«Пора за отчет». – Лина тушит дотлевающую сигарету об стену и выбрасывает бычок в урну. Ей сейчас остро не хватает стендов с прорисованной картой жизни и всевозможными маршрутами с отметкой «вы сейчас находитесь здесь», которые ей попадались во время экскурсии по родной столице.
«Закончу всё и поеду к Антону. Мне нужно с кем-то поговорить».
Дверь согласно скрипит.
***
– Скажи мне, что ты уже вышла с работы! – Антон бодро тарахтит в трубку, настраивая громкость динамика. – Я, между прочим, специально иду в супермаркет, чтобы купить все продукты к твоему приходу. Ооо, привет, да, давно не виделись…
Он говорит куда-то в сторону, не убирая телефон от уха и не прерывая звонок, пока Лина сохраняет последнюю версию рабочего документа и выключает компьютер. Наконец-то.
Она достает из шкафа сумку, начинает небрежно сбрасывать туда нужные вещи и краем уха слушает разговор, прогоняя туда-сюда воображаемые картинки. Вот Антон стоит. На нем обязательно надето черное пальто, купленное несколько месяцев назад на распродаже, на шее – намотанный шарф из скрупулезно собранной коллекции и подходящий по всем параметрам: чтобы был теплый, совпадал по текстуре и удачно сочетался со всеми элементами очередного наряда. Уши – красные, пальцы – замерзшие, потому что перчатки теряет вечно, а шапки признает только при температуре минус двадцать. Упрямый баран. Потрескавшиеся губы дергаются в ухмылке, в то время как ладонь собеседника уже сминается под напором пальцев. И если представить, что телефона нет, то можно услышать хлопок по плечу (это как вариант, если место второго в ранге чуть выше знакомого).
Лина помнит эту привычку: здороваться подобным образом хоть с парнями, хоть с девушками, пока этикет возмущается в стороне, а гендерные отличия медленно погружаются в глубокую яму. Антона манят прикосновения, ощущения чужой кожи и разницы в температуре тел. Он – тактильный маньяк с собственным индикатором настроения, потому что, когда на душе паршиво, все сводится к обычным словам.
– Ты должен знать, что я не всегда обмениваюсь рукопожатиями. А то потом начнутся непонятные обиды или недопонимания, а мне так неохота со всем этим разбираться. – Слишком много раз подобные фразы произносятся вслух, прежде чем собеседник дергается по привычке, а в ответ сталкивается с незаинтересованным взглядом и закрытой позой вместо привычного дружелюбия. Это случается с каждым.
Лина хитрее. Не тянется первой, хотя иногда и хочется. Она – хамелеон, гибкое зеркало, подстраивающееся под окружающих. Может, именно поэтому они так долго и общаются – понимание в подобных мелочах встречается не так часто.
– Ау, ты со мной? Что тебе брать? – У Антона есть ещё одна привычка – продолжать разговор, будто не было никаких пауз и окончаний. В сообщениях он редко пишет привет и пока, продолжая вчерашний диалог, как сегодняшний; а если разговор заканчивается гипотетической точкой, то утро скорее всего начнется со звонка и громкого: «Итак». К подобному тоже привыкаешь. Не сразу, но привыкаешь. – Эй, рассеянный с улицы Бассейной, что будешь есть?
– Пиццу. – Лина выключает свет и закрывает за собой дверь. – А ты можешь брать себе всё, что угодно.
– Ладно, тогда я возьму фрукты и позвоню в доставку. Тебе ж как обычно. – Не вопрос, утверждение. – Надо было сразу тебе позвонить, не пришлось бы на улицу лишний раз тащиться, – бормочет лениво. – У меня ресницы заледенели, а под носом сосулька.
***
– О чем ты мечтаешь?
– Найти нам хороший фильм на вечер.
– Я серьёзно.
– А кто шутит? – Антон отрывается от ноутбука и пятерней взъерошивает и без того стоящие дыбом волосы. – Я понял, о чем вопрос, но не хочу на него отвечать. Кто вообще придумал, что должна быть заветная мечта? От неё жизнь станет веселее? Легче?
– В ней тогда появится смысл.
– Слушай, Лин, не усложняй, а? Здесь дело в желаниях и в том, насколько сильно они важны для нас. Готовы ли мы действительно оторваться от дивана и что-то делать, или нам привычнее отдыхать в своём болоте. А ты затрагиваешь какие-то глобальные уровни, хотя всё намного проще: всё, начиная от покупки пледа и заканчивая повышением – мечта. Точка. Размах не имеет значения.
– А разве мечты про плед или про выходные сделают нашу жизнь более счастливой?! – Лина заводится.
Всё не так. Всё неправильно. Ей хочется поговорить про отсутствие уверенности в завтрашнем дне, про какие-то идеи и попытки изменения к лучшему, про то, что вселяет надежду и придаёт уверенность, а не про эту дурацкую «метафизику». Ей не хочется спорить, хочется слушать и делиться.
– Ну-ну. – Антон легко улавливает перепад настроения и выставляет открытые ладони в примирительном жесте. – Наличие или отсутствие мечты не гарантирует счастья. Ты можешь провалиться, не восстановиться, спиться и так далее. К тому же, счастье у всех разное. Как ты его измеряешь? Лучше уж спрашивать у себя «чего мне хочется?» и делать какие-то шаги для этого каждый день. А там, может, и смысл появится.
– Или не появится.
– Или не появится, – послушно соглашается. – Но это не означает, что не стоит пытаться. Во-первых, ты не знаешь, что будет завтра. И это не всегда есть плохо. А во-вторых, не каждый готов с уверенностью ответить на вопрос, из-за чего его так штормит.
– Например?
Сама Лина молчит о том, что каждый день повторяет, как мантру, важность наличия работы и денег. Молчит о том, что каждое утро проходит под фразой «только сегодня я поверю в себя и буду продолжать бороться»; что подъём с кровати приравнивается к забегу на пятьдесят километров. Что мысли о будущем строго под запретом, а движение происходит от точки к точке. Потому что всё это происходит только сегодня.
– Да откуда я знаю?! Может, проблема у человека в ощущении собственной ненужности. Или в разбитом сердце. Или в осознании беспомощности. Нет никакого идеального рецепта, и не будет! Понятно?!
Дверной звонок разбрасывает спорщиков в разные стороны. Хмурый курьер, не поднимая взгляда, отдает заказ, отсчитывает сдачу и не подозревает, что только что предотвратил возможную ссору (плавный переход на удары по больным местам как никогда близко).
– Пицца прибыла. – Антон быстро переключается, накрывает на стол, приносит напитки из кухни и переводит изображение с ноутбука на висящий на стене телевизор. Набрасывает на Лину плед в знак примирения и с гордостью выставляет купленную недавно пепельницу. – Ещё что-то нужно, или всё готово? – Скептически рассматривает обстановку, воссоздавая в голове идеальную картинку. – Человеку нужен человек. Без этого никуда. И хотя мы способны привыкнуть ко всему, наше состояние от этого не становится более здоровым… Салфетки! – Он несильно хлопает себя по лбу и выскакивает из комнаты. – Теперь можем начинать. – Антон бросает несколько штук рядом с тарелками, включает фильм и полностью погружается в просмотр.
Лина меланхолично пережевывает пиццу и варится в своих эмоциях. Вкус еды едва ощущается, а происходящее на экране практически не интересует. Она всё ещё в разговоре, прокручивает в голове реплики, пытаясь найти в них что-то полезное для себя. Стимул? Озарение? Правду? Там ничего нет.
Ей бы сейчас заткнуть уши наушниками, включить громкость на максимум и перебить поток чужим текстом, чужой энергетикой. Чтобы они заполнили вакуум полностью, не давая просочиться ничему постороннему.
Человеку нужен человек. Фраза горечью разъедает язык.
«У меня он есть». – Лина возражает сама себе и переводит взгляд на развалившегося в кресле друга. Он ест китайскую лапшу со свининой, поправляет горло чуть великоватой черной футболки и ругается, когда соус капает на плотную материю серых спортивных штанов. Такой уютный. Такой домашний. И заботливый.
Последнее слово появляется как-то не к месту, ведь забота – это не про них.
«Да неужели? – просыпается внутренний голос. – Ему что, нечем больше заняться в пятницу вечером? И правда, замкнутая девица с кучей придуманных проблем – самая потрясающая компания, лучше не придумаешь».
Лине хочется сделать что-нибудь сумасшедшее. Вышвырнуть еду, перевернуть стол, разбить кружку. Что угодно, лишь бы больше шума, взрыва, эмоций, чтобы внимание переключилось с внутреннего на внешнее.
«Интересно, люди себя начинают резать в похожем состоянии?»
Она тянется за вторым куском пиццы и внимательно изучает начинку. Есть не хочется. Думать тоже.
Антон отвлекается от фильма, откладывает в сторону палочки и внимательно смотрит.
У Лины рождается откровение. «Его заботу можно сравнить с равнодушным официантом из элитного заведения. Ты её вроде бы не замечаешь, но стоит чему-то пойти не так, как сразу хочется позвать, пожаловаться и попросить решить проблему. Как сейчас, например».
Взгляд притягивает новая пепельница, стоящая на столе. Интересно, для кого она куплена? Может, для неё? Хотя в этой квартире бывает столько людей, что сложно угадать кому, что и для чего. Вон, на подоконнике сейчас валяются забытые ноты вперемешку с текстами песен, а пакет с тренировочной формой явно не принадлежит хозяину квартиры.