Без тебя никак

Глава 9

Когда я проснулась, было уже светло. Шторы на распашку, а Марат полностью одетый сидел в кресле. Я могу поклясться, что смотрел на меня во сне. Но разве он признается? Его щетина теперь покрывала всю нижнюю часть лица, делая его вид еще более пугающим. Но я таяла, смотря на четкие линии, на черты, потому что все в нем выдавало мужчину. Рядом с таким хотелось капризничать и беситься, потому что была уверенность, что он одним взмахом руки, одним поцелуем, одним касанием успокоит любую истерику, прикроет от шторма, защитит от пули. Грубый, но честный. Ставший таким родным, но совершенно мне чужой.

– Сколько тебе лет? – первой решаюсь на вопрос, поднимаясь на постели. Наверное, на голове и лице черти что. Но раз он отказался со мной спать, то и мне должно быть плевать, как выгляжу.

Он встает и подходит к двери, не удостоив меня ответом.

– Давай живее, а то побыв с тобой сутки, я в свои двадцать пять чувствую себя уже стариком.

Дверь закрылась. Комната погрузилась в тишину моих мыслей. Но ее освящала моя улыбка. Потому что пусть не прямо, но ответил на мой вопрос. Пусть не прямо, но сказал, что этот день много для него значит.

Отметка настроения взлетает выше головы, и вот я уже вскакиваю с кровати, умываюсь, чищу зубы одноразовой щеткой, убираю волосы резинкой, что оставила еще вчера на раковине, и, подхватив сумку, дефилирую к двери.

Вот спросите меня, одевалась ли я когда-то так быстро, я точно скажу – нет.

В коридоре Марат с кем-то разговаривает по телефону. Быстро оглядывает меня и кивает, шагнув вперед.

Нет, я, конечно, не ждала масляного взгляда и признаний в любви, но хоть какое-то одобрение моей скорости должно было быть. А то получается, зря торопилась? Зря старалась?

Мы идем к ресепшену, где Марата встречают влажные взгляды сочинских дам. И каждой я желаю сгореть на солнце. Хотя вчера смена мне в итоге помогла. Так что говорю, когда Марат ключи от номера отдает.

– Спасибо за тазик! Я все оставила в номере.

– Надеюсь, все хорошо? – переводит пухлая брюнетка на меня взгляд, а я киваю. Она вроде искренне интересуется.

– Да, справились с отравлением брата.

– Удачного пути, – улыбается она шире, пока русая напарница буквально трахает Марата глазами. Нельзя быть таким. Это запрещено. Особенно, когда по тебе видно, что ты не богат как крез. Был бы Марат богатым, на него бы даже смотреть боялись, а так каждой хочется приголубить этого мальчика. Каким бы он при этом мужиком уже не выглядел.

– Да уж, – выходим в удушающую жару, которая наваливается тяжелым мешком на плечи. И это в семь утра. – У тебя никогда не будет недостатка в женском внимании.

– А у тебя в мужском, – парирует он. И хоть он просто ответил, я в своем розовом сиропе, который заполняет мозг рядом с Маратом, уже представила, что он бросил мне самый лучший комплимент.

– Значит, мы идеальная пара, – подстраиваюсь под его широкий шаг, даже под руку беру, и, что интересно, он не отстраняется. Это знак, да? – Нам далеко?

– В аэропорт.

Я не задавала больше вопросов, наслаждаясь тем, что мы идем так близко, что у меня есть возможность вдыхать его терпкий аромат, прокручивать снова и снова события вчерашнего дня.

Но идиллию прерывает звонок его старенького телефона. Он отвечает коротко и по делу.

– Да. Да. Скоро будем.

После чего поворачивается ко мне.

– Телефон разряжен?

– Зарядила я вчера, но еще не включала.

Рядом с ним моя насыщенная социальная жизнь стала казаться не важной. Да и зачем его включать, у нас еще столько времени рядом.

– Включи.

– Зачем, будем приземляться, включу.

– Вик, я не полечу с тобой. Там отец уже ждет.

– Стой, – почему-то ощущение, что в меня снежком кинули. Холодно не стало, скорее наоборот, лицо загорелось. – Ты же сказал, самолет твой друг пришлет.

– Именно. Но я сообщил об этом твоему отцу, и он решил встретить тебя сам.

Я отворачиваюсь резко, как от пощечины. Смотрю туда, где вдалеке вижу смутные очертания людей в форме. А Марат. Он просто хотел поскорее избавиться от меня. Потому что я проблема.

– Слабак.

– Что?

– Ты слабак! – поворачиваюсь к нему и вздёргиваю подбородок. – Ты хочешь меня, я нравлюсь тебе, как человек нравлюсь! Но ты слишком слаб, чтобы даже попытаться построить со мной отношения. Ты слабак и не достоин меня. Потому что не вывезешь такую как я. Ты слабак и слабаком помрешь, твой удел та серая мышь из отеля, с ней тебе будет очень просто.

Последние слова уже кричу, а он вдруг мой рюкзак забирает и, бросая его на пол, выуживает телефон.

– Эй, отдай! – прыгаю вокруг него, но бесполезно, он поднял руки и, включив телефон, номер свой в него забивает. – Марат! Я все равно тебе никогда не позвоню, зачем…

Он возвращает телефон, впечатывая его мне в грудь.

– Просто позвони, если будет нужна помощь.

– У меня отец генерал, – возвожу руки к небу. – Какую ты… Ты… Можешь мне помощь оказать? Двери открыть? Или на кнопку лифта нажать?

– Пока, Вик, – отстраняет он руку и собирается отвернуться и уйти, а я что, а мне надо сделать хоть что-то, чтобы он запомнил меня. Потому что он не возьмет трубку, потому что он никогда не придет мне на помощь.

С ревом бросаюсь на него, разворачиваю ударом и прыгаю так, чтобы ногами его бедра обхватить. К губам каменным прижимаюсь. Смело. Дико. Как никогда не делала. Ненавижу поцелуи, но сейчас мне это нужно. Нужно его коснуться, запомнить его вкус, потому что я никогда не увижу его больше, потому что я для него проблема.

Ну давай же, истукан, чувствуй, чувствуй меня! Ты же живой, я знаю.

И через несколько секунд борьбы мой камень сдается. Впускает мой язык и щелкает по нему своим, включаясь в жестокую игру. Это не поцелуй. Это просто выплеск эмоций. Моих. Его, столько сдерживаемых. Мы не целуемся, мы рвет друг другу души, прекрасно понимая, что даже близко не созданы друг для друга.

Он первый меня отталкивает. Буквально отрывает от себя, но вижу, как его ломает, как глаза горят, впервые со встречи.

– Хочу, чтобы ты меня запомнил, Марат. Запомни меня. Сравнивай всех со мной.

– Да как тебя забудешь, – отпихивает грубо и уходит. Просто растворяется в раскаленной жаре, стремительно становится миражом. А я закрываю глаза и реву, реву, реву, как никогда не плакала.

– Доча! – меня поднимают с асфальта сильные руки отца. Он не большого роста, но очень коренастый. – Что он тебе сделал? Обидел? Почему ты ревешь?

Я головой качаю, говоря про себя, что просто люблю его. Люблю, как никогда и никого не полюблю. Потому что первая любовь, безнадежная любовь, она самая сильная.

Истерика никак не проходила, пока меня несли в самолет. А там уже смогли меня уложить и даже успокоительное поставить. Кажется, это уже норма меня таким способом успокаивать.

Первый раз, когда мама ушла, а я рыдала несколько часов, не переставая. Папа не справился и пригласил доктора. Наверное, он был прав? Как еще ему было поступать?

Потом, когда переезжали, сама не знаю, почему тогда рыдала. Вроде с войны уходим, но мне казалось, что, если там останусь, мама вернется. Я так хотела ее дождаться, очень хотела верить, что мы сможем сохранить подобие семьи.

Потом, помню, у меня месячные начались. И так страшно стало, словно меня ранили. Прошлое и крики раненых вернулись, на меня накатило, а тут отец, как обычно, с волшебным укольчиком. Ну а что – ему можно.

Как было бы просто всем родителям, имей они такие полномочия.

Последний раз я помню лет в пятнадцать. Я тогда узнала, что мама, оказывается, давно мертва и уже точно никогда не вернется. Отец меня обманывал так долго. Как я могла это спустить на тормозах. Про них и забыла, когда машину отцовскую угнала. Водить меня он сам учил, за что потом и поплатился. Чудом звания не лишился, когда я в другую машину врезалась на трассе. Он меня тогда от скандала очередным уколом спас. Спаситель хренов. Мне так хотелось перед людьми извиниться, которые из-за меня пострадали, но разве папа дал?

– Живы, – сказал он тогда. – И ладно…

После этих успокоительных я всегда как кот под валерьянкой.

Вот и в этот раз еще месяц хожу вялая. Не понимаю ни фига. Я Вика Даниленко, я девушка Камиля вроде, я дочь генерала. Только вспомнить не могу, почему опять накаченная. Кажется, словно в тумане брожу. Ежиком. Медведя своего ищу. Только не понимаю, кто он и где он. Медведь мой. Сериалы дурацкие смотрю, с Камилем через раз общаюсь. Странно это все. И отец какой-то добрый, понимающий, ненастоящий. Эмоции кто-то отрезает и рядом складывает, как одежду, пока не проснусь.

Глава 10

– Вик, давай живее, – там все уже ждут. – Сегодня Леха Гром катается. Знаешь же, сколько я в него вложил.

– Знаю, – он уже все уши прожужжал про этого Леху. Давно в гонки вкладывается. Вечно ему неймется. Однажды точно перестанет на шее отца сидеть. А я когда-нибудь освобожусь?

– Вик…

– Да иду я, – наношу последние штрихи. Стрелки. И на себя в зеркало смотрю. Кукла. И вроде все обычно, только не понимаю, почему кажется, словно чужая. Не такая. Даже отражение свое почти трогаю, словно проверяю. Потом комнату осматриваю, пытаюсь понять, да что же, собственно, не так, когда все так же. Камиль. Только мы теперь не пара. Потому что он мне изменил вроде как. Но я, убей, не помню подробностей.

– Вика-а, – уже бесится Камиль, с кровати моей встает. – Детка, ты шикарная как обычно, ничего нового в зеркале ты не увидишь.

– Точно, – подхватываю сумку, телефон, невольно смотрю на входящие. Словно жду чего-то…

– Вика, блять, ты чего такая заторможенная?!

– А кто бы знал… – все-таки выходим из дома, садимся в его машину, а меня раздражение накрывает. Что-то не так. Да все не так.

Мы в разговорах ни о чем по ночной Москве катимся. Приезжаем на нелегальную трассу. Ну как нелегальную. Конечно, менты в курсе. Просто лапы у всех по локоть в меде. Как у мишки.

Какого еще мишки?

Тут тебе и Никита с Надей, и Артур с Дианой своей. Он теперь везде ее таскает. Самое дерьмовое, что я общаюсь с ними на автомате. Словно робот. Все вроде так же. А что-то не так.

– О, Викуся, привет! – Надя меня обнимает, пока парни к тачкам уходят. Смотрю, Диана теперь за ней как хвостик, в рот заглядывает, но что интересно, выглядит так же убого. Эти водолазки с сарафанами просто жесть. Но не мое это дело. Вообще все это словно не мое.

– Ты Камильчика простила?

– Друзьями пока вроде решили остаться, но он все равно везде со мной…

– Ну а как такую одну оставить, – смеется она, – уведут ведь.

– Ты поэтому Никитку одного не оставляешь? В себе не уверена?

Зачем я это сказала? Ну вот зачем.

– Я в себе уверена, просто Никита хочет видеть меня рядом круглосуточно. Он даже думает квартиру в городе купить, чтобы нам не прятаться по отцовским домам.

– Здорово, что мы можем себе это позволить, верно?

– Вик, ты чего? – Надя глаза округляет. Ну да, негоже золотым деткам о деньгах разговаривать. Но, кстати, Камиль постоянно о них думает. Вот и сейчас потирает ручки в надежде на куш от гонки.

Нахожу в толпе взгляд Камиля, который о чем-то болтает с гонщиком.

Камиль и правда меня осматривает, беспокоится. Я улыбаюсь ему привычно. Как обычно.

Мне нравится, что от моей улыбки и его лицо осветилось. Потом к нему подошла девочка в одних коротких шортах и лифчике, которая должна дать старт гонке. Она ластится к Камилю, и он обращает свое внимание на нее. Наверное, я ревновать должна, ведь, судя по знакам, именно он ее сюда притащил, потому что трахает. Ревновать должна, а мне пофиг. Все равно ему секса от меня не обломится. Мое либидо крепко спит, лишь иногда дрыгая во сне лапками как собака.

Она отошла, чтобы бюст свой оголить, а Камиль ко мне пристроился.

– У меня с ней ничего нет, – шепчет он мне на ухо, пока сзади обнимает. Понять не могу – зачем он врет? Ну да ладно. Гонка началась, а толпа такая, что ничего не видно.

– Хочешь ко мне на плечи, Викуль?

– О да, – почему-то подняться в воздух хочется сильнее, чем смотреть, как гоняются мальчишки. Камиль садится и предлагает мне забраться на него. Не забывает придержать за ноги, не забывает полапать как следует.

– Вик, какие у тебя ноги, – гладит он их, а я за волосы его кудрявые дергаю.

– На дорогу смотри, там твой гонщик чудеса вытворяет.

Он и правда держится впереди, обгоняя всех на поворотах. Совершая очень опасные маневры. Псих, не иначе.

И кто бы сомневался, что он выиграет.

– Пойдем, – спускает меня возбужденный Камиль. – Познакомлю вас. Если он так и будет кататься, то вскоре я сам, без помощи отца, смогу сводить тебя в кино.

Почему-то смешно становится. Это его желание быть подальше от отца. Но и отказаться от благ, которые ему доступны, он не спешит.

– Ну ты молоток! – Камиль обнимает нашего ровесника примерно моего роста. Тот улыбается Камилю, но, завидев меня, перестает. И я знаю почему. Я узнаю его. Я узнаю эти глаза-бритвы главаря банды, которая напала на кафе, где мы с Маратом хотели перекусить.

Марат!

– Марат, – не могу сдержать стон, смотря, как перед глазами расплывается от слез все. Бандит стоит – не двигается, а Камиль не понимает ничего.

– Это не Марат.

– Да знаю я! – радуюсь так, что эмоции заставляют задыхаться. На меня накатывает очередной приступ, но беру себя в руки. Сейчас нельзя расслабляться. Сейчас нужно доехать домой и позвонить Марату. Помощи попросить. Неважно какой. – Мне позвонить надо.

– А телефон твой где? – смеется Камиль, кивая бандиту, на которого мне наплевать. Главное, что я вспомнила. Да как я вообще могла забыть?!

Я достаю телефон, отходя в сторону, подальше от шума, от газующих машин и начинаю среди череды контактов бесполезных в моей жизни людей искать тот самый. Главный.

Смешно.

Контакт, который так и не произошел.

«Марат». Его номер на месте. И я смотрю на сверкающие черные цифры на белом фоне как ученый, который наконец обнаружил новый вид растения или животного. Так, словно меня в скором времени ожидает как минимум мировая слава, а как максимум вечная жизнь. Господи, как в груди-то горячо. И как страшно, словно прыгать предстоит головой вниз с высотки. Но, несмотря на эмоции, я делаю глубокий вдох и смело нажимаю вызов.

Так же смело, как целовала Марата в жаркий летний день. Словно погружаясь в прохладу чистейшего озера.

Гудок. Давай же.

Еще гудок. Пожалуйста, возьми трубку. Скажи, что ты не забыл меня.

Пальцы покалывает.

Кожа огнем горит.

Вот рту пересохло.

Но ответа нет.

Интересно, он остался на море?

У него там дом? Или он из Москвы?

Будет, конечно, неудобно переезжать, но вуз можно найти и в Краснодарском крае – поближе к нему.

Я упорная, знаете.

Я не обижаюсь, не удаляю номер, я продолжаю звонить.

Снова и снова.

Отмахиваться от Камиля, который зовет меня в гущу событий, не обращаю внимания на главаря шпаны, ставшего новым проектом Садырова. Я просто звоню. Еще. И еще. И когда я уже отчаиваюсь, когда собираюсь задохнуться от боли и разочарования, на том конце провода слышен звук поднятой трубку. Треск. Дыхание.

Он забыл меня за месяц?

Я даже опешила.

Он просил звонить, только если о помощи просить. А о какой помощи?

«Приезжай, я не могу без тебя».

Марат, наверное, рассмеется.

«Приезжай, я сломала ноготь?».

Да нет, у меня они не ломаются.

«Приезжай, мое тело в огне.».

Реально, сказать, что у меня температура, отравление, я умираю. Пускай долг отдает, приезжает лечить.

«Ага, а в Москве нет врачей?», – спросит он.

Господи, что я ему скажу?

И внезапно, когда я прокручиваю мысленно наш диалог, слышу взрослый, женский голос. С довольно выраженным татарским акцентом. Я его ни с чем не спутаю.

– Кто говорит? Алло?

– Здрасьте… – как неудобно-то.

Может, он номер не тот записал? Или написал чужой. А что, вполне в его духе. Хотя нет. Марат не станет обманывать.

– Кто говорит? – голос почти каркающий, немного раздражающий.

– А можно Марата Балаева?

– А нет его. На службе он, – слышу в голосе слезы. Почему на службе? Разве у него не было планов? Он же говорил о планах. Может, отложил? – Позвоните через пять месяцев, если он, конечно, вернется.

Она кладет трубку, а я упрямо перезваниваю снова. На этот раз не приходится ждать пол часа и мерзнуть в своих коротких шортах.

– Простите, а почему он телефон не взял?

– Да не успел он! – и теперь почти вой в трубку, меня до костей пробирает. Месяц в коматозе. Что я пропустила? – Пришли эти генеральские и уволокли его.

– Почему уволокли? За что? – я ничего не понимаю.

– Да кто ты такая и почему я тебе должна… – и тут она замолкает, а у меня по коже мороз. Затишье такое, как перед взрывом. – А я ведь узнаю твой голос. Ты же Даниленко Вика?

Мне не хочется отвечать. Это жуть как пугает, когда кто-то знает твой голос настолько, что запоминает имя. Но может Марат рассказывал?

– Да, это я. Так почему Марата уволокли. Что с ним.

– Ах ты дрянь малолетняя! – заорала она вдруг в трубку, и я острее слышу акцент. – Ты еще спрашивать смеешь?! Мой сын из-за тебя, суки, погибнуть может, а ты спустя месяц спрашиваешь за что?

– Спрашиваю, – шепчу в трубку. Страшно-то как. До ног онемевших. В смысле погибнуть?

– Ты, тварь, сказала, что он тебя изнасиловал, и его забрали в тот же день. Предложили выбор: или тюрьма, или служба. А он даже не отнекивался, хотя я знаю, что мой сын никогда с такой, как ты, не стал бы связываться. Мой сын ненавидит тебя. Да и как такую, как ты, любить-то можно?

Рука падает, словно телефон стал на несколько кило тяжелее.

Смотрю вперед, в темноту ночной улицы и не верю в то, что услышала. Не может быть. Я не могла. Да, я грозилась. Но не могла. Весь этот месяц как в тумане. И я пытаюсь найти там хоть отголосок того, что я сказала отцу.

Но точно не про насилие. Не могла.

А вот про то, что люблю, сказать могла. Могла.

Глава 11

Я задыхаюсь. Воздух, который только что был свежим, становится густым, заполняющим легкие. Я сжимаю в руке телефон, смотря вперед и ничего не видя.

– Вик, – зовет меня Камиль, трогая за руку. – Что случилось, на кого ты кричала?

– Камиль! – поворачиваюсь, впечатываясь в его грудь, пока по щекам слезы градом. – Отвези меня домой. Срочно! Мне нужно с отцом поговорить!

Камиль разглядывает меня, но быстро соглашается. Наверное, на лице написано отчаяние, в котором я захлебываюсь.

Кусаю губы все то время, что мы в пути. Камиль автоматной очередью задает вопросы о том, что случилось, но я даже не знаю, с чего начать, даже не знаю, как ему сказать. Что другого люблю? Что из-за моей истерики его могут убить? У Марата планы были, а я разрушила все.

– Вика! – не отпускает меня Камиль, никогда еще не был этот балагур таким серьезным. – Ты меня реально уже пугаешь. Сначала амебой ходила, а теперь словно проснулась. И вместо того, чтобы на меня внимание обратить, рвешься к отцу, про какого-то Марата треплешься. Что, блять, происходит?!

– Камиль, – рукой по его колючей щетине провожу. Все-таки красивый он, не удивительно, что за ним девчонки увиваются. Только вот ревности во мне это никогда не вызывало. А с Маратом… – В общем, нам стоит остаться друзьями.

Он не успевает рот открыть, как я целую его в щеку и выпархиваю из машины бабочкой, а вот в дом несусь опасным шмелем, готовым поразить одного старого жука.

– Папа, – хлопаю я дверью, но никто не отзывается. Только Вера из кухни выглядывает. Эта женщина вообще когда-нибудь отдыхает? – Где отец?

– В кабине, чай пьет с майором полиции…

Последнее она уже в спину говорит, потому что я мчу к кабинету. Раскрываю его, разве что не пинком.

– Пап!.. Здрасте, – отдаю дань вежливости толстопузому майору Обуховскому. Моего отца благо не так сильно разнесло. – Пап, поговорить надо. Срочно.

– До утра подождет, выйди.

– Я сказала сейчас! – перехожу на фальцет, стягивая с себя вежливость. – Пожалуйста, пап.

Он поворачивается к Обуховскому с застывшей улыбкой.

– Молодежь она такая. Наверное, опять ноготь сломала. Я сейчас.

Мне даже жаль его. Для него внешнее благополучие важнее меня. Даже странно, что он снова не женился. Ради приличия.

– Вика, – дергает меня отец в библиотеку, что по соседству. – Ты разве не видишь, что я разговариваю. Подождать не могла?

– Не могла. Где Марат?

– Что? Какой…

– Балаев, Пап, не тупи. Ты что с ним сделал?

– А с чего такой интерес к этому подонку? Он тебя…

– Не трогал он меня. Неужели я сказала, что он меня насиловал?

– Не сказала, – признает отец, а меня как током бьет. Что это значит? А откуда выводы такие? – Но на твоем обессилившем теле были синяки и кровоподтеки. Ты вела себя как дикая, а Марат давно на тебя зуб точит. Я, конечно, сам виноват, что за тобой его отправил. Но он был в том районе, и давно мне должок хотел отдать.

– Постой, постой, не понимаю ничего, – я даже руку к шее прижимаю, словно там воздуха больше станет. – Какой зуб он на меня точит. Из-за чего?

– Вик, сейчас совсем не время.

– А накачивать меня психотропными время? Что мешало тебе поговорить со мной, а не делать дурацкие выводы! – ору в его каменное лицо. – Говори сейчас же! Какой зуб?

– Помнишь, в пятнадцать ты с машиной столкнулась? – нет, нет, меня сейчас на части порвет.

– Помню! При чем тут Марат!

– Он в машине был. С матерью и отцом. Сам, конечно, гнал, а тут ты. В общем, отца не стало, а мать в инвалидное кресло села.

– Ты врешь… Я не могла. Ты сказал, что все выжили, ты сказал, – виски от боли сжимает, почему Марат ничего не сказал, почему…

– Тогда все выжили, отец в коме еще месяц провел. Все счета за лечение на мне были. Мать его на ноги тоже я поставил. И его по контракту служить, чтобы не вертелся около тебя.

– А он вертелся, – слезы по щекам, руки на сердце. А стучит-то как…

– Еще как. Ты, считай, отца его убила, он так думал. Молодой, горячий. Но я его из точки горячей вытаскивал не раз, так что мы с ним крепко повязаны. Но он недавно сказал, что хочет со службы уйти, вот я и попросил об услуге, последний раз, так сказать.

– Пап, ты что наделал-то? Он же не трогал меня. Я ходила, как кошка вокруг него, – бью кулаками грудь круглую. – А он не пальцем. Я ведь даже сама его поцеловала. Папа! Папа! Вытащи его. Сейчас же, звони и вытащи.

Отец трет лицо, потом затылок чешет.

– Нет пока с ними связи. Через недельку появится, я, конечно, подсоблю…

– Папа! – ору я на него. – Ты невинного человека на смерть отправил. Там мать убивается!

– Завтра сделаю все, что могу, а теперь иди спать. Живо, сказал, – я знаю этот взгляд. С таким взглядом отец всегда за ремень брался. И я отшатнулась.

– Дочь…

– Я спать. Завтра поговорим.

Только вот я, конечно, не поговорила. Первое, что я сделала, это Камилю снова позвонила. У него есть несколько знакомых хакеров, а у меня есть доступ к военной базе. Мне нужно найти Марата. Поехать к нему. И вот тогда отец точно его вытащит. Без вариантов.

А насчет моей вины в смерти отца его. Мне очень жаль, я даже не знала ничего. И я скажу ему об этом. И своим спасением смогу загладить свою вину. А потом скажу, как сильно люблю его и в покое оставлю.

Любить, конечно, не перестану. Особенно теперь, зная, как давно на самом деле нас связала судьба. Ведь я могла врезаться в кого угодно, в то же дерево или фуру, но почему-то судьба столкнула меня именно с его машиной. С его семьей, заставила вызвать в нем ненависть ко мне.

И будем честны, он не слишком успешно справился с задачей меня ненавидеть.