– То-то и оно. Я и не знаю, за кого тебя принять.– Прошептал шан, прижавшись ко мне. – Кто ты, что ты? Смотрю, смотрю, а понять не могу. Но я пойму, ты не думай, что я идиот.

Он шептал, прижимаясь губами к моему уху а я наклонялась всё ниже и ниже от него. Наконец, он выпрямился, и я вздохнула в полную грудь. Честное слово, никогда ещё мне не хотелось слинять куда подальше, так, как сейчас. И только сама возможность слинять, в любой момент, ещё удерживала меня. Всё-таки я ужасно любопытна.

– Шан, ну ты сам подумай. Если бы я спрятала шэшэн, зачем бы мне его на глазах у Толы выкидывать? Другого места не было, что ли?

– Ну, наверное, ты плохо соображала после приёма. Или просто не подумала, что его там ещё достаточно.

– Думай что хочешь. – Надулась я.

– Ну, хорошо. Я готов тебе поверить. Ты не знала, что у тебя в кармане горсть шэшэна. Ты его не ела.

Тут я, холодея от ужаса, почувствовала, как его пальцы тихонько пробежали по моим коротким волосам, спустились по шее и дотронулись до «кошачьей точки». Эту точку мой муж называл выключателем истерик. Стоило ему коснуться моей шеи, и я растекалась киселём у его ног.

Ну надо же, тело другое, а реакция такая же. Я сжала зубы и замерла, не дыша. Только бы не застонать. А шан, злодей, обхватил меня одной рукой, прижал к себе и снова зашептал в ухо, выталкивая по слову с каждым выдохом.

– Тогда. Ответь. Мне. Просто. Ответь. Как ты. Узнала. Где. Находятся. Дети.

– Мне приснилось. – Сквозь зубы и слёзы выдавила я.

Внизу живота разгорался огонь. Меня начинало, потихоньку, трясти. От желания. Это его красивые сильные руки так на меня действовали.

– Тебе могли присниться дети. Тебе могло присниться, что с ними всё в порядке. Но ни в каком сне ты не могла увидеть визигов, которых никогда не видела наяву.

Шан сжимал моё плечо всё сильнее, и я почувствовала, что его тоже трясёт, и поняла, отчего.

– Шан, остановись. – Из последних сил, прошептала я. – Остановись. Хватит.

Он резко отпрянул от меня. Несколько раз глубоко вздохнул. Потом тормознул воула. Спрыгнул на землю и, широко шагая, пошёл к руслу, под камнями которого журчала вода. Света луны мне хватило, чтобы увидеть, как он плещет себе в лицо водой. Мне тоже не помешало бы охладиться. Я спрыгнула со спины воула и пошла осторожно, по круглым камням, выискивая воду.

– Иди сюда. – Позвал шан. – Родник здесь. Иди, иди, не бойся.

– Да я и не боюсь. Что ты меня съешь, что ли?

– Не съем. – Глухо подтвердил шан.

Я присела над родничком и зачерпнула пригоршню воды. Ледяная какая. Прижала ладони к лицу. Хорошо. Ещё. Вот так. С каждой пригоршней мне становилось всё лучше. Я намочила голову, шею. Позволила воде стечь на грудь, не замечая, с каким выражением смотрит на меня шан.

Внезапно он схватил меня за руку. Я дёрнулась, негодующе вздохнув. Хотела возмутиться громко, но, подняв глаза, увидела, что шан прижимает палец к губам и смотрит мне за спину. Я обернулась и обомлела.

На берег медленно и величаво выходили два белоснежных… единорога.

Яркая луна, высоко в небе, не имела никакого значения. Казалось, что волшебные звери светятся собственным светом. Их серебряные рога-копья сверкали, как осколки лунных лучей. Игра теней создавала иллюзию прозрачности их прекрасных тел. Отражённый свет доходил до земли, освещая верхушки трав, и казалось, что они танцуют на облаках.

Мир вокруг перестал существовать. Никогда в жизни я не видела ничего прекраснее. От этой красоты становилось больно. Я знала, что никогда больше не увижу их, и умирала от тоски и восторга.

Наверное, я слишком шумно вздохнула. Один из единорогов повернул голову в нашу сторону. Замер на мгновение, а потом громко фыркнул и встал на дыбы. Громкое ржание разнеслось по ночному воздуху.

Внезапно за спиной закричал воул. Я вздрогнула от неожиданности, а единороги метнулись белыми молниями и исчезли за тёмными стволами деревьев.

Они исчезли, а я стояла, не в силах тронуться с места, и не замечала, как по щекам моим катятся слёзы.

Они исчезли, а сердце моё, рванувшись вслед за ними, упало на камни и разбилось вдребезги.

Я не слышала и не понимала, что говорит мне шан.

– Ол, они существуют. – Жарко шептал он. – Я не верил, Ол. Мне говорили дикари, а я не верил. Это добрый знак. Мы и они. Их тоже двое. Ты веришь в судьбу, Ол?

Шан держал моё лицо в своих ладонях и пытался заглянуть в глаза, но в глазах моих летели куда-то, вдаль, два белоснежных единорога.

Я ничего больше не видела. И не хотела видеть.

Я упёрлась шану в грудь, отталкивая. Мне не хватало воздуха. Хотелось вдохнуть поглубже, но он прижал меня к себе и зашептал снова, покрывая моё лицо поцелуями.

– Я люблю тебя. Я давно это понял. Я ненавидел тебя за эту любовь. Ты дикарка. Но теперь мне всё равно. Я не смогу без тебя. Я не хочу без тебя…

– Шан, как ты можешь сейчас… о каких-то глупостях. – Сквозь слезы прошептала я.

– Меня зовут Пиллен.– Он произнёс своё имя как откровение, а я не поняла, что именно откровением это и было.

– Какая разница. Шан, Пиллен. Нам надо идти. Там дети.

Я схватилась за внезапное воспоминание о детях, как за соломинку. Однако больше всего мне сейчас хотелось, чтобы он заставил меня забыть о них. Чёрт. Как же сильно мне вдруг этого захотелось.

Я развернулась и, спотыкаясь на мокрых камнях, побрела к воулу. Пилен шёл следом за мной. Воул спокойно стоял на месте, дожидаясь нерадивых седоков. Я уткнулась лбом в его тёплый бок. Шан протянул ко мне руку, и я отскочила. Момент был упущен и я злилась. То ли на себя, за свою слабость, то ли на него, за то, что он этой слабостью не воспользовался.

Пилен усмехнулся и достал седельную сумку. Порылся в ней и вынул маленький белый цилиндрик. Вытряхнул из него две таблетки. Одну закинул себе в рот, другую протянул мне. Я положила облатку на язык. Никакого вкуса она не имела.

– Ты даже не спрашиваешь меня, что это. – Сказал шан.

– Я тебе доверяю.– Мрачно ответила я. – Что это?

– Это поможет нам немного успокоиться. Не помешает, правда?

Он говорил немного зло и смотрел на меня, иронично улыбаясь. И я снова почувствовала себя под этим взглядом маленькой, глупой девчонкой.

– Грызть?

– Что?

– Я говорю, грызть или…

Ещё не договорив, я поняла свою ошибку. Шан взял меня за подбородок и наклонился ко мне.

– Ол, повторяю, я не идиот. – Прошептал он. Потом легко коснулся своими губами моих губ и в следующее мгновение взлетел на спину воула. Протянул мне руку.

– Я поеду сзади.

Он кивнул и легко подняв, усадил… перед собой. Да он же меня дрессирует, внезапно поняла я. Ах-х-х ты ж-ж-ж. Чтоб тебя. Я не очень-то люблю такие фокусы. Извернувшись, я соскочила на землю.

– Я же сказала, я еду сзади. – Тихо прошипела я.

Шан расхохотался, и мне показалось, что он предвидел этот мой глупый бунт.

– Ол, мне не очень удобно подсаживать тебя назад. Я могу вывернуть тебе руку. – Просмеявшись, сказал он.

– Тогда подведи воула к тому камню. Я сама сяду.– Не сдавалась я.

– Хорошо. – Ответил шан.

И когда я влезла на воула позади него, спросил, удобно ли мне.

– Вполне. – Буркнула я. Просунула ладонь за его пояс, стараясь не касаться тела. Нахохлилась и замолчала.

Воул тронулся с места. По дороге нам пришлось сделать ещё две остановки. Размять затёкшие ноги и спины. Но, ни шан, ни я, не произнесли больше ни единого слова. Небо на востоке посветлело, когда мы выехали к раздвоенному руслу горной реки.

– Ещё немного. Скоро будет река.

Я потянулась, как после долгого сна. Уставшие косточки громко хрустнули. Шан посмотрел на меня, через плечо и хмыкнул.

– По реке ещё вниз. По левой руке. Нам повезло. Не придётся по этим камням прыгать.

Шан молча кивнул. Кажется, он не хуже моего знал направление и расстояние. И чего я лезу, куда меня не просят? Оказалось, я знаю лучше. Потому что шан спросил, на каком берегу находиться повозка.

– На этом. – Ответила я.

– Хорошо.

Ясен пень, хорошо. Ещё и через ледяную реку переплывать не надо. Мы проехали ещё километра три, когда шан неожиданно соскочил с воула и мотнул мне головой, мол, слезай.

– Видишь вот эту траву? – Шан ткнул пальцем в заросли полыни. – Нарви побольше и свяжи в несколько веников. На одну жижолку. – Добавил он.

Кинул мне связанный узлом, моток тонкого каната, а сам пошёл в лес. На связь, вероятно. Я успела нарвать травы и навязать веничков на всю длину, кхм… жижолки, когда вернулся шан. Перекинул веники через спину воула. Так же легко закинул и меня. Птицей взлетел сам, снова усевшись позади, и укутал, нас обоих, широким плащом, укрывая от утреннего тумана.

Повозку мы с ранним солнышком увидели одновременно. Добрались.

Шан, по имени Пиллен, спрыгнул с широкой спины воула и протянул мне руки. Я демонстративно спрыгнула на другую сторону. Честно скажу, боялась я себя. Будь это роскошное тело моим, кто знает,… но я не имела права подставлять Ол. Я то уйду, а она останется. Как я поняла, супружеские измены в этом обществе не особо приветствуются. Предпочитают разводы.

– Помоги. – Шан протягивал мне инсталляцию с веничками.

– Мне нужно обмотаться этим.

Я помогла. Привязала конец к его поясу и осторожно стравливала вервие, пока шан, подняв руки, крутился передо мной. Когда мы закончили, он стал похож на лешего. Я хихикнула. Хотела, было искромётно пошутить, но вид у шана был таким суровым и сосредоточенным, что шутка угасла, не успев родиться. А шан взял меня за плечи и слегка встряхнул.

– А теперь слушай меня внимательно. Ты останешься здесь. Дальше пойду один.

Я вскинулась, и он чуть посильнее сжал пальцы и встряхнул ещё раз.

– Ты ничем мне там не поможешь. Будешь только мешать. И ещё, Ол, это очень важно, когда я уйду, ты не должна ни в коем случае смотреть в ту сторону. Пока я не вернусь. Это очень, очень важно.– Повторил он.– Ты меня поняла?

Я кивнула. Я понятливая. Он развернулся и исчез в зарослях. А я уселась на траву и задумалась. Чем он там собрался заниматься? Интересно, чёрт возьми.

– Нет! – Раздался голос у меня за спиной, и я, натурально, подпрыгнула от неожиданности.

Шан вернулся.

– Будь это любой другой, я бы поверил. Но ты слишком любопытна. И мозгов у тебя нет.

Шан бухнулся на колени рядом со мной и, схватив мои руки, завернул их за спину и принялся связывать.

– Эй, что ты делаешь? – Завопила, было, я, но он закрыл мне рот ладонью и зашептал на ухо.

– Молчи. Мы уже недалеко. Они могут услышать.

Куском плотной ткани он завязал мне глаза и успокоенно вздохнул. А потом впился в мои губы жадным, жарким поцелуем. Прости меня, Фэт. Прости меня, Ол. Я не смогла отказать ему в этом маленьком капризе.

– Я здесь нож воткнул. Если не вернусь, найдёшь его, развяжешься. К повозке сама не ходи.– Сказал он и исчез.

Ах, Пиллен. Всё это могло бы сработать при других обстоятельствах. Но меня ведь верёвками не удержишь. Верёвки и не удержали. Удержала, как ни странно, повязка на глазах. Я не смогла вылететь из тела Ол. Закрытые веки оказались надёжным запором. Хорошо. Мы пойдем другим путем. Я скинула с ног лёгкие кожаные мокасины и пошла по кругу, ощупывая землю голыми ногами.

Нож нашёлся неожиданно быстро, располосовав мне палец на ноге. Вспоминая родные маты, я опустилась на колени, зажала нож пятками и осторожно принялась разрезать верёвку на руках. Мне хватило пяти минут, чтобы освободиться. Вряд ли шан успел дойти до места. Почти на автомате я привязала Ол к ближайшему стволу.

Шана я догнала на полпути к повозке. Он шёл, не скрываясь, сквозь кусты, обламывая сучья и ветки. Ломился, как лось. Шан торопился. Вскоре мы уже были на месте. На отмели всё было по-прежнему. Так же стояла повозка с завязанными входами, так же на песке сидели серые твари. И было их, по-прежнему, шестеро.

«Нас шестеро, мы вместеро» – Неожиданно пришла на ум поговорка моего сынули. Я вспомнила, что твари чуют меня, и остановилась метров за двести. Не стоит нарываться на неприятности. Тем более, что сделать я ничего не смогу. Шан спокойно вышел на середину отмели и, приставив рупором ладони ко рту, крикнул.

– Дети! Немедленно закройте уши и зажмурьтесь!

А потом закружился на месте. Травяные венички встопорщились, и он стал похож на сумасшедшую ёлку. Твари некоторое время смотрели на него, а потом одновременно прыгнули с разных сторон. И почти вцепились уже, но резко остановились, наткнувшись на невидимую стену, отскочили и, злобно повизгивая, припали на карачки. Шан подкинул наверх какую то круглую штучку и тут же рухнул на землю лицом вниз, прижимая ладони к ушам.

Шан был прав. Будь у меня мозги, я бы сделала в тот момент то же, что и он. Не сделала.

Я висела в воздухе, на открытом месте, и вспышка невыносимо яркого белого света прошила меня насквозь. Пару вздохов спустя я почувствовала себя так, будто меня облили серной кислотой.

Белым вопящим факелом я нырнула в кровавую реку. Вода приняла меня в свои ладони, поцеловала прохладными губами, и мне стало немного легче. Я замерла, боясь пошевелиться, потому что при каждом движении боль возвращалась с новой силой. Я тихонько плыла по течению. Мне не хотелось ни о чём думать. Мне не хотелось покидать воду и возвращаться в чужое тело. Я хотела домой.

Я не видела, как крыланы с выжженными глазами, скуля, ползают по песку. Я не видела, как шан методично, переходя от одной твари к другой, перерезает им глотки и сталкивает в реку. Как покончив с тварями, он вынул из ушей плотные затычки и подошёл к повозке. Не видела, какие безумные глаза были у детей, оглушённых криками тварей. Как шан вкладывал в рот каждому жёлтые таблеточки и что-то говорил и говорил им, успокаивая.

В спину меня толкнуло. То ли рыба, то ли камень. Я опомнилась. Надо лететь назад. Где же это? Вот поворот, вот повозка. Значит, надо дальше. Сколько же времени меня носило по реке? Я еле успела втиснуться в тело Ол и отвязать веревку. Снова то же ощущение, будто в тесную одежду влезаешь, только теперь было ещё и больно. Ветки раздвинулись, и на полянке появился шан.

– Собственно, я и не сомневался. – Сказал он, ухмыльнувшись, глядя на куски верёвки. – И давно ты освободилась?

– Токо чо. – Ответила я.

Язык меня слушался плохо. Да и мне самой, тоже было, как то нехорошо.

Шан наклонился ко мне и заглянул в глаза.

– Ты не смотрела туда? – Он кивнул в сторону отмели.– Впрочем, если бы ты смотрела, то сейчас ничего бы не видела.

Я закивала головой. Да, мол, правда. Говорить я не могла. Да и с координацией начались какие-то проблемы. Я не могла поднять руки. Сидела и шаталась, как китайский болванчик.

– Да что с тобой? – Забеспокоился шан. – Тебе плохо?

Да! Мне плохо. Я закатила глаза и повалилась набок. Пусть лучше так. Ну, переволновалась, с кем не бывает?

– Ол. – Он схватил меня за лодыжку. – А это что?

Как бы плохо мне не было, но я не удержалась от того, чтобы не посмотреть. Впрочем, можно было и не стараться. Я почувствовала, как шан дотронулся до моего пальца, и дёрнулась от боли. Бли-и-н. Я же совсем забыла про порез. Улетела и не забинтовала ногу. Даже просто кровотечение не закрыла. И вот, пожалуйста, вся ступня по локоть, то есть по колено, в кровище.

– Ол, прости меня. – Пиллен одной рукой прижал меня к себе, а другой осторожно ощупывал мою ногу. – Я не подумал, что ты можешь пораниться. Я идиот. Подожди, сейчас я тебе помогу.

Он перенёс меня к реке и начал осторожно смывать кровь. Порез на пальце снова открылся, и по воде побежал красный ручеёк. Но мне стало легче.

– Ты нашёл детей? – Полуобморочно пробормотала я, прикидываясь шлангом. – Где они?

– Нашёл, нашёл. С ними всё в порядке. Все живы. Напуганы немного. Но это ничего, это нормально. Рагон их спас.

Шан высушил мою ранку и залил её клеем. Поднял на руки и так и понёс до самой повозки. Умный воул молча брёл вслед за нами. Боль потихоньку уходила, и я не заметила, как уснула на сильных руках шана.

глава 35 Что то пошло не так

Самозванка всё-таки осталась во втором круге. Нянька убедила Корма не горячиться. Отправить её в Город они всегда успеют, а урам надо бы разобраться, что же произошло. Илиеона это или нет, неважно. В любом случае, всё это было необычно. Если это Илиеона, то где же она была? А если это самозванка, то откуда она взялась? Да и не может она быть самозванкой. Ведь запись её памяти невозможно подделать. Так что её, в любом случае, придётся оставить в круге, чтобы разобраться в этой запутанной истории.

Корм, скрепя сердце и скрипя зубами, согласился. Но при одном условии. Чтобы эта дрянь и не смела на глаза ему попадаться.

Корм просматривал запись снова и снова. И понимал, что то, что он там видел, могла знать только Илиеона. Он наконец то узнал, откуда взялся его пояс. Она сплела его сама. Корм смотрел, как она выбирала кожу на рынке. Как разрезала её на тонкие полоски. Сколько кусочков она тогда испортила. Как неумело сплетала полоски, распускала и сплетала снова.

Корм смотрел глазами Супруги на её беременность. Как она стоит перед зеркалом, совершенно голая, с округлившимся животиком. Смотрит на своё отражение и улыбается. Это, несомненно, была память его Илиеоны. И всё-таки он никак не мог признать в самозванке свою Супругу. В глазах Илиеоны светилась Любовь, а у этой – пустота. И алчность. Он видел, как она рассматривала цепь на его шее. Ту самую, которую он когда то подарил Супруге и которую не снимал после её исчезновения.

Цепь! Она принадлежит Илиеоне, а эта маленькая дрянь с такой жадностью на неё смотрела и ничего не сказала? Будь это Илиеона, она могла бы просто снять её с шеи Корма. Или напомнить о том, что он подарил эту цепь ей. Просто напомнить.

Или пояс. Он тоже никогда его не снимает. Илиеона бы обязательно сказала – «Неужели ты не помнишь…?». Ведь в записи есть всё это. Значит, она не забыла. Почему же не напомнила ему?

Уры объяснили это просто. Человек может и не помнить того, что знает. Корм после некоторого раздумья задал им ещё один вопрос: «Человек может не помнить того, что он знает, но тогда он должен знать то, о чём забыл. Тогда почему они не могут посмотреть в её памяти, где она была последние двадцать оборотов? И почему выглядит моложе, чем тогда, двадцать оборотов назад»? У уров нашёлся ответ и на этот вопрос.

Двое

– Как хорошо, что Корм не затащил её в постель.

– Почему?

– Подумай сама.

– О, Звезда! Как я могла забыть?

– Мы оба забыли. И немудрено. Когда ты последний раз целовалась? Оборотов семьсот назад?

– И что же теперь делать? Если Корм придёт к ней, он поймёт, что она ещё не была с мужчиной.

– Не о чем беспокоиться. Дай ей возбуждающих капель. Если Корму захочется любви, пусть она угостит его этими каплями. Он забудет обо всём на свете.

– Так может, прямо сейчас?…

– Не спеши. Пусть он немного успокоиться. Рано или поздно, ему захочется с ней поговорить. Если она не полная идиотка, сообразит, что делать. И объясни этой безмозглой, как себя вести. Мне и то противно было смотреть на неё. Неужели она думает, что Корм сможет полюбить такую. Займись её воспитанием. И пусть посмотрит записи.

глава 36 Сплав

Я проснулась от объятий маленьких лапок на своей шее. И от поцелуя в щёку. И чуть не замурлыкала от счастья, поняв, кто меня целует. Райл. Не открывая глаз, я сгребла малыша в охапку и зарылась носом в его густые волосы.

– Ол, я так за тебя боялся. – Прошептал ребёнок.

Я хотела сказать, что тоже боялась за него, но вдруг поняла, что не боялась. Ни секунды. Даже сердце ни разу не ёкнуло. Даже тогда, когда я их нашла в обществе голодных мышек. Не знаю почему. Но сказать, что знала, как оно будет, тоже неправда. Не было у меня никаких предчувствий. Ни хороших, ни плохих.

– Ол, ты уже слышала её?

– Кого?

– Мою маму.

– Нет. – Я удивлённо распахнула глаза. – С чего ты взял?

Райл посмотрел на меня недоверчиво. Немного даже отодвинулся. И отвернулся.

– Райл, да что ты? Неужели ты думаешь, что я не хочу выпускать твою маму. Поверь, малыш, мне было бы намного лучше на свободе. С вами у меня так много… трудностей.

– Мне показалось, что я её слышу. Немного. – Прошептал Райл.

– Солнышко моё. Я обещаю тебе, как только твоя мама проснётся, я тут же исчезну.

– Правда?

В глазёнках Райла плеснулась радостная надежда.

– Правда. – Ответила я, а по сердцу скребнул маленький сумасшедший котёнок.

Я успела полюбить этого ребёнка, а он меня, похоже, нет. Но Райл вдруг погрустнел.

– Ты исчезнешь совсем?

Я покивала головой. Горло перехватило. Райл отвернулся, опустил голову и заплакал. Молча. Без всхлипов и шмыганья носиком. Только слёзы кап, кап, кап, закапали из глаз маленькими алмазиками.

– Райл, ну что ты. Я же не умру. Я буду рядом. Может, мы даже сможем с тобой поговорить, когда ты подрастёшь. – Принялась я успокаивать мальчика.

Но он не хотел успокаиваться. Обхватил меня, прижался и уткнулся носиком в грудь. Я усадила его на колени и принялась покачивать, тихонько напевая. Малыш, понемногу, затих.

– Вот, смотри. – Я взяла в руку его лапку и нарисовала пальцем кружочек на его ладошке.

– Это солнышко. Это ты. Когда ты заскучаешь обо мне, посмотри на ладошку. И я обязательно почувствую это. Прилечу и поцелую тебя в щёчку. Вот так.– Чмокнула я малыша. Он заулыбался.

– Ну, где вы там? – В повозку заглянул шан. – Надо торопиться. Идём, поедим и в путь.

Повозка по-прежнему стояла на отмели. Но уже горел костёр и вскипала вода в котелках. Детки распотрошили мешок, который дала мне Тола. Нашли в нем туесок со свежей ягодой и, по-моему, обрадовались ей больше, чем остальному. Хотя, почему бы и нет? Еды у них, в повозке, хватало, а вот лакомство, это всегда лакомство. Они делили ягоду на всех, посчитав и нас с шаном. А я вдруг подумала, что обычно этим занималась Тава. Лёгкая весёлая птичка.

Из детей она была самая старшая и должна была сейчас сидеть здесь. Но она, как и все дети, слишком торопилась повзрослеть. Она осталась с нами, взрослыми, и со своим ранним возлюбленным, и теперь её нет.

Сердце моё скрутило страшной болью, и слёзы брызнули из глаз. Я не хотела, но они меня не спрашивали. Я встала и отошла к реке. Немедленно рядом оказался шан. С другой стороны встал Райл. Взял меня за руку и прижался ко мне, хмуро глядя на шана. Так, ещё немного и начнутся дуэли. Я утёрла слёзы, подняла Райла на руки, и мы вернулись к костру.

Поели, почистили посуду, сложили всё в ящики. Столкнули повозку в воду. Потом шан снял колёса, повесил их на стенки снаружи, и мы начали своё маленькое путешествие. Воул спокойно трусил по берегу. Причём так споро и ровно, будто там, для него, уже была проложена дорога.