III
Ведьма скучает. Она бродит по дому, играет с домашними зверьками, иногда сопровождает брата, если он спросит. Теперь ее покои находятся рядом с домашними, она больше не прячется в деревянно-стеклянной комнате с мятой и книгами. Свито гнездышко в углу самой первой к выходу комнаты. Само собой, чтобы не будить остальных своими скитаниями по Дому, если таковые случаются. Раньше рядом с ней росли только кактусы, а сейчас к ее кровати склонились налитые соком листья алоэ. Это ли не знак исцеления? Невдомек ведьме, что то проклятие было лишь проекцией ее страхов и психосоматических признаков. Когда же она избавилась от тумана, начала терять связь с Ним, тем, кто уже не просто понимает, глядя по сторонам, а еще и дает советы. Началось непонятное ей восстановление, которое могло покалечить ее снова. Голова прояснилась, чего не случалось уже давно. И на смену страхам пришло нежелание одиночества. Стоило ей отказаться от мужчин, она почувствовала до ужасного горькую свободу. Оказывается, ее вдохновителями были и будут мужчины. Существа странные, но сильные, способные метнуть колун прямо в дерево, чтобы он как следует рассек туловище древа, и тут же подхватить хохочущую ведьму на руки вместе с котлом и толсто-пахнущей связкой иван-чая.
Предавшись воспоминаниям, она понимает, что нужно делать. Она бежит на ближайший рынок за особым горячим хлебом, влетает в Дом, кипятит родниковую воду, бросает туда крупные черные листья чая, терпкой вишни и, наконец, лезет в погреб, чтобы достать баночку соленых рыжиков.
В дверь стучат.
«Мамуля!» – кричит ведьма и обнимает блондинку в очках с малиновыми, как рассвет в августе, стеклами. Волосы в длинном блондинистом хвосте касаются поясницы. На бедрах длинная черная юбка с неприлично долгим разрезом. Юбка, которую мерила юная ведьма, когда Матери не было дома. Стрелки на голубых глазах делают ее взгляд еще теплее, чем всегда. Ведьма старалась копировать Мать, ведь каждая приличная дочь восхищается Матерью. Но стрелки – это удел высших опытных ведьм.
«Ты меня звала?» – спросила та.
Ведьма суетилась вокруг Матери. Четыре ложки сахара с горкой на маленькую чашечку чая, рыжики плотно закрывают всю площадь половинки горячего остывающего хлеба. Ведьма вытащила маленький полосатый грибочек из банки и положила в рот. Она сморщилась, закашлялась.
«Они же утопают в соли. Как же она их ест. Еще и с таким приторным чаем», – ведьма посмотрела на Мать. Та хитро улыбнулась и откусила кусок хлеба, от удовольствия прикрыв глаза.
«Совушка моя, почему ты боишься остаться одна? Огня жизни в тебе хватает на двоих, поверь мне. Конечно, когда-нибудь ты подаришь огонь частичке себя, но пока ты не научишься любить себя, Природа и Вселенная не наградят тебя тем, что получила я», – ведьма услышала у себя в голове голос Матери и почувствовала теплое бестелесное прикосновение к животу.
«Я так не умею. Ты сильна с юности, а мне всегда нужен был кто-то еще. Чтобы гореть кем-то, чем-то…», – начала было ведьма, но Мать тряхнула волосами.
«Ты сейчас не понимаешь, что делать и что тебе нужно. Я знаю. Тебя стопорит отсутствие рядом мужчины, так? С кем бы ты ни была, вы окружали друг друга любовью и заботой, я уверена. Но теперь все изменилось. Проводник тебе не нужен. Ты – хозяйка дороги. Так окутай заботой и всепоглощающей любовью только себя. Обрушь на себя все силы Любви. Получай удовольствие от мелких проказ и шалостей. Они благотворно влияют на самочувствие и кожу».
«И это помогло пережить те чувства, что обуревали тебя?» – с надеждой в голосе спросила ведьма. Мать молча встала из-за стола, достала подводку для глаз, сняла очки и сделала черные стрелки еще угольнее. Затем подмахнула ресницы синей тушью.
«Сегодня меня встречает Он. Представляешь мы снова вместе. И я даже знаю сколько времени мы протянем. Недолго», – Мать весело подмигнула ведьме. Да, если Мать не хотела отвечать на вопрос, она не ответит. В случае, если она считает вопрос глупым.
«Мамуля, а ты…», – робко начала ведьма.
«Уже взяла ножницы, садись поровнее», – улыбнулась Мать и обрезала рыжие локоны ведьмы.
Затем она близко-близко наклонилась к лицу дочери.
«Милое мое болотное чучелко, выбор только за нами. Я сделала свой, ты сделаешь свой. Только я умею любить себя настолько, насколько должна любить себя женщина. Поэтому я ушла от твоего отца. А потом от другого мужчины. А позже рассталась с Ним. И возвращаться – это мой выбор, потому что я знаю, что смогу покинуть Его, когда мне взбредет в голову. Но я видела как ты лезла на стены и больше не желаю быть свидетелем твоих стенаний. Я – Мать, и я хочу видеть своего ребенка счастливой ведьмой. Так что, побудь одна. Сестрицы тебя заждались», – Мать обняла ведьму и расцеловала ее три раза в щеки.
Какая хорошая Мать оставит ребенка не целованным? Пусть даже если ребенку несколько веков. Она махнула водопадом из чистой платины и пошла на свидание с Тем, с кем у нее ничего не получается. Но это ее выбор.
Весь Дом гудит. Ветер суетливо гоняет серые облака кругом по небу, но не разрешает им поливаться дождем. Ведьма собирает вещи. Она возвращается в дымный город из одноцветных высоких цитаделей. Как бы ей ни было хорошо здесь, Дома, она решает оборвать то, что волнует ее больше, чем она сама. Там она будет учиться любить себя и когда-нибудь вернется сюда, чтобы отпраздновать триумф. Она вышла на улицу. Вдохнула напоследок запах трав и мягкой воды, от которой ее волосы превращались в святой ореол из непослушных кудрей. Впитала кожей звуки леса. Ее потянет.
…утро между тремя и четырьмя часами. Holy hour или Witching hour. Пока город начинает обзаводиться жителями с огненной водой внутри, она пишет по ночам, рисует после полуночи. А вечером притворяется, что она просто человек. Днем она просыпается и, лежа в кровати нагой, пытается узнать, что творится в каждом уголке Вселенной, говорящей на дохулионе других языков. Что изменилось пока она спала?
«Получай удовольствие от мелких проказ и шалостей».
Она снова в полусне скидывает с себя всю одежду, чтобы как можно ближе быть к простыне. Чувствовать как одеяло накрывает ее сзади, ласкает бедра. И она ему это позволяет. Это творится каждую ночь под куполом дымного томного, но живого города. Кровать – молчаливый посредник, но и у нее есть голос. На ней творится таинство желаний, и потому она невольный участник действий, если принимать скрипы за стоны. Хотя эта кровать уже некоторое время не выполняет функцию посредничества. Она тяжелеет лишь от усталого тела ведьмы. Но сейчас на кровати обязанность интимнее, чем секс: быть подспорьем и выслушивать все мольбы ведьмы (О, да, ведьмы молятся по своему). Волосы которой уже темнее, чем палисандр, и короче, чем у всех ее сестер. Локоны уже не пахнут листвой, а малахит ее глаз заметить стало сложнее.