Глава III
Как же была холодна та ночь, когда Науэль бродил сквозь непролазные сугробы, окутанные темнотой ночного холода и мглы. Он не надеялся встретить в лесу человека, и опасался, что напади на него зверь, он не сможет от него отбиться. В первый раз в его голове мелькнула мысль, что он слабеет, что он так сильно устал, что он не знает, зачем и для кого живёт. Но он сразу же отбросил эти мрачные думы и побрёл дальше, и, увидев костёр вдалеке, был несказанно рад. Он забыл про усталость и быстро зашагал по рыхлому поглощающему снегу.
– Монгво, друг! В такой час и в такую погоду только ты мог оказаться в этом лесу, -немного задыхаясь, но справляясь с этим, сказал Науэль, не скрывая своей радости от встречи. Он подошёл к вставшему индейцу, и они пожали друг другу руки крест накрест и обменялись объятиями.
– Почему же только я мог оказаться здесь? – предлагая место у костра, сказал индеец.
– Только безумцу придёт в голову проводить ночь в таких местах.
– Но ты тоже в этом лесу, и разделяешь со мной тепло костра. Но ты не безумец. Ты отчаявшийся.
– Это не одно и тоже?
– Думаю, одно и тоже, только ты потерял своё, а я своё.
– И что же ты потерял? Ты рассказывал, что сам ушёл от племени.
– Я потерял себя, брат. И потеряв себя, я себя нашёл. Наступило молчание, и Науэль стал вдумываться в слова Монгво. В них было много смысла, но они не всегда были понятны. Они познакомились несколько лет назад, когда Ягуар отправился к истоку Святого Лаврентия. По дороге туда он напоролся на, как ему тогда показалось, медвежью берлогу. Но зверь там давно не жил, а жил там Монгво, примерив на себя шкуру бывшего хозяина берлоги, но то было временное жилище. Днём он чаще спал, а ночью выходил из своего убежища, и бродил по лесам, пел песни, сидя у костра, или заговаривал собранные травы и коренья. Он не считал себя шаманом, и когда однажды Науэль спросил его, зачем он собирает эти травы, он ничего ему не ответил, а лишь развеял высушенные листья и травинки над его головой. Монгво исходил из племени делаваров, но давно потерял счёт дням, которые он провёл в одиночестве и отречении. Ещё будучи ребёнком он ушёл из семьи и стал жить один. Он поведал свою историю Науэлю, который проследил в ней линию, весьма схожую с его линией жизни. Тогда, они вдвоём отправились в индейскую деревню, а позже, и вдвоём покинули её. Ягуар встречал его чаще, чем кого-либо, и зная, что вряд ли Монгво сойдётся с кем-то характером также, как с ним, поведал ему уже свою историю, от начала до конца. Он делился своими переживаниями, рассказывал о случившихся трагедиях, о планах на будущее, а в ответ получал не всегда понятные высказывания, или вовсе тишину. Его не удручало такое общество, и он был рад встречи с человеком, который снял груз с его сердца. Он знал, что этому индейцу можно высказать всё, без утайки, и знал, что об этом больше никто не узнает. Он мог выговорится, когда в сердце томились какие-нибудь сомнения или печаль. Монгво почти никогда не отвечал ему, но к Ягуару после их своеобразного разговора, почти всегда приходили решения проблем, или тёмные мысли, томящиеся в его голове, ускользали, как по накатанной ледяной тропинке. Теперь же, когда он не видел Монгво больше трёх месяцев, он забеспокоился, не случилось ли с его другом что-то странное или опасное, но обрёл душевный покой, когда оказался рядом c ним у одного костра. Сова, что значило его имя, обычно ночью не спал, но в этот раз Науэль уговорил его на отдых, что бы потом вновь вместе отправится в индейскую деревню. Ягуар привык вставать рано, в то время, когда Монгво только ложится спать, поэтому с утра последний был в весьма вялом состоянии, но, пересилив себя, он, пробудившись, поспешил за своим другом. Они отправились в путь. Науэль поделился своей ношей, в ответ на предложение о помощи со стороны Монгво, и мужчины побрели по лесу, в котором, казалось, не ступала нога человека. Чуть меньше чем за две недели, с остановками, ночлегом, перерывами на охоту, они наконец добрались. В деревне у истока Святого Лаврентия, километрах в 20-25 от берегов Онтарио, жило около 300 гуронов, остальные же проследовали дальше по реке. Селение было обнесено частоколом в два ряда для защиты от нежданных и незваных гостей с одной стороны. С другой стороны защитой служила река, шириной почти 10 километров. За границами частокола открывалась площадка, больше километра тянувшаяся вдоль берега реки и вытягивающаяся от него по суше метров на 500. В центре стоял большой высокий дом из сухой коры, покрытый на зиму шкурами. Такие дома могли стоять 8-10 лет, по истечении этого срока его жители переехали бы на другое место, возведя уже и новое жилище. По всей деревне были разбросаны шалаши и вигвамы, ближе к берегу стояло несколько типи, принадлежавшие воинам, которые отправлялись в долгие походы на вражескую территорию. В частности, к границам деревни, где жили онейда, на юго-восточном берегу Онтарио. Но пока лютая зима со своими непроходимыми снегами царила в этих краях, типи приспособили под склады, в которых хранили шкуры, меха, провиант и оружие. Одна из хижин, стоявшая немного поодаль от остальных, пустовала. Она предназначалась для человека, который не жил в деревне постоянно. Науэль и его друг прошли вдоль берега, и его встретили несколько молодых людей, которые своими радостными криками оповестили об их приходе всю деревню. Из центрального строения, вокруг которого располагались очаг, тотемный столб и хижина шамана, вышел пожилой мужчина, опираясь на сухую дубовую палку. Аххисенейдей, или Длинное Перо, в этот период времени был вождём гуронов. Его избрали сахемом на всеобщем голосовании, в котором и участвовал когда-то Науэль. После поражения от ирокезов, Длинное Перо занял место отца Науэля, в связи с его трагической гибелью. Он был очень стар, но всё же передвигался без помощи посторонних. Он поднял свою худую морщинистую руку, облачённую в бизонью шкуру. Поприветствовав Ягуара и его друга, он предложил пройти внутрь его большого и просторного жилища. Науэль оставил свои вещи в хижине, и они вместе с Монгво проследовали за старым вождём. Аххисенейдей знал, что по праву занять место сахема должен был Науэль, но в одном откровенном разговоре, последний признался, что это будет слишком тяжкое бремя для него, и он еще не готов вести за собой племя, а кочевая жизнь нравится ему больше. Тогда вождь пообещал хранить тайну происхождения Ягуара, и многие гуроны жили в неведении, не подозревая о том, что к ним в деревню заходит не просто странствующий индеец, а истинный вождь их племени. Мужчины зашли внутрь дома, напоминавшего ирокезскую овачиру, в которой обычно селился целый клан племени. Но гуронская постройка была порядком меньше, и предназначалась лишь для вождя, жена которого сгинула в очень давние времена, ещё до того как дети их взяли в руки оружие. Внутри, как и обычно, собрались все старейшины, самые почитаемые и уважаемые люди племени. Науэль поприветствовал их, и сел у очага, оказавшись прямо напротив вождя. Монгво оставался в стороне, но один из старейшин чуть ли не силой усадил его по правую руку от Науэля. Они сидели в полном молчании, раскуривая трубку. Трубка ходила по кругу, от мужчины к мужчине, и после нескольких кругов над головами присутствующих заклубилось огромное облако дыма. Просидев в молчании с пол часа, вождь наконец выразил благодарность и почтению молодым людям.
– В такое трудное время наши юные друзья не побоялись пройти долгий путь, и оказались в деревне, где их всегда рады видеть. Расскажи нам, Ягуар, кого ты встречал в пути, а кого не встречал.
– Вождь может не верить мне, но в своём походе я не встретил ни одного ирокеза. Я встретил лишь бледнолицего, и он оказался другом. Он помог мне после долгой ночи, проведённой в снегу. Отогрел, накормил и напоил меня, а также дал в дорогу свои дары. Он предлагал мне остаться, чтобы в случае опасности помочь ему защитить его детей.
– От чего же ты не остался? Там действительно опасные места?
– Нет. Он живёт на Гудзоне. Он рассказал мне, что один ирокез однажды забрёл в его края, и в ответ на помощь ему, он не только оставил его и его детей в живых, но и помимо даров, пообещал не приходить к нему с войной.
– Друг мой, ты думаешь этот ирокез сдержит обещание?
– Онейда. Их вождь не тот, кто станет нарушать своё слово. Я спокоен за судьбу брата Мессота.
– Так его зовут? – спросил вождь, и Науэль легонько кивнул в ответ. Он рассказывал о том, как его принял Пол, о своём путешествии и о встрече с Монгво посреди бескрайнего заснеженного леса. Он хотел было поделиться планами на будущее, но посчитал, что слишком рано об этом говорить, не пережив такую суровую и снежную зиму. Он провёл в хижине вождя несколько часов, и после общей вечерней трапезы, вместе с Монгво, они удалились в свои, немного отдалённые от общей массы жилищ, хижины. Отходить ко сну ещё было рано, и в деревне устроили небольшой праздник по случаю прихода долгожданного и желанного гостя. Девушки разожгли сильный костёр, юноши стали танцевать вокруг него.
– Друг мой, не можем ли мы присоединиться к радостной процессии? – со скромностью спросил Монгво.
– Конечно. Наверное, мы даже должны сделать это. Они направились к ярко пылающему огню, который иногда, сильно разгораясь, поднимался вверх и вился над землей. Один из мужчин, долгое время не принимавший участие в празднике, достал свою флейту. Пляски продолжались, но стали спокойнее. Юноши старались танцевать в такт окутавшему их звуку. Монгво достал свою трубку с длинной ручкой, засунул в неё травы из своего кисета, что висел у него на поясе, и закурил. Науэль вслушивался в каждый звук, и чувствовал себя спокойным и защищённым. Его окружало родное племя, люди, которых он знал с детства. Аламеда, которая до этого пела под флейту, прервала свою партию и дала инструменту и музыкальную полную свободу от своего голоса. Она подсела к Науэлю.
– Придёт ли момент, когда Ягуар остепенится, и не захочет покидать свою деревню? Где ещё он услышит эти звуки и ощутит тепло такого родного костра?
– Эти звуки навсегда поселились в душе и сердце Ягуара, и где бы он ни был, он никогда их не забудет. Где бы он ни был, он всегда чувствует теплоту родного костра.
– Время идёт так быстро, Ягуару нужна женщина, которая продолжит его славный род. – Ягуар сам знает, что ему нужно.
– Конечно. Но иногда боль застилает наши глаза, и мы не видим того, что дарует нам Маниту. Пока ты живёшь призрачным прошлым, ты упускаешь настоящее. Только Маниту знает, было ли то прошлое судьбой, или тебе лишь показалось. Ты не можешь этого знать. Но ты можешь знать, есть ли у тебя судьба в будущем, или она навек покинула тебя. Не упусти настоящее, иначе у тебя не будет будущего. Слушай, что тебе говорит Маниту, – глядя на Науэля проговорила девушка, но он не смотрел на неё, а вцепился взглядом в огонь.
–Маниту давно покинул меня. Моё настоящее и будущее уже давно не существует. Оно погибло там, где я сам пожелал оказаться. Маниту отказался от меня, он не видит во мне души, потому что она сгинула, и мне нечего будет ему отдать, когда сгинет и моё тело. Он перевёл взгляд на девушку, и в его глазах отражался огонь, от чего они казались свирепыми и полными ненависти. Девушка слегка отпрянула и, встав со своего места, ушла в свою хижину. Пока Науэль был погружён в философские думы, звук флейты утих. Ягуар вернулся мыслями во внешний мир, когда запел Монгво:
«Шли мы с тобой через реки и горы.
Мы шли через лес, огибая скалы.
Когда дикий зверь устремил на нас взгляд,
Мы прошли мимо него.
Он сказал нам вслед,
Что мы не одиноки.
Он напомнил нам об отцах,
Что легли в землю за нас,
И который смотрят на нас с неба,
Облачившись в перья орла.
Мы шли с тобой дальше,
Через бескрайнюю степь,
Где орлы клубились над головой.
Мы смотрели в небо
И ощущали заботу отцов наших
И любовь матерей наших.
Мы шли с тобой вдвоём,
Но мы не были одиноки».
У Монгво был необычайно красивый голос, который слегка дрожал, когда он пел о предках. Он был немного старше Науэля, но из-за внешнего вида этого было не понять. Половина его лица была выкрашена красной краской, а вторая половина – чёрной. Вдоль лица тянулись тусклые белые полосы. Он почти никогда не смывал краску с лица, и как только старый слой стирался или смывался, наносил новый. Его длинные волосы были слегка спутаны, и ложились крупными прядями на его широкую мощную грудь, которая под слоем одежды казалась ещё крупнее. В волосы были вплетены перья, окрашенные в черно-красный цвет. Он был не высокого роста, но очень плотного телосложения. Зимой он редко облачался в меха, чаще накидывал на себя всего одну шкуру, а в этот холодный вечер, отогревшись у костра, вовсе скинул с себя шкуры и сидел в одной кожаной рубашке, чем некоторых привёл в замешательство. Он закончил петь, и всё тот же музыкант легонько ему поклонился головой, в знак уважения и почтения его таланта. Дальше флейта запела весёлыми мотивами, и пришло время, когда у костра могли танцевать и девушки. Мужчины танцевали со своими возлюбленными или сёстрами, и праздник приобрёл окраску душевного веселья. Науэль, после того как Монгво закончил, покинул своё место у костра, и отправился отдыхать. Он напомнил другу, что тому тоже пора, ведь на рассвете они вместе идут на охоту, но захваченный праздником индеец отказался идти, заверив друга, что с утра будет чувствовать себя как только что родившийся.
Глава IV
– Тише. Тише, Монгво. Дождись пока он убедится, что в безопасности. Посмотри на свою стрелу. Она же колышется, как дубовый лист во время бури.
– Не забывай друг, лук в моих руках бывает не чаще, чем в твоих руках иголка для вышивки. Науэль рассмеялся, и прицелившись уже своей стрелой, стал выжидать момент. Молодой олень, озиравшийся по сторонам, стал сдирать кору с дерева. Науэль натянул тетиву и выстрелил. Стрела пронзила живот оленя, и он рухнул в снег, барахтаясь и мыча от боли. Монгво подошёл к нему, и после того, как закончил страдания животного перерезав ему горло, попросил у него прощения и поблагодарил Великого Духа за дар. В тот день они убили два оленя и кабана. Они пробыли в деревне гуронов чуть больше месяца, и почти каждый день выходили на охоту. Иногда им приходилось уходить на несколько дней. А однажды, когда их не было больше недели, они, в компании ещё 11 мужчин, вернулись с двумя бизонами, оленем и кабаном. Удивившись и обрадовавшись такой добыче, вождь отблагодарил Науэля и его друга, и, отправляя их в дальний путь, наградил их провиантом. Немного попутешествовав вместе, Науэль и Монгво всё-таки разошлись и пошли разными дорогами. Когда пришла весна, Науэль был уже в районе устья реки Святого Лаврентия. Он навестил оставшуюся часть племени, так же помог им заготовить пищу и дрова, и снова отправился в путешествие. Теперь настало тепло, и он направлялся к Гудзону, что бы узнать, как обстоят дела у его бледнолицего друга Пола Мессота. Он немного заплутал, и прошёл западнее того места, где Мессот воздвигнул свою маленькую крепость, но, добравшись до берега реки, не стал больше сворачивать в лес и шёл прямо по берегу. Впереди, у берега в воде, он заметил какое-то движение, и решил зайти в лес, чтобы незаметно проследить за тем, кто копошился в воде. Пройдя немного по лесу, стараясь не шуметь, он оказался позади рыбачившего человека. Он узнал его, и беря в руки свой лук, достал стрелу из колчана и приготовился выстрелить. Он вышел из тени деревьев, и, немного приблизившись к берегу, выстрелил. Стрела попала в песок, в полуметре от ног, стоящих в воде. Человек немного простоял в полном покое и не двигался, но, когда услышал тихонький смех, обернулся.
– Боже сохрани тебя! Зачем пугать мирного человека? Науэль разразился искренним смехом, и поспешил к мужчине.
– Брат Мессот, тебе стоит учить людей, как спасаться от врагов, -через смех сказал Науэль.
– А тебе, мой друг, никто не уступит во внезапности. Будь на моём месте твой враг, его непременно настигла бы эта стрела. Он поднял снаряд и протянул его Ягуару.
– Значит, слава Маниту, что ты мне друг, а не враг. Пол не сдержался и обнял Науэля.
– Ты добываешь себе пропитание? Далеко мы находимся от твоего дома?
– В паре километров.
– Я боялся, что заблудился. Но, удача оказалась на моей стороне.
– Порыбачишь со мной? А потом вместе отправимся.
– Конечно. Позже расскажешь, как вы жили это время. Пол стал возиться с самодельной сетью, а Науэль, закатав низ своих леггинсов, вошёл в прохладную воду реки. Руками, барахтаясь в воде, он изловил пару лососей, от чего Пол раскрыл глаза настолько широко, сколько это возможно.
– Чувствую себя таким бессильным перед природой, и таким неумелым, – с добротой и душевность рассмеялся Пол. Когда они пришли домой с немалым уловом, Науэль обратил внимание, что появилась новая постройка, чуть поодаль от склада с вещами и припасами. Он не стал расспрашивать Пола, для чего она служила, и последовал за ним в дом. Джил возилась на кухне, начищая новую современную посуду, привезённую Полом из Нового Амстердама.
–Джил, посмотри, твой отец просто молодец. Если бы он не встретил Науэля, он никогда не наловил столько рыбы,– улыбаясь обратил на себя внимание Пол. Джил, услышав имя её старого знакомого, обернулась и радостно закричала.
– Мистер Науэль! Томас! Науэль зашёл к нам в гости! Она бросилась на встречу Науэлю, но, попридержав эмоции, просто пожала ему руку и предложила устроиться за столом.
–Посмотри, что привёз отец из города. Это ложка. Посмотри на её ручку. Какое же мастерство нужно, чтобы такое изготовить. Приборы были действительно прекрасные. Для таких диких мест, в каких жил Науэль, они были просто каким-то чудом. Металлические ложки с резными ручками, металлические тарелки. Но большее внимание Науэль обратил на чашку из фарфора. Она была украшена голубым рисунком, на котором была изображена девушка под раскидистым деревом. А ручка была отделана завитком, что придавало предмету необычайную грациозность и лёгкость.
– Мой друг отплывал в Европу зимой. Он встретил там какого-то торговца из Азии, и выменял эту чашку, в обмен на сундучок с индейскими безделушками. Обменялись опытом, так сказать. Она очень древняя. Она прекрасна, правда? Науэль аккуратно провёл пальцем по краю кружки, удивлённо и восхищённо вздохнув.
– Красота. Такого в индейских деревнях не увидишь.
– Да. Думаю, когда-нибудь такие изделия заполонят дома людей, как в Европе, так и в Америке. Мой друг сказал, что не видел такого ни в одном доме Европы, где только бывал.
– Для чего это предназначено?
– Чтобы пить, друг мой. Но мы сбережём такое сокровище до лучших времён, и пока уберём всю эту посуду в сундук. Пойдём-ка, я покажу тебе ещё кое-что. Такое ты вряд ли видел.
– Что же это такое, что может превзойти мои впечатления от только что увиденных приборов? –Идём, идём, дружок. Ты будешь в восторге! Они вышли на улицу и Пол направился к постройке, на которую Науэль обратил внимание, когда только приблизился к дому. Пол открыл двери и подозвал своего друга.
– О, Великий Дух, он прекрасен? – открыв рот от изумления еле произнёс Науэль.
– Это, мой дорогой, лошадь. Лошадь. Её можно оседлать и ездить верхом.
– Там ещё одна! Только маленькая.
–Да. Жеребёнок. Вот что, я подарю тебе одну. Представь, какое уважение ты получишь от своего народа, а главное, какую могущественность! Пол выразился действительно подобающим тоном, вложив в слова гордость и мощь.
– Я обменял их на 40 рулонов пушнины, но оно того стоит, брат. Я научу тебя ездить на ней.
– Я видел их, но не знал, как они называются. Большое стадо паслось в прериях, когда я…был в одном из своих путешествий. Они показались мне слишком своенравными. Я не думал, что их можно приручить.
– Можно, и даже нужно. Лошадь очень сильна и вынослива. Тебе не придётся ходить пешком в твои путешествия. Последнее слово он произнёс иронично, зная, что под словом «путешествие» Науэль имел ввиду какую-то вылазку во вражеский стан, или бегство от настигающих врагов. Науэль ещё немного полюбовался животными, Пол предложил ему погладить одну из лошадей. Потом они вернулись в дом, где Томас и Джил спокойно что-то обсуждали.
– Как твоя деревня, Науэль? Она ещё стоит? Или ирокезы разграбили всё уже и там? – с насмешкой, неторопливо, спросил Томас.
– Слава духам, всё в порядке. Ты упомянул ирокезов. Вам что-то известно об их последних набегах?
– Да, они изрядно погромили какое-то племя. Эри, кажется, – предлагая Науэлю место за столом произнёс Пол.
– Ах, Эри… Я мог наблюдать, как они двигались по реке, вверх, к устью, только по противоположному берегу от того, где расположилось моё племя.
– Они, наверно, были рады тебя видеть! – с озорной проворностью протараторила Джил.
– Да. Они устроили даже небольшой праздник в честь нашего с Монгво прихода.
– Кто такой Монгво? Твой друг? Вы давно знакомы?
–Джил, детка, зачем так заваливать вопросами?
– Ничего, Пол. Я понимаю интерес юной девушки. Мы знакомы пару лет. Он такой же странствующий индеец, как и я. Он из делаваров. Мы не очень хорошо ладим с ними, но с Монгво у нас особое взаимопонимание.
– Это так прекрасно, что у тебя есть друг! Почему ты не привёл его с собой? – Мы много проводили времени вместе, но, всё же, у нас разные пути. Один занимается своим делом, другой своим. Томас, до этого момента не участвующий в беседе, обратился к Джил, выражая недовольство и, снова, насмешку.
– Конечно, одного безумца, который бродит по лесам, не известно зачем, нам мало, сестра.
–О Томас! –Зачем ты так, Томас? Науэль наш друг. Видишь, он исполнил обещание и пришёл к нам, чтобы справиться, как наши дела.
– Я понимаю тебя, Томас. Тебе не хочется видеть человека, не такого образованного и культурного, как ты. Но не думаю, что задержусь у вас надолго.
– Не обращай внимания на этого сорванца. Думаю, индейские дети такие же, в этом возрасте. Всегда всем недовольны, и думают, что мир вращается исключительно вокруг них.
– Индейские дети в этом возрасте часто уже воспитывают своих детей, – с добротой и лёгкость, без намерения обидеть кого-то заметил Науэль, и своими словами вызвал смех у Пола и Джил. В отличие от них, Томас нахмурился ещё больше.
– Порыбачим завтра снова, Науэль? Пару таких рыбалок, как сегодня, и нам хватит рыбы на месяц, – смеясь, предложил Пол. Науэль согласился, и после того, как поведал историю своего пребывания в деревне, он, вместе с Полом, вышли на улицу. Науэль снова подошёл к лошадям.
– Необычайно прекрасные животные.
– Да, очень прекрасные. Я отдам тебе жеребёнка. Ты сможешь отвести его к себе в деревню. За ним там будут следить, пока он не окрепнет и не станет настолько сильным, чтобы можно было его оседлать.
– Оседлать? Однажды, я попытался приручить мустанга. Но он сбросил меня, в мгновение ока. Я тогда сломал ногу. После того случая я избегал их, больше чем мингов.
– Ах, Науэль! Ты приносишь в наш дом хорошее настроение!
– Я стараюсь не приносить плохого. Но не замечаю, что это получается. Но скажи, не заходили ли к вам ирокезы? Не проходили ли они мимо?
– Нет. Вся зима прошла спокойно, а когда наступило тепло, думаю, им стало не до нас. Вообще, ты первый человек после тебя, кто забрёл в наши края. Мужчины немного пошутили, и разговором о предстоящей рыбалке их диалог закончился. Вечером, Науэль изъявил желание устроиться на улице, что бы не занимать место в доме и не смущать некоторых его обитателей. Он пробыл у Пола несколько недель, хотя не собирался задерживаться на долго. Мессот помог ему наладить контакт с лошадью, и после немногих падений и неудач, Науэль уже уверенно стал руководить животным, время от времени делая вылазки в лес верхом на коне. Распростившись со своими друзьями, он вновь направился в свою родную деревню, ведя за собой молодого жеребца. Часть своей ноши он повесил на него, а часть взвалил на себя, что бы молодому животному не было слишком тяжело. Через пару недель он был уже в селении, и пробыл там до конца лета. Лошадь он оставил в деревне, так как знал, что путешествовать придётся много, и иногда по таким местам, где животному будет тяжело пробираться. Когда Науэль впервые появился в деревне с животным, всё племя ахнуло от удивления, а вождь заподозрил в нём действо злых духов. Ягуар стал чаще бывать в деревне, чтобы знать, как живёт Вемэтин. Вемэтин значило «Друг». Так он назвал своего коня. Когда Ягуар оседлал своего подопечного, реакция вождя Аххисенейдея была настолько удивительной, что он чуть было не назвал Науэля повелителем всех животных, после того как увидел, с какой лёгкость Ягуар справляется с ролью хозяина наездника. Летом 1658 года Науэль снова оказался в доме Пола Мессота. Вемэтина с ним не было, так как он решил отправиться в гости к белому другу на лодке. Из деревни он весь путь тащил лодку на себе, а приблизившись к реке наконец сумел отдохнуть от похода. Когда он, дрейфуя на пироге вдоль Гудзона, оказался метрах в 600 от дома Пола, впереди он увидел высокую фигуру, купающуюся в речной прохладной воде. Девушка была в сорочке, её длинные тёмные волосы слегка намокли, но по прежнему вились крупными кудрями, и ветер подбрасывал их, когда она на мгновение замирала, любуясь солнцем и небом. Ягуар узнал девушку, и, чтобы не спугнуть её, ему пришлось остановить судно и высадиться на берег. Он взвалил на себя пирогу и тихой поступью пошёл вдоль берега. Оглядевшись, он понял, что Джил здесь совершенно одна.
– Молодой и прекрасной девушке не стоит быть в таких местах одной,– прокричал он, когда приблизился к Джил настолько близко, чтобы она смогла его услышать, и успела привести себя в порядок, чтобы никого не смутить своим видом. Девушка приблизилась к берегу и накинула на себя одеяло, после чего быстро зашагала Науэлю навстречу.
– Мне некого здесь бояться. Кроме вас, мистер Науэль, здесь никого не бывает. Здесь настолько спокойное место, что мы можем делать что хотим, никого не опасаясь. Я несказанно рада вас видеть, Науэль, но, всё-таки, признаюсь, вы меня напугали. Она протянула Ягуару руку, и поприветствовав друг друга, они обменялись радостью от встречи.
– Когда отец вернётся, он так обрадуется, что ты снова зашёл к нам. Куда ты теперь держишь путь? Может в этот раз, ты задержишься у нас подольше? Тебя долго у нас не было. Около четырёх лет, да? Чем ты занимался всё это время?
– Снова та прозорливость, и снова много вопросов. Ты всё та же, юная Джил. Твоего отца нет дома?
– Да, он ушёл в город. Он собирался продать немного мяса и прикупить маиса, что бы пополнить запасы. Он вернётся через пару дней. Думаю, Томас будет рад тебя видеть.
– Может быть. Но не думаю, что он будет также приветлив, как его сестра.
– О, на самом деле я ему не сестра, а он мне не брат. Отец нашёл меня лет 8-10 назад. Но до того, как я стала жить здесь, я мало что помню. Я не помню, как жила раньше, понимаешь?
– Да. Я не знал, что ты помнишь тот день. Пол рассказывал мне, как нашёл тебя. Наступило молчание и молодые люди просто, не торопясь, шли по берегу реки. Река сделала поворот, и людям открылась широкая водная гладь, сплошняком залитая солнцем. Оно было настолько ярким, что, отражаясь в воде, ослепляло смотревшие в реку глаза. Ветви прибрежных деревьев слегка колыхались, поддаваясь почти незаметным порывам ветерка. Солнце светило сквозь листву, и маковки деревьев будто блестели алмазами.
– Это самое замечательное место, которое я видела в своей жизни. А вот и наш дом! Идём, Томас будет так удивлён! Науэль оставил пирогу под одним из деревьев, растущих невдалеке от дома, и проследовал за Джил. Томас сидел на траве и читал книгу, а рядом с ним паслась Юта. Лошадь немного заволновалась, увидев незнакомого человека, на что Томас не мог не обратить внимания. Он оторвал взгляд от книги, и, увидев Науэля и Джил, вскочил со своего места.
– Если моя память не изменяет мне, и если глаза мне не врут, то это Науэль! Кого-кого, а тебя я не ожидал здесь увидеть! Ты встретил Джил у реки? Она почти каждый день ходит туда. Говорит, там она чувствует себя наиболее живой.
– Да. Я застал её, когда она ещё купалась. Я плыл в пироге, но не хотел испугать её, поэтому сошёл на берег.
– Надеюсь, сестра, ты вела себя прилично, – улыбнулся Томас, и предложил пришедшим пройти в дом.
– Ты сказал, что плыл в пироге. Это прозвучит удивительно, так как мы живём у реки, но я никогда не плавал в лодке!
– Это легко можно исправить, друг мой. Я заметил, что ваша лошадь пасётся. Почему Пол не взял её, чтобы поехать в город? Он отправился пешком?
– Да. Юта немного приболела. Когда кое-кто, – переводя взгляд на Джил, укоризненно говорил Томас, – когда кое-кто совершил поездку в непролазные дебри, Юта упала, запутавшись в сломанных ветках, и повредила ногу. Отец решил, ей пока нужен покой. А где твой конь? Почему ты решил добраться по реке? Или ты к нам, так сказать, проездом?
– Вемэтин ждёт меня в селении гуронов. Я уверен, что там за ним следят и ухаживают как положено. Я решил проложить свой путь по реке. Мне не хватало её живого течения. Я целенаправленно плыл к вам, но надеялся застать Пола. Джил сообщила мне, что он в Новом Амстердаме.
– Да, но он скоро вернётся. Он ушёл неделю назад. Ну, думаю, нам будет чем заняться, чтобы скоротать время до его прихода.
– Вам не боязно оставаться одним?
– Мы не одни, мы есть друг у друга. Томас всегда защитит меня, если опасность подберётся к нам, – обнимая за плечо Томаса, с уверенность и гордостью проговорила Джил, несвойственным ей спокойным и размеренным тоном. Науэль ощутил в этот момент, как тепло они относятся друг к другу, и почувствовал, что к нему они проявляют такие же дружественные чувства. Ему было удивительно слышать отзывчивые слова Томаса, так как он до сих пор считал, что парень невзлюбил его с самой первой встречи, и думал, что он сохраняет этот настрой и по сей день. Но поняв, что в этом доме он никого не раздражает и не вызывает ни у кого ненависти, его охватило спокойное и тёплое чувство нужности. Он понял, что в этом мире есть люди, которые волнуются за него, которые рады, когда у него всё в порядке. В разговоре с Томасом и Джил он практически всё время улыбался, а ему улыбались в ответ. Он впервые за долгие годы почувствовал, что кому-то доставляет радость то, что в его душе томится нежное спокойствие.