***
С того момента прошло целых четыре года. Четыре года. Как изменилась его жизнь за эти четыре года. Во что он превратился? Никто не вечен, ничто не вечно. Как прошли эти полторы тысячи дней? Глаза не умеют обманывать. Некогда его лицо – «одно из отражений тех дней, когда на свете красота цвела свободно, как цветок весенний, и не рядилась в ложные цвета». Но теперь это лицо совсем не обдаёт весенним цветом, оно рядилось в черноту. Сколько прошло времени? Он сделал себя таким, каким видел. Эту голову не посещают другие мысли. Уже долго. Он сделал себя таким, каким чувствовал. Сколько прошло времени? Некогда свободный, он стал заложником. Заложником. Зависимым. Времени прошло столько, что кости ноют. Сложно сказать, от чего.
7
Страх вызывается чувством настигающей опасности. Когда ты боишься, твой организм переходит в другой режим работы. Проще говоря, твоё дыхание учащается в несколько раз, будто ты только что отбегал марафон, твои зрачки – угольно-чёрные, они поглощают свет как гранённый серендибит, на этих гранях тоненький слой конъюнктивы – тоненький слой смазки для глаз, тоненький слой слёзок, но это не глаукома. Этот тоненький слой жидкости блестит на свету. Твой кровяной насос отстукивает как в баре, отстукивает 180 ударов. Мышцы сокращаются, ты уменьшаешься в размере, твои мышцы сокращаются, чтобы стать незаметным, чтобы раствориться, сократиться, пропасть. Не ощущать раздражителя. Тебя сковывает мышечный спазм, ты не можешь шевельнуться. Твой организм переходит в другой режим работы. Твой мозг «переключается». Твой мозг переходит в другой режим работы.
Страх услышать хорошую новость называется Euphobia (евпофобия). Ощущать страх вполне нормально, это способ организма защитить нас, такой своеобразный намёк твоего сознания. Боязнь вещей, расположенных справа, называется декстрофобия. Боязнь заразиться сифилисом называется люофобия.
Возможность услышать хорошую новость вызывает страх. Ключевую роль в формировании эмоций играет амигдала, оно же миндалевидное тело. Но вызвана ли евпофобия боязнью услышать неприятность, закамуфлированную под то, что мы хотим услышать? Людей, которые хотят хорошо выглядеть в твоих глазах, ты называешь тщеславными. А людей, которые благополучно на это полагаются, ты называешь льстецами своего эго.
Ей не страшно смотреть на эти выпирающие флюктуирующие рёбра или свободные рёбра, также они известны как ложные или колеблющиеся. Те два нижних ребра, которые находятся в самом низу грудной клетки. Они выпирают так сильно, что хочется силой их затолкать обратно, иначе, уже совсем скоро, они будут зиять за кожей кровяными потеками. Его ключица настолько вдавлена, что она уже походит на коракоид – сросшуюся кость ключицы у животных, так же известную, как воронья кость. Его большеберцовые кости, так же известны как кости голени, плотно сжали кожей остатки сухожилий и полумертвых мышц, обеспечивающих передвижение его скелета. Ей не страшно видеть это. Ей страшнее слышать это слова. Боязнь числа 4 называется тетрафобия.
– Прости, но я люблю тебя – повторяет он ещё раз.
– Заткнись.
– Но я люблю тебя.
– Заткнись. Хватит.
Некуда бежать
Не за чем скрываться
Всё закончится, и ты научишься смеяться
Шрам за шрамом
Шаг за шагом
На одном из них
Ты устаёшь бояться
– Я обидел тебя?
– Нет, ты не обидел, ты убил меня.
Прямой выстрел в височную область. Череп и всё, что в нём, в труху. Последствия выстрела низвергает дуло запахом порохового заряда. Бездыханное тело. Твои руки в её крови.
Я схожу с ума, но я почему-то доволен. Ответом в её руках:
– Сэм, всё кончено, пойми..
Всё кончено, не начавшись.
Она держит в руках заряженный магазин. Полная обойма, пули отлиты словами. Чему тебя учили, вспомни.
– Ты правильно сделал, что не пошёл тогда за мной.
Вставляет его в пистолет. Снимает с предохранителя. Перезаряжает, взводя курок.
– Нужно было сделать вид, что ничего не приходит.
Пистолет направлен в область груди. По мишени номер 8. В центр грудной клетки, точно в цель. Палец на спусковом, медленное нажатие.
– Нам не нужно было встречаться, это ошибка.
Ударник бьёт по капсюлю. Воспламенение порохового заряда. Движение пули по нарезам ствола закручивают её в движении.
– Ты просто привык ко мне, у тебя нет этого чувства…
Ростовая фигура номер 8. Поражение в области грудной клетки. Точнее – область сердечных органов. Точнее – шанс на спасение близок к нулю. Точнее – цель обезврежена.
Даниил, глава 3, стих 31: «И всё, что Ты навёл на нас, что Ты соделал с нами, соделал по истинному суду.»
Даниил, глава 3, стих 47: «И поднимался пламень над печью на сорок девять локтей»
Он заслужил это. Все эти слова. Он их заслужил. Всё это – он заслужил. Перестрелка окончена. Не забудь кинуть «восточный».
– Всё кончено?
– Всё давно уже кончено, тебе пора начать жить новой жизнью.. без меня…
Давно пора.
– У тебя есть кто-то?
– Тебя это уже не касается, – И всё же она не хочет грубить ему… – Прости, но моя жизнь тебя больше не касается.
Обмани себя. Сделай вид, что тебя это не касается. Заставь себя думать иначе.
– Где ты был, когда был так нужен?
– Где ты был, когда днём и ночью я думала только об одном: как дожить эти сутки, не пустив лезвие вдоль вены?
– Где ты был, когда темнота почти сковала меня? Когда свет в глазах не отличался от света в закрытых глазах? Когда свет казался тьмой.
Её пухлые губы. Щеки налиты кровяным румянцем. Глаза блестят алмазным блеском чужого сокровища. Не получается видеть иначе, уж больно непривычно.
Сэм стоит напротив. Дождь как самая глупая речь. Его вещи липнут к телу. Волосы ложатся на чело, растекаются линиями по его лицу.
Это не сон, хотя, ведь разницы ноль.
Её тушь растекается чёрными реками. Волосы, её волосы, они липнут к её плечам, к её лицу, к её футболке.
Может, наяву я кто-то другой?
Капли падают на голову, стекают по лицу. По лбу, по бровям, между глаз, с носа по губам и падают с подбородка на футболку.
Её футболка прилипла, огибая все уголки её тела. Подчёркивая её талию, подчёркивая её грудь, подчёркивая её страсть.
Всё что было раньше, станет лишь сном… Её губы огибают его губы поверх, и наоборот сливаясь в энергичном поцелуе. Его рука плотно сжала её талию, вторая нежными прикосновениями огибает шею. Глаза плотно закрывает дождь. Он целует её ключицу, плотно прижатую мокрой футболкой. Так мягко и так хрупко. Пробираясь сквозь футболку, её руки огибают его рёбра. Ногти прижимают его к себе, оставляя на спине красные полосы. Кричать больно, но хочешь сильней. Дождь давит на веки и ресницы, но это не мешает их взгляду встретится. Она целует его шею, пробираясь всё ниже. Дрожь пробивает иглами всё тело, но не от холода. Голова кругом. Он прижимается к её груди своей. Чувствуя каждым сантиметром своего тела её присутствие, её близость, её страсть воочию. Впрыск адреналина. Длилось это если не вечность, то точно половину этого времени.
Поправляет локон с её глаз, заводя его за затылок. Её счастливая улыбка. Его глаза налиты слезами. Звуки вокруг размыты, мысли так импульсивны. Её ладони ласково обжимают его кисти. Они сидят в мокрой траве совсем одни. Судьба сама забывает причины.
– Мне нужна ты лишь рядом
– Мне нужен ты лишь рядом
Анрелиз 3
***
Как человек доводит себя до крайностей? Какие мысли витают у него в последние минуты, прежде, чем верёвка сломает первый vertebrae cervicales?5 Прежде, чем вода омоет порванные вдоль sanguis manibus6? Прежде, чем сердце остановится от manipulos pilulas7? Прежде, чем quattuor cubiculum cordis8 остановится на совсем? Что ты чувствуешь? В какой момент стирается эта грань: настоящего и вымышленного, в какой момент ты заводишь себя так глубоко, что уже не можешь выбраться?
Тебе знакомо то самое чувство, когда получаешь то, что хотел. То, что так давно хотел. То, о чём думал, мечтал. То, к чему лежал глаз. Это чувство – радость? Это чувство – восторг? Ты удовлетворён. Сначала, наверное, да. Ты вне себя. Одним словом, ты рад. Ты заполнил пустошь. Ты, как бы, удовлетворил потребность. Если говорить очень примитивно, то это именно так.
Ты победил, но после победы всегда идёт поражение. После достижения наивысшего ты в любом случае окажешься внизу. Это амплитуда. Это закономерно. И чем выше достижение, тем ниже ты падешь. Тем больше тебе падать.
Не понимаю, где я: тут или там. Может, везде и нигде одновременно? Может, я в тебе или рассыпан где-то пылью в пространстве. Может, я как свет выкручен, огибая тебя по оси?
Время – позднее. Сэм стоит на табуретке напротив зеркала. Напротив своей обвисшей фигуры, напоминающей серого скелетона с широкими красными нитками вен вдоль рук. Его голову обвила змеёй колючая проволока. Впивает острые концы звеньев в кожу, как крючок рыбу. Он стоит. На стене висит всё та же дешёвая подделка чёрного прямоугольника. Бесконечный чёрный прямоугольник. Бесконечность внушает страх, как быть везде и не найти. Как быть всем и ничем на фоне безграничности. Как кричать в никуда, рвать связки в пустоту, и не быть услышанным никогда. Я на пределе.
И уже падая, ты понимаешь, что, ведь, ты привык уже жить без того, что хотел. Ты привык хотеть. А получив, ты сделал только хуже. Ты сам ввёл себя в кому чувствами, ты вшил их ржавыми иглами с кожей через кости. Ты привык ждать, это ненормально, но ты привык именно это. И на самом деле тебе лучше, когда ты ничего не имеешь, чем падать после того, как ты поимел всё. Тебе нравится хотеть. В этом и есть горькое наслаждение. Радость, восторг – это не твоё. Вскоре она сменяется пустотой. Километрами пустоты. Это закономерно. Всё сменяется затяжным прыжком без парашюта. Потому что высота всегда чревата последствиями. Но всё равно мы хотим сделать всё неправильно. Мы всё равно будем лезть наверх. Случайности.
Над ключицей уже образовалась зудящая потёртость. По окружности красная полоса обвивает его шею. Поперёк набухших вен под проволокой на шее рисуется новый эскиз шрамов. Поверх старых незаживших. Его взгляд – то на ноги, то на собственное отражение в зеркале. Вверх-вниз. Его длинные ногти впиваются в ладони. Мышцы на предплечье вжимаются в пучок. Колени неконтролируемо трясутся, но это не от страха. Каждое движением головы вверх вниз показывает, что предел есть у всего. Печёт так, как если бы ты разодрал ссадину и насыпал туда щепоть соли. Прямо на рану.
Приятно? Думаю, не очень.
Вдоль грядок – вертикально, сверху вниз, – стекает дождь. Причём, нет, стекает не вдоль грядок, а поперёк них. Так Сэм ощущает скатывание капелек пота по бороздкам своих рёбер.
Это щекотно. И это смешно. Это весело.
Ты делаешь себя таким, каким чувствуешь. Ещё с детства. Ты делаешь себя сам. Человек способен сам ввести себя в кому. Ты сам вводишь себя в кому чувствами. Ты испытываешь отрицательные эмоции, потом вшиваешь их ржавыми иглами с кожей через кости. Твои чувства вшиваются с тобой воедино. Ты создаёшь себя сам. Таким, каким чувствуешь себя сам. Ты заводишь иглу так глубоко, что уже не можешь порвать нить. Ты вводишь себя в кому. На эмоциональном уровне и на физическом. После, ты – уже новый ТЫ. Ты делаешь себя таким, каким чувствуешь. Цепляешь коррозией железа бьющееся сердце. Патрон в руке смерти.
Нить уже вся пропитана потом. Если её выжать, можно получить полстакана. Не удивляйся, когда ты на грани, тебе, как бы, открывается второе дыхание. Вторая возможность, если это так можно назвать. Вторая возможность сделать то, что ты не смог сделать в первой.