–Неужели всё? Допрыгался? – подумал старик.
В это время хранитель стал закидывать червяка одеждой Василия: рубашками, брюками, галстуками…
– Ну и что это за тряпьё? – удивился сотрудник отдела злопамятства.
– Это – милостыня, творимая сестрой за упокой брата, – пояснил светлый страж. – Час назад она пожертвовала вещи покойного в дом для бездомных.
Василий такого поворота не ожидал. Сперва он очень удивился, но тут же обрадовался и простил сестру от чистого сердца.
Грех убийства за Василием не значился, он всегда бережно относился к любой форме жизни: мух с комарами без причины не трогал и сокрушался над каждой нечаянно раздавленной букашкой. Но на четырнадцатом мытарстве он получил от минус-фемтообъектов четыреста восемьдесят три пинка, сто тридцать четыре удара, и пятьсот семьдесят восемь раз его толкнули – тёмная братва отрывалась на славу. Минусы, зная, что душу Василия с этого этажа не сбросить, просматривали на светлофоне последние кадры его жизни и злились всё сильнее. Как уже говорилось, Василий, разнимая дерущихся ребят, поплатился за это жизнью, и его поступок был приравнен к подвигу.
Бывший сторож буквально вполз на пятнадцатый этаж – чародейства, спиритизма и колдовства. Он лежал на полу и смиренно ждал, когда решат, виновен ли он в том, что его в детстве возили к бабке грыжу заговаривать или нет. Василий так устал от всего, что мысль в голове была только одна: «Будь что будет, на всё воля Божья». В итоге стороны сошлись на том, что Василию тогда ещё не было и семи лет, а потому дело замяли.
Хранителю пришлось поднимать Василия с пола и восходить с ним на следующее мытарство – блуда и прелюбодейства (объединённые в одно для экономии времени). Не успели они войти в комнату, как их окружили субъектши адской красоты.
– Ты помнишь эти ножки? Это была я…
– Посмотри на мою грудь, помнишь?
– А я – твоя любимая секретарша…
– А я – девушка из бара… – томно манили к себе тёмные дамы.
Василий всё это помнил. Он действительно в молодости глазел на всех красавиц, флиртовал сразу с несколькими. Ни одну мимо не пропускал – выбирал себе жену таким образом. Вот теперь «красавицы» пялились на него, заигрывали, целовали и соблазняли. А рядом на громоздком телевизоре крутили все развратные фильмы и передачи, которые он когда-либо просматривал, все страстные поцелуи актёров, танцы, песенки и пошлые речи.
Василию стало омерзительно до тошноты, он закрыл глаза и отвернулся. Искренне любя свою жену, по-настоящему близок он был только с ней, жили супруги душа в душу. У него и мысли не возникало строить отношения на стороне. Светлый защитник вложил ему в руки замо́к верности в супружестве и ключ воздержания после смерти жены. Василий открыл ключом замо́к и сразу оказался на следующем этаже содомских грехов.
Что творилось на этом мытарстве, и описать противно. На грехошете проплывали кадры всяких излишеств в супружеских отношениях и его подростковые искания точек кайфа. Тёмные гоготали и катались по полу, наслаждаясь просмотром. А Василий умолял светлых прекратить невыносимый позор.
Здесь спасло лишь то, что он детей воспитывал в строгости и дочь замуж отдал непорочной. Один только этот факт перевесил все грехи разврата.
На мытарстве ереси в котелке предъявили сгустки чёрной булькающей хляби – его высказывания и мысли о Творце, церкви, священнослужителях. Василия крестили во младенчестве и в церковь водили в раннем детстве. А когда он повзрослел, то не ходил ни разу на литургию, ни разу не причащался и не исповедовался сознательно. Он был невоцерковлённым человеком, хотя существование Творца никогда не отрицал. Крест не носил, но на похоронах близких и друзей на панихидах присутствовал. Даже молился вместе со всеми об упокоении. Священникам не доверял и считал, что может общаться с Творцом без посредников.
По стенам были развешаны его плакаты эстрадных певцов и рокеров из детской комнаты, портрет царя Петра Первого, которым Василий восхищался, уже будучи взрослым. Здесь же стояли бюсты Ленина и Сталина с его рабочего стола.
Защитник опять включил светлофон и прокрутил видео, где Василий срывает плакаты со стены, убирает портрет Петра Первого в ящик и переставляет бюсты со своего стола на полки в другой офис.
Тогда обвинители спросили его, для чего нужны священники.
– Чтобы души пылесосить, мыть, чистить, питать, вести к Творцу. Очень жаль, что я это так поздно понял.
Хранитель отдал последнюю маленькую жемчужину доброго дела и, поддерживая Василия, повёл его к финальному экзамену.
Последним было мытарство немилосердия и жестокости. Тут предъявили спрутов, запаянных в капсулы: дёрганье девочек за косички; высмеивание одноклассников; унижение малышей во дворе; отказы знакомым, просившим помощи; отказы бродягам в милостыни; «ремённые передачи» в воспитании детей; ссоры с женой и её слёзы…
Грехов набралось немного, но крыть уже было нечем, запасы светлых истощились.
Растерявшийся Василий стоял в непомерной куче мусора. Чего тут только не было: фантики от конфет и жвачек, билетики, чеки, обёртки от чипсов и печенья, палочки от мороженого и «чупа-чупсов», окурки и скомканные пачки от сигарет, пробки от пивных бутылок – всё то, что пролетело мимо мусорных баков или было «спрятанно» под кустик! А теперь работало против старика, обличая его в немилосердном отношении к природе.
Тёмные хищно окружили Василия со всех сторон, готовые сорваться и броситься на него. Вдруг сверху пролился яркий свет, показалась рука, за неё и уцепился Василий. Ему помог выбраться святой Исаак Сирин, которого мама уже после своей смерти молила о праведной жизни и христианском исправлении сына.
Финиш был достигнут! ГэХа так сильно обрадовался за старика, за победу светлых, что обнимал его, хлопал по плечу, прыгал вокруг него, размахивая руками. Василию тоже хотелось выплеснуть эмоции, а потому он не препятствовал чудны́м проявлениям радости незнакомого объекта, а наоборот, скакал вместе с ним как в детстве. Светлые, о чём-то переговариваясь и улыбаясь, терпеливо ждали, когда две серенькие души успокоятся. Минут через пятнадцать они напомнили, что пора на поклонение к Творцу. ГэХе было жаль расставаться. После таких приключений Василий и его спутники стали ему как родные. На прощание он в последний раз обвёл взглядом всех присутствующих, чтобы хорошенько запомнить их. На голове святого Исаака ГэХа заметил нимб с надписями, одна из которых гласила: «За молитвы о тёмных».
– А за каких тёмных он молится? – спросил ГэХа у хранителя.
– За всех. Это единственный святой, которому позволено молиться за тёмных. Только у него есть такая сила.
ГэХа тут же подскочил к святому Исааку и попросил помолиться за него. Святой изумленно приподнял брови. Это первая подобная просьба в его жизни.
– Конечно, чадо. Нынче же помолюсь, – пообещал святой Исаак. – Только ведь ты не совсем тёмный, верно? – прищурившись и заглядывая в самую глубь сущности ГэХи, спросил он.
Тут голова ГэХи стала просто разрываться изнутри, память медленно приходила к нему вспышками картинок, которые не складывались воедино: большое скопление светлых… выступление архангелов, херувимов32 и престолов… ссора Денницы и Гавриила… чей-то возглас за спиной: «Смотрите, смотрите, Денница темнеет!»…и… великая битва…