И снова его слова задели ее. Так же, как когда прошлой ночью в его вопросе что-то проскочило, а она не успела уловить, что именно, так как была медлительной и невнимательной.

– Знаешь, почему эта страна называется Страной Прозрачных Листьев? – вполголоса спросил Вогт позже и, не дождавшись ответа, продолжил: – Потому что там растут деревья с такими тонкими нежными листочками, что, если посмотреть на небо сквозь листик, пронизанный солнечным светом, сможешь увидеть облака. Погода там обычно ясная. Лето греет, а не обжигает. Зима приходит и уходит стремительно, длится недолго – просто чтобы не тосковать о снеге.

Наёмница притворилась, что уснула – иначе, дай ему волю, он так и будет до утра рассуждать о своей дурацкой воображаемой стране. Минуту спустя она действительно отключилась.

Наёмница спала чутким звериным сном. По старой привычке она периодически открывала глаза, убеждаясь, что все в порядке и опасаться нечего. Незадолго до рассвета ее потревожил Вогт, который, не просыпаясь, придвинулся к ней близко. Наёмница ударила его коленом, но он не отреагировал, продолжая сладко посапывать. Она попыталась его отодвинуть, но он был тяжелый. Сама она отодвинуться не могла, потому что позади нее было дерево. Уходить с нагретого местечка и искать среди ночи новое совершенно не хотелось. «Ладно, – злобно подумала Наёмница. – Ладно». И, из мстительности пнув его еще раз, вернулась к своим смутным непонятным снам, которые всегда забывались под утро.

Глава 3. Правила Игры

«Ну и сон, – подумала Наёмница, не открывая глаза. – Все казалось таким отчетливым. Я ведь совсем поверила, что это происходит на самом деле».

Чуть слышно зашелестела трава – кто-то шел мимо. Глаза Наёмницы распахнулись. Белые ступни Вогта.

– Эй ты, – сказала Наёмница. – Я уже решила, что тебя нет.

– Я есть, – ответил он, с улыбкой глядя на нее сверху. После утреннего купания в его волосах сверкали капли воды.

Он опустился на четвереньки и, едва не касаясь носом травы, проследил за какой-то букашкой.

– Красный муравей, – сказал он. – У нас в обители таких не было.

– Велика важность – муравей, – бросила Наёмница, отчаянно зевая.

– Мне приятно думать, что, когда я умру, по моему лицу будут ползать всякие жуки и муравьи, – начал Вогт. – Потом черви съедят мое тело. А то, что они не съедят, истлеет в земле, само обратившись в землю. Весной на мне вырастет трава. Я стану пищей, я стану почвой. Мысли об этом делают меня счастливым, потому что я чувствую уверенность – даже когда моя жизнь закончится, я не пропаду бессмысленно и бесследно. Я все еще буду приносить пользу.

– Да пошел ты, – сказала Наёмница и встала. Пора валить от этого типа, определенно.

Одна маленькая проблема – когда, потихоньку прихватив кинжал, она решительно устремилась вдоль притоки прочь, монашек просто пошел следом. И, спустя несколько часов, все еще тащился за ней, как хвост.

– И где же город? – осведомился он с самой невинной интонацией.

– Понятия не имею, – Наёмница редко терялась в пространстве и сейчас чувствовала себя растерянной. Она развернулась и посмотрела на воду, вспыхивающую под солнцем синими искорками. – В любом случае, если идти по течению притоки, однажды-таки выйдешь к Нарвуле и вдоль нее доплетешься до Торикина. Он большой, не пропустишь.

– Торикин! Город! – обрадовался Вогтоус. – Далеко до него?

– Мы не пойдем в Торикин! – прорычала Наёмница.

– Я только спрашиваю, – с широкой улыбкой заверил ее Вогт. – Так далеко или нет?

– Да откуда ж я знаю? Сколько бы ни было, а с тобой туда тащиться втрое дольше – потому что ты ущербный недоумок. В любом случае в Торикин я не сунусь. Паскудное местечко.

– Почему? Что с ним такое стряслось?

– Да что с ним случится… Он исправно платит дань кочевникам.

– Вокруг так много нового и непонятного. Я не все понимаю, – смущенно признался Вогт. – Вот, например, в чем разница между кочевниками и наемниками?

– Совсем тупой, да? Наемникам платят – и они воюют за тебя. Кочевникам платят – и они не воюют против тебя, – Наёмница ухмыльнулась. – Впрочем, в случае с наемниками оно может и иначе повернуться.

– Как это – иначе повернуться? – заинтересовался Вогт.

– Пришли мы в одну деревню. Они дали, но мало. Мы сказали: дайте еще. Они не дали. Тогда мы попросили у тех, с кем они собрались воевать, и те сразу заплатили втрое больше. Мы вернулись к первым – те ничего не подозревали – и сожгли их дома дотла. Эх, выгодная была сделка. Жаль, нельзя повторять такое часто, а то нам совсем перестанут верить, – объяснила Наёмница.

У Вогтоуса был несколько замороченный вид. Тем не менее он заметил:

– Кажется, вы плохо с ними поступили.

– Да? – окрысилась Наёмница. – Мы сказали: дайте больше, а они не дали. Они вообще нас за людей не считали. У них было озеро. Большое. А они не позволили нам начерпать из него воды, чтобы мы его ненароком «не запачкали». Указали на вонючее болото. Вот, говорят, идите туда. Потом мы все блевали, один даже помер.

– Тогда, видимо, все хороши, – резюмировал Вогтоус примирительным тоном. – Но тебе хотя бы было жаль того, который умер?

– Мне никого не жалко.

«Это даже забавно, – подумала она, – но мне никого никогда не жалко. Хоть бы себя пожалела». Она уселась на траву, там, где меж ветвей пролилось большое солнечное пятно, отломала от зачерствевшего, обглоданного по краям каравая половину и вонзила в нее зубы. Через минуту от куска ничего не осталось (Наёмница всегда ела жадно и быстро – а ну как отнимут?). Она принялась за остальное. Пухлый монашек может подкормиться за счет подкожных резервов. Она голодная, а кроме нее самой ее никто не заботит.

– И все-таки нам нужно в город. Там можно раздобыть карту, помнишь?

– Ненавижу Торикин. Я провела в нем слишком времени.

– Но нам нужна карта.

– Я не хочу туда идти.

– Но нам нужна карта.

Наёмница сердито замолчала. Толку-то говорить с этим придурком. Все гнет свое. Вогт задумчиво озирался. Осмотрев этот берег, он переключил внимание на противоположный.

– Там, на той стороне, кажется, дорога, – заявил он. – Вон пыль вьется.

– Я ничего не вижу, – отрезала Наёмница.

– Посмотри внимательнее.

– Вот еще. Тебе надо, ты и смотри, – буркнула Наёмница.

– Это определенно дорога, – взбодрился Вогт. – А каждая дорога куда-то ведет. Хм. Но не пуститься же нам вплавь…

– Мы поплывем, – стиснув зубы, процедила Наёмница. – До середины и потом ниже и ниже, до самого дна.

– Нет, – кротко и серьезно отозвался Вогт. – Туда нам не нужно. Нам нужно добраться до дороги.

– Наверняка где-нибудь дальше будет мост, – заметила Наёмница и угрюмо насупилась. Вот, начинается. Обсуждает его кретинские планы, как будто намерена в этом участвовать.

День выдался даже жарким – солнце ощутимо пригревало макушку. Вогт подошел, погладил Наёмницу по волосам и отметил: «Горячие». Наёмнице это ужасно не понравилось, но ее размышления по поводу того, чего бы такого гадкого ему сказать, чтоб навсегда отбить охоту ее трогать, так затянулись, что в какой-то момент стало поздно огрызаться. Она припрятала остатки каравая в свернутый плащ, сам плащ сунула под мышку и встала.

– Еда кончилась, – уведомила она. – Даже не проси.

Они продолжили движение вдоль притоки, Вогт немного впереди, босой, сверкая круглыми розовыми пятками («Омерзительно, – подумала Наёмница. – Детские ножки»). Сандалии он нес в руке и весело размахивал ими, чем постепенно доводил Наёмницу до белого каления. «Хотя бы молчит», – успокоила она себя, и тут Вогт сказал:

– Смешная она.

– Кто? – неохотно спросила Наёмница.

– Эта птица. Такой тоненький голос.

– Чего? Какая птица?

Вогт удивился.

– Как ты умудряешься все это не замечать? Тебе не интересно?

– А зачем оно мне нужно? За это денег не дают.

– Неужели тебе совсем не нравится? Птицы, солнце, река.

Наёмница пожала плечами.

– Нет, – ответила она с плохо скрытым удовольствием.

– Тебе надо научиться радоваться жизни.

Да ну? Это ж все равно как научиться радоваться раскаленному шампуру, засунутому в задницу.

Позже Вогт спросил:

– Тебе не бывает тоскливо вот так, в этом оцепенении чувств?

– У меня навалом чувств, – возразила Наёмница. – То холодно, то жрать хочется, то ногу натерла.

Вогт тихо вздохнул.

– Это ощущения.

– А что, разве это не одно и тоже? – не поняла Наёмница.

Еще чуть позже он снова заговорил с ней:

– Ты не такая, как другие. Тебе приходилось делать жестокие вещи, но тебе это никогда не нравилось.

– Да-а? – снисходительно хмыкнула Наёмница. – Какая же я в таком случае?

– Ты не жестокая. Ты ожесточенная.

Она снова подумала – разве это не одно и то же? Но озвучивать эту мысль не стала. Вместо этого проговорила притворно-ласковым голосом:

– Ты слишком умный для этого мира. Твое рождение – несчастная ошибка. Наверное, мне следует ее исправить.

– Правда? – недоверчиво спросил Вогт. – Как?

– Открутить тебе башку! – закричала Наёмница.

Далее Вогт предпочел помалкивать и только при виде моста разразился радостным криком:

– Отлично! Как по заказу – то, что нужно!

Берег в этом месте вздымался, и мост – неверный, старый – повис высоко над водой. Кое-где вместо одной или нескольких досок в нем зияли широкие дыры, сквозь которые поблескивала вода.

– Ты хорошо плаваешь? – спросила Наёмница.

– Не знаю, – ответил Вогт.

– Если на середине переправы мы провалимся в воду, сможешь ли ты доплыть до берега и вскарабкаться по обрыву наверх?

– Не знаю, – снова ответил Вогт.

– Оно и к лучшему, – решила Наёмница, выдавив усмешку. – Я-то сумею, – она крепче сжала плащ под мышкой и объявила: – Я первая.

Вогт с тревогой окинул взглядом мост.

– Не слишком-то он удобный, да?

– По-моему, вполне ничего, – бодро заявила Наёмница. Если у нее вдруг и задрожали коленки, она не собиралась в этом признаваться. – Я пошла, – она шагнула на мост.

Мост вздрогнул. Наёмница отчетливо ощутила, как ветхие доски прогибаются под ее ступнями. Ей захотелось весить не более голубиного пера.

Вогт схватил ее за руку.

– Я с тобой.

Доска под ногами Наёмницы чуть повернулась.

– Пошел вон, придурок, двоих эта развалина точно не выдержит, – она переступила на другую доску, но та едва ли была надежнее первой, потому что гнили они под одними дождями и, может, даже были когда-то частью одного дерева.

– Уверен, будет лучше, если мы пойдем вместе. Я же везунчик.

«А я, получается, неудачница?» – хотела было огрызнуться Наёмница, но это было не лучшее место для пререканий, поэтому она просто двинулась вперед. Вогт следовал за ней, мягко сжимая ее руку. Костистые смуглые пальцы Наёмницы полностью скрылись под пухлыми Вогтовыми пальцами. Внизу с шумом мчалась река. Наёмница посмотрела вниз, на плещущую воду, и в этот момент на нее накатило резкое, болезненное ощущение узнавания. В следующий момент порыв ветра качнул мост, и Наёмницу толкнуло на Вогта.

Он поймал ее за плечи, остановив падение, и взглянул в ее побледневшее лицо.

– Ты боишься? – удивился он.

– Нет, – прошептала Наёмница. – Да. Быстро.

Они зашагали быстрее (теперь уже Вогт оказался впереди, волоча за собой Наёмницу), цепляясь за веревочные поручни, когда мост раскачивало ветром, и перешагивая дыры. Один раз под Наёмницей проломилась доска и, царапая голени, она начала проваливаться вниз, не выпуская плащ из-под мышки, будто в нем было все ее спасение. Вогтоус, сохраняя свой обычный безмятежный вид, схватил ее за предплечья и поднял. Все произошло очень быстро.

– Спа-па-па-сибо, – сказала Наёмница, растеряв от потрясения свою грубость.

Мост тянулся и тянулся. Когда они добрались наконец до земли, Наёмница плюхнулась в траву, сама не менее зеленая.

– Что с тобой такое? – спросил Вогт.

– Не трогай меня, – дрожа, огрызнулась Наёмница. – Даже не подходи. Оставь меня в покое.

Вогтоус подождал некоторое время и сказал:

– Но это же только река.

– Я никогда не пугалась мостов раньше. Но этот… ужасный, – плаксиво ответила Наёмница. – Кошмарно, когда под ногами все ходуном ходит. Ветер. Гнилые доски. Гнилые веревки. Странно, что мы все-таки не упали. Проклятье, у меня голова разболелась, – она провела по лбу ладонью.

Она была сама на себя не похожа. Отрастающие короткие волоски на ее макушке встали торчком. Если бы Вогту вздумалось пригладить их, она бы ему руку сломала. Он, вероятно, ощущал исходящую от нее ярость, поэтому близко не подходил.

Ветер усилился. Мост теперь болтало так, что, не успей они вовремя добраться до берега, их уже опрокинуло бы в реку.

– А все-таки он красивый, – выдал Вогт. – Может, это немного странно – находить красоту в том, что настолько разрушено. Но я смотрю иначе. И я действительно не думаю, что он виноват в чем-то из случившегося.

– Хватит говорить непонятности. Достало, бесит! – огрызнулась Наёмница. Она встала, и ветер бросил ей на лицо ее черные космы.

– Солнце высоко, – отметил Вогт. – Нам лучше поспешить.

Очередной порыв ветра, ударив сбоку, заставил их наклониться влево. Позади раздались тихие хлопки разрывающихся веревок, затем грохот падения, и их окатило брызгами, от внезапности показавшимися особенно мокрыми и холодными.

Наёмница и Вогт постояли некоторое время, с невозмутимыми лицами слушая, как оседают волны. А затем одновременно оглянулись.

– Я так и думала, что он упадет, – спокойно сказала Наёмница.

Вогт посмотрел ей в глаза:

– Я тоже.

***

Наёмница впала бы в великую мрачность после столь позорного для нее перехода, однако падение моста успокоило ее, ублажив ее мстительность. В то же время ее терзало недоброе предчувствие. Был ли обрушившийся мост знаком, что обратного пути нет? Наёмница не знала, хорошо это или плохо (позади точно не осталось ничего такого, о чем она стала бы тосковать), но в итоге подумала, что плохо – просто потому, что всегда так думала.

На этом берегу действительно обнаружилась дорога. Обычная грунтовая, иссеченная глубокими колеями от телег. Наёмница стиснула зубы и устремилась. Вогтоус жизнерадостно потрусил за ней.

После первых полутора часов пути Вогт сказал:

– Мне жарко.

Еще через полтора часа он произнес:

– Я хочу пить.

А еще через час пожаловался:

– У меня ноги устали.

– О боги! – завопила Наёмница. – Ноешь, не переставая, всю дорогу!

Вогт обиделся, взъерошился, надул губы и сказал, что иногда она настолько хорошо притворяется злой, что он начинает ей верить. Наёмница не могла сказать, что так задело ее в его словах, но дальше они шли в ледяном молчании. Впереди дорога ввинчивалась в рощу. Запрокинув голову и щурясь от света, Наёмница по положению солнца прикинула время. Уже перевалило за полдень. Что ж, зато роща предоставила столь желанную тень. На выходе из рощи они узрели окруженную узким рвом стену из частокола. Над стеной неровной гребенкой торчали побитые башенки и облезлые крыши небольшого городка.

– Город! – возликовал Вогт. – Я же говорил – дорога обязательно нас куда-то выведет. Уверен, мы сумеем отыскать здесь карту. А карта – это самое важное на данный момент.

Наёмница только стиснула зубы. «Не пора ли свалить?» – спросила она себя, однако же ноги сами вели ее к городу.

Ров, принимающий в себя всю массу городских нечистот, смердел так, что хотелось снять нос и убрать в карман. Поднимаясь с зеленой поверхности воды, зловонные испарения отравляли синее небо. «Городишко только зря небо коптит», – с типичной для нее злобностью констатировала Наёмница. Однако в действительности ее куда больше взвинтило другое – на переброшенном через ров узеньком мостике, высокомерно вытянувшись, стоял стражник.

– (…)! – выругалась она. – (…), (…), (…)! (…) стражник!

Вогт выслушал ее с большим интересом. Он уловил, что Наёмница дала стражу некую нелестную характеристику, но разобраться в сути не сумел.

– За дерево, – приказала Наёмница, втягивая Вогта обратно в рощу. – Да поживее, жирная ты задница.

– Что-то не так? – спросил Вогт в приступе редкостной проницательности.

– Там стражник. Он нас не пропустит.

– Я могу попытаться убедить его, – предложил Вогт.

– Убедить? – издевательски усмехнулась Наёмница. – Ты-то?

У Вогта было что возразить – пусть и исторгая громкое шипение, но Наёмница все еще оставалась поблизости и шла туда, куда он ее вел. Тем не менее он благоразумно промолчал. Наёмница села на корточки, прислонившись к дереву спиной, и, используя собственную пятерню в качестве расчески, принялась распутывать свои космы – так яростно, что клочья волос полетели во все стороны. Затем она откинула волосы назад, хотя обычно позволяла им болтаться, закрывая лицо чуть ли не полностью, пригладила торчащие пряди, и неожиданно обрела такой безобидный вид, какого от нее и ожидать было невозможно. Глаза Вогта округлились.

– Что ты делаешь?

– Что я делаю? – невнятно откликнулась Наёмница, кусая губы, отчего они распухли и покраснели. – Ты дурак? – продолжила она, щипая щеки. – Ты ничего не понимаешь?

– Нет, – ответил Вогт, у которого впервые в жизни возникло ощущение, что происходит что-то непристойное.

– Подойди сюда.

Когда он приблизился, Наёмница вскочила на ноги и звонко ударила его ладонью по лбу.

– Больно, – возмутился Вогт, ухватившись за лоб и отшатнувшись.

– Ненавижу вас всех! – звенящим голосом выкрикнула Наёмница. – Все одинаковые! Все ублюдки! – и резко рванула вниз свою рубаху, отчего ее грудь обнажилась едва ли не до самых сосков. – Подбери челюсть, уродец! – она решительно зашагала прочь.

Вогт проводил скорбным взглядом ее вихляющие бедра, немного постоял под деревом, приходя в себя после нервного потрясения, и только потом нагнал Наёмницу и понуро побрел за ней.

При их приближении стражник снял с головы нечищеный, давно утративший блеск шлем и поскреб жидкие волосенки на макушке.

– Кто такие? – осведомился он презрительно.

– Мы… – начал Вогт.

– А сам-то как думаешь, милый? – перебила Вогта Наёмница, начавшая невесть отчего говорить дурацким тонким голосочком.

Стражник ухмыльнулся. Вверх по губам к носу у него шел большой, хорошо заметный шрам, и от этой располовиненной улыбки Вогту стало тем более не по себе.

– У нас такого добра и без тебя хватает.

– Да ну? – развязно осведомилась Наёмница (Вогт расслышал в ее тоне угрозу, а стражник – нет). – Я лучше всех.

Стражник хрюкнул в сомнении.

– Эй! – заорал он. – Гляньте на красотку!

Из-за городской стены выкатилась еще парочка таких же стражников в нечищеных шлемах и встала рядом с первым, все трое на одну небритую рожу. Оценив внешние данные Наёмницы, они дружно заржали. Вогт, жадно втянув в себя воздух, мелко, нехорошо затрясся.

– А этот придурок с тобой кто? – продолжил расспрашивать Наёмницу первый стражник.

– Этот придурок? – переспросила Наёмница, оборачиваясь к Вогту и втыкаясь в него острым взглядом. – Это… па-по-чка.

«Кивай давай», – беззвучно потребовали ее губы, но Вогт не двигался и лишь багровел, так что добиться от него содействия не было никакой возможности.

– Слышь, парень, – сочувственно обратился к Вогту один из стражников. – Пустое дело, бросай. На такой ты ничего не заработаешь.

– Заработает, – уверила Наёмница, нежно положив ладонь на плечо Вогта. Ее рука была тяжела как камень. Вогт перекосился на один бок.

– Гони триста ксантрий, – решил первый стражник, водружая шлем на голову.

– Триста ксантрий! Ха-ха-ха, – отрывисто рассмеялась Наёмница. – Мелко копаешь. Шестьсот, милый, но на выходе.

– Ты не поняла, шлюха? Триста ксантрий сейчас, и только тогда вы проходите.

Вогт вздрогнул. Наёмница ухватила его за руку и крепко – очень крепко – сжала ее.

– Это ты не понял, прелесть моя, – возразила она стражнику, демонстрируя зубы в улыбке, которая по привычке выглядела как оскал. Ее глаза излучали нежность: сдохни. – Шестьсот ксантрий. На выходе. А сейчас мы проходим. У нас нет денег – пока. Я заработаю и расплачусь. Куда я денусь-то? Не улечу же я из города.

– Кто знает. Мож, тебя прибьют где-нибудь в подворотне, и что тогда? С вас даже в залог взять нечего, поганые бродяги.

– Мы расплатимся, – деревянным голосом выговорил вдруг Вогт. – Честное слово.

Стражники отвлеклись от Наёмницы и уставились на него. Вогтоус ответил им взглядом, полным страдания.

– Три дня, – подхватила Наёмница. – А затем вы получите свои деньги, – она просительно посмотрела на стражников.

– Девятьсот, – подал голос тот, кто еще ни разу не высказывался. – По триста на каждого. И еще поработаешь для нас.

«Скотина, – подумала Наёмница. – Да на всем этом вонючем городишке не заработать девятьсот ксантрий!» Хотя «работать» она в любом случае не собиралась. Уж лучше она их всех перережет. С радостью. Даже просто представив себе кровь, хлещущую из их глоток, она немного успокоилась.

– Ладно-ладно, лапочки, – согласилась она.

– И смотри без шуток. Под землей найдем.

– К-конечно, – с затаенной снисходительностью протянула Наёмница.

– Попадетесь без печати в облаву – вздернут.

– Конечно, – повторила Наёмница.

Она взяла Вогта за рукав и, словно ребенка, повела его по мостику к частоколу. Вогт, у которого глаза были на мокром месте, растерянно посмотрел в ров – там плавали отбросы, всякий мусор, какое-то тряпье. И он отвел взгляд.

Они нырнули в узкую улочку меж страшненьких тесных домиков, дошли до поворота налево, дошли до поворота направо, дошли до развилки и остановились.

– Ты чуть было все не испортил, – удивительно спокойно констатировала Наёмница. Поправив рубашку, она тряхнула головой, чтобы волосы снова упали на лицо. – Я уж было решила, что мы все слили, когда ты наконец сообразил подыграть мне.

Заговорив об этом, она пыталась отвлечься от того гаденького, жгучего чувства, все еще остающегося внутри.

– Они так грубо разговаривали с тобой, – выдавил Вогт. – Как они посмели? А ты помешала мне…

– Чему я помешала?

– Заставить их обращаться к тебе повежливее! – выпалил Вогт, покрываясь красными пятнами.

Наёмница фыркнула.

– Тебе же лучше, что не позволила. А то ел бы потом только жидкую пищу.

– Почему? – спросил Вогт, моргая. – Порой я вообще не понимаю, что ты говоришь и что делаешь. Меня очень огорчило все это, а ты вела себя так, словно ничего неприятного не происходит.

– Да ладно, – грубовато-бодро возразила Наёмница, пряча растерянность. Никого раньше не волновало, каким тоном с ней разговаривают, ничего из того, что с ней происходит.

Некоторые улицы были столь тесны, что им едва удавалось разминуться с прохожими. Ежедневно новые жители прибывали в город, ища в нем спасения от внешних опасностей, и, как могли, размещали свои домишки. Места становилось все меньше и меньше, домики, соответственно, тоже уменьшались. Старые здания выглядели относительно просторно, новые соревновались в сбережении пространства, но и их неизменно побеждали конурки, возведенные некоторое время спустя.

Повсюду более или менее ровным слоем лежали мусор, гниющие отбросы и испражнения собак, шныряющих по городу в диких количествах. Все это источало невероятнейшую вонь, безжалостно терзающую нежное обоняние Вогта и даже отнюдь не нежное обоняние Наёмницы, привыкшей вдыхать отнюдь не ароматы цветущих лугов. Вогт, вытаращенные глаза которого уже час не опускались в орбиты, постоянно поскальзывался, и Наёмнице приходилось его ловить.

– Эй, – не выдержала она. – Держись на ногах. Если упадешь в это дерьмо, я не буду тебя поднимать, потому что меня просто вырвет.

Ее настроение, приподнявшееся после успешного преодоления первых трудностей, стремительно падало. Сказывалась и гнетущая атмосфера города, и полное непонимание, зачем она здесь. Она планировала отделаться от монашка, нет? Пойти своей дорогой. Так почему она этого не сделала?

Вогт, ни на секунду не забывающий о цели визита, прилежно крутил головой. Регулярно попадались лавки, торгующие разложившимися овощами или мясом, усеянным мухами, но карт никто не предлагал. Впрочем, должна же отыскаться в целом городе хотя бы одна карта, а больше им и не нужно.

– Ужасно неуютно, – вздохнул он. – Бедные люди, как они здесь живут?

– Как крысы на помойке, – холодно ответила Наёмница. Ее глаза смотрели настороженно и пристально.

Где-то над головой Вогтоуса со стуком распахнулись ставни.

– Отойди! – вскрикнула Наёмница.

Вогт отпрыгнул – и вовремя, потому что толстая женщина выплеснула помои из окна на улицу, да с таким наплевательским видом, что не приходилось сомневаться: останься Вогт где стоял, все это вылили бы прямо ему на голову.

– Вот манеры, – обиделся Вогт. – Надо поскорее выбираться отсюда. Хочу к реке, траве, деревьям. Чистому воздуху, который пахнет небом. Не расспросить ли нам прохожих? Вдруг кто-нибудь подскажет, где можно купить карту.

– У кого это ты вознамерился спрашивать? – скептически осведомилась Наёмница.

В основном им встречались угрюмые женщины и чумазые дети со злыми личиками, исходя из чего Наёмница предположила, что мужчины, как положено, направились с кем-то воевать – и это хорошо, потому что мало ли какие проблемы могли с ними возникнуть. На расспросы Вогта женщины не отвечали, лишь боязливо опускали головы и ускоряли шаг. Вогт попытался заговорить с детьми и получил по затылку от Наёмницы.

– Брось эту идею, – потребовала она, в очередной раз прижимаясь к стене, чтобы пропустить встречных. Ее одежда теперь стала грязнее, чем была до стирки накануне – факт, заставляющий ее скрежетать зубами, ведь Наёмница ненавидела напрасный труд. – Никто нам ничего не скажет.

Но Вогт уже выспрашивал у сгорбленной старухи:

– Бабушка! Бабушка, вы не знаете, где здесь лавка картографа?

– Шо? – отозвалась старуха сиплым, но неожиданно молодым голосом и отбросила с лица черный капюшон. Из ее рта вырвалось почти зримое облако зловония.

Вогт заверещал и закрыл лицо руками. Он продолжал так стоять, не замечая натыкающихся на него прохожих, пока Наёмница не известила:

– Распечатывай зенки, бука ушла.

– Какой кошмар, – слабо проговорил Вогт. – Что случилось с ее носом? Почему он так ввалился? А эти язвы на ее лице… ты видела?

– Лучше б не видела, – брезгливо поморщилась Наёмница. – Я ж говорила: не лезь. Люди как дерьмо: тронешь – завоняет. Ладно, пошли. Доберемся до центральной улицы. Там, думаю, мы сумеем найти лавку со всяким хламом, а в ней карту.

– В вашем мире столько всего уродливого, противоестественного и страшного, – вздохнул Вогтоус, покорно плетясь за ней.

– В «вашем»? Нашем, ты хотел сказать?

– В моем такого не было, – возразил Вогт. – Я ногу натер.

– Отлично, – хмуро откликнулась Наёмница. – Я надеюсь, у тебя начнется гангрена.

– Здорово, – оживился Вогт. – Гангрена. А что это такое?

Они без проблем отыскали центральную улицу, но до этого Вогт успел совершить еще одну глупость. Увидев скрючившегося у стены плачущего мальчика, он подошел и спросил, почему тот плачет. Мальчик встал, смачно плюнул Вогту в лицо и удалился, совершенно успокоенный.

– Ты дурак, – разозлилась Наёмница. – Оботрись, отравишься.

Но ее не столько злил Вогт, сколько сам город. Наёмница ненавидела города. При таком скоплении людей приступы ярости абсолютно неизбежны – у всех вовлеченных.

Они вышли на главную улицу и набрали полные легкие воздуха – здесь, освеженный дуновениями ветра, он был не столь омерзителен. Главная улица была чуть пошире, чуть почище и даже – местами – замощена грубым камнем. Изобилие шатающегося по ней народа не могло не встревожить Наёмницу, и она вцепилась в локоть Вогта мертвой хваткой, готовая резко оборвать любые попытки вести себя ненормально. Вогт задергал рукой, но Наёмница сделала вид, что не замечает, и для верности еще запустила ногти. Вогт сдался.

– Они все мрачные, – сказал он, вертя головой. На его лице отражались любопытство и сожаление. – И злые.

– А чего ты хотел? – снисходительно спросила Наёмница.

– Я всегда чувствую зло. Оно как запах.

«Тогда от меня должно нести как от целой скотобойни», – не без самодовольства подумала Наёмница, но вслух съязвила иначе:

– Ты еще что-то улавливаешь среди всего этого дерьма?

– Дерево, дерево! – обрадовался Вогт, показывая на чахлое деревце в узком проеме между двумя соседними домами. – Это первое, которое я здесь вижу! На нем даже листики есть! Два!

Наёмница закатила глаза.

– Если ты еще раз повторишь «дерево», я тебе язык вырву, – она прищурилась. – Вон там торгуют каким-то старьем. Среди него вполне могла затесаться карта.

Она потянула Вогта вперед, он потянул ее назад. Наёмница была полна решимости заставить его делать что положено и идти куда надо и рванула изо всех сил. Вогт удивительным образом не тронулся с места, а затем с бычьей мощью потащил ее за собой.

– Что за… – вытаращив глаза, пробормотала пораженная Наёмница и от очередного рывка едва не повалилась на Вогта. – Хватит! – закричала она.

Вогт оглянулся, вспомнив о ее существовании.

– Извини, – смутился он. – В этом городе ни цветов, ни травы, только грязь. Это единственное увиденное дерево за все это время. Я умираю от тоски.

Приблизившись к чахлому деревцу, он погладил изрезанный, истерзанный ствол.

Наёмница бросила равнодушный взгляд на дерево, а затем тоскливо уставилась в далекое небо, пытаясь отвлечься. Обломанные ветки напомнили ей сломанные кости, торчащие из прорванной кожи. Почему-то сегодня подобные воспоминания вызывали тошноту.

– Ему больно, – прошептал Вогт. – Как они могли так поступить с ним?

– Ты еще не понял, где оказался? – с презрением осведомилась Наёмница. – В этом мире если ты погладишь собаку, она укусит тебя. Ну или хотя бы зарычит.

– Ага, – задумчиво согласился Вогт. – Ты тоже.

Наёмница стиснула зубы.

– Мы пришли сюда за картой.

– Да, – Вогт в последний раз погладил дерево. – Идем.

Торговка пренебрежительно осмотрела их единственным глазом (второй был украшен синяком и безнадежно заплыл). Перед ней, разложенный прямо на земле, красовался ее товар: какие-то тряпки, битая посуда, потрепанная обувь – несомненно, раньше эта обувка принадлежала кому-то другому, кого сейчас и в живых нет.

– У вас есть карта? – вежливо спросил Вогт и на всякий случай пояснил: – Мира. Нам нужна карта мира.

– Валите отсюда, – ответила торговка.

– Это значит – нет? – уточнил Вогт.

– Валите отсюда, – повторила торговка.

– Это значит – нет? – спросил Вогт у Наёмницы.

– Это значит, что ты недоумок, – объяснила Наёмница, уводя его за руку.

– Нет, – убежденно возразил Вогт. – Если бы она хотела сказать, что я недоумок, она так бы и сказала, а она сказала – валите отсюда.