Ожидая реакции, я впилась в неё глазами. Вначале съёжившись, мамуля все-таки быстро взяла себя в руки.
– Хватит болтать чепуху, иди-ка, сходи за хлебом, а то ужинать не с чем.
Судя по её тону, говорить дальше на интересующую меня тему не имело смысла. Позднее я много раз ругала себя за этот опрометчивый разговор, которым я выдала себя с головой. Всё последующие дни, как только выдавался случай, я пыталась разыскать ту самую шкатулку, но все мои усилия оказались напрасными.
С тех пор я больше её так и не увидела. Скорее всего, с того дня эта бесценная вещица покинула стены нашего дома.
* * * * *
Воспоминания….
Порой они выползают из глубин прошлого, как вагончики детской железной дороги, один за другим, вытягивая, и подталкивая друг друга. Каждый вагончик – отдельный эпизод, отдельное воспоминание, но они так торопятся и наползают один на другой, что путают и смущают меня.
Чаще бывает по-другому, и моё прошлое клубиться вокруг словно мутное облако. Сквозь пелену мне видятся какие-то неясные очертания, как будто знакомые, но пока ещё едва различимые. Они могут безвозвратно растаять, а могут и проявиться, словно кадры старого чёрно-белого фильма. Эти пока ещё схематичные картинки рождают чувства, которые, как сухие дрова, подброшенные в костёр, разжигают едва тлеющие воспоминания. Появляются звук и цвет. И это уже не кино. И я уже не зритель.
Я персонаж! Главное действующее лицо!
* * * * *
Зелёная тетрадь с изображением экзотической жабы на обложке, где же ты? Если я тебя сейчас не найду, то на зачёт по бухучёту можно не надеяться. Наша БухТа без конспектов даже в аудиторию не пустит. Она, конечно, зануда, но предмет знает, и очень старается, чтобы и мы знали. Денег не берет, чудачка! И прозвище у неё чудное – БухТа.
Бух – бухгалтер. Та – Татьяна – Татьяна Викторовна, которая бухтит про бухгалтерию.
– Мам, ты мою тетрадь с жабой не видела?
Мамулин силуэт замаячил в дверном проёме.
– Видела, – ехидно прищурив глаза, сообщила она.
– Фу-у! – облегчённо выдохнула я. – Где она?
– Где бросила, там и лежит.
Мамуля поджала губы и развернулась, чтобы уйти.
– Мам, я зачёт завалю! – взмолилась я. – Где она?
Мамуля притормозила.
Вот за что люблю её, так за отходчивость. Все карательные меры длятся у неё не более пяти минут.
– Чай пила?
Всё. Я поняла. Пару часов назад я пила чай на кухне и одновременно листала тетрадь. Похоже, я там её и оставила. Обогнав мамулю, я ринулась на кухню.
Точно! Вот она! На подоконнике.
Жаба, и без того смотревшая на мир удивленными глазами, сейчас выглядела растерянной и обескураженной. Пребывание на кухне смущало её и не вселяло оптимизма. Я почесала мизинцем её нос.
– Не волнуйся, красавица, тебя не съедят! Ты закончишь свою жизнь в мусорном баке, но только после того, как я сдам все экзамены. А, может, даже до диплома доживешь.
Мамуля смотрела, как я разговариваю с картинкой, и неодобрительно покачивала головой.
– Ну, как дитя малое! С жабой разговаривает!
– А что? Очень даже симпатичное создание, глянь-ка!
Я повернула к ней тетрадь.
– Фу! – поморщилась мамуля. – Ты вот лучше мне скажи, Жека, почему у нас не бывают твои друзья?
Я опешила. Мамуля без сюрпризов не может. Нашла время и тему!
Почему мои друзья у нас не бывают? А что им тут делать? После особняков и роскошных квартир, наша «хрущоба» покажется им чем-то вроде кроличьей норы. Как сказать ей, что мне стыдно показывать им нашу микроскопическую двушку? Они, конечно, знают, что я живу не в апартаментах, но лишний раз демонстрировать свой убогий кров, мне вовсе не хочется.
Не найдя, что ответить, я только пожала плечами.
– Настоящим друзьям важно, не в какой квартире ты живешь, а какой ты человек! – фыркнула мамуля.
Вот номер! Она, что, мои мысли прочла?
– Мам, да они просто заняты, – поспешила я успокоить мамулю.
– Конечно, заняты! Уж, лет пять, как заняты!
Теперь уже она пожала плечами и вышла из комнаты.
– Мам, они заходят днём, когда ты на работе, – крикнула я ей в след.
Конечно, я соврала.
* * * * *
Мамуля всегда боялась, что у меня не будет друзей. Хлебнув полной чашей своего одиночества, она с неуёмной энергией искала и находила компанию для меня. Сколько я себя помню, при каждом удобном случае мамуля собирала у нас дома целую ораву окрестной мелюзги.
– Жека, девочка моя, посмотри, как у нас весело! – захлёбываясь восторгом, без конца повторяла мамуля.
Кажется, что она радовалась нашествию дворовых варваров больше всех. Я же их всех тихо ненавидела. Они ломали мои игрушки, орали и оставляли после себя кучи мусора, который потом мы убирали до позднего вечера.
Приближение очередного дня рождения вообще превращалось для меня в пытку. Накануне мы отправлялись в обход по окрестным домам. Рано утором мамуля цепляла мне на темечко огромный бант, который я терпеть не могла, и надевала самое нарядное платье. Я до сих пор не знаю, зачем это было нужно, потому что на улице стояла поздняя осень, и мы ходили по подъездам, не снимая пальто и шапки. Бант, придавленный шапкой, так оттягивал мне волосы, что кожа под ним болела ещё и на следующий день.
Приглашенных набиралось до десятка человек, но они никогда все не приходили. Я подозреваю, что мамуля специально звала гостей с запасом, зная, что придут трое-четверо. Впрочем, сколько бы приглашенных не пришло, подготовка к праздникам была основательной. Закупались угощения, сочинялись игры, репетировались домашние кукольные спектакли, где всегда было только два актёра – я и мамуля.
Странно, но я почти никого из тех моих гостей не могу вспомнить.
Кроме двоих.
Толстый мальчик Славик из квартиры напротив всегда прямо с порога усаживался за стол, и неторопливо со знанием дела уплетал угощения. Потом, не проронив ни слова, он устраивался на диване и долго рассматривал какую-нибудь яркую книжку. А ещё он с таким же невозмутимым видом задирал юбки моим куклам и долго, со знанием дела рассматривал, что там находится.
Каждый раз приходила ко мне и девочка из соседнего подъезда. Если я не ошибаюсь, её звали Тоней. Она постоянно шмыгала носом и на любое обращение к ней отзывалась вопросом: «Чо?». Играть и разговаривать с ней было невозможно, потому что она всегда думала о чём-то своём и отвечала невпопад. Она до сих пор живет в соседнем подъезде.
– Чо? – откликается она на каждое моё приветствие и шмыгает носом.
Когда я пошла в школу, кошмарные праздники повторились уже с одноклассниками. Мамуля свято верила, что эти сборища помогут мне найти друзей в классе. Но она ошибалась, а я даже не пыталась разубедить её. Мои одноклассники приходили в наш дом только за тем, чтобы на следующий день было, над чем посмеяться.
* * * * *
Мне не нравится думать о прошлом.
Что там?
Всё попытки отыскать что-нибудь хорошее и светлое, разбиваются о нагромождения неприятных воспоминаний.
С самых ранних лет я чувствовала, что со мной что-то не так. Я отлично помню, что меня добрую и наивную переполняла любовь ко всему миру, ко всем окружающим меня людям. Я помню, как моя неуёмная энергия выталкивала меня вперед при каждом удобном случае.
Можно это я сделаю?
Разве вы не видите, какая я хорошая?
Только всегда находилась твердая взрослая рука, которая преграждала мне путь, и всегда находился строгий голос, призывающий меня к порядку. Моё усердие и мой энтузиазм встречали не одобрение, а равнодушие и насмешки. Окружающие, от мала до велика, старались от меня отделаться как можно быстрее.
Всё, что по настоящему греет душу, как правило, связано только с мамулей. В её любви и заботе недостатка не было. Она опекала меня с неистовым рвением, но и она не могла объяснить малышке с доверчиво распахнутыми глазами, почему на детском празднике принцессами становятся другие девочки.
Я сильно огорчалась и не понимала, почему так происходит.
Почему?
Почему в школьном хоре, меня всегда задвигали в самый дальний угол, хотя пою я лучше многих?
Почему мои одноклассники насмехаются надо мной и зовут меня «Крокодилом»?
Почему, несмотря на хорошие оценки, меня терпеть не может училка?
Почему то, что другим достается почти даром, мне приходится зарабатывать с большим трудом?
И я зарабатывала! Умом, терпением, хитростью – все средства хороши!
Меня обижали – я улыбалась, задавив желание выцарапать глаза обидчику. Надо мной насмехались – я, проглотив сдавивший горло ком, смеялась вместе со всеми. Мои усилия не вдруг, но мало-помалу увенчались долгожданным результатом.
Умная, добрая, веселая Жека – свой парень!
Контрольные у меня не списывал только ленивый.
* * * * *
В старших классах моя школьная жизнь стала более или менее сносной. Повзрослевшие одноклассники уже не так сильно донимали меня. Как правило, со мной общались на равных, хоть при этом и не стеснялись использовать меня в корыстных интересах по разным поводам. Я не противилась этому. Мне нравилось быть такой, как все. Со мной разговаривали, со мной шутили, а иногда со мной даже делились секретами. Только близко все равно не подпускали.
Всё решил случай.
В середине сентября, в тот последний выпускной год, случилась неприятная история. Ксюха отличилась. Она притащила в класс диск с немецким порно, который сразу стал главной темой дня. Диск гулял по классу и срывал уроки. На учителей уже никто не обращал внимания. Вероятно, всё сошло бы с рук, если бы не красноречивые картинки, украшающие DVD. Обнаружила этот диск училка по информатике, и тут же на своем компьютере проверила соответствие содержания диска и его внешнего оформления.
Шум поднялся невиданный.
– Кто принес это безобразие? – негодовал пунцовый директор, оглядывая притихший класс.
И не сносить бы Ксюхе головы, если бы не Макс.
– Я! – громко заявил он. – Я принес это безобразие.
Макс стоял, гордо подняв голову, словно ожидая выстрела. Обалдевшая от такого поворота событий, я услышала, как облегчённо вздохнула Ксюха, сидевшая позади меня.
По классу прокатился ропот, а гневный рык директора сменился на злорадную ухмылку людоеда.
Макса забрали. С вещами. В кабинет директора.
Уже после занятий мы узнали, что на следующий день был назначен экстренный педсовет. По лицею поползли слухи, что Макса собираются линчевать, вкатить ему наказание по полной программе.
Весь день я не находила себе места. Я кипела от возмущения.
Может пойти и всё рассказать? Макса это спасет, но вот меня потом…
Одноклассники мне этого не простят! Стукачей не любят! Надо придумать что-то другое! Только вот что?
К вечеру, так и не придумав ничего, что могло бы спасти невинного, я, сама не помню как, оказалась в школьном дворе.
Как выяснилось позже, пришла туда не только я. Стоило мне завернуть за ближайший угол здания лицея, как я сразу заметила несколько тёмных фигур. Меня не увидели, и я, притаившись в тени раскидистого дерева, исподтишка стала наблюдать.
Их было пятеро. Элита нашего класса. Не было только Макса.
– Да-а! Высоковато!
Этот голос, несомненно, принадлежал Кире.
– Зато водосточная труба рядом, – с энтузиазмом возразил Леха.
– А если по пожарной лестнице? По ней удобнее.
Ага! Это произнесла Ксюха. Я сердито поджала губы, вспомнив, как великодушно она позволила Максу отдуваться вместо неё.
– С ума сошла? – осадил её Антон. – А до окна как? Прыгать будешь? Или у кого-то из нас есть крылья?
– Лёха прав! – подытожила Кира. – Лучше лезть по водосточной трубе.
Всё замолчали и, задрав головы, уставились на окно, которое находилось на втором этаже. Я раскрыла рот от удивления. Они собрались забраться в кабинет директора? Ничего себе!
– Проблема в другом, – задумчиво произнес Антон. – Форточка слишком маленькая. Застрять можно.
А ведь он прав! Здание, где располагался лицей, имело какую-то там архитектурную ценность. Несмотря на свои пластиковые евро внутренности, снаружи ему сохранили исторический вид. Оконные переплеты тоже сделали по образцу тех, которые раньше были в этом доме. Вот в этом и заключалась проблема – форточки на старинных окнах были небольшими.
– Там пролезть сможет только очень худой человек, – продолжал Антон. – Кто полезет?
Все оглянулись на молчавшую Дашку. Она была самой миниатюрной, и только она смогла бы влезть в форточку, которую забыли закрыть перед уходом.
– Я… не смогу… я высоты боюсь, – пролепетала Дашка.
– Не… она не сможет, – поддержал её Леха. – Вы что не видели Дашку на физкультуре? Она же на перекладине висит, как сосиска, а тут подтягиваться надо.
Спорить никто не стал. Все замолчали.
– Я! Я полезу!
Мой прыжок из темноты стал сюрпризом не только для заговорщиков, но даже для меня самой.
– Жека? Ты? Откуда? Ты что подслушивала? – услышала я со всех сторон.
– Подождите! Подождите! – остановил гвалт Антон. – А ведь она права! Жека ещё худее Дашки и со спортом дружит. Давай Жека, лезь, а мы поможем.
– Я готова, – уже не так уверенно подтвердила я. – Только это,… а что там надо сделать?
Мне объяснили, что Макс, прежде чем попасть в крепкие руки разгневанного отца, успел рассказать, где лежит диск. Сейчас именно эту важную улику надо утащить из кабинета директора. Не будет диска – будут одни разговоры, которые скоро утихнут. Макса это спасёт.
– Только перчатки надень! – позаботилась Кира. – На! Я принесла. А то придется тебе в тюрягу передачи носить!
С этого дня я обрела настоящих друзей. Диск мы стащили, и Макса, в конце концов, оставили в покое. Правда, лицей еще долго бурлил, но куда исчез диск никто так и не узнал.
* * * * *
Может быть, я что-то путаю, … говорю, … вспоминаю невпопад?
Я не нарочно…
Т Е П Е Р Ь всё по-другому. Всё поменялось.
Оценки… Масштабы…
То, что прежде казалось ерундой, вдруг приобрело невиданного размера важность. То, от чего раньше «срывало крышу» стало ничтожным.
Даже течение времени стало иным. Кажется, что прошлое вырастает из будущих событий.
* * * * *
Жизнь бывает разной. Счастливой и не очень. Она такая, какой ты сама хочешь её видеть. Если хотя бы некоторое время не вспоминать досадные обстоятельства, то она покажется прекрасной.
Как сейчас!
Я еду в машине Макса. Он такой милый и весёлый в это утро, как, впрочем, почти всегда, когда подвозит меня в университет. Среди наших друзей только я пешеход. У меня одной нет машины. Макс первый и единственный догадался заезжать за мной по утрам. Я его не просила, а потому, когда он предложил мне ездить с ним, я чуть не сошла с ума от радости.
Макс добрый, и мне с ним легко. Кажется, и ему со мной тоже.
– Жека, классная ты девчонка, и весело с тобой, и поговорить есть о чём. Вот бы Ксюхе такой характер.
Ах, Макс, вот если бы мне Ксюхину внешность! Какими бы мы были счастливыми с тобой!
Я так размечталась тогда, что почти весь оставшийся путь промолчала. Макс тоже о чём-то задумался.
Надо же! С ним даже молчать – кайф!
* * * * *
– Я уеду отсюда, – доверительно сообщил мне Мишель.
Я не ответила. Мишель явно был не в себе. Обкололся? Накурился? Я ничего не понимаю в сложной жизни наркоманов. Они пугают меня. Всю свою жизнь, я старалась держаться от них подальше. Мне всё равно как они живут, и что с собой делают. Если им нравится такая жизнь, пусть так и будет. Я просто не хочу иметь с ними ничего общего.
– Уеду. Задолбали меня здесь!
Не хватало только мне его рыданий в жилетку.
– Макс когда придёт?
– Скоро! Ты подожди.… Нет, правда, я решил – надо срываться!
Он сидел на краешке дивана, и сосредоточенно, что-то прикидывал в уме. Если тот у него вообще был. Мишель в самого детства был со странностями. Удивительно, они с Максом – родные братья, а такие разные. Макс – светлая голова, а Мишель – сплошное недоразумение. На него даже родители махнули рукой. Купили ему квартиру и выселили из их фамильного особняка.
Макс какое-то время боролся за брата, но безуспешно. Теперь он только приносит каждые две недели деньги от отца, да время от времени живет у Мишеля, чтобы квартира совсем не превратилась в притон.
– А хочешь, Жека, со мной?
– Куда?
– Как куда? Ну, в Лондон, конечно!
– Ну, ты даёшь! А Макс-то знает о твоих планах?
– Нет. Ты ему пока ничего не говори. Я сам!
Мишель встал с дивана, и начал ходить из угла в угол. Он что-то нашептывал, суетился и, кажется, забыл о моем присутствии.
И хорошо! Пусть не пристает со своими фантазиями.
Мишель ещё немного потоптался перед моими глазами и вышёл из комнаты.
Где же Макс? Он сказал, что придет сюда к трем, я сейчас уже пятнадцать сорок семь.
Хлопнула входная дверь. Наконец-то!
– Макс! Ты? – обрадовалась я.
Молчание.
Я осторожно выглянула в коридор.
– Мишель?
Тоже тишина.
Я что осталась здесь одна? И что теперь делать? Уйти? Или ждать?
Я опять опустилась в кресло, и, повертев в руках диски, которые я принесла Максу, прикрыла глаза. Тихо. Только в оконное стекло бьётся перепуганная муха, да за стеной Распутина просится в Гималаи. Бред! Неужели кто-то это слушает? Уж лучше вопли ошалевшей от безысходности мухи.
Наверное, я заснула, потому что когда я снова взглянула на часы, было уже почти шесть вечера.
– Ау?
Тишина.
Надо уходить. Звонить Максу я не буду. Ни к чему ему знать, что я ждала его три часа. Как бы я к нему не относилась, но сегодня он обошелся со мной, как свинья. В конце концов, я тоже могу обидеться!
Захлопнув дверь, я спустилась по лестнице, проигнорировав лифт. Сейчас мне совсем не хотелось столкнуться с Максом. Медленно я прошла по безлюдному двору и повернула в тёмную арку, ведущую на шумный проспект.
Вдруг из-за угла выскочил Мишель. Он бежал так, будто за ним гналась свора разъярённых псов. Он несся прямо на меня. С испугу я посторонилась, но Мишель все же наскочил на меня и сильно прижал к стене.
– Спрячь! Быстрее! – срывающимся голосом выкрикнул он, и помчался дальше.
У меня в руках оказалась какая-то сумка. Ничего не понимая, и ещё не разобравшись, правильно ли поступаю, я сунула сумку в пластиковый пакет и вышла на проспект.
После сонной квартиры и угрюмой арки бурлящая жизнь города, слегка оглушила меня. Может, я ещё не совсем проснулась? Во всяком случае, сейчас в моей голове не было ни одной достойной мысли. Так, какая-то каша из обрывков мыслей и обломков ощущений.
Смешавшись с толпой, я прошла метров десять, когда услышала визг тормозов. Из потрепанной иномарки высочили двое крепких парней и, растолкав прохожих, скрылись в арке.
От моего расслабленного состояния не осталось и следа.
– Ничего себе! – прошептала я мгновенно пересохшими губами.
Надо срочно срываться отсюда! Кажется, я влипла в неприятную историю.
* * * * *
Когда все идет как по нотам, когда события и встречи выстраиваются сами по себе так логично и счастливо, как будто указывают путь, кто будет этому противиться? Да и надо ли это делать?
Я заметила, что люди начинают задумываться и искать первопричину событий, только, когда становится плохо. А когда всё идёт, как по маслу, зачем напрягаться?
Кому придет в голову, что удача и счастливое стечение обстоятельств, могут оказаться самым сильным искушением и самым тяжким испытанием!
* * * * *
Он сидел у окна, в дальнем плохо освещенном углу и отчаянно напивался. Немолодой, небритый, но с удивительно ясным взглядом, который не смог затуманить даже алкоголь. Я его не сразу заметила. Мне вообще не было до него никакого дела.
Мне было плохо. Этот вечер я просто не могла пережить. Острое чувство одиночества и полной ненужности в этой жизни накрыли меня с головой. Мне хотелось бежать, сломя голову, как можно дальше от всего, что окружает меня, от своей жизни, от себя самой. Только куда? Если бы я это знала, то не сидела бы за барной стойкой в своей супер-мини-юбке.
Два коктейля я уже выпила и заказала ещё. Пока бармен колдовал над заказом, я повернулась лицом к залу и тут поймала на себе заинтересованный взгляд. На меня часто смотрят, но не так.
– Любитель экзотики, – съязвила я и отвернулась.
Не тут-то было. Он смотрел, не отрываясь. Его пристальный взгляд прожигал мне кожу, он скользил по моему телу, пробегал холодком по затылку, путался в волосах. «Иди к чёрту! Только тебя мне не хватало», – прошептала я, и, отодвинув коктейль, заказала водки.
Я редко пью крепкие напитки, но пить умею. Меня научили. Друзья. Ещё в школе. Это не сложно. Надо выдохнуть, потом поднять высоко подбородок, так чтобы ротовая полость и пищевод превратились в нечто, похожее на отрезок прямой трубы, и одним движением вылить жидкость прямо в желудок. Получилось? Тогда, не дыша, подносишь рукав куртки к носу, и шумно втягиваешь воздух. Всё! Можно не закусывать!
Надо сказать, что из всей прекрасной половины нашей компании у меня этот трюк получался лучше всех. Может, потому что я была не прекрасной?
Сейчас в баре я, конечно, не стала показывать высший пилотаж, а просто выпила эту обжигающую жидкость. Легко. Даже не поморщившись.
– Не поможет, – услышала я рядом.
Незнакомец сидел на соседнем стуле. Он развернулся ко мне всем телом, широко расставив ноги. Левой рукой он уперся в колено, а правая рука служила подпоркой его голове. Локтем он облокотился на стойку, а на ладонь положил щёку.
– Я пробовал, – вздохнул он. – Много раз. Каждый раз надеюсь – поможет! Не помогает. Мозги затуманит, а душу не успокоит.
– А мне и не надо, – с вызовом ответила я. – У меня все в порядке.
– Брось! Я старый волк! Бравадой меня не смутишь.
Он вздохнул и повернулся лицом к стойке.
Я тоже слегка расслабилась. Кажется, он меня не клеит. Кажется, ему бы поговорить. А почему бы и нет? Разве мне сейчас не одиноко? Разве мне не хочется, чтобы хоть кто-то, хоть один человек во всем свете услышал меня, понял, пожалел? А он завтра всё равно ничего не вспомнит.
– Хреново мне, – совсем тихо произнесла я, словно испытывая его.
Если ответит – значит, услышал, значит, хочет услышать, значит, ему не плевать, что я сейчас чувствую.
– Вижу, – тоже тихо ответил он, не глядя на меня, – и даже знаю причину.
– ?!
– Одиночество! Будь оно не ладно! Людей вокруг столько, что не пройти, а рядом никого.
– Вам тоже это знакомо?
– Ещё как! Только у тебя дела лучше моих.
– С чего бы это?
– Ты молода, а это много значит. Это большое преимущество, ты потом поймешь. Молодость – это счастье!
– Может быть. Вот только не с моей внешностью, – распалилась я
Сейчас мне уже было всё равно, что передо мной мужчина, незнакомый и захмелевший. Моя обида на судьбу, обделившую меня самым необходимым, была готова выплеснуться горячими слезами. Я едва сдержалась.
– Внешностью, говоришь? Да из тебя любой более или менее профессиональный хирург, такую красотку сделает – только держись.
Он повернул ко мне низко склоненную голову и посмотрел слегка исподлобья. Руки он сложил на стойке, как школьник, одна на другую. Я невольно задержала на них взгляд. Большие, почти квадратные ладони, крепкие, уверенные и очень ухоженные. Маникюр он, может, не делает, но вот заботится о них, несомненно. Да и сам он, несмотря на немалое количество выпитого алкоголя и трехдневную небритость, выглядел вполне аккуратно. Одет непринуждённо и не безвкусно.
– Из меня – красотку, из тыквы – карету, из мышей – белогривых лошадей! Ну да!
– Не веришь. Ладно. Сейчас.
Он начал что-то искать в карманах, и это что-то не находилось. Он даже встал со стула. Наконец, нашёл. Мой собеседник, довольно улыбаясь, протянул мне визитную карточку.
– Штольц Сергей Семёнович, пластический хирург, – прочитала я. – Ого!
– Теперь поверишь? – спросил он.
– Попробую, – неуверенно согласилась я.
– Так вот я тебе, девочка, как профессионал скажу – у тебя кости хорошие.
– Это как? – не утерпела я.
– А так, все твои несчастья в хрящах и мягких тканях, скелет и череп почти идеальные. Работы с тобой много, но и результат будет потрясающий. А ну-ка, встань!
Я, обалдевшая от его слов, беспрекословно подчинилась.
– Так и думал. Ноги у тебя блеск! – констатировал он и даже, чтобы усилить своё восхищение, поджал губы. – Тут природа-матушка не промахнулась!
Чистая правда! Ноги у меня на самом деле красивые, не зря же я ношу свою супер-мини-юбку.
– Готовь, голубушка, деньги и побольше! Даром никто с тобой возиться не будет, и всё у тебя станет прекрасно.
– А сколько всё это будет стоить? – воодушевилась я. – Хотя бы в общих чертах. Я же должна знать, сколько готовить.
И тут он мне назвал такую цифру, что у меня потемнело в глазах.
* * * * *
Какой умный человек придумал устраивать кафе в больших магазинах! Мы с Дашкой еле доползли до стульев.
– Кто пойдет за кофе? – устало спросила Дашка, но, взглянув на меня, обреченно бросила. – Ладно. Сиди.
– Даш, тут же есть официанты, давай подождём, – заныла я.
– Ну, уж нет! Мне и прошлого раза хватило! Забыла, как нас тут обслужили? Я лучше схожу. А ты охраняй пакеты.
Дашка пошла к стойке за кофе.
Человек! Говорят, что деньги портят людей, но я в это не очень верю. Из нашей компании у Дашки самые крутые родители. У них даже в Европе есть бизнес – что-то связанное с нефтепереработкой. И что? Испортило это Дашку? Да ничуть!
– Что Кира ещё не появилась? – удивилась Дашка, ставя чашки на стол. – Слушай, она на обуви просто помешенная, если зайдет в отдел, то на полдня. Похоже, сегодня мы её не дождёмся.
– Дождёмся, – успокоила я. – Вон она! Легка на помине!
Кира мчалась к нам на всех парах. Она так торопилась, что чуть не потеряла сумку.
– Девчонки, я что узнала, – выпалила она, упав на стул. – Мне сейчас Ксюха звонила.
Она схватила мой кофе и, обжигаясь, отхлебнула добрую половину чашки.
– Ну… – поторопила её Дашка.
– Макс в больнице!
– Ма-а-акс? Как? Что с ним? – наперебой затараторили мы.
Кира, обжигаясь очередным глотком кофе, замотала руками.
– Ой, да не с ним… Он там дежурит. Его брата избили.
– Мишеля? – робко спросила я.
– А что у Макса есть другие братья, – удивилась Кира. – Я о других что-то не слышала.
– Сильно избили? – поинтересовалась я.
– И за что? – подхватила Дашка.
– Может вам и имя киллера назвать? – скривилась Кира. – Я-то откуда знаю.
* * * * *
Пачки банкнот лежали плотными ровными рядами.
Зрелище не для слабонервных! От одного взгляда на них начиналось легкое головокружение.
Странно, просто кусочки разрисованной бумаги, но с такой невероятной энергией, словно спящий ядерный реактор.
* * * * *
Пережаренная котлета аппетита не вызывала. Серые макароны тоже.
– Мам, а кетчуп-то хоть есть?
– Ну, конечно. Там, в холодильнике.
Мамуля сегодня священнодействует на кухне. В клетчатом переднике, с рукавичкой-прихваткой на левой руке она выглядит так, как будто снимается в рекламе лапши быстрого приготовления.
Глядя, как я заливаю кетчупом свой обед, она удручённо вздохнула.
– Нам опять зарплату задерживают.
– Надолго?
– Сказали, чтобы на этой неделе даже и не спрашивали.
– Мам, у нас с деньгами совсем плохо? Что будем делать? Начнем лечебное голодание?
– Не переживай, Жека. Мне тётя Валя обещала долг вернуть. Как-нибудь протянем.
Она опять вздохнула и ушла к плите греметь кастрюлями.
– Мам, нас Дашка пригласила к себе на дачу погостить. Я поеду, а? Всё одним ртом меньше.
Мамуля недовольно поджала губы.
– Мам, ну всего недельку, а.… Там воздух свежий, озеро, солнце. Представляешь, сколько я здоровья привезу!
Против таких аргументов мамуля не устояла. Здоровье ребёнка – это святое!
Она присела рядом со мной за обеденный стол и подпёрла голову рукой.
– А хорошо там сейчас у них за городом, – мечтательно произнесла она.
– Хорошо, – согласилась я.
* * * * *
Здорово, когда у тебя день рождения летом! Такое чувство, что вся природа рада твоему появлению в этой жизни: и цветов тебе – поля, и плодов тебе – сады, и солнца – через край! Повезло! Не мне. Опять не мне, а Дашке.
Мне достались дожди и туманы второй половины ноября. Я – Скорпион по гороскопу, или точнее Змееносец. Или и то, и другое. Сама не знаю. Пусть сначала астрологи разберутся.
Дашка же – Львица! Не очень типичная. Не стерва, без особо бросающихся в глаза царственных манер, но когда она рядом, две наши красавицы, Кира и Ксюха, больше чем на фрейлин не тянут.
Дашка пригласила нас к себе на дачу в честь своего двадцатилетия. Хотя то, что она скромно именует дачей, больше напоминает виллу голливудских звезд. Я, конечно, не гостила ни у кого в Голливуде, но их апартаменты именно так себе и представляю. Ну, разве, что больше размером.
– Зря Макс не поехал, – изрёк Леха, потягиваясь в шезлонге. – Много потерял.
– Ну, это ты напрасно, – возразила Кира. – Как бы он тут расслаблялся, зная, что брат в больнице?
– Ну и что? Там врачи, родители, да и Мишель не в таком уж тяжёлом состоянии, – упрямился Леха. – Что? В больнице некому синяки йодом намазать?
– А я тоже думаю, что Макс слишком много нянчится со своим недоумком, – поддержала его Ксюха.
Кира только пожала плечами. Она была не согласна, но спорить больше не стала.
На площадке перед бассейном появилась Дашка. Она толкала перед собой столик на колесах, на котором возвышался огромный арбуз в окружении стеклянных бокалов. Дашка жестом фокусника сняла с арбуза заранее срезанную шляпку и застыла в театральной позе.
– Voilá!
– Что это? – приподнялась с шезлонга Ксюха и посмотрела на Дашку поверх солнцезащитных очков.
– Арбузный крюшон! – гордо заявила Дашка. – Сама готовила! Ну, кто смелый, подходи!
– А что там? – недоверчиво, сморщив нос, спросила Ксюха.
– Сок арбуза, сок лайма, клубника, шампанское и лёд, – немного обиженно отчиталась Дашка.
– Лёд – это то, что надо! Начинай с меня, а то я сейчас сварюсь на солнце, – обрадовался Леха.
Дашка разлила крюшон и раздала нам бокалы. Напиток был прохладным и приятным на вкус. Все на время затихли.
– Вкусно! – похвалила Кира. – Потом расскажешь, как это сделать. Я запишу.
– Что тут писать? Всё в двух словах…
– Интересно, а как сейчас там Антоша? – перебивая кулинарный разговор подруг, вдруг вспомнила Ксюха. – О нас, наверное, и не вспоминает.
Все опять примолкли. Антон сейчас был далеко. Он уехал по студенческому обмену в Штаты, и, сказать по совести, каждый из нас потихоньку ему завидовал.
– Ему сейчас не до нас! Представляете сколько там у него впечатлений!
Кира мечтательно закатила глаза.
– Зато Леха тут с нами, как султан в гареме, – засмеялась Дашка.
– Это правда, – согласился довольный Леха. – Только уж очень жарко!
– Ныряй в бассейн, – предложила Дашка.
– Не, – заупрямился Леха. – Пошли лучше на озеро! Надоела цивилизация!
Леха поднялся. Надел сланцы и отправился на берег. Немного погодя, его догнали Кира и Дашка. Ксюха опять чем-то недовольная, надув губы, осталась на месте.
Я тоже не пошла на озеро. Немного разомлев от шампанского, я лежала в шезлонге, и мне не хотелось ни шевелиться, ни говорить.
Здесь здорово! Таких солнечных, таких наполненных покоем и оптимизмом дней, кажется, у меня ещё не было. Природа всех нас примирила. Приколы стали беззубыми, шутки беззлобными, словно всем было лень напрягаться.