Комиссар Хольмг. Вархаммер 40 000

НЕМОРИС ДЕНЬ 4. ПОСЛЕ ЗАКАТА

Кимдэк зашелся судорожным кашлем, и открыл глаза.

Невдалеке раздался чей-то голос:

– В себя приходит, сержант.

В ответ раздалось шевеление, и следом послышались шаги.

– Просили разбудить, когда очнется. – Сказал тот же голос.

– Ступай отдыхать. – Кимдэк узнал второй голос, принадлежавший Киму.

– Сержант. – Джонас заговорил с трудом, не узнавая собственного голоса. – Доложите обстановку.

– Кадет-комиссар, мы в Неморисе. – Ким склонился над раненым. – Вы были ранены. Пулевое ранение в грудь. И нога у вас сильна пострадала.

– Что со станцией? – Кимдэк говорил прерывисто, хватая воздух ртом, задыхаясь от щемящей боли в груди.

– Приведена в рабочее состояние, кадет-комиссар.

Станция работает, вокс-связь восстановлена.

– С Рэкумом связались?

– Так точно, кадет-комиссар. Связались, и я, лично, доложил текущую обстановку. Рэкум подвергся нападению орков.

На этих словах сержанта, Джонас судорожно закашлялся. На его побледневших губах, показалась кровь.

– Пуля. – Ким хмуро посмотрел на кадет-комиссара. – Ее извлечь не получилось. Мы рану синтеплотью залили, чтобы не кровило.

Кимдек тяжело задышал, восстанавливая сбитое приступом кашля, дыхание.

– Продолжайте, сержант.

– Атака зеленокожих отбита. Капитан Роглев успел предупредить о готовящемся нападении. Он вернулся на «Красавчике», вместе с теми гвардейцами, которых мы оставили его охранять. Больше, – Ким понизил голос, – из третей роты не выжил никто.

Кимдэк, на мгновение, прикрыл веки.

– Ну, кроме нас. – Добавил сержант, после непродолжительной паузы.

– Завелся, значит. – Кимдэк говорил, тяжело выговаривая слова.

– Завелся. – Только и кивнул сержант Ким.

– Хорошо. – Джонас устало прикрыл веки, но через мгновение, снова открыл их. – Докладывайте мне обо всех изменениях. Немедленно.

– Так точно, кадет-комиссар. – Ким сложил на груди аквилу.

Затем, увидев, как веки Кимдэка, медленно закрылись, жестом подозвал Юджина.

– Дежуришь возле раненого, и, смотри, не дай ему подняться. – В этот момент, находящегося в полузабытьи, кадет-комиссара, скрутил тяжелый приступ кашля, после которого Кимдэк тяжело и шумно задышал, очевидно, еще более проваливаясь в беспамятство.

Сержант перевел взгляд с Кимдэка на Юджина:

– Если понадобится, вколи ещё полдозы обезболивающего со снотворным. Ему необходим покой.

ОКРЕСТНОСТИ НЕМОРИСА. ДЕНЬ 5

Кимдэк пришел в себя от мерного покачивания, словно он плыл по воде. Он глубоко вздохнул, насколько это позволяла стянувшая грудь синткожа, и разлепил отекшие веки. Боль в груди была уже не настолько острой, зато слабость во всем теле чувствовалась такая, что Кимдэк, даже, не предпринял попытки, хоть немного, приподняться. Вместо этого, он закрыл глаза и зашептал молитву Императору, о придании силы.

– Сержант, где мы? – Спросил он, когда силы начали, понемногу, к нему возвращаться. – Доложите обстановку.

– Возвращаемся в Рэкум, кадет-комиссар.

Кимдэк попробовал повернуть голову.

– Как мы движемся?

– Идем напрямую, через этот, долбанный варпом, лес.

– Отставить, сержант.

– Есть, отставить. Движемся по азимуту, кадет-комиссар.

– Вам надо было оставить меня в Неморисе. – Кимдэк поморщился от очередного приступа боли. – Так было бы проще.

– Да ну, конечно. – Отозвался Ким. – Брошу раненого, а сам уйду. Прям как гребаный культист какой.

– Не подчинились бы приказу, сержант?

– Не этому. – Твердо пообещал Ким, и с усмешкой добавил. – Ниже рядового не разжалуют, дважды не казнят.

РЭКУМ. ДЕНЬ 5

Предположения полковника Райта подтвердились. С первыми лучами солнца, орки возобновили атаку на город.

До полудня оставалось полтора часа, когда один из сегментов городской стены, рухнул, и разъяренная орда зеленокожих хлынула в образовавшуюся брешь, оказавшись на территории ремонтных цехов. Отряд гвардейцев, занимавший позиции на этом участке, и первым принявший на себя удар орочьей орды, был уничтожен, почти полностью.

…Сэмюель Ашер открыл глаза и понял, что ничего не видит и не слышит, словно на его голову накинули плотный, свисающий до груди капюшон, туго перетянув его у основания шеи. Постепенно, на смену этому образу пришел другой, менее размытый и абстрактный, и Ашер понял, что его лицо залито чем-то горячим. Он попытался стереть это со своего лица, и почувствовал под пальцами кровь. В голове зашумело, и он осознал, что вопреки ожиданиям, не слышит ни выстрелов, ни криков. Вообще, ничего. Он попытался прислушаться, изо всех сил напрягая слух, но так ничего и не услышал, как будто в уши набили влажной земли, наглухо их запечатав. Он отчаянно тряхнул головой, силясь вытряхнуть то, что мешало его слуху, или в этом резком движении, вернуть себе возможность слышать. Это оказалось бесполезным. Вокруг, по-прежнему, стояла мертвая тишина.

«Не может быть» – Мысли в голове путались, цепляясь одна за другую, смещая сами себя, подобно медленно наползающим слоям оползня.

«Кто здесь? Я остался один? Мы победили? Бой кончился?»

Ашер попытался ощупать себя: руки, ноги, все на месте, ран нет.

«Почему я не вижу?»

Пальцы вновь заскользили по лицу, но было ощущение такое, словно совершенно чуждые ему обрубки касаются не его лица.

«Как много крови. Это не может быть моей кровью. Только, моей, и ни чьей больше»

В конце этой мысли, Сэмюель хотел было открыть рот, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но тут же, что-то сильно неподъемное и темное, как ночь, сдавило грудь, обвивая его, и не давая шевельнуться. Тяжело и натужно, Ашер попытался преодолеть это давление, и глубоко вздохнуть, но незримые путы, лишь сильнее впивались в грудь, проминая ее до самых легких. В конце концов, с превеликим трудом, ему удалось чуть ослабить ужасное давление, от которого готовы были лопнуть легкие, и тогда, дышать сразу стало намного легче.

«Наверное, меня придавило каким-нибудь телом, поэтому, я не слышу шума боя и ничего не вижу» – Подумал он. – «Ну, да. Меня придавило. И чья-то кровь залила мне лицо. А бой. Бой, скорее всего, уже закончился»

Сэмюель вытянул вперед руки, чтобы сдвинуть то, что так настойчиво прижимало его к земле.

«Проклятые ксеносы отступили. – Мелькали мысли в его голове, одна за другой. – Мы же гвардия. Конечно, мы победили. Мы не могли не победить»

Что-то, вновь, схватило Ашера своей неумолимой хваткой. Он начал опять задыхаться, на этот раз, еще более жестоко, чувствуя, как крошатся под необоримым натиском, сдавливаемые ребра.

«Надо срочно позвать на помощь. Тогда меня найдут. Обязательно, найдут»

С этой мыслью, Сэмюель Ашер, из последних сил постарался вобрать в грудь, как можно больше воздуха. Со второй попытки, ему это, наконец, удалось, и он закричал…

Пуля прошила гвардейца насквозь, войдя в грудину и перебив на выходе шейный отдел позвоночника. Одна из сестер попыталась его перевязать, когда парализованное выстрелом тело, внезапно, выгнулось, и из открывшегося рта потекла кровь.

Алита Штайн, не отрываясь от гвардейца, которого перевязывала рядом, протянула молодой послушнице инъектор:

– Помоги ему.

– Но, это… – Послушница на мгновение замерла, увидев на одной из стенок, протянутого инъектора красный маркер, смертельного препарата.

– Единственное, что ему, теперь, поможет. – Отозвалась Штайн, видя, охватившую послушницу, нерешительность.

Но та, уже справилась с минутной слабостью, и уже приставила инъектор к шее смертельно раненного гвардейца.

– Прости меня. – Прошептала она, вводя мутную жидкость умирающему, в набухшую, пульсирующую вену. – Ты исполнил свой долг, а я должна выполнить свой.

Она еще не ввела всей дозы, когда обреченный гвардеец вздрогнул всем телом, и резко обмяк, словно превратился в безвольную тряпичную куклу. Сестра-послушница провела ладонью по закопченному, покрытому сажей и кровью лицу умершего, закрывая его остекленевшие глаза. В последний миг, когда под ее рукой веки павшего, дрогнув, начали смыкаться, ей показалось, что выражение его глаз поменялось. Что в его потухших зрачках, обрамленных радужкой цвета бесценного янтаря, не было больше отчаяния. Лишь покой и умиротворение.

…Ему, все же, удалось закричать и одновременно с этим, к нему вернулся слух. Сначала, Ашер услышал шаги. А потом, кто-то позвал его по имени.

«Я здесь!» – Отозвался Сэмюель, ликуя внутренне от того, что обрел голос и слух.

Дело оставалось за малым. Вернуть себе зрение. Но это должно было произойти совсем скоро. Ашер знал это наверняка, потому что уже слышал, как чьи-то сильные руки начали раскидывать завал. Звуки пробивающихся к нему людей, становились все ближе, и с каждым мгновением дышать становилось все легче, пока не стало, совсем легко. И тогда, Сэмюель Ашер увидел долгожданный свет…

РЭКУМ ДЕНЬ 5. ПОСЛЕ ЗАКАТА

Графт поежился. Холодный порыв ветра пронизал насквозь полинялый, рабочий комбинезон, и Армений засунул руки, поглубже, в карманы. Он подумал, что теплый сезон скоро закончится, а когда им выдадут утепленную спецодежду, известно одному Императору, да еще тому… (в этом месте рабочий, задумавшись, замедлил шаг, подбирая наиболее близкое по смыслу, слово), словом, кто принимает решение, достаточно уже холодная погода, с точки зрения чиновников Муниторума, или еще нет.

Когда Графт дошел до узкого перешейка, отделяющего рабочие квартал от административного, дорогу ему перегородила боевая машина. Армений начал огибать грозную «Химеру», и, подойдя чуть ближе, увидел, закрепленные на броне, различные инструменты, типа тех, что висели у них в заводском цеху, на пожарном щите. Среди прочих, его внимание привлек один арматурный прут, к которому была приварена полоса металла.

– Что это? – Приблизившись, он указал рукой на странный, явно самодельный инструмент, закрепленный, между топором и лопатой, обращаясь одному из членов экипажа, стоящего возле боевой машины.

– Что? – Гвардеец резко развернулся в сторону подошедшего рабочего, бросив на того настороженно презрительный взгляд.

– Эта хрень. – Графт кивнул на странный багор.

Гвардеец проследил, куда указывает человек в спецовке, и недобро улыбнулся:

– А, это… – Он оскалился еще сильнее. – Швабра. Для фарша.

– Какого фарша? – Непонимающе протянул Армений.

– Человеческого. – Уже без улыбки, с суровой ненавистью в голосе, ответил водитель. – Когда с гранатомета попадают в десантный отсек или в боеуклад… короче эта швабра, фарш из дес-отсека выгребать. Пригоревший.

На долю секунды повисло напряженное молчание, разбитое вырвавшимся у рабочего восклицанием.

– Задница на Золотом! – Выругался Графт и сплюнул, представив себе, как должна выглядеть уборка такой шваброй.

– Разговоры! – Быстрым шагом, к ним подошел один из кадет-комиссаров, на ходу обращаясь к гвардейцу. – Почему стоим?

– Мотор заглох, кадет-комиссар. – Мгновенно рапортовал тот. – Ожидаю технопровидца, чтобы тот обратился к Духу Машины. Остальное отделение выполняет боевую задачу на передовой линии.

Леман Доу отрывисто кивнул и, тут же, перевел взгляд на человека в рабочем комбинезоне:

– Что здесь делаешь? Почему не в рабочей зоне? – Строго спросил он.

– Никакого умысла, господин начальник. – Армений по привычке, продемонстрировал пустые ладони, вытянув руки перед собой. – Было объявлено, чтобы все, кому известны проходы в город в обход основных ворот, немедленно сообщили.

– Располагаешь нужной информацией? – Быстро спросил Доу, сверля рабочего пристальным взглядом.

– Точно так, господин начальник. Как выйти из города через сеть подземных коммуникаций. – Голос Графта, все еще, звучал не вполне уверенно, но с каждым словом, становился все более твердым. – Под Рэкумом есть сеть старых шахт. В них можно попасть из подсобных помещений при резервуарах хранения. Я был их смотрителем одно время, и знаю, как там все устроено. Все они были засыпаны в свое время, но часть грунта просела, образовав каверны, так, что они слились в тоннель, по которому можно покинуть город. Я могу по нему провести, если потребуется.

– В комиссариат. – Коротко бросил Доу, дослушав рассказ рабочего. – Расскажешь там в подробностях.

– Я туда и шел, господин начальник. – Армений продолжал все это время держать руки вытянутыми перед собой, и, стараясь не смотреть кадет-комиссару в глаза.

– Вперед. – Приказал Леман, разворачиваясь, и пропуская рабочего перед собой, чтобы сопроводить к комиссариату.

Графт, не говоря более ни слова, проследовал, как ему было приказано, и, стараясь не думать о двух вещах, думы о которых отогнать, совершенно не получалось. О болт-пистолете, на поясе кадет-комиссара, который строго следовал за ним, шаг в шаг. И о том, что меньше всего в жизни, он хотел бы оказаться в десантном отсеке «Химеры», когда туда попадет ракета или разрывной болт-снаряд тяжелого стаббера.

РЭКУМ. ДЕНЬ 6

Они спускались все ниже и ниже, пока не добрались до самого последнего этажа. Лифт не работал и все расстояние, в глубину на несколько этажей, они бежали по узкой лестнице с крошащимися ступеньками. Когда группа рабочих, наконец, достигла последнего уровня, Сотис, один из бригадиров, достал из-за пазухи какой-то сверток. Иранде, сразу не понравился этот большой кулек, в несколько слоев замотанный в грязную, промасленную тряпку.

– Отойдите все. – Сказал Сотис, явно, нервничая. – Сейчас я.

Люди переглядываясь, отошли от дверного проема и лестницы, по которой они спустились.

– Дальше. – Скомандовал Сотис, с нотками беспокойства в голосе.

Он взвесил на раскрытой ладони сверток и замахнулся им, как для броска.

– Еще дальше! – Крикнул он на столпившихся позади него людей.

И, когда толпа отпрянула от его окрика, словно ужаленная нейробичем, зашвырнул сверток, как можно выше по лестнице. Сотис едва успел отбежать к остальным, когда раздался взрыв, и дверной проем завалило тем, что осталось от лестницы.

– Вот так. – Произнес бригадир, и Иранде показалось, что губы его, слегка дрожат. – Теперь ксеносы нас не достанут.

Рабочие позади Сотиса зашептались, и начали затравленно переглядываться. Напуганные рассказами о зверствах орочьей орды, о том, что они делают с людьми, оказавшимися в их власти, они решили укрыться на нижних этажах одного из жилых комплексов, и там отсидеться. Отвергнув предложенную властями возможность выступить на защиту Рэкума с оружием в руках, и не дожидаясь, когда из права это превратиться в повинность, их бригада под предводительством Сотиса, пришла сюда, в огромный жилой комплекс, нижние этажи которого были теперь заброшены, после того, как численность рабочих в Рэкуме, была сокращена до минимума.

Взрыв едва успел отгреметь, и каменная пыль, посыпавшаяся с потолка еще не осела, как от толпы людей вперед выступил один в потертом комбинезоне, с рукавами спецовки, закатанными выше локтя. Руфус. Высокий, со шрамом перечеркивающем его лицо, от уха до уха. Он не любил молчать, всегда высказывался, если был с чем-то не согласен, и периодически вступал в спор с бригадирами, за что регулярно нес наказания, хоть и без видимых результатов. Иранда не знала, что было в его прошлом, до того, как три года назад, он попал на Ферро Сильва, но, в целом, догадаться было не трудно. Глядя на его прокаченную фигуру с рельефными мышцами, с широкими порами на большом мясистом лице, постоянно забитыми потом и сажей, оттого кажущимися мелкой черной дробью, вонзившейся в кожу, его прошлое представлялось боевиком в какой-либо банде или охранником мелкого клан лидера там же. На это же указывали клановые татуировки, украшавшие его руки от локтей до самых кистей рук, которые сейчас сжимались в большие увесистые кулаки.

– И как теперь мы отсюда выберемся? – Будучи на голову выше бригадира, Руфус смотрел на него сверху вниз, нависая своей массивной тушей.

– Когда все закончится, – было очевидно, что бригадир волнуется, но старается говорить ровно, и сдержано, – включат лифты и нас поднимут.

– О нас, даже не вспомнят! Нижние уровни не заселены, так что сюда никто давно не ходит. Да ради таких как мы, они, даже, жопу свою не почешут, не то, чтобы починить подъемник.

Говоря все это, Руфус медленно надвигался на бригадира, пока тот, отступая шаг за шагом, не уперся спиной в стену, рядом с заваленным выходом.

– Ты только что убил нас, выпердыш грокса. – Процедил Руфус сквозь щербатый рот, и, изо всех сил, ударил бригадира по лицу…

…Сотис, а точнее тот бесформенный кусок мяса, в который он превратился, больше не шевелился, не подавая признаки жизни. Руфус занес руку для очередного удара и остановился, внезапно осознав, что последние несколько минут, он наносил удары по безжизненному телу. Тогда, он поднялся с колен и провел ладонью по своему лицу, размазывая по нему кровь.

– Ну, хоть поживем напоследок по-человечески. – Внезапно, Руфус широко улыбнулся, демонстрируя оскал своих неровных зубов.

Иранда содрогнулась при виде его раскрасневшегося, с кровавыми разводами лица, и, с побелевшим, теперь, казавшимся еще более уродливым, шрамом. С ужасом, Иранда подумала, что было время, когда Руфус ей, даже, нравился. Сильный и своенравный. Но сейчас, после всего случившегося, она испытывала к огромному, напоминающему огрина рабочему, только отвращение и страх.

– Что скажете, братцы, поживем? – Руфус, под слабый, зарождающийся гул толпы, перерастающий в согласные, одобрительные возгласы, шагнул к Иранде. – Поживем, еще как поживем. Никаким богам разврата и похоти такого не снилось, как мы поживем.

Она задрожала, пронизанная холодом, родившимся где-то внутри нее, и охватившим все ее естество за долю секунды. Завороженная нереальностью происходящего, в которое она отчаянно не хотела верить, Иранда смотрела, как медленно поднимается большая, изрисованная татуировками, рука Руфуса, и приближается к ее побледневшему от страха, лицу.

– Правда? – Он взял ее грязными, пахнущими прогоркшим маслом пальцами, за подбородок.

Иранда почувствовала себя загнанной в ловушку. Удерживаемая его руками, больше похожими на железные тиски, она озиралась по сторонам, в поисках поддержки, и не находя ее. Ее взгляд, затравленный и мечущийся, натыкалась на грубые лица, исполненные злобой, безразличием, похотью и животным страхом.

– Ты ведь скрасишь наши последние часы, перед тем, как мы начнем убивать друг друга, понукаемые голодом, отчаянием и удушьем? Иран-да?

– Император защищает. – Пробормотала она.

– Император защищает. – Руфус хищно оскалился, и вдруг, грубо, разбрызгивая изо рта слюну, рассмеялся. – Защищает верных своих, и преданных своих. А на нас, он мочится! Со своего золотого, невъебенного такого, трона, мочится! Уж поверь, ему нет дела, ни до одного из нас.

– Подружкой твоей, мы тоже займемся. – Остановив потоки устрашающего смеха, Руфус кивнул в сторону еще одной женщины, стоящей неподалеку и бледной, как полотно. – Но, позже… когда ты износишься.

Руфус снова засмеялся. Показно, с вызовом и ожесточением в каждом издаваемом им, звуке. От этого смеха, мурашки поползли по спине Иранды. Она, еще раз, с бесконечным отчаянием во взоре, огляделась по сторонам, убедилась, что никакой надежды на спасение нет, и, до глубины души пожалела, что не осталась наверху, защищать город. Страшное осознание происходящего, накрыло ее с головой, как цунами накрывает беспомощного, тщедушного человека. Она поняла, что будет жалеть об этом, всю свою недолгую, оставшуюся ей, жизнь, и закрыла глаза, чтобы не видеть, что будет дальше.

РЭКУМ. ДЕНЬ 6. ПОСЛЕ ЗАКАТА

Алита Штайн, Палатина Ордена Феникс, закурила, унимая дрожь в уставших пальцах. После заката наступление орков прекратилось, и тяжелые орудия замолчали. Но благословенная тишина не наступила. Яростный шум боя уступил место стонам раненых, шепоту молитв и предсмертным крикам умирающих. Большую часть, доставленных в их приход людей, составляло гражданское население. Сегодня, к полудню прорвавшиеся в город орки, продвинулись до жилых блоков и учинили там настоящую резню. Они убивали и калечили всех, без разбора, и в первую очередь тех, кому нечем было себя защитить. Часть рабочих предпочла спуститься на нижние уровни бараков, уходящих под землю, и спрятаться там, заваливая входы изнутри, тем самым, обрекая себя на медленную, мучительную смерть, в том случае, если верхние этажи будут полностью захвачены орками, или если им не удастся расчистить завалы и баррикады. Однако перспектива встретиться с безжалостными ксеносами прямо сейчас, пугала их еще больше. Были и те, кто, вооружаясь, чем только можно, вступали с орками в бой. Но только к вечеру, защитникам удалось отбросить зеленокожих обратно, на территорию ремонтного цеха и сортировочного сектора.

Глядя на бесконечный поток прибывающих раненых, Штайн задумалась, что совсем скоро, их количество поднимется до той отметки, когда сестры будут не в состоянии оказать помощь всем. Еще сегодня утром, Алита Штайн отдала распоряжение экономить медикаменты, и при операциях использовать только местную анестезию, либо обходиться, вообще, без нее, оставляя наркоз для особо серьезных случаев и операций. И теперь, глухие, плохо сдерживаемые стоны, незримой аурой боли, окутавшие госпитальные палаты, выворачивали ее душу, оглушая сильнее, чем грохот выстрелов и взрывов.

Только сейчас Алита поняла, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Но, как только она об этом подумала, к горлу подкатил неприятный комок. Вряд ли бы ей удалось, сейчас, проглотить хоть один кусок, чтобы не выблевать его потом обратно.

«Горячий рекаф должен помочь» – подумала она, делая глубокую затяжку.

Она уже собиралась воспользоваться выдавшейся свободной минутой и заняться этим вопросом, когда услышала сзади торопливые шаги:

– Сестра, – по голосу, Алита узнала Ванессу, – там один раненый. Ему совсем плохо.

– Что с ним? – Бросила Штайн на ходу, поспешно следуя в палату, на которую указала молодая послушница.

– Его только что прооперировали. – Невысокая ростом, Ванесса едва поспевала за широкой походкой Палатины. – Операция прошла без осложнений, но потом, у него резко поднялась температура, и его, всего, начало трясти.

– Шок. – На этих словах, Алита вбежала в палату.

А в следующее мгновение, она увидела, как лежащий у дальней стены, раненый, в агонии, пытается сорвать с себя синткожу.

– Ремни! – Крикнула Алита, подбегая к раненому. – Быстрее!

Но Ванесса, вместо того, чтобы быстро выполнить приказ, замерла. Она смотрела, как Алита пытается удержать раненого, который вырвался, словно одержимый; слышала его стоны, переходящие в хриплый рык; и, медленно перебирала пальцами левой руки, будто, что-то пересчитывая.

– Живо! – Алита оглянулась, чтобы понять, почему медлит Ванесса.

Этого хватило, чтобы хватка ослабла, и раненый вырвался. В это время дверь в палату открылась.

– Разрешите… – Заглянувший внутрь гвардеец, молниеносно, оценил ситуацию.

В следующее мгновение, он уже был возле раненого, крепко удерживая его, пока Алита закрепляла ремни.

Убедившись, что раненый надежно зафиксирован, и больше не в состоянии себе навредить, Алита отыскала в своей набедренной сумке инъектор с необходимым препаратом, и ввела его содержимое пациенту. После этого, постепенно, движения раненого гвардейца начали замедляться и он, обессиленный, распростерся на покрытом пятнами крови, матраце.

Штайн устало провела рукой по вспотевшему лбу, и посмотрела на гвардейца, так вовремя, оказавшегося поблизости.

– Что у вас? – Спросила она без излишней строгости в голосе, понимая, что если бы гвардеец не заперся, без разрешения, в палату госпиталя, все могло бы закончиться печальнее.

– Еще раненые, сестра. – Он кивнул в сторону двери. – В коридоре.

– Конечно. – Алита откинула со лба, упавшие волосы. – Сейчас ими займутся.

– Разрешите идти, сестра.

– Идите. – Выдохнула Штайн, и повернулась к Ванессе. – Значит так.

В ее тихом голосе клокотал вулкан, который Палатина сдерживала изо всех сил, не давая его содержимому вырваться наружу.

– Ты. Сейчас. Выйдешь отсюда. И займешься ранеными, которых только что доставили. Ты поняла меня?

Ванесса медленно кивнула головой, словно, только что отошла от тяжелого сна.

– Очень хорошо.

Штайн взяла со столика у дальней стены еще один инъектор с успокоительным, и положила его в карман своего халата, провожая глазами молодую послушницу. Затем провела рукой по растрепавшимся волосам, убирая их, обратно, под головной убор, одновременно, восстанавливая сбившееся дыхание. Тошнота улетучилась, как и чувство голода.

Алита Штайн широко растопырила пальцы, подождала, пока, мелкая дрожь в них полностью прекратилась, после чего, окинув взглядом госпитальную палату, полную раненых мужчин и женщин, и сложила на груди аквилу.

– Император, наш свет путеводный. Будь с нами в час скорби нашей, и озари к победе наш путь. – Прошептала она.