– Потом Ты пропал, я совсем не видела ни Тебя, ни Твоих друзей. Ты ушёл, так и не придя, и оставил километры пустоты. – Не стоит говорить, какой период я тогда пережила, не стоит говорить ни слова… – Думала Девушка про себя.. – Я узнала, что Ты уезжал только после того, как Ты снова появился в родным краях. Не веришь, но я благодарила Всевышнего. Я ощущала себя самой счастливой…
Девушка не заметила, как снова предалась подробностям. Ей было так неудобно за все эти слова. Ей так не хотелось заставлять Его слушать всё это и, одновременно с этим, ей так хотелось раскрыть Ему каждую минуту своей жизни, каждую секунду своей жизни, проведённую в ожидании этой минуты славы. Девушка покрепче обняла куртку Сэма, хранящую всё тот же аромат, что и тогда..
– Ты спросил меня – взгляд её снова обратился к нему – Почему я хотела встретиться с тобой.. – Девушка уже и сама не могла ответить на этот вопрос, казалось, ей больше нечего было сказать, хоть и мысли все еще бороздили по просторам неосвещённых воспоминаний. Казалось, что говорить что-либо ещё она уже не могла, что она исчерпала своё золотое время.
Голос её выкрикивал последствия отравления, лицевые мышцы бились в спазмах, озноб совсем не давал покоя. Трёхпроцентный промедол уменьшит боль. Распознать легко – белый колпачок шприц-тюбика. Белый – всегда обезболивает. Белый цвет её рубашки обезболивает лучше.
Девушка ущипнула себя, дабы убедиться в реальности происходящего. Девушка уже не совсем понимала, что делает и говорит. Опьянение, казалось, было на крайней стадии.
Сэм внимал каждое слово, будто заслушивает чтение книги Экклесиаста. Каждое слово, исходящее из её прекрасных губ, производило на него внушительное влияние. Он представил всё до мелочей рассказа. И вникал так глубоко, будто сам прожил описываемую жизнь, будто ощутил эффект так называемого «дежа вю». Она продолжила, не давая ему шанса сказать хоть слово.
8
Тихие разряды молний на горизонте сопровождали монолог. Вдали виднелись вертикальные полосы, – приближение некоторых осадков. Зеркало нутра. Мёртвые ветки деревьев накренились под дуновением ветра. Лучше сломаться.
– Только раз я должна была всё высказать тебе, потом я опять скроюсь во мраке и буду молчать, как молчала всегда. Не бойся, я больше не стану докучать тебе. Я не упрекаю тебя, я не хочу вселить драму в твоё, озарённое безмятежным счастьем, лицо. Только раз я должна была освободиться, как чёрные реки освобождаются от скованности толщь льдов. Только раз я должна была почувствовать себя по-настоящему свободной и счастливой…
Сэм попытался было сказать хоть слово, хоть одно слово, лишь бы дать ей понять, что он здесь и никуда не уйдёт, но Девушка говорила и говорила. Сэм уловил последние слова:
– …Прости, любимый, и прощай! – Девушка последний раз вдохнула родной её обонянию аромат, теперь он не казался ей загадочно манящим, теперь он не воспринимался ей так, как воспринимался всегда с того самого момента…
Неловким движением она сняла согревающую её вещь и положила подле него. Резким движением она поднялась и оступаясь с ноги на ногу от непривычки стоять, не прямолинейными шагами двинулась в глубь поля. Прочь.
Она хотела остаться одна, хотелось потеряться среди гущи зарослей, хотелось слиться с природой и стать невидимкой для всех. Абстрагироваться. Мысли невольно прокручивали произошедшее, как же ей было больно говорить эти слова. Боль бьёт огнём через край и обжигает её израненное нутро, ей хотелось только стать невидимкой…
Что делать? Бежать за ней и поговорить – а что говорить? Что он мог сказать ей? Что он мог сделать, чтобы не сделать только хуже? Он просто сидел, не решаясь дышать громче, чем ветер огибает его тело, не решаясь сказать ни единого слова, не решаясь нарушить тишину мгновения. Он смотрел ей вслед, как её ноги перебирают через заросли куда-то далеко от него, оставляя его наедине с самим собой.
Время. Стрелка уж давно перебила за полночь. Ноктюрн ночных обитателей, сопровождавших Их от и до, стал более слышим на фоне общей тишины. Сэм достал последнюю сигарету и, заперев себя в себе, погрузился в толщу неизбитых размышлений…