Цивилиzации

7. Панама

Сколько прошел кнорр – кто знает? Когда бушующее море не давало поставить паруса без риска перевернуться, гренландцы гребли не разгибая спин. Ночи сменялись днями. Лишь рев скота и плач младенцев напоминали, что на борту есть жизнь.

К берегу они пристали под проливным дождем. Грязные, взлохмаченные, истощенные. Открывшаяся им земля казалась враждебной, хоть это и был зеленый край. Здесь водилась уйма всевозможных птиц, они кружили в небе. Из луков удалось отстрелить хорошую добычу. Но большинство гренландцев боялись осваивать край, который наверняка населяют другие скрелинги, еще более злобные, чем те, которые встретились им прежде. Они считали, что нужно пополнить запасы, простоять лагерем сколько понадобится, чтобы восстановить силы, и на этот раз повернуть на север, к дому. Фрейдис была в ярости и возражала, но один из спутников сказал ей так: «Нам известно, почему ты не хочешь возвращаться в Гренландию. Боишься, что твой брат Лейв накажет тебя за преступления, которые ты совершила в Винланде. Могу обещать, что никто из нас ни словом об этом не обмолвится, но, если Лейв все же узнает о твоих делах, придется тебе подчиниться воле брата или решению тинга».

Фрейдис промолчала. А утром ее спутники обнаружили, что кнорр наполовину затоплен и накренился. Все пали духом. Никто не решился открыто обвинить ее в том, что она потопила судно, но все только об этом и думали. Она же обратилась к ним и сказала: «Как видите, путь по морю теперь отрезан. В Гренландию никто не вернется. Мой отец назвал так открытый им край, чтобы заманить туда таких же, как мы, исландцев и укрепить поселение. На самом деле земля та не зеленая, а белая бóльшую часть года. Названные зелеными места вовсе не так приветливы, как эти. Взгляните на птиц в небе. На плодоносные деревья. Здесь незачем укрываться шкурами, греться у огня и прятаться от ветра в ледяных домах. Мы будем осваивать этот край, пока не найдем место лучше, чтобы основать поселение. Настоящая Гренландия – здесь. Здесь мы завершим дело Эйрика Рыжего».

Тогда одни принялись восхвалять Фрейдис, но другие удрученно молчали, со страхом думая о том, что еще уготовила им эта земля.

8. Ламбаеке

Были на их пути болота, леса, густые, как моток шерсти, и заснеженные горы. Вновь их ждал холод, но никто больше не роптал на приказы Фрейдис, словно потеря кнорра вместе с надеждой на возвращение отняла у них волю.

Всюду встречались скрелинги, они приходили обменивать украшения из золота и меди на железные гвозди и чаши свежего молока. На западе им открылось море. Они собрали плоты. И чем дальше спускались вдоль побережья, тем тоньше были выделаны украшения, которые им предлагали. Один скрелинг подарил Гудрид серьги в виде фигурок жреца, держащего отсеченную голову, это понравилось ее матери. Фрейдис решила, что в землях резчиков по золоту и серебру стоит поселиться. К тому же, сколько хватало глаз, всюду скрелинги возделывали поля. Равнины были перечерчены каналами. Край, как она выяснила, назвался Ламбаеке [24].

Скрелинги приняли железо и скот как дары свыше. Гости казались им посланцами Найлампа [25], их божества. Фрейдис стали почитать за великую жрицу, облачили ее в золото и наделили огромной властью. Ей приносили в жертву пленных, для этого использовались ножи с изображением Найлампа на резных рукоятях и лезвием в форме полумесяца. Здесь жили бонды [26], умело работавшие с металлами. Вскоре после появления гренландцев они уже ковали железные молоты – как малые, так и большие. Фрейдис околдовала их своими рыжими волосами.

И все же она знала: чему быть, того не миновать, и предсказала, что к ним придет болезнь, так что, когда они и впрямь заболели, а затем начали умирать, веры ей только прибавилось. Она призвала их приносить в жертву больше пленных и собирать больше урожая. Владевшие скотом и умевшие обращаться с железом гренландцы были у скрелингов в почете. Более того, когда скрелинги поняли, что пришельцев болезнь не берет, они стали убеждать друг друга, что перед ними божественные существа.

Потом вышло так, что один из скрелингов, настигнутый лихорадкой, выжил и поправился. За ним – второй, и понемногу болезнь, принесенная чужеземцами, отступила. Тогда гренландцы поняли, что их странствие окончено.

9. Смерть Фрейдис

Два года прошли без зимы. Гренландцы научились рыть каналы и выращивать незнакомые им овощи – красные, желтые, фиолетовые, одни сочные, другие мучнистые. Фрейдис сделалась царицей. Она вышла замуж за ярла из соседнего города под названием Кахамарка, и, чтобы скрепить союз, был устроен грандиозный пир. Рекой лилась ака [27] – маисовое пиво, подавали жаренную на углях рыбу, мясо альпаки – животного, похожего на стройную овцу, и приготовленных на вертеле куи [28] – эти напоминали кроликов, покрытых пухом, с маленькими ушами, а мясо у них было нежным и сочным.

У Фрейдис было много детей, и умерла она, осыпанная почестями. Похоронили ее вместе со слугами, украшениями и посудой. Ее лоб охватывала золотая тиара. Колье из восемнадцати нитей красного жемчуга покрывало грудь. В одной руке она сжимала железный молот, в другой – нож-полумесяц.

Гудрид выросла и, хотя волосы ее не были рыжими, как у матери, сумела добиться почета у народа Ламбаеке. Поэтому, когда жестокие бури смели все в округе и скрелинги горевали из-за потерянного урожая и затопленных полей, она убедила их, что это послание Тора. Она нисколько не сомневалась, что нужно двигаться дальше, и, как достойная дочь своей матери, повела к югу множество скрелингов и гренландцев, которые теперь стали единым народом. Говорят, они нашли большое озеро, но в этой саге о таком не сказано, ведь никто точно не знает, что было дальше.

Часть вторая
Дневник Христофора Колумба (фрагменты)

Пятница, 3 августа

Мы отшвартовались в пятницу 3 августа 1492 года в восемь часов утра и покинули остров Сальтес [1]. Пошли на юг и до захода солнца при хорошем ветре проделали шестьдесят миль, или пятнадцать лье, затем – на юго-запад, дальше – на юг и четверть к юго-западу, по направлению к Канарским островам.

Понедельник, 17 сентября

Уповаю на то, что Всевышний, в чьих руках все наши свершения, вскоре пошлет нам землю.

Среда, 19 сентября

Погода ясная, и если Господу будет угодно, всё то, что сейчас миновали, увидим на обратном пути.

Вторник, 2 октября

Море по-прежнему спокойное и милостивое. Нескончаема хвала за это Господу.

Понедельник, 8 октября

Слава Богу, воздух вокруг легкий, как в апреле в Севилье, и такой благоуханный, что пребывать здесь одно удовольствие.

Среда, 9 октября

Всю ночь мы слышали, как летят птицы.

Четверг, 11 октября

В два часа пополуночи на расстоянии двух лье показалась земля.

Пятница, 12 октября

Мы достигли небольшого острова, который на языке индейцев называется Гуанахани [2]. К нам вышли нагие люди, и я сошел на берег, со мной были Мартин Алонсо Пинсон, капитан «Пинты», и Висенте Яньес, его брат, капитан «Ниньи» [3].

Оказавшись на твердой земле, я вступил во владение означенным островом от имени ваших высочеств.

Тотчас вокруг собралась толпа островитян. Чтобы они были к нам дружелюбны и зная теперь, что подчинить этот народ и обратить в нашу святую веру много проще любовью, нежели силой, я подарил им несколько красных колпаков, стеклянные четки, которые они повесили на шеи, и множество других безделиц; все это их необычайно обрадовало: просто поразительно, как они нам доверились.

Видится мне, что эти люди вообще ничем не владеют. Ходят они в чем мать родила, и женщины тоже.

Если Господу нашему будет угодно, когда отправлюсь назад, увезу с собой шестерых для ваших высочеств, пусть научатся говорить. На этом острове не встретил я никаких животных, одних только попугаев.

Суббота, 13 октября

Едва рассвело, их мужчины во множестве высыпали на берег, все молодые и все прекрасно сложены. Это очень красивый народ. Волос у них не вьющийся, а ровный и плотный, как конская грива.

Они подошли к нефу [4] на лодках, выдолбленных из цельного ствола дерева и таких больших, что в некоторых умещалось по сорок человек.

Они готовы отдать всё за сущие пустяки, которые им предлагаются. С неизменным вниманием пытался я уяснить, нет ли у них золота. С помощью языка жестов мне удалось узнать, что на юге есть царь, у которого золота немерено.

Посему я решил идти на юго-запад за золотом и драгоценными камнями.

Пятница, 19 октября

Чего мне хочется, так это увидеть и открыть как можно больше, чтобы в апреле с Божьей помощью возвратиться к вашим высочествам.

Воскресенье, 21 октября

Стаи попугаев затмевают небо.

Хочу отправиться на другой остров, очень большой: вероятно, это Сипанго [5], если верить тому, что сообщают индейцы, которых я взял с собой; они называют этот остров Колба.

Вторник, 23 октября

Сегодня собираюсь отправиться к острову Куба: думаю, это и есть Сипанго, судя по тому, что сообщают эти люди о его размерах и богатстве. Не хочу надолго задерживаться: вижу, что золотых копей здесь нет.

Среда, 24 октября

Сегодня в полночь я снялся с якоря и иду к острову Куба, который, судя по тому, что я слышал от индейцев, весьма велик, там бойко идет торговля, много золота, пряностей, туда заходят большие корабли, приплывают купцы. Полагаю, если все именно так, как описывают индейцы, – их языка я не понимаю, – это и есть остров Сипанго, о котором рассказывают столько удивительного: на встречавшихся мне глобусах и картах мира он расположен где-то в этих местах.

Воскресенье, 28 октября

Трава высока, как в Андалусии в апреле. Скажу, что прекраснее острова еще никто на свете не видел, здесь много гор, красивых и очень высоких, хотя длинных цепей они не образуют. Берег высокий, как на Сицилии.

Индейцы говорят, что на острове есть золотые копи и жемчуг. Я и в самом деле видел место, где могут зарождаться жемчужины, и раковины – верная примета. Насколько я смог понять, туда приходят тяжелые торговые корабли Великого Хана, а материк в десяти днях пути.

Понедельник, 29 октября

Чтобы наладить общение, я направил две шлюпки к встретившейся деревне. Все ее обитатели – мужчины, женщины, дети – разбежались, побросав дома и все, что было внутри. Я приказал ничего не трогать. С виду дома – как солдатские палатки, но размерами – с королевский шатер; стоят они не вдоль улиц, а как придется; внутри прибрано, утварь аккуратно разложена. Дома построены из красивых пальмовых ветвей – все, кроме одного: он заметно вытянут, и у него земляная крыша, на которой растет трава. Внутри мы обнаружили множество статуэток в виде женских фигур и такое же множество искусно сделанных масок, под которыми можно полностью скрыть голову. Не знаю, служат ли они для украшения или им поклоняются. В домах встретились собаки – они не лают – и прирученные дикие птицы.

Должно быть, есть скот: я видел черепа, напоминающие коровьи.

Воскресенье, 4 ноября

Люди здесь крайне миролюбивы и боязливы; они нагие, как я уже говорил, и у них нет ни оружия, ни законов. Земли исключительно плодородны.

Понедельник, 5 ноября

На заре я приказал вытащить неф на сушу, а за ним и остальные корабли, но не все разом, чтобы два из них всегда стояли на якоре на случай опасности, невзирая на то, что люди здесь внушают доверие и на сухую стоянку можно было бы определить все суда.

Понедельник, 12 ноября

Вчера шестеро молодых мужчин на лодке подошли к нефу; пятеро поднялись на борт. Я приказал не выпускать их обратно и везу с собой. Затем я отправил людей в один из домов на западном берегу реки. Они доставили женщин, числом шесть, отроковиц и зрелых, и троих детей. Сделал я так, потому что с женщинами из родных мест мужчины в Испании будут более покладистыми, чем без оных.

Нынче ночью к моему судну на лодке подплыл человек, он оказался мужем одной из женщин и отцом троих ее детей, мальчика и двух девочек. Он попросил разрешения отправиться с ними. Меня это только обрадовало. Теперь они все утешились, из чего я сделал вывод, что они между собой в родстве. Мужчине лет сорок или сорок пять.

Пятница, 16 ноября

Индейцы, которых я везу, выловили огромные раковины. Тогда я велел своим людям спуститься в воду и проверить, нет ли там перламутровых устриц, таких, в которых рождается жемчуг; устрицы нашлись, их много, но все без жемчужин.

Суббота, 17 ноября

Из шести юношей, которых я забрал в устье реки и приказал отправить на каравеллу «Нинья», двое, кто постарше, сбежали.

Воскресенье, 18 ноября

Я еще раз решил выйти на шлюпках, взяв с собой больше людей, чтобы на видном месте, где нет деревьев, поставить крест, который велел соорудить из двух бревен. Крест получился высоким, зрелище было красивое.

Вторник, 20 ноября

Не хочу, чтобы сбежали индейцы, которых я забрал с Гуанахани: эти люди мне нужны, надо доставить их в Кастилию. Сами они уверены, что как только найдется золото, я отпущу их назад в родные земли.

Среда, 21 ноября

В этот день Алонсо Пинсон ушел на каравелле «Пинта», не имея на то приказа и против моей воли, из корысти, полагая, что индеец, которого я переправил на его каравеллу, принесет ему много золота. Отправился в спешке, невзирая на ненастье, просто потому, что ему так вздумалось.

И это отнюдь не все, что он мне сделал и наговорил.

Пятница, 23 ноября

Весь день я шел по направлению к земле, строго на юг, при малом ветре. Держась этого курса, мы миновали другую землю: индейцы рассказывают, будто там встречаются люди с одним глазом на лбу, а еще те, кого они называют каннибалами и страшно боятся.

Воскресенье, 25 ноября

Перед восходом я спустился в шлюпку и отправился осмотреть мыс, поскольку мне показалось, что там должна быть какая-нибудь большая река. И в самом деле у оконечности мыса, пройдя расстояние в два арбалетных выстрела, я увидел полноводный ручей с очень прозрачной водой, которая с необычайным грохотом устремлялась вниз с высокой горы. Я пошел к этому ручью и увидел там камни: они сверкали и все были усыпаны золотистыми крапинами. Я сразу вспомнил, что в устье Тежу, ближе к морю, нашли золото: видится мне, что и здесь оно определенно должно быть. Я велел собрать таких камней, чтобы доставить их вашим высочествам. Обратив взгляд на горы, я увидел столь мощные, столь дивные сосны, что и не скажешь точно, какой они высоты, они похожи на огромные веретена. Думается мне, из них можно строить корабли, делать доски и мачты для самых больших испанских нефов. Здесь растут дубы и арбутус [6], есть подходящая река и место, где можно поставить лесопильню.

На берегу я видел много камней цвета железа, а еще такие, которые, как говорят, берутся из серебряных рудников, – их принесла река.

Кто не видел этого своими глазами, не поверит в то, что довелось увидеть мне, однако могу заверить моих сиятельных государей, что я и на сотую долю не приукрашиваю.

Я следовал дальше вдоль берега, чтобы основательно все осмотреть. Вся эта земля сплошь горы, очень высокие и очень красивые, не безводные, не скалистые, хорошо доступные, с роскошными долинами. Эти долины, как и горы, до того густо поросли высокими деревьями и полны влаги, что глаз радуется.

Вторник, 27 ноября

С южной стороны я увидел весьма примечательную гавань, которую индейцы называют Баракоа, а на юго-востоке необыкновенно красивые места – волнистые цветущие равнины среди гор. Там видны столбы дыма, крупные поселения и прекрасно возделанные земли. Посему я решил зайти в эту гавань, рассчитывая поладить с туземцами и приобщить их к нашим обрядам. Поставив неф на якорь, я спрыгнул в шлюпку и отправился исследовать окрестности, обнаружив в результате устье реки, вполне широкое для галеры. Как чудесно было, проходя по этому устью, любоваться деревьями и этой свежестью, невероятно прозрачной водой, птицами и прочими красотами – я даже поймал себя на мысли, что не хочу покидать этот край.

Да повелят ваши высочества построить здесь города и крепости, и тогда население обратится в нашу веру.

Должен сказать, что и здесь, и во всех других местах, которые мною уже открыты или, надеюсь, будут открыты на обратном пути в Кастилию, весь христианский мир найдет большую выгоду, и в особенности Испания, которой все должно быть покорно.

Среда, 28 ноября

Я решил остаться в гавани, поскольку идет дождь и небо плотно затянуто. Матросы сошли на землю, и некоторые направились выше по реке стирать белье. Они обнаружили большие поселения, однако дома там пусты: все жители разбежались. Вернулись они по другой реке, но на перекличке недосчитались одного юнги. Никто не знает, что с ним сталось. Быть может, его утащил крокодил или ящерица из тех, что населяют остров.

Четверг, 29 ноября

Идет дождь, небо по-прежнему затянуто, поэтому я остался в гавани.

Пятница, 30 ноября

Нам не удалось выйти, потому что навстречу дует левант [7].

Суббота, 1 декабря

Дождь сильный, ветер продолжает дуть с востока.

Среди голых скал при входе в гавань я установил крест.

Воскресенье, 2 декабря

Ветер по-прежнему встречный, и мы не можем отправиться дальше. В устье реки юнга нашел камни, в которых, похоже, есть золото.

Понедельник, 3 декабря

Погода все еще нам не благоволит, и я решил осмотреть весьма живописный мыс, отправившись туда на шлюпках с несколькими вооруженными людьми. Я пошел по реке и обнаружил небольшую бухту с пятью вместительными лодками, которые индейцы называют каноэ. Мы сошли на берег и отправились по пролегающей среди деревьев тропе, которая привела нас к хозяйственной постройке, довольно толково устроенной. Внутри было еще одно каноэ, как и другие, сделанное из цельного ствола дерева, длиной, как фуста [8] на семнадцать скамей. Была там кузница, где из торфа добывается железо, а возле печи стояли корзины с наконечниками для стрел и крючками для рыбной ловли.

Мы вскарабкались на плоскую вершину горы, где располагалась деревня. Жители, едва заметив меня и моих спутников, бросились бежать. Увидев, что у них нет ни золота, ни других ценностей, я решил повернуть назад.

К нашему удивлению и досаде, когда мы спустились на берег, где оставили шлюпки, их там не оказалось, как и каноэ. Это крайне озадачило меня, ведь к подобной дерзости аборигенов мы не привыкли. Наоборот, обычно они такие робкие и пугливые, что почти всегда убегают при нашем появлении, а когда все-таки решаются подойти, охотно отдают все, что имеют ценного, взамен на какие-нибудь безделушки. Как мне показалось, они не знают, что такое собственность, и не способны на воровство, ведь, когда просишь у них что-нибудь стоящее, они никогда не отказывают.

Между тем появились индейцы. Все они были разрисованы красной краской и наги, как если бы матери только что произвели их на свет, некоторые – с плюмажем или отдельными перьями на голове и все – с дротиками в руках. Они держались на значительном расстоянии, но время от времени с громкими криками воздевали руки к небу. Я спросил, пользуясь жестами, не молитва ли это. Они ответили – нет. Я сказал, что нужно вернуть шлюпки. Индейцы сделали вид, что не понимают. Я спросил, где их каноэ, рассчитывая забрать их, спуститься по реке и добраться до нефа.

И тут случилось нечто странное. Внезапно, как гром среди ясного неба, раздалось конское ржание. Индейцы бросились прочь.

Я поручил четверым своим людям добраться до наших по суше и предупредить о нежданных затруднениях. Сам же вместе с оставшимися решил пойти в ту сторону, откуда донеслось ржание.

Мы вышли на поляну – мне показалось, что это кладбище, поскольку она была утыкана камнями, они торчали всюду, и на них были выцарапаны надписи: литеры неизвестного алфавита состояли из линий, наподобие небольших палочек, одни были прямыми, другие наклонными.

Вечерело, и я приказал своим подручным устроить лагерь: слишком опасно было бы искать дорогу пешими в темноте, тем более что прибыли мы на шлюпках и не взяли с собой лошадей. Я также счел, что осмотрительнее провести ночь под открытым небом, не разводя костер. Так что мы с моими людьми устроились на ночлег среди могил, зато нас не мучил холод, ибо земля прогрелась как никогда.

Всю ночь по округе разносилось ржание.

Вторник, 4 декабря

На рассвете я велел поставить среди камней крест, дерево для него выбрали податливое, похожее на вяз. Мои люди хотели подкопать стелы и проверить, нет ли там золота, но я рассудил, что мудрее будет поспешить обратно на неф.

Я следовал со своими спутниками вдоль реки, но тропа пролегала по крутому склону, и приходилось спускаться по пояс в воду, огибая невероятно густую растительность. Над нами летали красноголовые грифы. Позади снова и снова раздавалось ржание, отчего мои люди нервничали: это напоминало им, что в таких обстоятельствах сами мы лишены возможности перемещаться верхом. Я попытался их отвлечь, указав на гальку, блестевшую в воде, и сказал, что здесь определенно есть золото, которое разносит река, причем, надо сказать, я в этом почти убежден. А потому дал себе слово, что еще вернусь и смогу доказать это вашим высочествам.

Но пока мы, преодолевая препятствия, шли вперед, одного из наших вдруг сразила стрела. Это вызвало смятение в отряде, и мне пришлось воспользоваться данной мне властью, чтобы всех успокоить. Уведомляю вас об этом, потому что нет ничего хуже трýсов, неспособных встретить опасность лицом к лицу; но знайте также, что если индейцы выследят одного или двоих, исход будет предрешен: ходить в одиночку – верная смерть. У стрелы был железный наконечник. Теперь мы были настороже, я приказал всем скрыть головы шлемами и лично убедился, что ремни нагрудников у всех надежно затянуты.

Среда, 5 декабря

Никоим образом я не хотел рисковать, поэтому мы осторожно шли через мангры – так называют эти леса аборигены, по названию кустарника, растущего в воде. (Во всяком случае, это сказал мне индеец, которого я забрал с острова Гуанахани и которого учили кастильскому, чтобы он был нашим толмачом, ведь здесь, кажется, говорят на одном языке.) Продвигаемся мы с трудом – мешает тина, зато больше происшествий не было. Мы видели, как река пронесла тело человека, одетого, как христианин, но выловить его не удалось, и он продолжил плыть по течению.

Завтра милостью Господа, который неустанно оберегает нас, мы доберемся до гавани, где нас ждут неф, «Нинья» и остальной экипаж.

Ржание тем временем не прекращается.

Четверг, 6 декабря

Мы отправились в путь до восхода солнца: мои люди нервничали и пребывали в нетерпении. Когда мы вышли к гавани, все вокруг было спокойно, слабый береговой ветер дул в сторону залива, красноголовые грифы парили в небе, ржание прекратилось.

Неф еще стоял на якоре, но почему-то не было «Ниньи».

По волнам двигалось каноэ, им правил всего один индеец, и казалось чудом, что он держится на воде, потому что ветер теперь дул довольно сильно. Мы стали звать его, но он не подплывал, а мы без шлюпок подойти к нему никак не могли. Я велел двум матросам добраться до нефа вплавь. Но не успели они преодолеть и трети расстояния от берега, как на воду спустили шлюпки, которые направились в нашу сторону, – это были те самые шлюпки, которые у нас забрали. Мы увидели на борту индейцев, они показались мне куда более шустрыми и сметливыми по сравнению с теми, каких я встречал до сих пор. Знаками они предложили доставить нас на корабль. Я сел в одну из шлюпок вместе со своей командой. У этих индейцев топоры с железными лезвиями.

На судне меня встретил индеец, которого остальные называли касик [9]: надо понимать, он правит здешними землями, учитывая, с каким почтением к нему относятся, хоть и ходят они все совершенно нагими. Странное дело, я не обнаружил и следа своего экипажа. Касик пригласил меня в ют отобедать. Когда я сел за стол, где привык есть, он жестом велел своим ждать снаружи, что и было выполнено со всей поспешностью и безупречным послушанием. Все уселись на палубе, за исключением двух мужчин в зрелых годах, которых я принял за советников, – они сели у его ног. Мне подали приготовленные ими блюда, как будто я их гость на моем собственном корабле.

Ситуация не переставала меня удивлять, но я не подавал виду, дабы представить моих сиятельных государей в самом достойном свете. В угоду хозяину стола я попробовал каждое блюдо и выпил немного вина, которое они взяли из моих запасов. Я попытался выяснить, куда делся весь мой экипаж и почему «Нинья» вернулась в открытое море. Касик говорил мало, но его советники заверили, что завтра меня проводят к каравелле. Так во всяком случае я решил; плохо, что мы пока не можем понимать их язык. Я также спросил, знает ли он места, где есть золото: думается мне, что здесь они добывают мало этого металла, однако мне известно, что по соседству расположены земли, где золото рождается и где его много. Касик заговорил о великом правителе по имени Каонабо [10] на острове где-то поблизости; мне кажется, это и есть Сипанго.

Я заметил, что ему понравилось покрывало на моей постели, и отдал его вместе с красивыми янтарными четками, которые носил на шее, парой красных башмаков и флаконом с флердоранжевой водой. Поразительно, как он был доволен. И он, и его советники огорчались, что едва меня понимают и что я не понимаю их. Но я все равно догадался, что они говорят: завтра я смогу увидеть своих людей, как и свой корабль.

Наверное, эти высочества – могущественные властители, – рассуждал он со своими советниками, – раз смело прислали меня сюда из такого далека. Они говорили между собой о чем-то еще – понять их я не смог, но заметил, что они все время улыбаются.

Когда час был уже поздний, он удалился со своими людьми и унес подарки, которые я ему вручил, оставив меня спать в моей постели.

Пятница, 7 декабря

Наш Всевышний, светоч и сила каждого, кто выбрал праведный путь, решил испытать самого преданного своего слугу, как и слугу ваших высочеств.

На рассвете индеец вернулся со свитой из семидесяти человек. С помощью всевозможных жестов и пантомимы он предложил препроводить нас к «Нинье». Пальцем он указывал на восток, так что я развернул паруса и со своим поубавившимся экипажем пошел в том направлении вдоль побережья в окружении каноэ. Находившиеся на борту индейцы наблюдали за нами, не произнося ни слова, но я догадывался, что они восхищены нашим умением управлять кораблем невиданных размеров, хотя численности нашей едва хватало, чтобы неф мог маневрировать. А ведь им было неведомо, что это судно за день способно пройти больше, чем они за неделю. Тогда я еще был далек от мысли об их коварстве.

Касик привел нас к деревне у моря, в шестнадцати милях, где я нашел подходящее место и бросил якорь возле пологого берега. Там была «Нинья»: ее вытащили на сушу, и это вновь озадачило меня и моих людей. А когда мы пожелали высадиться на берег, чтобы осмотреть каравеллу, касик и все, кто был с ним, категорически отказались покидать неф. Мне не хотелось тратить время на бесполезные пререкания, и я предпочел оставить на борту троих людей, которые должны были проследить, чтобы индейцы ничего не стащили и не повредили.

Едва мы высадились на берег, как вокруг нас собралось человек пятьсот, нагих, с разрисованными телами, вооруженных топорами и копьями. Вели они себя не так, как остальные – те, кого подталкивало любопытство и кто был готов обменивать ценности на безделушки. Эти, напротив, окружили нас, выстроившись в строгом порядке, словно полк ландскнехтов. Мы стояли спиной к морю, путь к нефу отрезали каноэ, а сам корабль находился в руках касика и его свиты, оставленных нами на борту.

Появились и другие индейцы, верхом на неоседланных приземистых лошадях; вооружены они были копьями и окружали царя на коне, покрытом золоченой попоной: наездник держался так горделиво, что в его статусе не оставалось сомнений.

Царь этот, увенчанный ореолом славы, каким только опыт прожитых лет дополняет властный нрав, зовется Бехекио [11]; он утверждает, что состоит в родстве с великим правителем Каонабо, о котором нам все рассказывают. (Полагаю, что это и есть Великий Хан.)

Не желая выказать ни смятения, ни слабости, хотя в эту минуту положение наше казалось мне не из лучших, я выступил вперед и, обратившись к царю, в самых торжественных выражениях сообщил ему, что прислан монархами могущественнейшей державы, по другую сторону океана, которым следует подчиниться, и тогда он сможет пользоваться их защитой и благоволением. Но, видимо, индеец, бывший при мне толмачом, рассказал ему, что христиане прибыли с небес и ищут золото, ибо такие речи он вел при каждой нашей встрече с аборигенами и никак не мог в этом разувериться, что, впрочем, до сих пор служило нам скорее добрую службу.

Затем я спросил, где мои люди. Тогда по знаку царя привели моих матросов (и видно было, что некоторых недостает), а с ними – экипаж «Ниньи», и надо сказать, состояние этих людей оставляло желать лучшего. Я был крайне возмущен столь скверным обращением с христианами и пригрозил Бехекио самыми страшными карами, заверив, что мои повелители не потерпят подобного оскорбления. Не знаю, что из этого понял царь, но отвечал он, повысив голос. Если верить толмачу, он винил христиан в том, что многих индейцев забрали против их воли, разлучили с семьями и надругались над их женщинами.

Я заверил его, что индейцев увезли ради их же спасения и что мы, насколько могли, старались не разлучать семьи, а если христиане успели надругаться над женщинами из этих мест, то совершено это было без моего позволения и их следует наказать. Мне неведомо, как были изложены мои слова и как истолковал их Бехекио, но, услышав это, он велел схватить всех плененных им христиан – экипаж «Ниньи» и моряков с нефа, которые не сопровождали меня. Их связали у нас на глазах. А затем посреди деревенской площади, перед всеми собравшимися привязали к заранее поставленным столбам и отрезали им уши.

Я бессильно наблюдал за этой жестокой расправой, ведь индейцев было слишком много и они были слишком хорошо вооружены: что бы мы ни предприняли, это обрекло бы нас на верное растерзание.

Наконец Бехекио знаком велел мне и тем, с кем я пришел, удалиться. Я громко ответил, что мы ни за что не оставим христиан в столь ужасном положении, в руках язычников, не ведающих о спасении души и Святой Троице. Он позволил нам отвязать несчастных братьев, но, когда мы собрались вновь овладеть нашими судами, их стражи преградили нам путь к морю и каравелле на берегу. Бехекио знаками показал, что для возвращения на небеса, с коих мы сошли, в кораблях нет нужды.

Нам оставалось только углубиться в лес, вместе с ранеными и без лошадей.

Нас тридцать девять.

Воскресенье, 16 декабря

Господь наш, кладезь мудрости и милосердия, ниспослал нам испытание, но решил нас не покидать.