сказать, батрахолог, потому, что я всегда изучал только лягушек, с греческого батрахос – это и есть лягушка.
– Ну и смешное слово, батрахолог. Прости, старика.
Леонид Алексеевич улыбнулся:
– Скажите, Михаил Романович, а родители Ромы, где живут? Он к Вам отдыхать приехал?
– Мать была, – насупился старик, – отец их давно бросил, все приключений по жизни искал. А мать весной схоронили. Так что, он теперь здешний. Как в школу отдавать, не знаю.
– Переживает?
– А то, как же! Только не показывает, характер! Хоть и мал, а уже видать, серьезным мужиком будет. – Так что же необыкновенного в лягушках? – перевел разговор Михаил Романович на другую тему.
– Их мало, кто изучает, поэтому мы не очень много знаем о них, но то, что нам известно, удивляет, восхищает. Лягушек можно найти везде, где есть земля, только в Антарктиде их нет.
Михаил Романович удивленно слушал необыкновенное об обыкновенных лягушках. Надо отдать должное и самому рассказчику, предмет своих исследований он обожал, это передавалось и слушателю.
– Они могут жить и в пресной и в соленой воде, – продолжил профессор, – а когда под воздействием неблагоприятных погодных условий или даже химикатов, в ареале начинает не хватать самцов, меняют свой пол и во время спаривания могут зачать вполне жизнеспособное потомство.
– Ну, ты, Алексеич, прямо сказки рассказываешь! Не лягушки, а прям, волшебные существа! – с уважением сказал Михаил Романович. – А ты что сам в них ищешь?
– Как Вам сказать? – смутился Чепрыгин, это очень сложно…
– Думаешь, я дед дремучий? У меня, между прочим, высшее образование, я на лесничего учился, как-нибудь пойму. Рассказывай.
– Меня заинтересовала эта их особенность, менять пол. Если помните, из курса биологии, у человека существуют хромосомы, которые определяют пол, женская хромосома – «Х», а мужская – «У»?
Михаил Романович кивнул.
Женский набор хромосом – «ХХ», а мужской «ХУ». Так вот, в последнее время, мужская хромосома, «У», начала терять свой хвостик. Представьте букву «у» без крючочка внизу. Она стала превращаться в «Х» – хромосому. То есть, мужчины начали вырождаться, превращаться в женщин. Процесс идет уже давно, этим занимаются генетики, и ничего не могут с этим поделать, обратного превращения не происходит.
– Ничего себе! – удивился Михаил Романович. – То-то я смотрю, хлипкие мужики пошли.
– А лягушки могут! Женские особи легко превращаются в мужские. Вот я и изучаю этот процесс, он называется рекомбинацией, замена одной хромосомы на другую, чтобы потом применить его на человеке. Сначала я наблюдал лягушек в условиях жесткой смены климата, перевозил их из одной климатической зоны в другую. Потом, изучал их поведение на территориях химического заражения. Договаривался с фермерами, где недавно производилась обработка полей. Ну, много еще всякого другого. То были, в основном, наблюдения, позволяющие констатировать факт самого превращения и создать статистику. А теперь я вплотную подошел к исследованию на генетическом уровне. Хочу понять механизмы самого процесса. Хотя я не генетик. Не скажу, что это легко, но очень увлекательно.
– Так ты хочешь спасти мужиков? – протянул пачку сигарет Ромкин дедушка.
– Не совсем, я хочу спасти все человечество, и помогут мне в этом травяные лягушки.
– Это квакши, что ли? А почему они?
– Не все лягушки способны на смену пола. Их немного, таких зверей. Квакши одни из них.
Дым от сигареты уже не был виден, но красный огонек прочертил дугу в воздухе:
– А не думаешь, когда придет время, люди, то есть женщины, найдут способ обходиться без мужиков? Как-то научатся непорочному зачатию?
– А если нет? Если не успеют? Вымрет человечество, даже, если и найдется способ, то это будет уже не то человечество, а совсем другое.
– Ты не думал, что природа сама разберется с этой патологией?
– Это Бог, что ли? – спросил с сарказмом Чепрыгин.
– Нет, я воспитывался в советские времена, и мне вбили в голову материалистическое понимание бытия. Так, вот! – он кивнул в темноте, – Но я бывший лесник, всю жизнь прожил на природе, и всегда было время поразмышлять и понаблюдать. У меня сложились свои представления о мире, в котором мы живем. И я точно знаю, если в этом году будет хороший урожай шишек или там, желудей, то на следующий год обязательно жди неурожая. Если, к несчастью, загорится лес, то, после пожара, на удобренной золой земле очень быстро прорастут новые побеги. Сам говоришь, если у лягушек не хватает самцов, самки превращаются в них, чтобы появилось потомство, и жизнь продолжается. И не человек все это делает, а природа! Только она знает, что натворила и как это исправить.
Вон, человек, решил, поля из Арала орошать, доорошался, кончился Арал, а в нем очень много воды было. Целину распахали, всю плодородную землю ветра подняли и разнесли на сотни, тысячи километров. В Китае всех воробьев поубивали, чтобы урожай не лопали, а гусеницы его под чистую съели. Собирались Енисей вспять пустить, что-то притормозили, неизвестно, чем бы это закончилось.
Так что, подумай, прежде чем спорить с природой. У нее, матушки, наверное, свои планы в этом деле. Жизнь стала спокойной, многие мужики позабыли, что такое ответственность, всю заботу о женщинах, детях, стариках взяло на себя государство, им теперь негде проявлять свою природу, поэтому мужчины почувствовали себя не нужными, я понимаю, что этот процесс набирает обороты.
Но вот случится какой-нибудь потоп, к примеру, или другая катастрофа вселенская, твоя «У» хромосома сразу восстановится. Ну, понятно, не у всех, а только у тех, кто будет готов меняться, а кто не готов, покатятся дальше, в никуда. Природа об этом позаботится.
Леонид Алексеевич выслушал внимательно философию Михаила Романовича и подивился мудрости этого простого человека.
«Что-то в этом есть!», – подумал он. – «А природа у него не очень материалистичная!» – усмехнулся Чепрыгин про себя.
Наутро Михаил Романович и Ромка пошли провожать своего гостя. Надо сказать, что Чепрыгин, в силу рода своего занятия, неплохо ориентировался в лесу, и как только заметил знакомые места, попрощался и пошел дальше один.
В гарнизоне его пропажу не обнаружили, в этом-то и была прелесть работы одному, никакого переполоха не случилось, никто не лез с расспросами, никому ничего не надо было объяснять. Уставший профессор пошел прямиком домой и среди белого дня лег спать.
Через некоторое время его снова потянуло в старую избу у озера, потом, снова и снова. Он привязался к бывшему леснику и его внуку. Чепрыгин словно обрел семью, которой у него никогда не было. Ромка всегда ждал его с нетерпением, помогал разыскивать лягушек, и Михаил Романович тоже рад был его приходу, живая душа посреди глухомани. Чепрыгин приносил всякие вкусности, которые покупал в гарнизонном магазине, бумагу и карандаши, для Ромки.
Однажды, Чепрыгин застал старого лесники в большом волнении, Рома пропал. Михаил Романович долго его искал, но безуспешно. Мальчик ушел еще утром, дело шло к вечеру, а он все не приходил. Профессор подключился к поискам.
Мужчины разошлись в разные стороны. Чепрыгин заметил, что местность, по которой он шел, была открытая и очень бугристая, глубокие овраги, заросшие кустарником и густой травой, извилистой лентой опоясывали холмы. «Какие-то необычные разломы», – подумал ученый, очередной раз, проваливаясь в овраг.
Вдруг он увидел в одном месте свежее сломанные кусты так, как крупного зверья здесь не водилось, Леонид Алексеевич подумал, кусты, скорее всего, обломал Рома. Он пошел, примечая сломанные веточки, осматривая здесь все внимательно. Раздвинув заросли, он увидел лаз, ведущий из оврага куда-то под землю. Когда он наклонился, из дыры пахнуло сыростью. Лаз переходил в помещение, насколько большое Чепрыгин не понял, но он увидел, что на дне лежит скорчившийся Ромка. Он лежал совершенно без движения, и Леонид Алексеевич испугался. Проход был узким, впору пролезть только мальчишке, но он поднатужился и протиснул свое худое тело внутрь.
Профессор схватил мальчика и прижал к себе, Ромка был теплым, только озяб. Он открыл глаза, увидел дядю Леню и улыбнулся.
– С тобой все в порядке? – Спросил Леонид Алексеевич, ощупывая его маленькое тельце.
– Да.
– Что ты здесь делаешь? Мы тебя с дедушкой искать пошли.
– Я спал. Я так устал, думаю, посплю чуть-чуть и пойду домой. А зачем меня искать? Я бы сам пришел.
Они вылезли наверх, Чепрыгин понес Ромку на руках, еще не в силах успокоиться, он даже не предполагал, насколько стал дорог ему этот мальчик.
Дедушку они увидели уже около дома. Увидев, что Леонид Алексеевич несет Ромку, он испугался.
– Живой? – встрепенулся Михаил Романович.
– Все в порядке, – успокоил его Чепрыгин, он просто заснул.
Оказывается, об этой землянке, что осталась со времен войны, старый лесник знал давным-давно, но и подумать не мог, что Ромка найдет ее и заберется туда, тем более, что вход в нее давно засыпало. Видно, малец разгребал его, хотел посмотреть, что внутри, а потом устал и заснул.
Со временем Рома увлекся своей находкой, расчистил вход, вытащил наружу весь мусор, что гнил здесь многие годы. Деревянные остатки самодельной мебели: стол, скамейки, все сгнило. По углам лежал хлам, который уже не определялся. Он принес скамейку, нашел старый коврик у деда на чердаке и притащил в свою норку.
Теперь он много времени проводил здесь, и дедушка уже совсем не волновался, если внучок пропадал.
Однажды он привел сюда дядю Леню, хотел похвастаться. Чепрыгин действительно удивился, ведь он видел эту берлогу, как только Ромка ее нашел. Весь пол был выровнен и густо покрыт зелеными сосновыми лапами. В углу было сооружено вполне приличное лежбище. Из мебели была только одна скамейка, но она больше служила столом или полкой со всякой полезной для ребенка всячиной.
– Вот это да! – восхитился дядя Леня, – да здесь жить можно, только двери не хватает.
– Дядя Леня, сделай мне дверь, пожалуйста, – попросил его мальчик, – сделаешь? Деда старый уже, не сможет.
Чепрыгин посмотрел на бревенчатый потолок, потрогал сваи, еще крепко упиравшиеся в крышу. Подумал, что бревна можно и заменить, чтобы покрепче дверь к чему-то крепить. Подумал, что сам ни за что не сможет все это сделать, он никогда не занимался такими делами. Михаила Романовича все равно придется привлечь, хотя бы как консультанта.
– Обязательно, пообещал ему Чепрыгин.
Глава 4
Поздно вечером к воротам воинской части подъехало такси. Из него вышла девушка с темными волосами, собранными на затылке. Она подошла в КПП, назвала номер войсковой части и поинтересовалась, правильно ли она приехала?
Удивленные бойцы только переглянулись. Тогда девушка подала им свои документы.
– Может, я поеду, далеко ведь? – спросил водитель такси, выгрузивший вещи у ворот.
– Да, поезжайте, – ответила ему девушка.
– Подождите! – воскликнул караульный, – а обратно? Уже скоро ночь, где она ночевать будет? Здесь гостиниц нет.
– А это не мое дело, – ответил нагловатый шофер, – меня просили доставить, я доставил, а остальное не моя забота.
Он завел машину и уехал, несмотря на то, что караульный кричал ему вслед и махал руками.
– Так, дамочка, рассказывайте, зачем Вы сюда приехали? И откуда узнали номер нашей части? – спросил солдат, разворачивая, наконец, бумаги, которые дала им девушка.
– Так, аспирантка Карина Леонидовна Суржикова. Приехала из Санкт-Петербургской Академии естественных наук. – Он помолчал, посмотрел на девушку и спросил в упор:
– К Чепрыгину, Леониду Алексеевичу?
– Да, – облегченно кивнула она.
– А меня Василий зовут, – во весь рот улыбнулся солдат.
– А меня Пашкой.
– Очень приятно, – улыбнулась Карина, пожимая поочередно протянутые руки.
Караульные посмотрели друг на друга, словно мысленно обменивались информацией.
– Давай сразу к командиру, – предложил Вася Пашке, – уже поздно, может, майор уже спать лег, зачем его будить? А?
У Пашки даже засветились глаза:
– Точно! – помнишь, он когда-то говорил, чтобы мы его по пустякам не беспокоили? А кто может сказать, где пустяковое дело, а где нет? – и уже командным голосом сказал:
Товарищ младший сержант, доложите командиру войсковой части о приезде аспирантки Суржиковой. Только на глаза Григоряну не попадайся, – хитро подмигнув, добавил он тише.
Вскоре Карине дали разрешение на работу на территории воинской части и разместили на постой.
В лабораторию Чепрыгин приходил очень рано, он просыпался с солнышком и стремглав бежал к своим пробиркам и микроскопам тогда, когда еще весь гарнизон досматривал свои последние сны.
Когда в дверь тихонько постучали, Чепрыгин, увлеченный работой, даже не услышал. В дверь постучали во второй раз, уже чуть громче. Так, как к профессору никто и никогда не приходил, он только поднял голову и уставился на дверь, соображая, реагировать ему на этот стук или необязательно.
Дверь приоткрылась, и в помещение вошла девушка.
– Здравствуйте, – негромко сказала она, – я стучала, но Вы, наверное, не слышали, меня к Вам, из Академии прислали.
– Ах, вот оно что! Вы решили меня обойти? Я не давал согласия на подключение кого-нибудь к моему исследованию! Мне не нужна группа поддержки! Почему, прислали сотрудника, не согласовав со мной? – Профессор разошелся так, что Карина совсем сжалась в комочек, она не отходила от двери, куда, казалось, она готова была шмыгнуть в любую минуту.
В конце концов, Чепрыгин выпустил пар и, взглянув на девушку, подумал, что она меньше всего виновна в своем назначении.
– Давайте направление, – сказал сердито профессор. – Карина Леонидовна, – прочитал он и снова взглянул на девушку. Она показалась ему знакомой. Но он не сказал этого вслух, только пристальней посмотрел ей в лицо.
«Нет, подумал он, я точно ее не встречал», – но ощущение того, что знает ее, у него осталось.
– Я тут вижу, что Вы генетик, а какая тема лично Вас интересует?
Уже осмелевшая девушка шагнула от спасительной двери и сказала:
– Я пишу диссертацию о том, как рекомбинация «Х» – «У» хромосом влияет на омоложение организмов, в том числе, Rana temporaria.
Чепрыгин удовлетворенно хмыкнул.
– Аспирантка? И Вас тоже интересует смена пола травяных лягушек? Добро. Только Вас интересуют последствия, а меня причины. Очень хорошо, мне генетик очень бы пригодился. Кто Ваш научный руководитель?
– Профессор Свиридов. Мне бы хотелось, чтобы и Вы были моим научным руководителем.
– Я Вас понимаю, тема диссертации на стыке двух смежных специальностей. Я не против. Вы уже говорили об этом в Академии? Нет? Ничего, можете позвонить на кафедру. Заявление я отправлю. – У Леонида Алексеевича поднималось настроение.
– А где Вы учились, Вы из Питера? – спросил он.
– Нет. Я училась в Новосибирске.
Чепрыгин уже сделал к своему столу несколько шагов, но вдруг обернулся, посмотрел на девушку и понял, кого она ему напоминает. Немного помявшись на месте, он взял себя в руки и предложил Карине познакомиться со всеми своими исследованиями за эти месяцы.
– Свое пространство здесь выберете сами, места много, – сказал профессор и уткнулся в тетрадь.
Это было очень давно, словно из другой жизни и кажется, даже не его. Он был молодым ученым, подающим надежды, и писал свою первую диссертацию, кандидатскую, и очень этим гордился. К ним пришла новая сотрудница. Это было именно в Новосибирске, городе ученых.
Они были молоды, и наука еще не заполняла всю его жизнь, оставляла место для чувств. И они пришли, эти чувства. Это была первая любовь Леонида Алексеевича да, пожалуй, единственная. Роман был таким бурным, что развивался в ущерб его диссертации. Звали ее Лола, такое необычное имя, уже теперь трудно вспомнить, почему ее так назвали. А фамилия? Чепрыгин осознал, что фамилию забыл. Стало даже как-то неловко.
Они гуляли все ночи напролет. В каждую свободную минуту бежали друг к другу, искали повод, чтобы хоть немного поработать вместе, недосыпали, забывали о еде, но были бесконечно счастливы.
Тогда единственный раз в жизни Чепрыгин решил жениться. Он уже собрался сделать Лоле предложение, очень волновался, хотя был уверен, что девушка согласится. Накануне этого события, которое должно было перевернуть всю жизнь, его вызвал к себе заведующий аспирантурой. Он долго с ним беседовал, тактично намекая, что его отношения с младшим научным сотрудником очень вредят его научной работе. Он, конечно, не вправе вмешиваться в личную жизнь своих аспирантов, но его кандидатская диссертация стоит под ударом, сроки ее защиты отодвинуть нельзя, а, поэтому, нужно Чепрыгину собраться и все-таки дописать ее, отодвинув на задний план все, что мешает работе.
Похожий разговор заведующий провел и с девушкой, убеждая ее, что она мешает молодому ученому, которого ждет большое будущее. Об этом догадался сам Чепрыгин по той неожиданной холодности, которая появилась в их отношениях.
Леонид Алексеевич убеждал ее, что она ему нисколько не мешает, что диссертацию он успеет дописать, просто он будет чуть больше времени уделять своей работе. Но Лола была непреклонна, она просто уволилась из института и уехала в неизвестном направлении.
Сначала он переживал, винил себя за то, что не смог убедить девушку не покидать его, потом он начал думать, что недостаточно ее любил, поэтому смог допустить то, что она уехала. Но постепенно, он начал думать, что во всем виновата она, потому, что бросила его, а он так ее любил. Потом, он начал ее ненавидеть потому, что не мог забыть, а вместе с ней и всех женщин на свете. В конце концов, он все-таки начал ее забывать, не сразу, конечно, а постепенно. Потом, он стал думать, что это даже к лучшему, что он не женился, семья действительно отвлекала бы его от работы. И вот, по происшествию многих лет, он не только забыл ее фамилию, но и забыл о ее существовании напрочь так, как будто никогда ее и не было. А женщины превратились для него в бесполых существ, они были сослуживцами, соседями, просто прохожими и только.
– Леонид Алексеевич, – голос, который напоминал голос Лолы, прервал его воспоминания, – я привезла приборы, которых у Вас нет, хотите взглянуть?
– Давайте, посмотрим, – откликнулся ученый.
В этот день он ушел из лаборатории рано, сославшись на недомогание. Дома он не находил себе места. Много курил, всю ночь ходил по комнате взад-вперед. Задремал уже утром, не выспался и пришел в лабораторию совершенно разбитым. Едва появившись на работе, он схватил документы, которые вчера показывала ему Карина и, волнуясь, начал читать, водя пальцем по строчкам:
– Суржикова Карина Леонидовна. – Он отчетливо вдруг вспомнил, – Да! Суржикова!
Карина оставила свою работу и внимательно посмотрела на Чепрыгина.
– Скажите мне, деточка, Вашу маму случайно не зовут Лолой?
Карина утвердительно покачала головой, – да, именно так ее и звали.
– Звали? – насторожился Чепрыгин, уже догадываясь, что услышит в ответ.
– Да, уже два года, как ее с нами нет.
– Сочувствую, – сухо сказал профессор, вновь принимаясь за работу. Ему очень хотелось расспросить, как сложилась ее судьба, кем был ее муж, отец Карины, где она жила, чем занималась, но ему было почему-то очень больно, и, как всегда, он отодвинул эту боль на задворки души, чтобы не беспокоила и не мешала работать.
Как ни странно, Карина совсем не раздражала его, наоборот, рядом с ней он чувствовал себя очень комфортно, хотя девушка не была разговорчивой, ее присутствие делало его спокойным и даже, немного счастливым.
Каждое утро на его столе появлялся свежий букет полевых цветов. Сначала это его немного злило, больше от того, что он не знал, как к этому относиться, потом начал получать удовольствие от появления нового букета. Постепенно букеты кончились, наступали холода.
Шло время, весь заготовленный материал подходил к концу, пора было возвращаться в Санкт-Петербург. Они с Кариной сводили полученные данные, делали отчеты, готовились к отъезду.
Чепрыгин все реже выходил за ворота гарнизона, и только для того, чтобы навестить Ромку и его дедушку. Из-за непогоды они стали видеться реже, это удручало Леонида Алексеевича, он привязался к мальчишке и скучал, если подолгу не видел его.
Однажды, Михаил Романович взял с него слово, если что случится с ним, то Чепрыгин непременно позаботится о мальчике: несмотря на непогоду, он тащился в такую даль к одинокой почерневшей избушке, чтобы узнать, все ли у них в порядке и возвращался мокрый и грязный, продрогший насквозь. Он все время думал, не взять ли мальчишку с собой, ведь здесь ему нельзя было оставаться. Дедушка не вечный, а вокруг совсем никого. Где-то, конечно, живет в такой вот избушке новый лесник, но где? И в школу скоро, а здесь, какая школа? Ему совсем не хотелось об этом думать, но он уезжал, а Ромка оставался. Если он заберет мальчика в Питер, то вся его устроенная и налаженная жизнь изменится, перемен Чепрыгин не любил. Он вздохнул. Наконец, он решил все отдать на волю провидения. Проще говоря, будь что будет. Будет периодически звонить, писать бумажные письма, хотя, кто их будет носить в это захолустье?
– Леонид Алексеевич! – окликнул его знакомый прапорщик Данилюк. – Иди, садись, отдохни. На солнышке погрейся. На, вот, закуривай.
Чепрыгин тяжело опустился на скамью, озябшими пальцами взял сигарету, тяжело вздохнул.
– Устал? – участливо спросил Данилюк. – Вот спросить тебя хочу, куда ты все ходишь? Твои лягушки уже давно попрятались.
– Да дело одно есть…
– Не хочешь – не говори, я же не майор Григорян, – засмеялся прапорщик.
Профессор улыбнулся. Да вот так, вдруг и рассказал про Ромку и его дедушку.
– Как же они там живут, одни, А продукты где берут?
– Продукты как раз не беда, им лесник регулярно завозит, хороший парень. А вот Михаил Романович уже в преклонном возрасте, мало ли что, заболеет, к примеру, а мальчишка еще совсем мал. Как он там один? Он, конечно, очень самостоятельный парень, прям не по годам, но все равно, понимаешь?
– А то! У меня у самого сын растет? Видал?
Чепрыгин кивнул:
– Ну, вот он такой же, как твой. Вот я и бегаю.
– А у тебя самого дети есть? – спросил, затягиваясь, Данилюк.
– Нет, – от чего-то тихо сказал Леонид Алексеевич.
– Чего же так?
– Как-то так, – пожал плечами профессор
– И жены нету?
– Нет.
– А была?
– И не было никогда.
– Как же это тебе так удалось? – засмеялся прапорщик. – Это уметь надо до таких лет холостяком оставаться!
– Боялся, что работе мешать будет. Лишнее это. Надо что-то одно выбирать или семью или работу.
– Ну, это ты загнул: одно другому не мешает, даже наоборот.
– Женщине внимание надо уделять, а у меня работа. Капризы, дети – не отгородишься. Толку в женщине? Разве что поесть приготовит? Постирает? Но ведь из-за этого не стоит свою жизнь превращать в балаган. Я ведь обхожусь и все нормально. Никто не мешает.
– Я вижу, как ты обходишься, худой, как велосипед и вещи на тебе мятые, не стираные. Не обижайся. Посмотри на меня, гладкий, веселый. Знаешь, как моя Лена готовит, в ресторан не ходи! И сама красавица! А ходит как! Как уточка!
Чепрыгин невольно улыбнулся, он почувствовал, как счастлив этот Данилюк, и нет у него работы всей его жизни. И стало ему немного грустно.
– Да дело даже не в еде, – продолжил прапорщик, – как тебе сказать? В духе женском. Когда в доме нет женщины, так и дом пустой и одинокий, как мертвый, а когда там появляется она, дом оживает, становится уютным, теплым. Внутри тепло, – он похлопал себя в грудь, – не только от борща.
Прапорщик замолчал, мечтательно глядя на догоревшую сигарету. Молчал и Чепрыгин. «Вот уж во второй раз его заставляют задуматься над очень, казалось бы, простыми, но, одновременно сложными, вещами, – подумал профессор. – Они совсем не ученые, обыкновенные люди, а о жизни знают то, чего я до сих пор не понял, хотя и докторскую степень имею».
На дорожке появилась жена Данилюка, Лена. Она была полненькая, круглолицая, очень похожа на самого прапорщика, щеки – кровь с молоком. Она действительно переваливалась, как уточка. Данилюк любовно смотрел на свою уточку, она улыбалась.
– Ну, пока, – поспешно начал прощаться Чепрыгин. – Здравствуй, Лена, – кивнул он в сторону аллеи и торопливо засеменил домой.
Он подумал о Карине, действительно, с ее появлением в вечно холодной, даже летом, лаборатории стало теплее. Удивительно, он никогда об этом так не думал, ему вдруг захотелось посмотреть на нее, просто побыть рядом, он, не раздумывая, зашагал на работу, хоть сегодня и не собирался возвращаться. Карина была на месте, она удивленно подняла бровь, совсем, как Лола, но ничего не сказала.