Журнал «Юность» №02/2021

Уже не скрываясь, Лёня вошел в комнату и, не обращая внимания на уставившегося в телевизор отца, направился к своей кровати. Она стояла в дальнем углу, возле балконной двери, и больше напоминала заваленную мусором кучу – на выцветшем покрывале вперемешку громоздились учебники, игрушки, потрепанные тетради, мятые футболки и джинсы, фантики, фломастеры и даже грязные тарелки. Несколько секунд Лёня раздумывал, куда деть это добро, затем привычно сгреб все в охапку и переложил на подоконник. Раньше там стояли цветы – сами растения давно засохли, но цветочные горшки, как надгробные плиты, хранили память о погибших. А потом Андрей разбил их все. Кажется, это произошло на следующий день после «убийства», когда брат еще не смирился с произошедшим. Лёня потом больше месяца спал на комьях ссохшейся земли, пока мама не решила сменить постельное белье.

В животе заурчало. Лёня запоздало вспомнил, что с обеда ничего не ел, поэтому поспешил на кухню. Надеялся застать мать – она, подобно волшебнику, могла приготовить ужин из ничего.

Повезло. Столкнувшись с ней в дверном проеме, Лёня несколько виновато произнес:

– Мам, я хочу есть.

Та тяжело вздохнула, но ничего не сказала. Развернулась и снова побрела на кухню, в которой проводила большую часть свободного (свободного ли?) времени. Лёня ужом проскользнул следом и уселся на кривую табуретку в дальнем углу. Отсюда проглядывался вход и часть коридора, поэтому можно было заметить приближение опасности заранее и приготовиться к удару.

Нападения со спины Лёня никак не ожидал. Кухонное окно выходило на двойной балкон, протянувшийся от комнаты до кухни, но его редко открывали – рассохшиеся рамы неохотно двигались с места, уверенные, что сквозь щели между ними и так проникает достаточно воздуха. Но в этот раз окно жалобно скрипнуло, поддаваясь, и чья-то рука, схватив Лёню за шкирку, вытащила его на балкон.

В лицо пахнуло несвежим дыханием, сигаретами и кислым пивом. Андрей был дома – просто вышел покурить, не стесняясь отца и матери. Леночки Лёня не увидел, но легче от этого не стало, ведь часто подружки брата заступались за младшего, когда начинались «игры». Большинству из этих девиц не чужда была жалость.

– Пусти! – прохрипел Лёня, барахтаясь на бетонном полу.

Андрей лишь крепче сжал пальцы на его шее. Смерил брата многообещающим взглядом, а затем резко наклонился и шумно втянул воздух носом. Мгновение спустя его лицо исказилось от злобы.

– От тебя воняет Котлованом, – прошипел Андрей, вдавливая брата в пол. – Ты был там.

Он не спрашивал. Он знал – знал наверняка, потому что сам неоднократно приносил домой этот терпкий запах свободы и праздника. О том, что Котлован пахнет так не всегда, Лёня еще не знал, а Андрей не рассказывал.

– Кто? – требовательно спросил старший брат, нависая над младшим.

Тот сразу понял, о чем речь.

– Дикий.

Андрей на несколько секунд закрыл глаза. Его холодные пальцы больно впивались в шею Лёни, сквозь ткань футболки мальчик чувствовал каждую крошку на грязном полу, и по телу снова расползалась дрожь – от холода, голода и страха. Это уже не «игры», где можно обойтись синяками. Склонившийся над Лёней брат больше не прикрывал ненависть баловством, он действительно был настолько зол, что запросто мог сломать ему что-нибудь.

– Дикий, сука, – процедил Андрей сквозь зубы. – Вечно лезет куда не просят.

Затем медленно открыл глаза и, приподняв Лёню, снова уронил его на пол. Лопатки больно ударились о холодный бетон, страх комом забил горло, не давая сделать вдох.

Андрей наклонился к брату вплотную и зло выдохнул в ухо:

– Если узнаю, что ты водишься с этими тварями, урою. Сломаю ноги и выкину с балкона, и пусть твои новые дружки превращают тебя в Мечтателя, раз тебе так не терпится!

Лёня испуганно заскулил. Угрозам брата он верил безоговорочно, особенно сейчас, когда его пальцы стискивали шею, а вторая рука, сжавшись в кулак, зависла над лицом.

– Андрей! – закричала мать, перегибаясь через распахнутое окно и хватая старшего сына за плечо. – Прекрати немедленно! Ты его убьешь!

Ее панический крик разнесся по ночному двору и запутался в проводах. Лёня затравленно смотрел в перекошенное лицо брата и ждал развязки. Отпустит или ударит? А может, нарушив обещание, сразу выбросит с балкона?

– Ты меня понял? – спросил Андрей, не реагируя на крики матери.

Лёня медленно кивнул, и стальная хватка на шее разжалась. Андрей поднялся на ноги и брезгливо вытер ладони о джинсы. Пнул брата напоследок в ногу, прямо в синяк, и бросил:

– Пошел вон, маменькин сынок.

Лёня залез через окно обратно на кухню, засадив десяток заноз в ладони, и без энтузиазма взялся за ложку. Есть больше не хотелось. Мать причитала, ругая Андрея, но так тихо, чтобы в комнате никто не услышал. Боялась, что и ей достанется от потерявшего всякий стыд сына, хотя он никогда не поднимал руку ни на кого, кроме брата.

– Спасибо, я наелся, – пробормотал Лёня, отставляя почти полную тарелку.

Не раздеваясь, он забрался в кровать и попытался уснуть под бубнеж телевизора. Перед глазами плавали яркие пятна, напоминающие лучи прожекторов над Котлованом. А в груди тугим узлом пульсировала обида. Обида на Мечтателей, веселящихся где-то там, пока Лёня страдает от издевательств. Обида на Андрея, который срывал злость на брате, хотя тот не имел никакого отношения к «убийству» его мечты. Обида на родителей, которым было наплевать. И обида на самого себя, слабого, беспомощного и на миг позволившего себе увлечься ярким миром Мечтателей.

3.

Выйдя из школы последним, Лёня остановился на крыльце и огляделся. Весеннее солнце вовсю грело, обнимая умытый дождем город. Игривый ветерок разносил по улицам запахи сдобы, кофе и просыпающейся от зимнего сна земли. Эти ароматы кружили голову и наполняли грудь предчувствием чего-то нового, захватывающего и непременно важного. Как будто вместе с ветром на Лёню надвигались перемены.

Мальчик тряхнул головой, отгоняя глупые весенние мысли. Он уже давно не верил в перемены, приходящие вместе с весной, – жизнь всегда оставалась такой же тусклой и душной, возвращаясь в привычное русло, стоило отзвенеть последнему в учебном году звонку.

– Привет, приятель.

Лёня от неожиданности запнулся о ступеньку и едва не слетел кубарем с крыльца. Крепкие руки вовремя поймали его и поставили на ноги. Мальчик посмотрел на поймавшего его парня и попытался вспомнить, где мог его видеть. Смуглый, черноволосый, с хищным лицом, незнакомец явно не учился в этой школе – слишком взрослый, лет семнадцативосемнадцати, широкоплечий и подтянутый, вместо школьной формы джинсы и толстовка. Другом брата он тоже не был, Лёня бы запомнил. Тогда откуда это назойливое чувство узнавания?

– Дикий?! – изумленно воскликнул он, поймав, наконец, отголосок воспоминания.

Парень усмехнулся и подмигнул.

– Что, без жилетки не узнать?

Лёня, смутившись, помотал головой. Не в одежде дело. В глазах. Сейчас на него смотрели обычные карие глаза, в которых не было ничего «мечтательского». Это и сбивало с толку, мешая ухватить нужный образ.

– Зачем ты пришел?

Первый восторг узнавания прошел, и теперь Лёню охватили сомнения. В ушах эхом отозвались вчерашние слова брата, да и с Диким они расстались на плохой ноте. Сложно поверить, что тот решил наладить отношения с пацаном, с которым у них не было ничего общего.

Дикий засунул руки в карманы и задумчиво пожевал губу, избегая смотреть на Лёню. Словно и сам не мог до конца понять, зачем пришел.

– Наверное, хотел убедиться, что Гранд… то есть Андрей, ничего тебе не сделал, – наконец ответил Дикий. – Он сильно изменился после того, как потерял покров и способности Мечтателя. Я догадывался, что с ним что-то не так, но вчера окончательно убедился. Он тебя бьет?

Последний вопрос он задал, в упор посмотрев на Лёню. Тот поджал губы и упрямо помотал головой, не желая сдавать брата.

– Нет, – соврал мальчик, но рука сама потянулась к шее, где с утра вспухли багровые отеки.

Дикий, все поняв, наклонился и оттянул воротник Лёниной рубашки, впервые застегнутой под самое горло. Его брови сошлись на переносице при взгляде на следы пальцев.

– Совсем с катушек съехал! – в сердцах бросил он, и Лёня испуганно отпрянул, решив, что это относится к нему.

Но Дикий уже не смотрел на мальчика, он что-то искал в телефоне, а затем поднес его к уху. Несколько секунд ожидания, и злобный рык:

– Сбросил, сука!

Снова нажал на экран. Сброс. Еще раз. Дикий упрямо набирал чей-то номер снова и снова, а Лёня с ужасом понимал, кому именно он звонит. Андрею. Иного и быть не может.

– Не надо! – закричал мальчик, бросаясь к Дикому и пытаясь выхватить трубку, но тот ловко увернулся.

В этот же момент Андрей наконец сдался и ответил. Лёня услышал его разъяренный голос:

– Пошёл на…

– Зачем ты издеваешься над ребенком? – перебил его Дикий, и от его тона у Лёни по спине побежали мурашки. – Не хватило силенок, чтобы справиться с Корсом, так теперь отыгрываешься на беззащитном брате? Решил почувствовать себя способным хоть на что-то? Ты жалок!

Теперь ему точно крышка. Лёня обреченно замер, понимая, что его жизнь окончательно разрушена. Андрей его убьет. Вышвырнет с балкона назло Дикому и растрезвонит на весь Котлован. Возможно, даже повесит фотку его распростертого на асфальте тела вместо медвежьей морды на последнем этаже Башни.

Ответа брата Лёня не расслышал. Его слова, искаженные связью, слились в непрерывный гул, напоминающий шум кислотного, ядовитого дождя, разъедающего листья и кору деревьев. Попадая на кожу, он вызывает аллергию, после которой еще несколько дней хочется чесаться, и никакие мази не спасают.

– Тронешь его хоть пальцем – сломаю тебе руку, – предупредил Андрея Дикий. Выслушал ответ и с хищной усмешкой добавил: – Да, как Мечтатель я тебе ничего не могу сделать. Но если буду без покрова, никто и слова не скажет. Законы «Фантазиума» я знаю не хуже тебя, так что сделаю все честно, по-человечески.

Дождь в последний раз плюнул ядовитым ругательством и затих. Дикий тяжело вздохнул и спрятал мобильник в карман.

– Надеюсь, это хоть немного вправит ему мозги. – Он виновато улыбнулся и взъерошил и без того спутанные волосы Лёни. Затем снова вздохнул: – Твой брат не первый, кого подкосила «смерть». Я видел немало таких же, озверевших от свалившейся на них пустоты, и не думаю, что сам отреагировал бы по-другому, лишившись своего покрова. В такие моменты я начинаю задумываться, что Серена права. Надо стирать память тем, кто потерял мечту…

Лёня молчал. Спокойный, уверенный голос Дикого не приносил ему облегчения – мальчик не сомневался, что Андрею наплевать на угрозы и запреты бывшего друга. И что теперь делать? Украсть немного мелочи и уехать на время к бабушке с дедушкой на другой конец города? Может, Андрей перебесится и забудет…

Не забудет.

– Он меня убьет, – прошептал Лёня, и глаза защипало от подкативших слез. – Что ты наделал?

Дикий положил горячую, сильную руку ему на плечо и ободряюще сжал:

– Не убьет. Андрей не настолько свихнулся, чтобы причинить вред собственному брату. К тому же он знает, что я от своих слов не откажусь. Тронет тебя – и будет иметь дело со мной.

– Вот только мне уже будет все равно.

В том, что до утра он не доживет, Лёня не сомневался. Не глядя на Дикого, он поплелся домой, с каждый шагом убеждаясь в неотвратимости смерти. Ботинки стучали об асфальт, забивая гвозди в крышку его гроба.

«Убьет! Убьет! Убьет!» – звенели лужи.

«Так тебе и надо!» – вторил ветер, налетая на едва распустившие листочки деревьев.

«Зря связался с Мечтателями. Так и знал, что надо держаться от них подальше», – думал Лёня.

Дикий догнал его и пытался что-то объяснить, что мальчик не слушал. Мечтатель словно перестал для него существовать. Вот кто просил его вмешиваться? Прав был Андрей – Дикий лезет куда не просят и все портит. Ему, свободному и счастливому, со сверхспособностями и в крутом покрове, не понять проблем обычного школьника.

Лёне стало так жалко себя, что он, не выдержав, заплакал. Злые слезы потекли по щекам, царапая и кусая обветренную кожу, а горло, и без того саднящее после стычки с братом, превратилось в наждак. Было больно, горько и обидно. Почему они все не могут оставить его, Лёню, в покое? Что он им всем сделал? Не хочет он быть никаким Мечтателем, тусоваться в Котловане и заниматься всякой ерундой! Он просто хочет… хочет… хочет…

Так и не осознав, чего именно хочет, Лёня сорвался с места. Рюкзак лупил по пояснице и гремел карандашами в пенале, Дикий кричал что-то вслед, но мальчик бежал прочь, словно только так мог освободиться от навалившихся на него проблем.

Он устал, как же он устал от всего этого!

4.

До самой темноты Лёня бродил по городу. Он боялся возвращаться домой – знал, что там его ждет разъяренный Андрей. О том, что брат с ним сделает, мальчик успел нафантазироваться вдоволь, и с каждым часом картинки в его голове становились все мрачнее. Лишь проголодавшись, Лёня свернул к дому. Живот бунтовал и разрывался от урчания, мысли лениво ворочались, и даже страх встречи с братом притупился. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Умирать так умирать.

Зайдя в подъезд, Лёня прислушался. Тихо. Из квартиры не доносилось криков или смеха, а значит, Андрея либо нет, либо он занят. Вспыхнула и тут же погасла надежда: а вдруг пронесет?

Не пронесло. Стоило входной двери закрыться, как из комнаты вышел брат. Не дав Лёне разуться и снять куртку, Андрей налетел на него и повалил на пол. Звонкая оплеуха обожгла ухо, из горла вырвался панический вопль, и мальчик замолотил руками, пытаясь освободиться. В темноте коридора с грохотом упала подставка для обуви, рассыпалась мелочь из карманов, а в рюкзаке что-то жалобно захрустело.

– Я… тебя… предупреждал! – пропыхтел Андрей, сопровождая каждое слово новым ударом. Пока еще не кулаками, а открытой ладонью, но от этого было лишь унизительнее.

На крик прибежала мама. Лёня, потерявший ориентацию в пространстве, услышал ее перепуганный голос:

– Андрей! Хватит! Пожалуйста, остановись!

Затем звучный удар и мамин всхлип, от которого тело пронзило ледяной вспышкой. Неужели Андрей поднял руку на мать? Не может быть…

– Не вмешивайся. Он заслужил. Я его предупреждал! Предупреждал, чтобы не связывался с этими выродками из Котлована, а он на следующий же день побежал к ним! Ты что, не понимаешь, что они с ним сделают? То же, что со мной! Нет, даже хуже! Они… они… превратят его в монстра! Бросят в яму! И будут натравливать на всех, кто им не нравится, а потом смотреть, как его мечту разбивают, рвут на части, сжигают заживо! Они «убьют» его!

Андрей кричал, мать сдавленно рыдала, а Лёня с ужасом смотрел в потолок, терявшийся в коридорном полумраке, и пытался придумать выход. Извиниться? Попытаться что-то объяснить? Сбежать? Или молча смириться с происходящим в надежде, что брат побьет его и успокоится?

– Что тут у вас происходит? – разнесся над головами зычный, но немного невнятный вопрос.

Шум, устроенный Андреем, совершил невозможное – заставил отца оторваться от телевизора. На лицо Лёни упал свет, вырвавшийся из комнаты, и от этого тусклого желтого луча внутри загорелась отчаянная вера в то, что теперь-то все наладится. Отцу не все равно! Он вмешается, поставит Андрея на место, успокоит мать и поднимет Лёню с грязного пола. Глава семьи наконец-то выполнит свой долг и сделает их семью семьей.

Отец оглядел царящий в коридоре кавардак, на секунду задержал взгляд на рыдающей матери и с раздражением выругался.

– Устроили здесь черт знает что! – рявкнул он, возвращаясь в комнату, к телевизору. – Из-за вас ни хрена не слышно! Хотите выяснять отношения – валите на улицу, а мне завтра на работу, не даете отдохнуть человеку…

Дверь за отцом закрылась, а вместе с этим в Лёне что-то сломалось. Он не столько услышал, сколько почувствовал глухой треск между ключицами, словно кто-то наступил на сухую ветку. Лёня закусил губу, чтобы сдержать всхлип, и закрыл глаза. Почему? Почему все это происходит именно с ним? Чем он заслужил такое отношение? Почему отцу все равно, что Андрей избивает Лёню и мать? Почему мать не может хоть раз в жизни принять волевое решение и уйти от отца, которому все равно? Почему брат, его любимый, веселый, неунывающий брат превратился в жалкого труса, вымещающего собственную боль на Лёне? Почему он должен жить в такой «семье»? В чем он, Лёня, виноват и перед кем? Он ведь просто хотел… хотел… хотел…

– Я просто хочу исчезнуть, – прошептал Лёня, и по левому виску потек колючий ручеек. – Я так устал от всего этого… Я так устал…

– Ты устал? – переспросил Андрей. – Ты, сопляк, устал? От чего? От того, что у тебя вся жизнь впереди? Что тебя ждут Мечтатели? Что Дикий ради тебя жопу рвет? От этого ты устал, да?

Мать, по-прежнему рыдая, причитала:

– Андрей, пожалуйста… Пожалуйста… хватит… Андрей…

Безысходность ситуации давила Лёне на грудь, забивалась в горло, царапала грудь изнутри. Сколько еще раз он будет беспомощно лежать на грязном полу и ждать, что кому-нибудь станет не все равно? Когда уже кто-нибудь придет и заберет его из этого ада? Где этот чертов выход, который всегда есть?

– С меня хватит.

Лёня открыл глаза и посмотрел на Андрея. Тот, оскалившись подобно символу «Грязных гризли», прорычал:

– Нет, это с меня хватит! Думаешь, раз с Мечтателями подружился, теперь брат тебе не указ? Я тебя научу, сопляк! Я тебе покажу, что с тобой сделают в Котловане!..

Он замахнулся, но рука, сжатая в кулак, прошла сквозь Лёню, не причинив ему никакого вреда. Мать, испуганно вскрикнув, обмякла – от увиденного ее сознание не выдержало.

– Пробудился, значит? – пробормотал Андрей, растерянно глядя на брата. На его лице отразилась смесь зависти и гордости. – Можешь сказать мне спасибо. Ты теперь Мечтатель, как и хотел.

Боль отступила. Мокрые носки в промокших насквозь кроссовках больше не липли к ступням, живот перестал урчать, а в груди вместо давления прочно обосновалась пьянящая легкость. Лёня еще не до конца понимал, что именно с ним произошло, но чувствовал, что теперь все будет иначе. Он больше не позволит издеваться над собой. Он наконец-то обрел силу, чтобы сбежать из клетки семейных обстоятельств.

– Я могу сказать тебе только одно: оставь меня в покое, – тихо ответил Лёня, поднимаясь с пола. Вместо мятой, грязной школьной формы и куртки на нем были просторная футболка и широкие штаны. Белая ткань, казалось, излучала мягкое свечение. С худых рук исчезли все шрамы и царапины, синяки на шее, боку и ноге больше не ныли. Босые ступни не чувствовали холода. Тело наполняла легкость, словно его снова взяла за руку Олеся, хотя, конечно, бывшая подруга брата была ни при чем. Желая убедиться в своих предположениях, Лёня протянул руку к стене, и та, не встречая сопротивления, погрузилась в выцветшие обои.

Андрей скептически хмыкнул.

– Ты теперь что, призрак? Думаешь, это спасет тебя от проблем? – Он привалился спиной к входной двери и с ненавистью посмотрел на брата. – Покров ничего не изменит. «Фантазиум» уничтожит тебя, и Дикий будет первым, кто вцепится тебе в глотку.

Лёня повернулся к нему и вздохнул:

– Может, хватит уже? Достал со своим Диким.

Я не собираюсь вступать в ряды Мечтателей и с кем-то драться. Я не ты.

Не дожидаясь ответа Андрея, он прошел сквозь него и входную дверь. Лестничная площадка, к счастью, оказалась пуста, иначе вполне можно было довести кого-то до сердечного приступа – не каждый день сквозь двери проходят мальчики в белых одеждах. Лёня улыбнулся этой мысли и, оттолкнувшись, перелетел лестничный пролет. Как будто действительно стал невесомым призраком.

Через минуту он уже стоял на крыше и смотрел вдаль. Вдоль линии горизонта едва заметно розовела полоска умирающего заката, а воздух над городом дрожал от потоков искусственного света. Налетевший на Лёню ветер растрепал волосы и убежал дальше, оставив после себя горьковатый запах жженой резины.

– Привет, приятель.

Лёня обернулся. Дикий сидел на козырьке и улыбался, но мальчику показалось, что в этой улыбке слишком много от звериного оскала. Желтые глаза оценивающе пробежались по покрову Лёни и прищурились.

– Поздравляю. Теперь ты один из нас.

Лёня улыбнулся – мягко и печально – и покачал головой:

– Нет, Дикий. Я не один из вас. Я сам по себе, поэтому, пожалуйста, оставь меня в покое.

Тот непонимающе нахмурился и одним прыжком оказался рядом.

– Ты не можешь…

– Могу, – перебил его Лёня. – Я теперь все могу. Поэтому буду делать только то, что хочу, а я хочу, чтобы от меня все отстали. – Он пристально посмотрел на Мечтателя и повторил: – Все без исключения.

Дикий хмыкнул, но спорить не стал. Бросив напоследок предостерегающий взгляд, он исчез, и Лёня остался один.

– Наконец-то, – прошептал он и вдохнул полной грудью. – Наконец-то они все исчезли.

Именно об этом Лёня и мечтал.