Жизнь и её винтики. Рассказы

– Что у вас тут происходит?

– Ничего, мы просто разговариваем, – быстро ответила Дашка и грубо пихнула Наташе в руки её шляпку.

Светлана Михайловна, конечно же, всё поняла. Она подошла к Наташе и ободряюще приобняла её за плечи, окутав сладким облаком духов.

– Девочки, – примирительно сказала она, – Наташа просто переволновалась, и мы с вами должны поддержать её в этой ситуации, а ни в коем случае не осуждать. Знаете, когда я была маленькой, чуть помладше, чем вы сейчас, со мной случилась точно такая же история, даже хуже.

Девочки приготовились слушать, а у Наташи от горячей благодарности к учительнице, такой горячей, что до боли обожгла всё внутри, предательски задрожал подбородок и выступили слёзы. Она ещё ниже опустила голову в надежде, что одноклассницы ничего не заметят.

– Родители отдали меня в школу искусств на пение, – продолжала Светлана Михайловна, – преподаватели хвалили, сначала в детский хор меня поставили, а потом решили сольную песню дать. На репетициях я пела прекрасно. Но вот пришло время выступления, я вышла на сцену и, увидев, как много людей смотрит на меня, так жутко перепугалась, – тут она улыбнулась своим воспоминаниям из детства, было видно, что сейчас они кажутся ей забавными, – ведущий объявил меня, музыка заиграла, люди песню ждут, а я головой мотаю и говорю: «Нет, не буду петь. Я передумала!». И всё это в микрофон. Ну, тут весь зал грохнул от хохота. Я убежала со сцены, только пятки засверкали.

– А потом что? – заволновались девочки.

– А потом на следующем концерте я пересилила свой страх и спела. И после этого у меня было ещё много выступлений и вокальных конкурсов, где я занимала призовые места. Так что… – она потрепала Наташу по плечу, – не зря же народная мудрость гласит «первый блин комом».

Наташа хоть и совладала со слезами, но не утешилась, ей совсем не стало легче от того, что её первое дефиле превратилось в скомканный блин. Ведь ни у кого не превратилось, только у неё одной. И почему она родилась такой несчастной? Только всем всё портит. И места из-за неё никакого не заняли. И у мамы жизнь не сложилась. Поехала бы в город, устроилась бы там, встретила бы человека. А куда она поедет, на кого её, Наташу, оставит? Вот и платья единственного своего лишилась. А она даже выступить нормально не смогла.

Когда Наташа приплелась домой, мамы не было, она уже ушла на дойку. На столе вместо привычной записки с указанием что-то сделать лежала плитка шоколада.

Перед тем как переодеться, девочка ещё раз посмотрела на себя в зеркало. И с чего она взяла, что платье сидит на ней идеально? Оно висело на её худой фигурке криво и несуразно. А шляпка, потемневшая от пыли и долгого времени, проведенного в захламленной кладовке, выглядела так, как будто ей уже больше ста лет.

Наташа сняла наряд и, небрежно свернув, засунула в дальний угол на своей полке в шкафу. Даже не прикоснувшись к шоколадке, забралась с ногами в продавленное, давно уже не мягкое кресло, и прикрыла глаза. Как она, оказывается, устала за всё это время!

– Ну, как всё прошло? – первым делом поинтересовалась мама, вернувшись с работы.

Наташа посмотрела на неё, худую, маленькую, уставшую, и подумала, что незачем ей знать, какая у неё трусливая и неуклюжая дочь.

– Нормально, – ответила нейтральным тоном.

– А что девочки сказали про платье?

Наташа знала, что говорить неправду – нехорошо. Но разве будет хорошо, если она скажет такую правду?

– Они сказали: «Какое красивое платье! За сколько вы его покупали?» – само собой слетело с языка.

Совесть ущипнула её где-то в животе.

– Правда?! – обрадовалась мама. – А ты что?

– Я сказала, что ты сама его сшила.

– А они что?

– Удивились. Даже не поверили сначала.

Мамино лицо просияло. В доме стало светлее, как от дополнительной лампочки. И в душе у Наташи тоже стало светлее.

«Ну что ты щиплешься? – спросила она у совести. – Кому станет плохо, если у моей мамы в жизни будет на одно огорчение меньше?»

Совесть притихла. Ей нечего было ответить.

Сложный уровень

1.

Ирина вынимала тарелки из шкафчика над мойкой и, аккуратно обёртывая желтоватой газетной бумагой, складывала в коробку. Послезавтра её семью ожидало грандиозное событие – переезд в собственную двухкомнатную квартиру в городе. И Ирина радовалась, но вяло, короткими вспышками. Было одно обстоятельство, которое мешало радоваться как следует.

– Мама! – вбежал в кухню встревоженный Никитка и, ещё не зная причины, Ирина почувствовала, как тревога сына передаётся ей, обвивает плечи, скользит по спине холодной змейкой.

– Что?!

– Там милиционер… К нам подъехал! Просит, чтобы ты вышла!

«Полиция? К нам? Зачем? Что-то с Сергеем? Или Никитка что-то натворил? – вихрем пронеслось у Ирины в голове. – Да нет, не может быть!»

Она поспешила к нежданному гостю, еле сдерживаясь, чтобы не поддаться панике раньше времени. Никитка, возомнив себя хозяином в отсутствии отца, деловито шагал следом. С одинаковым испугом в одинаковых круглых карих глазах, оба темноволосые, короткостриженые, похожие друг на друга, как два подберёзовика на картинке, они вышли за ворота.

– Здравствуйте. Участковый Потапов, – вежливо представился полицейский. – Мне нужно задать вам несколько вопросов о ваших соседях.

На мгновение Ирине полегчало.

– Хорошо, задавайте, – разрешила растеряно, а в голове уже конвейером текли предположения о том, что могло произойти у соседей.

Подрались? Украли что-то? Может, Кольку за какие-нибудь прошлые дела разыскивают?

– Можно пройти в дом? Так будет удобнее.

– Конечно, проходите.

В прихожей она суетливо огляделась, решая, куда лучше провести участкового. Обычно гостям предлагалось пройти в зал, но сейчас зал был заставлен коробками и мешками, палас свёрнут, на полу бледнел матовый прямоугольник въевшейся пыли. Только книжный шкаф пока стоял неразобранным.

– Пойдёмте лучше на кухню.

На кухне ещё почти всё находилось на своих местах.

– Переезжаете? – поинтересовался участковый, усаживаясь за стол и доставая из папки какие-то бумаги.

– Да. В город.

Никитка, как приросший, стоял рядом. Ирина хотела отправить его в комнату, но участковый вмешался:

– Пусть останется, – и, словно кувалдой по столу, обрушил свой первый вопрос: – Когда вы в последний раз видели сына ваших соседей Новосельцева Антона?

«Что-то с Антоном? О, Господи!»

– Вчера, – ответил Никитка.

– В какое время?

– Днём.

– Где ты его видел?

– Здесь.

– Он приходил к вам?

– Да.

– Чем вы занимались? – полицейский был предельно терпелив и осторожен, как ищейка, идущая по едва уловимому следу, который в любое мгновение может оборваться.

– …Ничем, – Никитка осип от волнения.

– Он приходил подстригаться. Перед выпускным. У него вчера выпускной был, – торопливо пояснила Ирина и взмолилась: – Да скажите наконец, что случилось?

– Пропал парень. После выпускного не вернулся домой.

Часы над столом показывали шесть вечера. Прошли уже целые сутки.

– Его родители сказали, что он дружил с вашим сыном и часто бывал у вас, – продолжал участковый. – Вы не замечали ничего подозрительного в его поведении в последнее время? Он не говорил, что хочет поехать куда-нибудь?

Ирина ничего такого не помнила и с надеждой посмотрела на Никитку. Тот испуганно замотал головой.

Участковый спрашивал и спрашивал.

– Он рассказывал об отношениях с родителями? Может, у них был какой-нибудь конфликт недавно? Может быть, у него были проблемы в школе? У него не было девушки, с которой он мог поссориться? Он никогда не заговаривал о суициде?

Ни на один вопрос Ирина с сыном не смогли дать вразумительного ответа. Участковый записал их скудные показания и ушёл, оставив номер телефона на случай, если что-то вспомнится, и жуткую, пробирающую до костей тишину.

Никитка сел на его место и понуро опустил голову.

– Ты точно ничего не знаешь? – строго кольнула его взглядом Ирина.

– Говорю же: не знаю! – буркнул он.

Ирина опустилась на табурет напротив сына. За спиной громко гудел холодильник. Часы чёткими хладнокровными ударами отсчитывали: «Ан-тон, Ан-тон…»

Что с ним могло случиться? Он должен был вернуться домой сразу после торжественной части. В клуб с одноклассниками не собирался… И тут Ирину пронзило воспоминание: вот он сидит на стуле перед зеркалом, обёрнутый парикмахерской накидкой. Светло-русые, жёсткие волосы непослушно топорщатся на макушке, свисают на уши. Со спины ему не дашь пятнадцати. Ирина берёт в руки расчёску и встречается с его зелено-карими глазами в зеркале. Их выражение неожиданно пугает её, она отдёргивает взгляд и спрашивает у мелких веснушек, едва-едва проступающих на его носу:

– Как будем стричься?

– Как-нибудь, – говорит он. – Мне всё равно.

– Полубокс пойдёт?

Он кивает и добавляет ворчливо:

– И зачем придумали эти выпускные? Как будто нельзя просто отдать аттестаты и всё.

– Как зачем? – не соглашается она. – Вы шли к этому девять лет, это итог пути, он должен стать памятным. Тем более, некоторые ребята уйдут из школы.

– Я бы тоже ушёл, – вздыхает он.

Она выбирает подходящую насадку для машинки и прежде, чем включить, снова цепляется за его взгляд в зеркале. В нём столько страдания, бездонного и откровенного, что у неё снова не хватает сил его выдержать.

– А вы не пойдёте к нам на выпускной? – вдруг спрашивает он.

– Я? – удивляется Ирина. – Как-то не собиралась…

…Воспоминание растеклось в груди тупой болью. Это надо же быть такой слепой! Ведь он так смотрел, потому что пытался что-то сказать ей! Может, он тогда уже знал, что не вернётся вечером из школы? Зачем-то же он спросил, пойдёт ли она на выпускной.

2.

Антон появился в их семье прошлой осенью. Именно так: в семье. Ирина хорошо помнила тот день. Солнце поливало мир ласковой грустью, и весь дом был наполнен спокойным, золотистым, как вода в пруду, воздухом. Она приготовила обед и ждала Никитку из школы. К её неудовольствию, он пришёл не один.

Ирине не нравилось, что сын общается с соседским мальчиком. Во-первых, тот учился уже в девятом классе, а Никитка ещё в шестом. Во-вторых, чему может научить старший товарищ из неблагополучной семьи, кроме как пить, курить и ругаться матом? Её материнское сердце очень боялось, что такой друг будет плохо влиять на Никитку. И вот пожалуйста – он привёл его домой.

– Мам, – извиняясь, но глядя твёрдо и упрямо, произнёс Никитка, – Антон посмотрит у нас домашку по информатике, ладно? Им просто скинули её в «Дневник.ру», сказали там взять. А у него сейчас нет инета.

– Здравствуйте, – вежливо кивнул Антон.

– Ну проходите, – разрешила Ирина, не скрывая, впрочем, что не рада такому гостю.

Раньше Антон с матерью и отчимом жил в городе, а соседкой Ирины была старенькая, тихая бабушка – баба Тоня. Они прожили в соседях двенадцать лет, и десять из них баба Тоня ждала своего без вести пропавшего сына Кольку.

– Вот Колька приедет… – часто повторяла она, возлагая на него большие надежды, дескать, он и ворота поправит, и забор поменяет, и крыльцо починит.

Люди, которые помнили Кольку молодым, в его возвращение не верили. Говорили, он был отчаянным драчуном, выпивохой и неутомимым искателем противозаконных приключений. Но года два назад он неожиданно объявился, постаревший, потрёпанный жизнью, обросший, худой, сутулый, без левой руки – обморозил, и врачи ампутировали её по самый локоть. Отлежавшись у матери, он отправился обратно в город. Сельская жизнь была слишком тягостна для него.

С матерью Антона он познакомился, когда лежал в больнице. Она работала там санитаркой. Говорили, она сошлась с ним только из-за пенсии, иначе зачем бы он был ей нужен, старый и без руки. Про него говорили, что он сошёлся с ней от безысходности, иначе зачем она ему, гулящая и «с довеском».

В городе они снимали комнату. На что-то лучшее средств не хватало. Уживаться втроём на пятнадцати квадратных метрах было непросто, поэтому, когда баба Тоня умерла, они решили переехать в деревню.

Новоселье отпраздновали так грандиозно, что перепугали пол-улицы. Колька наприглашал друзей юности, полночи у него в ограде рычала и хрипела музыка, потом музыка сменилась басистыми мужскими криками, пронзительным женским визгом, треском, глухими ударами, звоном стекла. Кто-то вызвал полицию…

Ирину трясло до самого утра, даже после того, как полиция усмирила празднующих и стало тихо. «Вот это соседи! – думала она. – Нет, надо поскорее уезжать отсюда!»

Они с Сергеем давно уже задумались о переезде и усиленно копили на квартиру в городе. Сергей работал на севере, уезжал из дома на три, на четыре месяца, а бывало, и на полгода. Из заработанных им денег на жизнь они брали необходимый минимум, остальное заботливо прикладывали. Ирина тоже немного «калымила» парикмахером на дому.

Общаться с новыми соседями у неё не возникало никакого желания. Подобных празднеств больше не повторялось, но время от времени из их ограды или огорода доносилась такая истеричная, отборная брань, что первое время Ирина пугалась, а потом привыкла, когда поняла, что для них это в порядке вещей.

Однажды Колька сделал попытку познакомиться. Это было в начале сентября, когда вся деревня высыпала в огороды копать картошку. В воздухе стоял смешанный запах земли и прелой ботвы, весело гремели вёдра. Ирина докопала рядок, подняла голову и увидела, что к ней направляется Колька, огромными сапожищами распинывая по сторонам лежавшую на пути ботву.

– Привет, соседка! – развязно поздоровался он и хитро сощурился, наверное, хотел таким образом произвести впечатление. – Ну чё, нормальный картофан уродился?

– Нормальный.

– И у нас ничё. Вишь как, садила мать, а копать пришлось мне… А ты чё одна-то с мальцом? Чё помощника не заведёшь?

Ирина отвечала вежливо, но односложно и с холодком, как будто выстраивала из слов забор, огораживая от Кольки свою территорию.

– Чё-то ты неразговорчивая… – вздохнул он, ловким движением руки вытряхнул из пачки в рот сигарету и пошёл обратно, покачивая пустым рукавом.

С матерью Антона Ирина близко не сталкивалась, видела её только на расстоянии: в огороде или когда та проходила мимо окон. В облике новой соседки проскальзывало что-то грубое, хамское, отталкивающее. Она напоминала озлобленное животное, которое, не раздумывая, укусит, если протянешь к нему руку.

…Прошло уже достаточно времени для того, чтобы посмотреть домашнее задание. Ирине хотелось поскорее выпроводить гостя. Она решительно направилась в зал, где в углу между окном и диваном ютился компьютерный стол, уверенная, что «Дневник.ру» – это всего лишь предлог, и на самом деле он уже вовсю сидит в каком-нибудь «ВКонтакте» и строчит своим сомнительным друзьям сообщения.

К её удивлению, компьютерный стол пустовал. На полу, прислонившись «плечом» к дивану, валялся школьный рюкзак с надорванной лямкой. Его хозяина Ирина с ещё большим удивлением обнаружила у шкафа с книгами. Слегка склонив голову набок, он увлечённо рассматривал книжные корешки.

Читать Ирина любила безмерно. Её читательские предпочтения были широки, она и классику уважала, и за современной литературой старалась угнаться. Вся домашняя книжная коллекция была собрана до того, как они с Сергеем начали копить на квартиру, когда она ещё могла себе позволить тратиться на книги. Сейчас ей приходилось довольствоваться электронными версиями в интернете да сельской библиотекой с её скудным, устаревшим фондом.

Антон заметил на себе взгляд Ирины и отошёл от шкафа, как ей показалось, с некоторым сожалением.

– Хорошая у вас библиотека, – сказал, поднимая с пола рюкзак.

И она почувствовала, как её неприязнь к этому парнишке сменяется любопытством.

Когда Никитка привёл Антона в следующий раз, Ирина встретила его более благосклонно. Она даже спросила, нравится ли ему в деревне.

– Вы знаете, во всём можно найти плюсы и минусы, – было видно, что он уже раздумывал над этим вопросом, и как будто даже обрадовался, что нашёлся человек, с которым можно поделиться размышлениями. – Плюс деревни в том, что здесь есть огород и можно выращивать бесплатные овощи, в то время как в городе нам их приходилось покупать. Ещё один плюс в том, не надо платить за жильё. И самый главный плюс – это то, что у меня здесь есть своя комната.

Да уж, после проживания в одной «клетушке» с родителями, которые постоянно ругаются и периодически устраивают посиделки с друзьями, собственная отдельная комната, наверное, кажется ему раем.

– А школа понравилась?

– Школа как школа, – задумался он. – В школе ведь главное – учителя. Учителя от моих бывших ничем не отличаются, такие же требовательные.

– А я думала, главное в школе – дети, – возразила Ирина и с интересом стала ждать, что он ответит.

– Ну да, дети тоже… Но это с какой позиции смотреть. Для нас, детей, главное в школе – учителя, потому что мы ходим туда учиться. Для учителей – дети, потому что они ходят туда учить нас.

Он говорил, а Ирина смотрела на него во все глаза. За внешней обыкновенностью, даже какой-то бесцветностью, в нём, кажется, скрывался довольно интересный собеседник. Этот мальчишка располагал к себе всё больше и больше. Теперь она поняла, почему Никитка так тянется к нему.

На этот раз Антону нужно было скачать презентацию по физике. Ирина оставила их на время, а когда вернулась, то вновь застала гостя у книжного шкафа. Он держал в руках раскрытую книгу, взволновано трепещущую страницами, и с жадным любопытством всматривался в неё.

– Любишь читать? – спросила она.

Он вздрогнул, как воришка, пойманный за поеданием украденного пирожка, и захлопнул книгу. Ирина узнала «Книжного вора» Зусака.

– Люблю.

Осторожно, словно книга была из тонкого хрусталя, он втиснул её на место и смущённо пустился в объяснения:

– Просто я много слышал об этом романе и начинал читать его, но прочитал только ознакомительный фрагмент в интернете, полностью нигде не смог найти. Увидел у вас – и стало интересно, много ли там ещё осталось.

– И как, понравилось тебе начало?

– Да, очень!

О, Ирина слишком хорошо знала, что такое история, затянувшая тебя. История, в которую ты погружаешься, как в иной мир, и не просто наблюдаешь за происходящим со стороны – ты живёшь в ней, дышишь её воздухом, чувствуешь запахи… И как не хочется тебе выныривать оттуда, когда приходится… И как бросаешься в неё снова, очертя голову, едва появляется такая возможность.

Она не могла остаться равнодушной.

– Если хочешь, можешь взять почитать.

– Правда можно?! – просиял он.

И сердце Ирины окончательно растаяло: разве может плохой человек так искренне радоваться книге?

Однажды она случайно подслушала их с Никиткой разговор. Тот разговор надолго запал ей в душу, как горячий уголёк в ботинок, который никак не вытряхнуть.

– Хорошо, когда у тебя такая мама, – сказал Антон.

– Какая – такая? – не понял Никитка.

– Понимающая.

– А твоя?

– Моя меня не понимает. Ругается, когда я читаю. Ну, не то чтобы ругается… ворчит. Говорит, лучше бы я спортом занимался или чем-нибудь другим, полезным.

Ворчит – это мягко сказано. Ирина была наслышана, какими словами мать Антона обычно выражала своё недовольство, и недоумевала, как у такой матери и в таких условиях мог вырасти совершенно непохожий на неё, удивительный ребёнок. Он напоминал ей тоненький побег, который случайно оказался в гуще сорняков и, не взирая на трудности, упрямо тянется к свету.

Ирина пробовала представить себе его жизнь, его холодные утра (почему-то они виделись ей холодными), когда он вставал в школу, не выспавшийся после ночных родительских посиделок. Его неуютные вечера, когда он прятался в своей комнате, как в бомбоубежище, от семейных ссор. И чем чаще он приходил, тем яснее она понимала: приходил погреться у очага, хоть и чужого, но источающего такое сладкое домашнее тепло.

Иногда он засиживался допоздна. Ирина кормила их с Никиткой ужином и ни о чём не спрашивала, хотя догадывалась, по какой причине ему совсем не хочется домой. Да и не было необходимости спрашивать его: обо всём, что происходило на их улице, она узнавала от Ольги Тарабановой, приятельницы, живущей через дорогу. У неё Ирина через день покупала молоко и в качестве бонуса получала подборку свежих новостей. Ольга обладала удивительной способностью быть в курсе всех событий.

От Ольги Ирина узнала, что мать Антона зовут Ленкой, что до Кольки у неё была уже целая уйма мужей, которых она, якобы, рассматривала исключительно как средство для выживания. Переехав в деревню и не найдя здесь работы, она решила устроиться дневной сиделкой в городе. Так тут делали многие, благо до города всего сорок с небольшим километров, можно утром уезжать и вечером возвращаться. В первый же рабочий день она встретила хороших знакомых и осталась у них ночевать. На том её работа и закончилась. Колька поставил ультиматум: либо сиди дома, либо собирай манатки и вали. Ленка выбрала первое.

В один из стылых ноябрьских дней, когда угрюмые тучи свисали до самых крыш и скупо роняли на замёрзшую землю белые крупинки, Антон пришёл какой-то напряжённый. Он был полон нервозного ожидания, часто бросал взгляд в окно, за которым холодный ветер гонял по дороге скрюченные листья, как злой кот несчастных мышей. Время от времени набирал чей-то номер, и телефон упрямо выдавал ему одну и туже металлическую фразу: абонент не может ответить на звонок.

– Кому ты всё звонишь? – поинтересовался Никитка.

– Да так… – уклончиво потупился Антон.

Обычно они что-нибудь обсуждали, спорили. Вопросы их занимали самые разные, от того, чем питались стегозавры, до полёта американцев на Луну. В качестве третейского судьи выступал всезнающий интернет и, в совсем уж редких случаях, Ирина. Такие дискуссии Никитка называл поисками истины, они нравились ему чрезвычайно. Но в тот день беседа не складывалась, рушилась раз за разом, как неустойчивая пирамидка из детских кубиков, и тогда Никитка предложил пересмотреть все выпуски обожаемого им мультфильма о трёх богатырях.

Когда мальчишки уселись у компьютера, Ирина, взглянув на спину Антона, придавленную какой-то невидимой тяжестью, вдруг почувствовала, что ей хочется подойти и положить ему руки на плечи.

«Я не знаю, что у тебя случилось, – сказала бы она этим жестом, – и не буду спрашивать. Просто возьми немножко моих сил, может, тебе станет легче».

Однако сделать так не осмелилась.

Вечером, сходив за молоком, она узнала, из-за чего Антон был сам не свой и кому так настойчиво пытался дозвониться. Оказывается, его мать ещё накануне уехала в город за вещами, которые ей пообещала отдать двоюродная сестра, и, видимо, снова заночевала у «хороших знакомых». Колька рассказывал об этом в магазине, когда приходил выпрашивать в долг джин-тоник, и, хрипя от удушающего справедливого гнева, грозился выбросить её манатки, если она не вернётся к вечеру.

«Ну и тварь! – Ирине тоже хотелось хрипеть и браниться, когда выходила от Ольги, прижимая к груди тёплую банку с молоком. – Вообще не думает о ребёнке! Бросила его одного с этим алкоголиком, мало ли что тому может взбрести в голову!»

Она уже твёрдо решила оставить Антона на ночь у себя, но, вскинув взгляд на соседские окна, из которых тоскливо желтело только одно, кухонное, вдруг расслышала шаги, а затем и различила в вязкой темноте женскую фигуру, слегка перекошенную вправо под тяжестью сумки. Фигура свернула к соседским воротам.

Приехала!

Вместе с облегчением Ирина испытала странное раздражение, какое бывает, когда из-за неподвластных обстоятельств приходится отказываться от почти уже свершившихся планов. Она с удивлением обнаружила, что на самом деле где-то глубоко-глубоко, в тайне даже от самой себя, хотела бы, чтобы Ленка задержалась в городе до завтра.

3.

Стылый ноябрь не торопясь добрался до своего завершения. Пришла зима, мягкая, бархатистая, как спустившееся на землю большое облако. Дом наполнился особым уютом, светлым и праздничным от заоконной белизны.

Антон приходил почти каждый день, и, если его не было подряд два дня, Ирина начинала беспокоиться. Он по-прежнему брал книги из её шкафа. Чтение сближало их всё сильнее. Они много разговаривали о прочитанном. Обсуждали персонажей и их поступки. Из-за серьёзности суждений он казался ей раньше времени повзрослевшим, но иногда в нём ещё проглядывал ребёнок.

– Вы читали «Бедную Лизу»? – поинтересовался он как-то.

– Читала, но давно, ещё в школе.

– А мы её вот только что прошли, и нам задали по ней сочинение. Даже не знаю, правду писать или нет. Она какая-то дурочка, эта Лиза! – он был искренне раздосадован и выглядел таким забавным.

– Почему?

– Ну ясно же было, что этот Эраст её обманывает! Как можно быть такой наивной! Он ей вешает лапшу на уши, а она верит! Ещё и утопилась из-за него. Так глупо!

– Это же любовь, – попыталась объяснить Ирина. – А любовь слепа. И нравы тогда были другие, такой позор был хуже смерти.

– Дурацкие нравы, – пробурчал он, и она видела: понимает, но не хочет соглашаться вот так сразу.

Впрочем, книги были не единственной темой для бесед. Говорили буквально обо всём, даже о политике.

– Как вы думаете, если Жириновский станет президентом, он сможет навести порядок в стране или этот бардак так и останется?

– Даже не знаю, сможет ли, но, наверное, попытается, – ответила она, а сама смотрела на него во все глаза: интересно, что он сам думает по этому поводу?

– Я думаю, не сможет, – уверено заявил Антон. – И никто не сможет. Слишком большая у нас страна. Вот представьте большой дом, где много, много комнат. И маленький дом, где мало комнат. В каком легче уследить за порядком? Конечно, в маленьком. А в большом пока наводишь порядок в пятой комнате, в двадцать пятой уже всё вверх дном.

– Получается, нужно в каждую комнату посадить по Жириновскому.

– Да. Но это невозможно. Что и требовалось доказать!

4.

К Новому году с вахты приехал Сергей. По характеру он был серьёзным, в чём-то даже суровым, мужиком-работягой. Суровость проступала и в чертах его лица: глубокой посадке глаз и выступающем вперёд подбородке. Впрочем, на лице её было больше, чем внутри. Клиентки Ирины и малознакомые люди его побаивались, но близкие знали, каким он может быть ласковым и весёлым, если снимет свои «доспехи»: хмурый взгляд и холодную молчаливость.

Присутствие Антона в их доме ему не понравилось. Ничего особенного он в соседском мальчишке не разглядел и ни симпатией, ни жалостью не проникся. Спросил, когда терпение лопнуло:

– Чего он здесь ошивается целыми днями?

Ирина попыталась объяснить про очаг и семейное тепло.

– Ну он же не бездомный, – не желал ничего понимать Сергей. – Я не был дома четыре месяца. И я тоже хочу погреться, причём у своего собственного очага. Имею я на это право?

Сергей не мог чувствовать себя раскрепощённо в присутствии чужих людей, Ирина видела, как он устал и как ему хочется наконец высвободиться из своих «доспехов». Конечно, это было неправильно, что он чувствует себя некомфортно в собственном доме. Но не выгонять же Антона. Это было равносильно тому, чтобы пригретого с улицы несчастного котёнка, уже успевшего поверить в человеческую доброту, безо всякой на то его вины, выставить обратно в холодный, бездушный мир.

Впрочем, ситуация разрешилась без её вмешательства. Антон и сам заметил, что атмосфера в доме изменилась: напиталась исходящим от хозяина напряжением, стала густой и упругой, словно стремилась вытолкнуть неугодного гостя из дома. Стоило только ему появиться на пороге, хозяин становился похожим на большого матёрого кота, который расхаживает по своей территории с недовольным видом. «Лучше тебе убраться отсюда подобру-поздорову!» – как будто говорил он.

Зал полностью оказался во владении хозяина, и заветный книжный шкаф стал недосягаем для Антона. Разговаривать с Ириной, как раньше, он теперь тоже не смел, потому что и она в какой-то степени принадлежала хозяину. Никитка, наскучавшийся по отцу, вился вокруг него, чуть ли не приплясывая от радости, и, конечно же, втянул его в «поиски истины». Отцовское мнение стало для него единственно важным и непререкаемым. Даже если бы Сергей сказал, что Земля плоская, убедить Никитку в обратном было бы невозможно.

И наступил день, когда Антон не пришёл. Он не пришёл и на другой день, и на третий. Сначала Ирина испытала облегчение. Но это было ложное облегчение, с затаившейся до поры до времени оборотной стороной.

Однажды она увидела Антона в окно. Он нехотя брёл домой, пряча лицо от колючих пощёчин метели за меховой опушкой капюшона. В тот момент она так остро почувствовала себя виноватой перед ним, как будто кто-то незаметно подкрался сзади и вонзил в спину кинжал. Так и промаялась весь месяц «с кинжалом в спине», то впадая в кратковременное забытьё, то вновь отчётливо ощущая под сердцем безупречно отточенное лезвие.

5.

Через несколько дней после отъезда Сергея в сенях послышался долгожданный весёлый топот, означающий, что Никитка возвращается из школы не один. Ирина не помнила, чего в ней было больше, когда она выходила навстречу: радости, волнения или страха, что вдруг он ведёт с собой другого мальчишку. Помнила только, как они с Антоном посмотрели друг на друга, признаваясь одними глазами, что рады увидеться в этой прихожей снова, и только потом поздоровались вслух.

– Вот, я тут книжку принёс, – сказал он, протягивая собрание «Дозоров» Лукьяненко. – Наконец-то прочитал. Извините, что так долго.

Ирина чуть не расплакалась. Милый мальчик! Сознательно или не сознательно, но он пытался снять с неё вину и переложить на себя, предлагая другую, свою версию событий. Дескать, не приходил так долго не потому, что это она не смогла защитить его от сердитого хозяина, а потому, что просто всё это время читал книжку.

– Ну, я пойду, – он неуверенно повернулся к двери. – А то мне скоро на факультатив по математике надо идти…

– Нет-нет, что ты! – испугалась Ирина. – Я так быстро тебя не отпущу! Давай раздевайся, проходи на кухню, будем чай пить.

Он заулыбался, и улыбка ярче лампочки озарила полутёмную прихожую.

Никитка тоже был рад и даже горд, что доставил в дом такого гостя, и вился вокруг него, как совсем недавно вокруг отца.

– Давай быстрее попьём, потому что мне надо тебе кое-что показать. Я вчера такую «думалку» интересную скачал!

Ирина выставила на стол всё вкусное, что было в шкафу и холодильнике: колбасу, сгущёнку, малиновое варенье, насыпала полную вазу конфет, страшно жалея, что не осталось булочек с изюмом, напечённых Сергею в дорогу.

– Ну рассказывай, как у тебя дела, – велела Антону, протягивая ему кружку с чаем, на боку которой «сидел» пухлый снегирь. Это была её любимая кружка.

– Да пойдёт, – коротко ответил он и замолчал, то ли стесняясь, то ли осторожничая.

– Что в школе?

– Нормально.

– Уже решил, какие экзамены будешь сдавать?