Шум за школой услышал старик-сторож и пошёл посмотреть, что же там такое творится. Заметив дерущихся ребят, он поспешил разнять их. И тут в руке у одного из подростков блеснуло лезвие ножа. Ему сильно досталось, лицо было окровавлено, от боли парень плохо соображал. Зажмурившись от страха и отчаянно защищаясь, он стал размахивать ножом и попал в сторожа, задев артерию. Скорая приехать не успела. Старик скончался на месте от потери крови.
ГэХа видел, как к душе сторожа подлетели сразу несколько фемтообъектов, среди которых были и светлые, и тёмные. Они о чём-то ожесточённо спорили. Тёмные размахивали грехошетом и говорили о многочисленных проступках старика, дескать, по-христиански не жил, крест не носил, поэтому они имеют полное право забрать душу этого человека. Однако светлые предъявили им длинную нить добрых дел, усеянную жемчужинами, делая особый упор на то, что старик спас детей, совершив своего рода подвиг. Через час, так ни о чём и не договорившись, фемтообъекты решили разобрать это дело подробнее и понесли душу сторожа на мытарства31.
ГэХа последовал за ними, его почему-то очень заинтересовала судьба старика. Предприятие это было рискованное, ведь ГэХа относился к мелким объектам, которых не пускали на мытарства. В полёте его заметили и светлые, и тёмные, но не прогнали. ГэХа теперь стал полутёмным и мог сойти за нейтрального наблюдателя. Такими серенькими наблюдателями становились неопределившиеся души. На Земле их называли призраками или привидениями. Эти души прошли мытарства, относительно них приняли положительное решение на частном суде, то есть их ждали в Светлом Царстве, но они по каким-либо причинам оставались на земле. Кто-то не хотел мириться с земной смертью или покидать близких, кто-то желал доделать незавершённые дела, а иные считали себя недостойными пока светлого удела или просто боялись. Такие души тёмные не трогали, а светлые терпеливо ждали, когда они созреют.
Летели долго. Мимо проносились толпы отрицательных фемтообъектов, группы из тёмных и светлых, очень редко – из одних светлых, и каждая группа сопровождала человеческую душу. Светлые заботливо держали подопечную за руки, устраивали минутки отдыха, помогали, поддерживали, а тёмные пинали, толкали, норовили откусить от неё кусок побольше. ГэХе стало немного жутко, ведь его тоже могли принять за душу – он был такого же оттенка, как и души грешников в руках минусов. А вдруг его схватят и потащат в Преисподнюю без суда и следствия? ГэХа увидел рядом группу светлых и решил держаться ближе к ним, хотя это было непросто. Среди них были такие, от которых шёл палящий жар. Но всё же здесь было лететь безопаснее, чем попасться на пути у тёмных.
«Под прикрытием» ГэХа благополучно достиг острова Мытарств.
Глава 9
Остров представлял собой цилиндр в двадцать этажей, каждый этаж – лабиринт с множеством комнат и дверей. Стены везде были полупрозрачные, и остров Мытарств напоминал детскую головоломку, в которой шарик надо загонять в дырочки между этажами, проводя его через разные коридоры. В комнатах и по лестницам сновали группы тёмных и светлых, они сопровождали шарики-души через этажи, словно играя. А игра-то была серьёзная. Временами в наружных стенах открывались люки, через них обвинители выкидывали души, которые внизу ловили другие тёмные и уносили в
Преисподнюю. Верхней дырочки – финиша – достигали далеко не все.
Отыскав компанию с душой сторожа Василия, ГэХа смотрел во все глаза, как старик преодолевает препятствия. И такой у него возник спортивный азарт, так он втянулся, что даже стал переживать за Василия и почувствовал себя болельщиком на стадионе.
Первым было мытарство празднословия. Тёмные включили на грехошете видео, в котором старик пел бесстыдные частушки, рассказывал анекдоты про попов, произносил фразу: «Его Бог наказал», смеялся над похабными шутками друзей. Притащили огромный ящик клубков пустословия, сплетенных из телефонных разговоров юности…
Хранитель показывал на светлофоне иные кадры, доказывая, что Василий уже давно не празднословит, а взвешивает каждое слово, приводил в пример ситуации, когда сторож говорил: «Хватит болтать, надо дело делать», или: «Нечего языком чесать, только время тратим попусту». А ещё нередко прерывал кощунственные разговоры. Положительных аргументов набралось больше, чем претензий у обличителей, поэтому вся компания двинулась дальше.
Второе мытарство лжи тоже прошли легко. Тёмные радостно припоминали Василию, как он частенько просил жену: «Скажи, что меня дома нет», или: «Скажи, что я в ванной»; как притворялся, что у него голова болит, когда в школу не хотел идти; произносил имя Творца всуе: «Фу ты Господи», если вдруг спотыкался; обещал мальчику во дворе подарить машинку, коллеге по работе – вовремя закончить отчёт, да много чего ещё обещал разным людям, но не выполнил.
Тем не менее светлый воин выкупил душу «жемчужинами правды», набрав приличную стопку случаев, когда говорить правду для Василия было невыгодно и даже опасно, но он всё равно смело говорил. И даже страдал иногда за истину.
Однако на третьем этаже – осуждения и клеветы – пришлось очень тяжко. Василию предъявили высмеивание одноклассников, осуждение правительства, депутатов и чиновников, начальников, коллег и соседа, родных и близких. Душу сторожа просто окружили клетками, в которых содержались все эти грехи. Получился многоэтажный и многоподъездный дом с уродливыми чудовищами самых невероятных форм.
Защитник на светлофоне представил файлы с противоположными поступками – когда старик пресекал сплетни и опровергал клевету, но их оказалось слишком мало. Тёмные, торжествуя, уже потирали руки, но тут святой Василий – светлый покровитель сторожа – раскрыл небольшой мешочек, в какие кладут просфоры, и расплатился молитвами бабушки о спасении внука.
Четвёртое мытарство чревоугодия проскочили почти без задержек. Хотя и водились за Василием грехи пьянства, курения, переедания и даже наркомании (травку пробовал курить), но все они имели место в далёкой молодости. Во взрослой жизни сторож был к себе очень требователен, знал меру в вине на праздниках, бросил курить, едва женился, проявлял умеренность в принятии пищи и периодически лечил себя голодом. Этого хватило, чтобы отвязаться от тёмных прокуроров.
На пятом экзамене лености и тунеядства пришлось немного застрять. Василия завалили минутами лежания на диване и просмотра телевизора, которых скопилось за всю жизнь почти шесть лет. Ему припомнили, что он ленился выполнять свои обязанности на работе (играл в компьютерные игры, выходил курить, болтал с соседями по кабинету, опаздывал), тем самым брал плату за невыполненную работу; ленился ходить в церковь и читать светлые книги; ленился гулять с детьми, помогать жене по дому, рано вставать и убирать за собой вещи; вспомнили и несколько месяцев тунеядства, когда он не работал и жил за счёт мамы или жены… и ещё много-много грехов лени, все и не перечислишь.
Хранитель искал в светлофоне компенсирующие поступки и дела, но нашёл не так много: только переработку на службе, субботники да помощь друзьям и соседям по хозяйству. Миссия по спасению сторожа, казалось, была обречена на провал, но тут экран засветился ярким светом. На светлофоне появились кадры из детства: Василий вместе со своей бабушкой помогает убираться в церкви. Маленький мальчик тщательно чистил подсвечник, мыл вазу и подметал ступеньки. Свет от экрана достиг грехов, и они сгорели прямо на глазах.