Петролеум фэнтези

Нефтяная столица

Спросите любого нефтянника, хоть в России, или в Китае, или в арабских странах, какой город является нефтяной столицей Мира, и вы получите однозначный ответ. Тут никогда не будет даже двух разных мнений. Однозначно это город Хьюстон. Исторически это центр сосредоточения штаб-квартир самых крупных нефтедобывающих, нефтеперерабатывающих, машиностроительных и сервисных нефтяных американских и международных компаний и всего, что связано с их деятельностью. Это мировой центр проведения нефтяных выставок и саммитов, семинаров и конференций, треннингов и переподготовки ведущих инженеров, это настоящая нефтяная Мекка.

А вот на вопрос, какой город является нефтяной столицей России, мы с вами услышим самые разнообразные ответы и мнения. И с этим будет трудно спорить. Коронования столицы ещё не было, а претендентов на это звание достаточно много. Ребята из Татарии обязательно назовут Альметьевск, а вот сибиряки будут спорить, кто то скажет Сургут, а кто то Нижне-Вартовск, или даже Нефтеюганск. Все эти города России объединяет то, что все они выросли в 50–70 года прошлого века и у них очень похожие судьбы. Со своей стороны я бы внёс в список альтернативное предложение и предложил бы проголосовать за другой город, который попадает в этот же ряд флагманов нефтяной индустрии. Это мой родной город – Лениногорск, в котором я вырос и закончил школу.

Между городами Лениногорском и Альметьевском было всегда не гласное соревнование, но Альметьевску чуть больше повезло, в нём под административным нажимом был построен центральный оффис «Татнефти». Но это было позже. А всё началось в 1943 году, в самый сложный период Великой Отечественной Войны, когда было открыто Шугуровское нефте-битумное месторождение. Стране нужна была нефть, так как нефтедобывающие районы Кавказа были отрезаны и блокированы фашистами. Лучшие сохранившиеся геологоразведочные предприятия страны были передислацированы в район Урало-Поволжья, где предсказывалось открытие залежей углеводородного сырья. Собственно от геологических предприятий это были только ведущие специалисты, которые были расквартированы по избам сельских жителей. Большая часть этих предприятий начала укомплектовываться из числа местных жителей – стариков, женщин и подростков, так как лучшие сыны Республики Татарстан ушли воевать на фронт. Именно из этой молодёжи, которая начала работать в геологоразведке в годы войны, в будущем выросла нефтяная элита Татарстана.

Шугуровское месторождение было открыто бурением скважины № 1 на месте поверхностного нефтепроявления. Глубина скважины порядка 650 метров, бурилась она роторным способом почти два года. Наверное это открытие нельзя назвать случайным, так как выходы углеводородов из земных недр по зонам трещиноватости на земную поверхность были самым надёжным репером для заложения поисковых скважин. Но этот способ геологоразведки можно отнести в качестве преемлемого только к старым временам, когда уровень индустриализации был крайне низок, экология была девственной, а случайные загрязнения поверхностных участков земли горюче-смазочными материалами просто исключались, так как транспорт был преимущественно гужевым.

Эта скважина, которая давала приток 20 тонн нефти в сутки, явилась прородительницей открытия через несколько лет гигантского Ромашкинского нефтяного месторождения. Геологи, изучив разрез скважины № 1, сделали верное предположение о структурном поднятии, распростроняющемся на северо-восток от районного центра Шугурово. В этом направлении и стали закладываться последующие геолого-разведочные скважины. Можно с уверенностью говорить, что даже обладая минимумом информации, геологи шли верным путём. К сожалению сохранилось не так много подробностей открытия уникального Ромашкинского нефтяного месторождения, геологи народ не многословный, а в ту эпоху великих открытий, специалисты не задумывались о мемуарах. В сухих геологических отчётах не описываются человеческие эмоции. А вот то, что скважина уже под номером № 3, которая была заложена в черте деревни Ромашкино, пробуренная в 1948 году, даст приток нефти в количестве 120 тонн нефти в сутки, можно отнести к разряду фантастических. В тот момент ещё никто не понимал, что это открытие явится стартом развития всей нефтяной промышленности СССР, а ныне России.

В регионе Урало-Поволжья уже велась промышленная добыча нефти в Куйбышевской (ныне Самарской) области и в Башкирии, но таких крупных по своим масштабам открытий ещё не было. В течении последующих 10 лет одновременно с развитием Ромашкинского месторождения рядом с ним вырос новый молодой красивый город нефтянников Лениногорск. Осваивать регион Второго Баку приехали молодые специалисты со всей страны. Это был во истину интернациональный город с очень высоким уровнем инженерно-технической интеллигенции. Его местозаложение совпало с уникальным природным рельефом. Он и поныне один из самых красивых и привлекательных для жизни городов Росии.

Молодые инженеры нефтянники в ту пору были первопроходцами и энтузиастами своего не простого ремесла. За два – три года они не только получали производственный опыт, но и становились настоящими исследователями земных недр, именно они писали научно-техническую летопись страны и создавали с нуля современную отечественную нефтяную науку. В городе был открыт нефтяной техникум, филиал Московского нефтяного института имени Губкина и многочисленные профессионально-технические училища. Лениногорск в 50–60 годы стал кузницей нефтяных кадров для всей страны. Наиболее талантливую молодёжь ждал бурный карьерный рост. Не даром, будущий Министр нефтяной промышленности СССР Шашин Валентин Дмитриевич, также работавший в Лениногорске, после своего назначения набирал в штат нового министерства в Москве специалистов именно из этого города. Шашин В. Д. был уникальной личностью, именно под его руководством СССР стал лидером мировой нефтедобычи. В знак памяти об этом великом нефтяннике в Лениногорске ему установлен монумент. Лениногорск вообще отличается тем, что в нём чтят память и сохраняют уважение ко многим первооткрывателям татарской нефти. В городе возведена красивая Аллея Славы Героев Советского Союза и Героев Социалистического труда. Здесь и по ныне живут нефтянники и продолжают добывать чёрное золото. Поэтому я отдаю свой голос при выборе нефтяной столицы России именно Лениногорску.

Молодость

Я родился в семье нефтянника буровика и вырос в этом замечательном городе. В Лениногорске я закончил школу и отсюда уехал учиться в Москву в нефтяной институт. У нас с отцом произошло редкое совпадение. Он в 1970 году закончил заочно этот институт, а я в тот же год в него поступил. У отца было среднее техническое образование, накануне войны он закончил Сызранский нефтяной техникум, затем воевал на фронте. Демобилизовавшись, работал на буровых предприятиях в Куйбышевской области, в Муханово, а в 1952 году его перевели в Татарию, в будущий Лениногорск, на освоение молодого Ромашкинского месторождения и сразу же назначили директором Конторы разведочного бурения. Отец днями и ночами пропадал на буровых, мы его дома редко видели. В таком режиме работали тогда все его коллеги. Бездорожье, отсутствие техники, слабое снабжение, высокая аварийность, отсутствие на первом этапе квалифицированных кадров требовали от нефтянников не человеческих усилий для выполнение плановых заданий. Коммунистическая партия умела строго спрашивать с руководителей выполнения поставленных перед ними целей. Это были крайне жёсткие сталинские времена. Нефтяную промышленность курировал лично Берия. Да и последующие годы были не легче. Люди, особенно руководители, работали на износ. У отца просто не было в то время возможности получить высшее образование. А рядом с ним подростали и проявляли здоровые амбиции молодые дипломированные инженеры. Мама неоднократно говорила отцу, чтобы он нашёл возможность получить высшее образование, и она была тысячу раз права. Но отец постоянно откладывал своё поступление в институт. Я взрослел и уже понимал тревогу мамы. Только позже, когда отца уже не стало, я узнал от его сестры, что отец после армии подавал документы на учёбу в юридический институт, но ему было официально отказано в приёме из за того, что в его роду был какой то родственник, сельский житель, который был осуждён в тридцатые годы за колоски. Видимо этот страх, получить очередной отказ, в нём присутствовал бесконечно и мы, его семья, об этом даже не догадывались. Только после того как наступила хрущёвская оттепель и в Лениногорске был открыт филиал Московского нефтяного института имени Губкина, он пошёл учиться. Закончил он институт с отличием. Я хорошо помню как у нас дома по вечерам после работы собирались высоковозрастные дяди-студенты и делали домашние задания. В то время учился весь Лениногорск. Это было даже модно.

В нашем доме часто собирались компании сослуживцев отца, а о чём могли говорить за столом в ту пору нефтянники, да только о производстве. И я был свидетелем почти всех этих разговоров. Нефтяную буровецкую терминологию я познал ещё в совсем юном школьном возрасте. Очень часто отец брал меня с собой в поездки по буровым установкам. Это был своеобразный курс познания мною процессов бурения скважин. В ту пору буровые установки были совсем другими и я не мог себе представить как на них можно было работать 24 часа в сутки и в лютый мороз и в дождь. Внешне со стороны буровые установки, если бы не торчащая вверх метров на 40 мачта, выглядели как огромный деревянные сараи. Контора, в которой работал отец, в своём составе имела даже пилорамный цех. Доски как раз и применялись для внешней обшивки бурового станка, чтобы создать внутри хотя бы какое то подобие микроклимата. Особенно мне нравился процесс перетаскивания буровой установки с одной точки бурения на другую. Под установку на домкратах подводились специальные тракторные тележки на гусиницах и вышка в вертикальном положении при помощи колонны тракторов-тягачей по полям перемещалась на очень большие, до нескольких километров, расстояния. Это было захватывающее грандиозное зрелище. Помню как то раз, один из буровых мастеров уговорил отца под свою ответственность, взять меня с собой и подняться по крутой лестнице на балкон верхового рабочего. Я не помню как туда поднялся, но очень хорошо до сих пор помню как я от туда, с этой верхатуры, спускался. Большего страха я в своей жизни не испытывал, а мне было тогда всего 10 лет. Вот так по крупицам начинали формироваться мои нефтяные познания. И я безмерно блогадарен отцу за то, что он не боялся мне показать настоящую жизнь буровика из нутри этой профессии.

Каждый взрослый житель Лениногорска работал или напрямую на нефтяных предприятиях или в той или иной форме был связан с нефтепроизводством. Город рос на глазах, постепенно стали вырисовываться жилые кварталы, создавалась городская инфраструктура, прокладывались дороги. Одновременно развивался и весь Лениногорский район в целом. В городе было очень много детей и их досуг был тщательно спланирован. Школы давали качественное образование, огромное внимание удилялось развитию спорта. Поэтому наша жизнь, в тот период, была счастливой и безоблачной. Весь город работал на достижение высочайшей цели – добыть на Ромашкинском месторождении 100 миллионов тонн нефти в год. И эта цель была достигнута. Мы дети, в тот момент, не понимали что такое нефть, и даже по большому счёту и не задумывались зачем она нужна. Мы жили на земле, а под нами на глубине порядка 2 километров находилось огромное море нефти. Лениногорск находится практически в эпицентре над гигантским Ромашкинским месторождением с диаметром более 70 километров. И только когда бурение эксплуатационных нефтяных скважин подошло в плотную к черте города и по его окраинам заполыхали факелы, на которых добычники нефти сжигали попутные газовые фракции, и город по ночам стал озоряться дополнительной подсветкой, мы стали наконец понимать, что мы живём в нефтяном городе.

Я как то спросил отца, почему горят факела, а вокруг них образуется кольцеобразная вызженная зона. Отец мне объяснил, что в настоящее время люди ещё не научились полностью использовать попутный нефтяной газ, что часть газа наиболее лёгкая, которая называется метан, отбирается и подаётся по газопроводам в жилые дома для бытовых нужд, а более тяжёлая часть вынужденно сжигается на факелах, так как её просто выпустить в атмосферу нельзя, город моментально задохнётся. Он также сказал, что наступит время и люди обязательно научатся использовать весь полезный объём газа, так как это основное химическое сырьё, но для этого нужно строить крупное химическое предприятие.

Как и все дети, в молодости, я был увлечён рыбалкой. В окрестностях города было несколько мелких речек и мы с соседскими мальчишками на велосипедах летом ездили туда половить рыбу и покупаться. Но неожиданно по городу разнеслать молва, что нефтянники перегородили плотиной реку Зай и около посёлка Карабаш возникло крупное искусственное водохранилище. В то время мы даже и подумать не могли, что это была составная часть крупного нефтяного проекта по освоению нашего нефтяного региона. Нефтянники создавали для себя крупные запасы воды, готовясь к приближающемуся этапу её закачки в нефтяные пласты для поддержания внутри пластового давления.

В непосредственной близости от города началось строительство в нескольких точках огромных металлических резервуаров, которые располагались стройными рядами, серебрились в лучах солнца и выглядили очень внушительно. Это были так называемые резервуарные парки в которых накапливалась добытая из земных недр нефть. Как то мы с отцом ехали из Лениногорска в Альметьевск, и вот в районе деревни Абдрахманово, он обратил моё внимание и предложил посмотреть в левую сторону от дороги. «Видишь, вот слева, вдоль склона горы, стоят резервуары, из этой точки берёт начало нефтепровод «Дружба» и по нему нефть поставляется в социалистические страны».-Объяснил он мне.

Из года в год, некогда прекрасный холмистый с бесконечными перелесками и пшеничными полями природный ландшафт стал преобретать всё больше и больше индустриальный оттенок. Ранее применявшаяся фонтанная добыча нефти, когда нефть самостоятельно поднималась по скважинам на поверхность земли, начала постепенно меняться на механизированную, и повсеместно над скважинами начали возводиться станки-качалки и к ним тянулись бесконечные линии электропередач с сопутствующими подстанциями. В тех местах, где бурение казалось бы уже давно было законченным, появились вновь буровые вышки, так как началось уплотнение сетки добывающих скважин, а также стали буриться ряды скважин для нагнетания воды в пласт для поддержания пластового давления.

Все эти производственные изменения, вызванные усложнениями условий добычи нефти, происходили на наших глазах. Контора разведочного бурения, которой руководил мой отец, вышла с фронтом поисковых работы за пределы Ромашкинского месторождения, на сопряжённые с ним территории, практически по всей южной части Татарии. География работ не уклонно расширялась, нефтянники постоянно наращивали нефтяные запасы для будущих перспектив. Постепенно часть геологоразведочных скважин начала буриться в соседних Куйбышевской и Оренбургской областях. В итоге закончилось всё тем, что всю контору отца решением Миннефтепрома СССР перебросили в город Оренбург, где было открыто крупнейшее Оренбургское газоконденсатное месторождение. Их задача была произвести разведку и оконтуривание этого месторождения с последующим переходом на бурение эксплуатационных газовых скважин. Фактически с началом оренбургского этапа жизни нашей семьи я отца практически не видел. На этом мои домашнии нефтяные университеты закончились, о чём я сегодня крайне сожалею. Но даже то, что привил мне мой отец в ранней молодости, мне было достаточно, чтобы в жизни пойти по его стопам.

Институт

При выборе моего будущего места учёбы, такой вопрос передо мной даже не стоял. Однозначно, я должен был поступать в Московский институт нефти и газа имени И. М. Губкина. Но мой отец настоял на том, чтобы я пошёл учиться не на буровика, а на промыслового геофизка. Он мне прямо сказал, что в нашей семье достаточно уже его одного, намесившего грязи, по распутицам добираясь на буровые, а геофизики из всех нефтянников на сегодня самые передовые и инженерно подготовленные, а также работают в более комфортных условиях, а в будущем, если захочешь, всегда сможещь переквалифицироваться на бурение скважин. Так мы и поступили на семейном совете.

Будучи студентом трудно оценить качество образования, которое тебе дают и которое в итоге ты получаешь. Что главное для студента? Пройти без излишних приключений очередную сессию, сдать необходимые зачёты и экзамены и побыстрее уехать на каникулы и навестить своих родителей и друзей. Студенты бывают разные. В каждой группе присутствуют свои лидеры, завоёвывающие свой авторитет по своим внутренним законам. Одни выдают фонтастические результаты сдавая все экзамены на отлично, другие ударяются в общественную деятельность, а третьи с гитарой и песнями, балагуреньем и гулянками, дают фору остальным во время производственных практик. Как правило, у нас недолюбливали первых, это была наиболее замкнутая категория однокурсников. Я относился именно к этой части студентов. По этой причине внутри группы у меня отношения не сложились, хотя я со всеми старался поддерживать ровные отношения.

Все пять лет обучения в институте я жил в новом современном общежитии, построенном на перекрёстке улиц академиков Волгина и Бутлерова. Общежитие было чисто мужским. Ребята со всех факультетов жили в одном месте и можно было в свободное от учёбы время заводить знакомства с представителями разных специальностей. К тому же, там жило много земляков из Лениногорска. Именно там я сблизился с Юрой, Николаем, Аликом и Борисом. Мы все пятеро учились на разных факультетах. Я даже затрудняюсь сказать, что нас всех тогда сблизило, может быть простая случайность, или некий таинственный, не ведомый нам, человеческий магнетизм. Должен оговориться, что Юра и Николай были моими земляками, наши родители хорошо знали друг друга и были коллегами по работе. А Алик и Борис приехали учиться совершенно из не нефтяных городов. Наша дружная компания просуществовала пять лет, а потом судьба разбросала нас по разным городам страны. Вновь встретились мы уже позже, только через 37 лет после окончания института, к тому времени у каждого из нас накопился свой личный опыт работы в нефтяной отрасли.

Вернусь к учёбе в институте. Из всего набора учебных дисциплин, которые пришлось познавать, мне по душе были только те, что имели прямоё отношение к моей специализации. Курсы бурения и добычи нефти нам прочитали буквально мельком, могу сказать что на мой взгляд даже поверхностно. Может быть нам достались преподаватели формалисты, или эти предметы считались для нашей специальности промысловой геофизики не профильными и в итоге курс лекций был неимоверно сжат. Но это принесло только вред. У многих моих однокурсников представление об основах бурения и добычи нефти просто не сложилось. Сегодня я считаю, что это произошло из-за не правильного составления учебного процесса, его перегруженности совершенно не нужными или второстепенными дисциплинами. Понято, и я с этим согласен, институт должен был нам только приоткрыть наши глаза на многообразие специализаций, связанных с нефтяным производством, суть которых мы в будущем должны познавать самостоятельно по мере необходимости. Но я никогда не соглашусь с тем, что выпускник нефтяного института после его окончания имел бы слабое представление об основных дисциплинах.

Больше всего мне нравились геологические науки и интерпретация каротажных диаграмм. Этому нас обучали самые талантливые профессора института, настоящие карефеи своей профессии. Я могу однозначно сказать, что именно доскональное изучение глубинного строения земных недр и процессов формирования нефтяных залежей, дало мне возможность увидеть всё нефтяное производство как бы из нутри, и совершенно по другому к нему относиться. Раньше я видел только то, что расплагалось на земной поверхности, собственно то, что может увидеть любой из нас, заехав в тот же Лениногорский район. Нефтяная отрасль оказалась для меня настолько многогранна и гараздо более интересна, по сравнению с тем, что я думал о ней в юности. Мне кажется по своей наукоёмкости, своей не познанности до конца, безграничности творческих возможностей людей разных специальностей, своему техническому вооружению и насыщенности индустриальными новинками, ей нет равных. Поэтому сегодня чуть ли не каждый житель России либо работает на нефтяное производство, либо кормится от него.

Однако нефтяная олигархия, её магнаты, большие и малые, стараются своими действиями постоянно принижать её значимость для современного российского общества, замыкают её в кругу своих меркантильных интересов, забаррикодировали её от притока молодых специалистов.

Как сегодня расставлены кадровые приоритеты на современном производстве? Если коротко ответить, то на первом месте стоят финансисты и нефтетрейдеры, затем идут добычники, затем буровики, и уже в самом конце геологи. А я бы расставил всё наоборот. С точки зрения рационального использования недр во главе паровоза должен находиться исключительно геолог, или уж на худой конец, специалист с двумя нефтяными образованиями, одно из которых геологическое. А ещё лучше, чтобы высшая школа готовила универсальных выпускников, в равной степени владеющих знаниями как в области геологии, так и бурения нефтяных скважин и добычи нефти.

Заканчивая институт, я готовился, как и все студенты, к походу на комиссию по распределению выпускников. Это был самый волнительный процесс для любого молодого специалиста, что в итоге обучения ему предложат. Подразумевалось конечно и свободное распределение, когда каждый заранее договорился о своём дальнейшем месте работы. Но только именно на этой комиссии нам предлагались самые интересные места. У меня уже была заветная мечта, я хотел остаться и работать на своей, уже родной для меня кафедре промысловой геофизики. Я знал, что на кафедре предполагается оставить трёх лучших выпускников, и мой средний бал по успеваемости позволял мне рассчитывать на благоприятный исход. В кабинет, в котором, проходило заседание комиссии, впускали строго по одному студенту, по очереде, в сответствии с набранными баллами. Я зашёл третьим и был крайне удивлён, что в показанном мне списке возможных вакансий, позиций на кафедре не было. Были места преимущественно в Западной Сибире. В другие времена я бы безоговорчно принял это предложение, но сложившиеся семейные обстоятельства не позволяли мне сделать этого. Два месяца до того, скоропостижно скончался мой отец, и моя мама приняла решение перебраться жить из Оренбурга в Москву, и я должен был находиться рядом с ней. Впервые в жизни я испытал не справедливость по отношению к себе. Из всего списка, что я увидел перед собой, была только одна возможность остаться в Москве, это пойти на шестой курс обучения в нашем институте иностранному языку. Я не имел об этой системе подготовки ни малейшего представления, но согласившись с этой позицией, я думаю что в последующем только выиграл. А на третье место на кафедре, оно как позже выяснится действительно существовало, был взят человек из категории блатных, даже не из первой десятки по успеваемости. Вот так всё для меня и закончилось. Действительно, всё что не делается, всё к лучшему.