Игра Бродяг

– Это была моя цель. Она шла из глубины меня, от той моей части, что всегда нуждалась в тебе. Но предназначение – это нечто иное. То, к чему я могу не стремиться вовсе, но что обязан исполнить. Хотел бы я знать, что это… Все мое тело болит от предчувствия. Я близок к осознанию. И в ужасе от того, что мне предстоит узнать.

«Понимать его я так и не научилась, но хоть привыкла к непониманию», – подумала Эхо. А вслух сказала:

– Закрой глаза, а то будет щипать от пены.

И вылила на Вогта целое ведро горячей воды.

***

Их скромный завтрак состоял из огромной, в сковородку, яичницы и свежего – вот только из печи – хлеба со сливочным маслом. Как выяснилось, убить голод в животе куда проще, чем в памяти, и, даже набив желудки, они продолжали жевать, попутно обсуждая план действий. Небо за окном было серым и хмурым. Эхо было странно видеть его не привычно-огромным, а запертым в маленький квадратик, что неприятно напомнило ей о пребывании в торикинской тюрьме. Настроение Вогтоуса было небу под стать. Острого желания бежать защищать селян от дракона он не демонстрировал.

– Давай пойдем к скалам и поищем его, – неохотно предложил он с набитым ртом.

Эхо подавилась и закашлялась.

– Дракона? – едва выговорила она, багровея и кашляя. Вогтоус похлопал ее по спине. – Спасибо, – Эхо потерла горло. – Это не кажется мне разумным, Вогт. Если даже мы его найдем, то что? Схватим его, что ли, за хвост да притащим в деревню? А он будет нас жалобно просить оставить его в покое… Нет уж. Это слишком опасно.

– Не так уж и опасно, – небрежно пожал плечами Вогт. – Это же их дракон.

Эхо озадаченно нахмурилась.

– Что? Можно разузнать поподробнее?

Лицо Вогта внезапно озарилось.

– Именно! Этим и займусь!

– Чем?

– Разузнанием.

Вогтоус встал, скинул с себя простыню, в которой, как в юбке, слонялся по дому все утро, и натянул свои обтрепанную одежку.

– Я пойду.

– Тогда я пойду с тобой.

– Нет, – покачал головой Вогт. – Мне будет проще справиться одному. Не беспокойся. Я буду здесь, рядом.

Рядом… Эхо несколько расслабилась.

– Хорошо, – слабо улыбнулась она. – Но не задерживайся.

– Я скоро вернусь, – пообещал Вогт.

***

Проникая сквозь маленькие темные облака, свет струился дождем. Капли этого дождя сверкали на листьях деревьев, и Вогтоус знал, что внутри каждой капли частица покоя, которую изначальный бог, создатель всего сущего, отнял от себя, чтобы отдать миру. Вот только миру это было недостаточно, пусть даже бог утратил покой навсегда.

Благостные виды зажиточной, удаленной от непрестанных разборок деревни не помогли Вогтоусу утихомирить нарастающий гнев, а лишь раздули это невыносимое чувство. Глядя на тихие домики, он думал о сверкающих лезвиях, которые вырастают в них, пронзая кого-то, но не тех, кто растит их. Он был уверен, что знает причину возникновения дракона.

Навстречу ему шел человек с угрюмым и темным лицом – таким лицом можно забивать гвозди, причем без вреда для его обладателя. Человек уставился на Вогта с вялым интересом, Вогт же его полностью проигнорировал. У этого хмурого типа ничего не выведать, нечего тратить на него силы и время.

Проходя мимо ворот, сквозь которые они накануне вошли в деревню (вернее, их втащили волоком), Вогтоус задумался: может, захватить Эхо и попытаться сбежать? Хотя нет, вряд ли что-то получится – на воротах красуется замок, а частокольная стена уж слишком высокая и гладкая, не заберешься. Да и не могут они просто проигнорировать то, что Игра обязует их сделать. Зато после, Вогтоус не сомневался, ворота распахнутся сами собой, будь они хоть цепями окованы.

Впереди мелькнуло бело-синее платье, и он ускорил шаг.

– Эй! – окрикнул Вогт, пытаясь добавить живость в свой холодный голос.

Девушка оглянулась. Обращение «эй» ей не понравилось, и ее брови были сердито сдвинуты. Глаза девушки были такого же синего цвета, как ее платье, но с небом ее глаза Вогт не стал бы сравнивать. Скорее уже с драгоценными камнями. Холодными, безжизненными драгоценными камнями.

– А, охотник на драконов, – догадалась девушка. Тонкая морщинка меж ее бровями разгладилась. – Слышала о тебе.

Вогт улыбнулся, но его сумрачный взгляд не прояснился. Если девушка поверит его улыбке, то она очень-очень глупая.

Девушка поверила, и Вогтоус ощутил нечто вроде презрения. Он не интересовался причинами ее доверчивости и не пытался понять, что его ресницы такие длинные, а в глазах не угасла искорка доброты, которая так озаряла его взгляд прежде, и что среди всех этих грубых, щетинистых мужчин он кажется таким нежным, что хочется прикоснуться к нему и убедиться, что он настоящий.

***

«Что-то происходит с Вогтом, – грустно думала Эхо, одеваясь. Сидеть и ждать в давящих стенах чужого дома было абсолютно невыносимо. – А эти разговоры о предназначении? Да какое предназначение у него может быть? Только такое, какое он сам себе придумал».

Она вышла на крыльцо и глубоко вздохнула. Небо очистилось, но хоть этот ясный солнечный день выглядел почти как летний, его запах и вкус были отчетливо осенними.

В пыли на дорожке прыгали птицы. Они были совсем крошечными, а их лапки тонкими, как травинки, но они знай себе скакали, не задумываясь о том, что скоро тепло окончательно обернется холодом, и прежде, чем это наступит, они должны покинуть эти земли. Эхо вернулась в дом и взяла кусок хлеба. Раскрошив, бросила его птицам. Некоторое время она наблюдала, как птицы клюют, и это ее чуть успокоило. Все не так уж и плохо, решила она, пока есть птицы и пока они способны перебраниваться из-за крошки хлеба.

Улица была пустынна, как будто солнце напугало людей деревушки и заставило их спрятаться в сумрак их тесных домов. И все же кое-кого она встретила.

Мальчик лет семи-восьми сидел на траве и сквозь щель в заборе рассматривал большой дом с крытой черепицей крышей. Сразу было понятно, что мальчик не живет в этом доме и вообще не живет в доме. Он был взъерошенным, худым, в порванной и грязной одежде.

– Привет, – сказала Эхо – тихо, чтобы не спугнуть.

Несмотря на всю мягкость ее тона, Молчун подскочил и испуганно-затравленно уставился на нее. Эхо увидела красновато-серые полосы грязи и крови на его одежде, следы ударов на лице, разбитые до болячек губы, и по ее телу пробежала дрожь. «Он убежит, – подумала она встревоженно. – Он сейчас убежит».

– Не бойся меня, – сказала она.

Мальчик распрямился во весь невеликий рост, мимикой и всем телом выражая растерянность. Никто никогда не говорил с ним так ласково, а потому он не знал, чего ему ожидать и что делать, и просто смотрел на Эхо внимательными недоверчивыми глазами.

«Что мне сказать ему?» – подумала Эхо. В ее голове не было ни единой мысли, кроме той, что она должна немедленно выдать что-то этакое, чтобы мальчик не смог ей не поверить. «Вогт!» – мысленно позвала она в тщетной надежде. Вогт умел находить нужные слова, а вот она совсем нет.

– Почему ты здесь совсем один? – спросила она.

Молчун молчал, как и полагается молчуну, и, судя по взгляду, размышлял, не пора ли ему рвать когти.

– Ты голоден? – Эхо пожалела, что отдала весь хлеб птицам. Кажется, в доме еще остался кусок…

Молчун развернулся и пошел прочь – вопреки своему желанию неспешно, демонстрируя, что он вовсе ее не боится. Да он и не боялся бы, гаркни она на него как все другие, вместо того, чтобы смотреть на него так странно-сочувственно.

– Не уходи! – позвала Эхо и пошла следом. – Я не сделаю тебе ничего плохого.

Молчун ускорился. Походка у него была шаткая, неловкая, одно плечо поднималось заметно выше другого.

– Пойдем со мной, – предложила Эхо. – Я тебя накормлю. Я же знаю, что ты ужасно голоден, я помню, как это. Как тебя зовут?

Молчун побежал.

– Подожди! – крикнула Эхо и последовала за ним.

Поймать уличного ребенка, когда он твердо настроен удрать, так же непросто, как ухватить ладонями молнию. Молчун просочился сквозь кошачий лаз в заборе, куда, казалось бы, даже его голова не пролезет, и скрылся, а Эхо осталась на другой стороне. Она прислонилась к занозистым доскам и даже зубами лягнула от разочарования.

***

– Скверное? – Синеглазке явно не понравился такой поворот, но Вогтоус устал от их легкого пустого разговорчика, который тем не менее показался ему тяжелым, как валун. – Чудной вопрос, охотник.

– Ну же, подумай.

– Нет, ничего такого, – категорично отрезала Синеглазка.

Вогтоус прикусил нижнюю губу.

– Этого я и опасался. Вы сами не знаете, в чем ваша вина. Потому что не считаете себя виноватыми.

Синеглазка нахмурилась.

– Мне не нравится этот разговор.

– Мне тоже, – резко заявил Вогт. Ему надоело притворяться, что Синеглазка симпатична ему, как была симпатична Цветок или даже Шванн. – Так что закончим его прямо сейчас. Эх… вероятно, остальные будут не лучше тебя. Так я ничего не добьюсь.

Синеглазка ничего не поняла, но на всякий случай обиделась. И все же Вогт слишком приглянулся ей, чтобы она тотчас развернулась и ушла.

– Какое отношение это имеет к дракону? – спросила она.

– Самое непосредственное, – буркнул Вогт. – И все идет к тому, что он сожжет вас дотла.

Синеглазка, пораженная такой грубостью, растерянно моргнула. Вогтоус развернулся и пошел прочь. Когда Эхо чего-то не понимала, Вогта это не раздражало. Но Синеглазка вызывала у него приступ бешенства. А ведь когда-то он даже не знал, что умеет злиться…

Минуту спустя Синеглазка нагнала его и схватила за руку.

– Ну? – утомленно спросил Вогт, неохотно разворачиваясь.

Синеглазка улыбалась. Вообще-то она была довольно миленькой, но засасывающая пустота смотрела на Вогта из ее глаз.

– Я видела твою подружку. Я думаю, такой как ты мог бы выбрать и не клейменую, – Синеглазка хотела его задеть. И одновременно обратить его внимание на себя.

– Одна клейменая десяти не клейменых стоит, – сказал Вогт.

– Ну и дурак же ты! – вспыхнула Синеглазка и, подобрав юбку, побежала прочь.

Секунду Вогтоус смотрел ей вслед, только в этот момент осознав, что даже не потрудился узнать ее имя. «До чего же неприятно», – подумал он, но затем его мысли вернулись к Шванн, у которой были рыжие волосы, яркие, как огонь, и тело белое, как лед, и которая умела и обжигать, и замораживать. Потом он вспомнил мягкую, добрую Цветок, одновременно циничную и наивную. Хотел бы он знать, что с ней все хорошо, что ей не приходится делать противные вещи и жить в крысиной норе, что она больше не чувствует унижения и потерянности, что есть кто-то, кто заботится о ней… но он не мог этого знать и никогда не узнает. Он даже не мог поручиться, что она не была одним из призраков города, истаявшего на закате.

Вогтоус улыбнулся, вслух произнеся третье имя: Эхо. Он вспомнил ту ночь в пещере, когда впервые заговорил с ней. Она злилась, хотя на самом деле ей было страшно, а он думал о том, что она та, с кем он связан нераздельно, та, ради которой его перенесло сквозь огромное расстояние. А затем ему вспомнился тот странный сон… Страна Прозрачных Листьев… сбывшая мечта… до которой он добрался в одиночестве.

– Я не расстанусь с ней, – вслух пообещал себе Вогт. – Я сделаю что угодно, но не позволю отобрать ее у меня.

Вогтоус вошел в дом и застал Эхо в подавленном настроении.

– Что случилось? – спросил он, садясь рядом, и положил ладони на ее ссутуленные плечи.

***

– Тебе удалось узнать больше, чем мне, – констатировал Вогтоус.

– Он выглядел таким маленьким, оборванным… Похоже, здесь о нем никто не заботится.

– Уверен, так оно и есть, – хмуро кивнул Вогт.

– У него было разбито все лицо. Он смотрел на меня как маленький звереныш. Я не знала, что мне делать. Он убежал, и я не смогла его догнать, – Эхо моргнула. – Сама не понимаю, почему это так меня задело.

– Да? А я вот как раз понимаю, почему, – Вогт поцеловал Эхо в макушку и встал. – Пойдем поищем мальчика. Прямо сейчас. Уверен, он ключ к тому, что здесь происходит.

***

Молчун протиснулся сквозь брешь в частоколе и, оказавшись за пределами деревни, встал и облегченно выдохнул. Наконец-то он может выпрямиться, ни от кого не таясь.

Встреча с девушкой настолько потрясла его, что он до сих пор чувствовал дрожь в руках и ногах. Она не была из деревни – уж слишком отличалась она от других. Почему же тогда он так ее напугался? Молчун не знал. Ему хотелось поскорее оказаться в темноте своего холодного убежища. Лечь, слушать плеск волн, разбивающихся о скалы внизу – только этот звук, не омраченный человеческими голосами. Даже вскрики птиц раздражали Молчуна, когда врывались в дыхание моря, нарушая монотонный, сонный ритм.

Когда-то путь на вершину казался невероятно длинным, но со временем Молчун запомнил все впадины и выступы и теперь влёт оказывался наверху. Однако сегодня он медлил, регулярно останавливаясь и прислушиваясь: не идет ли кто? В нем крепло ощущение, что вскоре его каменное одиночество будет разбито.

На вершине скалы на него, как волна, обрушился по-осеннему холодный ветер. Молчун не думал об осени или зиме, как и о том, что холод сделает с ним. Ветер пах морем и даже на вкус казался соленым. Молчун подошел к краю. Море походило на неровное зеркало и тускло блестело. Молчуна всегда удивляло, какое оно огромное – больше, чем все, что он мог себе представить. Порой он даже чувствовал обиду, ведь сам он был так мал по сравнению с морем, ничем для него. Крошечная капля среди бесчисленных других, все одинаково неважные. Его все еще не отпускала тревога. Неуклюжие деревенские вряд ли осмелятся забраться сюда, но та чужачка казалась ловкой и сильной… Следует спрятаться.

Ладони Молчуна увлажнялись от одного только намерения спуститься в пещеру. Вот и сейчас ему пришлось вытереть их об одежду. Руки должны быть сухими, иначе он сорвется. Молчун встал на краю, пальцы его босых ног нависли над пустотой. У него закружилась голова. Он хотел бы внушить себе, что высота не вызывает у него страх, но большой высоты боятся все, и, глядя вниз, все боятся падения, даже те, которые считают себя бесстрашными. Какой-то голос в голове повторяет: «Не надо. Отойди. Прочь!»

Развернувшись к краю спиной, Молчун осторожно встал на колени. Он положил ладони на камень, посмотрел на свои тонкие расцарапанные пальцы с обгрызенными ногтями и медленно опустил одну ногу в пустоту, нащупывая узкий выступ. Если бы это был просто вертикальный спуск, было бы куда проще, но пещера находилась во впадине. С вершины скалы заметить пещеру было практически невозможно. Молчун узнал о ней лишь потому, что заметил влетающих и вылетающих птиц – это было подходящее место для гнездовья.

Чтобы дотянуться до выступа, нужно отклониться назад. Готовясь сделать это, Молчун слегка дрожал. И почему он до сих пор не может привыкнуть? Нащупав уступ, он как можно надежнее установил на нем ступню. Он зажмурился, а затем быстро спустил вторую ногу, прогибаясь назад и чувствуя, как пальцы скользят по камню. Молчун изогнулся, извернулся, словно змея, и как обычно, сам не поняв, как это получилось, оказался в пещере, которая походила на маленькую нору в скале.

Когда он впервые пробрался сюда, тут было несколько птичьих гнезд. Он прогнал сердито кричащих птиц, а яйца съел. Пещера была недостаточно длинной, чтобы вытянуться в полный рост, но, свернувшись клубочком, он вполне в ней помещался.

Здесь никто не найдет его. Подложив под щеку ладонь, Молчун закрыл глаза. Только одна мысль не позволяла ему погрузиться в окоченелое спокойствие: ему еще придется выбираться обратно.

***

– Мы уже все обошли, а спрятаться тут негде. Он ушел из деревни, – Вогтоус остановился под деревом, и на него лег краешек прозрачной тени. Вогтоус задрал нос посмотреть. – Зачем они обрубают ветки деревьям? Это жестоко.

– Чтобы деревья не загораживали свет.

– Они тут сами загораживают свет, – буркнул Вогт.

Эхо очень внимательно взглянула на него. Вогтоус все еще смотрел вверх, на изувеченные ветви. Его глаза были грозными, как тучи.

– Ты сердишься на этих людей, Вогт? – спросила она.

– Да, – резко ответил Вогт, не взглянув на нее.

– Почему? Они всего-то намеревались бросить нас на съедение дракону, да и то передумали. С нами поступали и похуже. И тогда ты не злился. Что поменялось?

Вогт потер лоб.

– Что-то поменялось, – виновато сознался он и взял Эхо за руку.

Они пошли вдоль улицы. Босые ноги Вогта ступали совершенно беззвучно.

– Я приступил к Игре, имея большой запас прочности. Вероятно, это было нечестно по отношению к тебе, но уж как есть. Однако чем дальше, тем отчетливее я ощущал каждый удар. В итоге моя неуязвимость истощилась вместе с моим терпением. Сейчас я смотрю на этих людей, вспоминаю все, что делали с нами их предшественники, и чувствую… злость. Все черные моменты, что нам пришлось пережить, прокручиваются в моей голове снова, и снова, и снова. И моя неприязнь растет.

Эхо остановилась, пораженная. Вогт тоже встал. Он смотрел в пространство, вслушиваясь в свои мысли.

– Неужели я слышу такое от тебя, Вогт? Не могу в это поверить.

– Да, – кивнул Вогт. – Это ощущается как совершенно чуждое чувство. А может… может… – он задрал голову и снова посмотрел на обрубленные ветки. – Может, оно действительно чуждое? Все эти кошмарные мысли, что теперь возникают в моей голове… может, изначально они были рождены в чужой?

– О чем ты?

– Я же не могу так думать, – сказал Вогт. – Иначе я был бы просто ужасным.

– Какие мысли?

– Но зачем? Зачем кто-то заставляет меня сделать такое? Я не понимаю, – простонал Вогт и потер холодный белый лоб кончиками пальцев. – Я только хочу быть собой, но уже наполовину не принадлежу себе.

Эхо не знала, что сказать, чтобы утешить его. Поэтому просто обняла. Вогт вздохнул и слабо улыбнулся, приходя в себя.

– Все же нам нужно разыскать мальчика. Где, ты думаешь, он может быть? Скрывается среди гор? – он указал рукой на серебристые зубцы скал, заслоняющие линию горизонта.

– Возможно. Хотя это совершенно неподходящее место для ребенка, но у меня есть ощущение, что он может быть там.

– Заодно поищем следы дракона. Они сказали, он прилетает из-за скал.

Эхо чуть-чуть побледнела.

– А если мы набредем на дракона? – спросила она.

– Мы совершенно точно не набредем на него, – успокоил ее Вогт. – Он же огромный. Нам на него и по лестнице не забраться.

– И все-таки, что мы будем делать, если встретим дракона?

– Попробуем обойти его. Не получится – потащимся обратно, – фыркнул Вогт.

– Хм. Ты действительно совершенно его не боишься или только делаешь вид?

– Еще не поняла? Кого здесь стоит бояться, так это людей.

Эхо вздохнула и напомнила:

– Ворота заперты. Как мы выйдем?

– Потребуем, чтобы открыли. Скажем, что идем искать логово дракона.

– Они нас отпустят?

– Ну, если не отпустят, то пусть сами разбираются с драконом.

– Да, это аргумент.

– Когда найдем ребенка, мы заберем его с нами. Вернее, попробуем уговорить его пойти с нами. В этом мире, где со всеми все в полном порядке, никому не нужна помощь. Тем не менее здесь он просто умрет.

– Почему тогда он не уходит отсюда?

– Полагаешь, в другом месте ему было бы лучше?

Эхо ссутулилась.

– Нет.

***

Первый был здоровый (Эхо в свою самую отчаянную пору поостереглась бы с ним связываться), наглый, постоянно ухмыляющийся и лысый; второй – пониже и пошире, переваливающийся с ноги на ногу, весь заросший коричневыми волосами, как медведь.

– С чего это к нам приставили надзирателей? – раздраженно осведомился Вогт.

– Это чтобы вы не надумали дать деру, как кролики, – отозвался Лысый. – Староста Майлус не дурак.

– Вознамерься мы бежать, вся ваша деревня не смогла бы нас остановить, а уж тем более два таких чурбана, как вы, – отрезал Вогт.

Косолапый запыхтел, но промолчал, не стремясь защитить свою гордость, которой только что выдали знатного пинка.

– Ах ты, недомерок, – разъярился Лысый.

Рядом с ним Вогтоус, будучи на две головы ниже, действительно казался коротышкой, но Вогт ни с кем себя не сравнивал и потому не переживал из-за разницы.

– Что ж… – протянул Вогтоус невозмутимо. – А будь твой рост соразмерен твоему уму, то дети перешагивали бы через тебя, принимая за камень твою скользкую лысую черепушку.

– Вогт, не надо, – приглушенно сказала Эхо, нервно переложив сверток из одной руки в другую. Внутри свертка находилась большая часть их обеда. Впрочем, Вогт затребовал столько, что голодными они не остались.

Лысый издал странный булькающий звук. Вероятно, слюна во рту вскипела.

– Будешь лопаться от злости, так хоть предупреди, мы отойдем, – попросил Вогт. – А то в тебе вонючей дряни больше, чем в ведре с тухлой рыбой.

– Все, засранец мелкий, – взорвался Лысый. – Я тебя сейчас в землю по самые уши забью…

– Вот как, – рассеянно проговорил Вогт, и затем его туманный взгляд стал цепким. – Хочешь драться со мной?

– Не надо, Вогт, хватит, – нервно попросила Эхо, чувствуя, что совершенно не способна управлять им.

Вогтоус был бледным от злости. Он встал напротив Лысого, который отпрянул от неожиданности, своими ледяными глазами посмотрел в его глаза и сказал:

– Ну давай же. Начнем.

Эхо задрожала.

– Что за (…), – пробормотал Лысый, отклоняясь назад.

– В чем дело? – Вогтоус с размаха ударил Лысого в грудь. – Боишься коротышки?

Эхо отчетливо увидела страх в глазах Лысого. Как нелепо: валун стоял перед маленьким взъерошенным Вогтом и боялся его.

Лысый отступил.

– Ничтожество, – процедил Вогтоус, отворачиваясь и теряя к Лысому всякий интерес. Тот выглядел так, как будто на него вылили ушат помоев.

– Вот зачем это было? – сердито прошипела Эхо.

– Разве я не могу сорвать на ком-то злость? – поинтересовался Вогт, криво ухмыльнувшись.

Эхо отступила, широко раскрыв глаза.

– Ты прав, – сказала она. – Ты меняешься, Вогт.

И затем пошла молча. Вогтоус неспешно брел рядом, бледный, как мел, с воинственно задранным подбородком. Серые облачка на небе то сходились, закрывая солнце, то вновь расходились. «Так и у нас с Вогтом», – грустно подумала Эхо.

На скалу их надсмотрщики тащиться не захотели.

– Если увидим дракона, мы погоним его на вас, – пообещал Вогт. – То есть сделаем все самое сложное. А вам останется только схватить его, свернуть ему шею и притащить в деревню.

Эхо первой шагнула на ведущую к скале тропинку. На тропинке пробивались кустики травы, но чем выше тропинка поднималась, тем меньше становилось растительности. Вскоре исчезла и тропинка, остался лишь безжизненный камень.

– Видела, как напугались те уроды? – спросил Вогт.

Эхо не ответила, внимательно выглядывая, за что бы зацепиться. Не без усилий и риска, но она взбиралась все выше и выше. Вогтоус позади нее молчал какое-то время, но затем Эхо ощутила на своей голени его прохладную руку.

– Прости.

Обернувшись, Эхо бросила на него настороженный взгляд. Позади Вогта она могла наблюдать Медведя и Косолапого, уменьшенных до размеров тряпичных кукол – те блаженно развалились на траве. «Как же высоко мы забрались!» – осознала Эхо, и приступ внезапного головокружения заставил ее покачнуться. Вогт придержал ее снизу.

– Эй, не падай. Я сразу прыгну следом.

В его голосе звучали беспокойство и искренняя забота. Это был прежний Вогт. Будь они в более устойчивом положении, Эхо обхватила бы его руками и ногами, чтобы он никогда больше не исчезал.

Продвигаясь дальше, Эхо больше не смотрела вниз, зная, что почувствует страх, а страх приведет к падению. Она стала уязвимее и слабее с тех пор, как ее грубая шкура свалилась с нее, и еще не успела к этому привыкнуть. Вогтоус же казался совершенно невозмутимым, карабкаясь в гору в небрежной, расслабленной манере. Однако, стоило Эхо сорваться и заскользить вниз, обдирая колени до мяса, Вогт ловко ухватил ее за предплечье. Эхо осознала – каким бы отвлеченным он ни выглядел, он за ней приглядывает.

– Я стала такой неуклюжей. Прямо как…

– Я раньше.

– Да.

Вогтоус завершил подъем первым и протянул Эхо руку, помогая подняться. Вершина скалы была плоской, будто лист пергамента. Эхо растерянно осмотрелась.

– Странно, – разочарованно произнесла она. – Я чувствовала, мы найдем его здесь. Даже… была уверена в этом.

Она подошла к большому круглому камню, словно заброшенному на вершину скалы огромным великаном, и обошла его кругом.

– Нам будет сложно разыскать мальчика. Он этого не хочет, – нахмурился Вогт.

– И все же я чувствую, что он где-то здесь. Но где? Ему негде спрятаться, – Эхо положила сверток на круглый камень.

Эхо ощущала разочарование всем телом, так же отчетливо, как порыв пронизывающего ветра, который, пропитанный солью, взмывал с беспокойной поверхности воды, взлетал над скалой и обрушивался сверху, словно волна. Морская волна.

Море. Только сейчас, будучи излишне сосредоточенной на своей тревоге, Эхо осознала, что видит перед собой.

Лишь с Вогтом она могла прийти к морю, иначе оно бы просто бесконечно отдалялось от нее. Эхо сделала пять шагов к краю, и море отразилось в ее разуме, как в зеркале. Она качнулась, чувствуя внезапную слабость, и море вдруг тоже накренилось, замерло в этом положении. Еще несколько секунд Эхо воспринимала всю эту бесконечную воду, ощущала ее мокроту, тяжесть, плотность, холод, блеск и темноту. Именно так бог чувствует мир, догадалась она – как огромную неоднородную массу, неподвижно замершую, но готовую рухнуть в следующий миг, всегда живущую той секундой, которая предшествует падению. Однако это понимание отбирало слишком много сил, чтобы Эхо могла выдержать еще хотя бы мгновение, и она отстранилась, закрыла сознание. Потоки темной воды обрушились; море жаждало вернуться в состояние равновесия, но, устремившись к нему, оно разбудило огромные волны. Эхо жадно задышала, потрясенная произошедшим, и покосилась на Вогта.

– Странно, как оно само собой не захлебнулось, – произнес Вогт, и от его холодного голоса волны, поднимающиеся до самого неба, опустились и вжались в поверхность. Море возвратилось к исходному состоянию.

– Тебе не нравится? – спросила Эхо.

– Нет.

– Почему?

– Потому что прежде я видел другое, и я знаю, как оно должно выглядеть.

– Разве это выглядит не так, как должно?

– Нет.

– И каким оно было, то, другое?

Вогтоус опустился на круглый камень и вытянул усталые ноги, серые от каменной пыли.

– Оно было синее, а не черное, как это. Сияющее, словно его вода в действительности была светом, превращенным в воду. В нем были большие полосатые рыбины с золотистыми выпуклыми глазами. Когда я заходил в воду, они щипали меня за ноги; это было щекотно. На дне моря росло много всяких растений. Под водой тоже есть цветы, знаешь? Вода была теплая, как молоко, и прозрачная, как солнечные лучи. Почти не соленая. А вода этого моря, я уверен, горькая и терпкая, как слезы. Когда я смотрел на то море, я думал, что я так счастлив оттого, что просто могу видеть его, что у меня есть Ветелий, и что со мной добрые люди, что у меня такая жизнь – да все вокруг делало меня счастливым. Но когда я смотрю на это море, у меня возникает только одна мысль: какой я маленький по сравнению с ним. Бесправный. Не способный противостоять навязанной мне воле.

Во рту у Эхо стало сухо.

– В то время тебе все виделось иначе – ведь ты был счастлив. А что теперь? Ты бываешь счастливым?

– Наверное… не знаю. Все слишком усложнилось.

Эхо слышала, как очередная волна разбилась о скалы. Она ощутила холодные брызги на своей коже, хотя, конечно, они не могли достичь ее. Ей было холодно смотреть на мрачную воду, под которой нет цветов или полосатых рыб. Но она не могла отвести взгляд. Подобно Молчуну, она знала власть воды, черной, как плохие воспоминания, никогда не унимающейся полностью, как застарелый гнев.

– О чем ты думаешь?

– Я не знаю, – повторила Эхо его недавние слова. – Это действительно страшное море. Не стоило нам приходить сюда. Хотя, я думаю, он был здесь. Он смотрел на воду и представлял, как прыгает вниз.

– Прыгает вниз?

Вогтоус встал, на стертых, разболевшихся ногах проковылял к Эхо и обнял ее своими мягкими руками, уводя от края.

– Что? – Эхо рассмеялась. – Я не собираюсь прыгать, Вогт.

– Наверное. И все же тебе лучше не стоять так близко. Это же только один раз.

– Что – один раз?

Вогтоус не смотрел на нее.

– Мы умираем. Сейчас, когда я вспоминаю себя прежнего, я понимаю, что раньше я верил в то, что это можно делать неоднократно, и, умирая – не исчезаешь. Может быть, начинаешь все заново. Просто неудачная попытка, дождь, который проходит, понимаешь? Это настолько глупо, да?

– Не так уж, – покачала головой Эхо, припомнив свой разговор с Человеком Игры.

– Вот только смерть – это навсегда, ничего не исправишь. Однажды я проснулся и впервые в своей жизни осознал, что это так, – он почувствовал ее взгляд. – Что?

– Ничего, – быстро ответила Эхо, отворачиваясь. Сердце стучало прямо-таки бешено.

– Пойдем, – поторопил ее Вогт. – Здесь нечего делать и здесь плохо.

Во взгляде Эхо вновь взметнулось разочарование.

– Но где-то же мальчик должен быть? Мы все осмотрели, везде искали. Мы так устали, но не нашли его.

Уходя, Вогтоус оглянулся и сказал:

– Когда бог хочет узнать, что происходит в одном из его миров, ему достаточно глотка воды, и он узнает все. Что он поймет об этом мире, попробовав такую воду?

– Какой бог? – устало спросила Эхо. – Их так много. Я запуталась.

– Самый первый. Тот, кто когда-то начал все это. И, возможно, пожалел об этом.

Эхо недоуменно посмотрела Вогту в спину и начала осторожно спускаться.

***

Эхо ободрала локоть, но в целом спуск был удачным.

– Ужасные скалы, – все-таки сказал Вогт. – Ужасные.

Косолапый и Лысый спали, сладко вытянувшись на траве и раскрыв рты.

– Это настолько трогательно, – сказал Вогтоус. – Прекрасны их сны или ужасны, мы оставим их с ними.

Эхо подумала, что этим двоим грозят большие неприятности за то, что они вырубились и не уследили, но вслух она ничего не решилась сказать сердитому Вогту.

– Куда теперь?

– К старому пройдохе.

– К Майлусу?

– Да. Попробуем расспросить его.

– О чем расспросить? Да и сумеем ли мы чего-то от него добиться? Он скользкий, как угорь.

– Мы прижмем ему хвост. Идем.

– Я и так иду, – Эхо бегом догнала его. – Послушай, мы весь день бродили по деревне, расспрашивая всех встречных и поперечных о мальчике, и большинство из них даже не удосужилось нам ответить.

– Они боятся сболтнуть то, чего нам знать не позволено. А позволения здесь раздает Майлус.

Вогтоус постучался в большие ворота. Прошлый раз бродяг втащили в деревню волоком, в этот раз они вошли важно, как гуси.

– Каким бы жутким и мерзким ни был этот мир, – сказал Вогтоус, – в нем все же можно освоиться. Только это и утешает.

– А как мы найдем дом Майлуса? – спросила Эхо.

– Просто это самый большой дом, – ответил Вогтоус, и они тихо, устало пошли по пустой улочке, утопающей в холодных сумерках, словно в морской воде.