Василий пребывал в уверенности, что шестое мытарство воровства пролетит и не остановится – он ведь никогда не воровал и не брал чужое. Да не тут-то было. Тёмные всё-таки нашли что вменить: они притащили целый ворох бумаги, ручек и карандашей, степлер, дырокол, скотч и конверты – всё это Василий приносил с работы домой детям. Старик даже удивился, что это всё является воровством, он считал, что раз лежит на его рабочем столе, значит, он имеет право этим пользоваться по своему усмотрению, это его расходники.
Защитник заметил удивление Василия и обратил внимание прокуроров на этот факт. Совершенно очевидно: если бы он знал, что это воровство, то никогда бы так не поступил. Но незнание не освобождает от ответственности. Пришлось жертвовать немногочисленными жемчужинками милостыни. Светлые сокрушались об их потере, потому что они весьма понадобятся на следующем этаже – мытарстве скупости и сребролюбия.
Василий отнюдь не считал себя скупым человеком. Но обвинители его мнение не разделяли. Они доставали заначки, припрятанные от жены; дешёвую обувь, которая натирала мозоли всем членам семьи; чайник, приобретённый на распродаже и сгоревший спустя две недели; старые журналы, которые никогда не читал; старые рубашки, которые давно не носил… и ещё много разнообразных вещей кидали к ногам Василия, которыми он не пользовался, но хранил, не выкидывал и никому не отдавал.
Вот здесь как раз и пригодилась бы милостыня, но её уже не осталось. Нечасто Василий одаривал просящих. Он руководствовался принципом: «Подавать только старушкам, остальные сами могут заработать».
В руках у хранителя оказалась крупная жемчужина, которую он протянул тёмным, – это был случай прощения долга. Когда-то Василий простил внушительный долг сестре, вот сейчас это всплыло, и очень кстати.
Грехи, собранные для следующего мытарства – лихоимства (неправедных приобретений), – просто повергли старика в шок. Он и подумать не мог, что вполне законные способы увеличения доходов считаются грехами. Здесь речь шла о счёте в банке, на который ему перечисляли пенсию. Василий подрабатывал сторожем, денег на жизнь ему хватало, и поэтому пенсию со счёта не снимал, а копил дочери на машину. Теперь выясняется, что банковские проценты по счёту – неправедно заработанные деньги. И если светлые адвокаты не придумают, как откупиться, он рискует из-за этих процентов отправиться в Преисподнюю.
Защитник откуда-то вытащил кредитный договор, по которому Василий обязан был выплачивать немалый процент. Денежные суммы, которые он потерял во время махинаций банков по вкладам с убиранием нулей. Данные потери с лихвой перекрывали все заработанные неправедным путём деньги, но обвинителям этого показалось недостаточно. Сторож сам виноват, что доверял банкам и подписывался на проценты, никто его не заставлял. Пришлось святому достать из мешочка свои последние молитвы о спасении старичка.
Василий не обманывал никого в делах и на работе, платил наёмным работникам на стройке дачи все обговоренные суммы, никогда не участвовал ни в каких афёрах. Поэтому через этаж мытарства неправды их пропустили не задерживая.
Зато на десятом этаже увязли надолго. К старику приползли сотни мохнатых пауков зависти, они облепили его душу и, впиваясь в неё острыми когтями, грызли жвалами. Вся жизнь Василия состояла из зависти, которая стимулировала его к движению и действу. Увидел шикарную машину – захотел иметь такую же, накопил денег, купил; у друга жена – очень хорошая хозяйка и красавица, пожелал и себе такую, долго искал – нашёл, женился; сосед телевизор купил с DVD-проигрывателем – загорелся, полгода отказывал себе во всём, но приобрёл. И много-много таких вот хотелок «как у других» набралось в жизни Василия. Зависть глубоко пустила корни в его душу, и нечего было ей противопоставить.
Помощь пришла откуда не ждали. Святой достал из мешочка молитвы жены Василия и церковные записки за здравие и спасение, которые она подавала когда-то в церкви во время его тяжёлой болезни. Тут послышались громкие аплодисменты со всех сторон: это, подобно мыльным пузырям, лопались пауки.
На мытарстве гордости минус-фемтообъекты крепко вцепились в Василия и верещали наперебой: «Всё! Теперь не уйдёт! Эта душа – наша!» И неудивительно. Он без почтения относился к родителям, думал, что они отсталые и ничего не понимают в современной жизни, не слушался их; считал себя лучше и умнее других; гордился достижениями в работе и школьными грамотами; хвалился покупками перед друзьями; в нём жило упрямство, самомнение, высокомерие… и ещё предостаточно самостей перечисляли Василию на этом этаже.
– Да вы только посмотрите! – кричали минусы светлым. – Он даже сейчас стоит и гордится собой, доволен, что поднялся так высоко на острове!
Ну, что тут возразить – чистая правда. Василий считал себя хорошим человеком и был уверен, что должен пройти испытания до конца, поскольку заслуживает жить в Светлом Царстве.
Мешочек святого пришлось опустошить полностью. В ход пошли заупокойные молитвы на панихиде, церковные записки и свечки родственников, молитвы всей церкви за нераскаявшихся грешников, молитвы матери.
Хранитель скрутил всё это в длинную соломинку, дал её в руку Василию и вытащил подопечного с одиннадцатого этажа.
Комнату мытарства ярости, гнева и сквернословия увешивали, словно гирлянды, чёрные и серые буквы. В каждой отражалось злое лицо Василия в разные периоды его жизни: от детства до старости. Из букв составлялись ругательства, которые он когда-либо произносил.
Защитник перемещался по периметру комнаты от гирлянды к гирлянде и завешивал их холодностью рассудка, умением держать себя в руках и не поддаваться панике, рассудительностью, способностью охлаждать пылающих гневом жену и сына, заслуженно хвалить людей. Хватило на все гирлянды и даже осталось.
На тринадцатом экзамене, где проверке подвергалось злопамятство, Василию принесли длинного червяка в котелке, который извивался, собираясь в комок.
– Червяк длиной в семь лет. Ну, будете и сейчас его выгораживать? – язвительно спросили тёмные.
– А это что? – не понял светлый страж.
– Это долг, который ему сестра не отдала.
– Да ведь он ей простил этот долг! – не поддался на провокацию хранитель.
– Простил, но помнил и сожалел о своем поступке, – злорадно уточнили тёмные.
Сестра занимала у Василия деньги на покупку торговой палатки, которую через полгода сожгли рэкетиры. Она часть долга успела отдать, а часть не смогла вернуть и попросила подождать. Но всё тянула, всё оправдывалась: то болеет сильно, то детям одежда нужна, то муж без работы сидит сейчас… Василий терпеливо ждал, однако жена постоянно напоминала об этих деньгах и пилила: «Мы что, миллионеры? Такие подарки делать! Она сама должна понимать, что у нас тоже дети!» Только после смерти супруги Василий поговорил с сестрой и простил ей долг. Но впоследствии об этом пожалел. Сестра не навещала его в больнице, куда он попал с сердечным приступом после похорон жены, не оказала помощь, когда он звал её. Василий помнил об этом и даже сейчас не мог забыть родственнице предательства.