Комиссар Хольмг. Вархаммер 40 000

РЭКУМ. ДЕНЬ 4. ВЕЧЕР

Зеленокожая орда рвалась к Рэкуму с остервенением, граничащим с безумием. Словно, некая невидимая сила подстегивала орков, заставляя накатываться на защитников города, волна, за волной. Несмотря на шквал огня, обрушенного на врага из тяжелых орудий, снятых с «Химер» и установленных на стенах, количество зеленокожих не уменьшалось, а, казалось, только увеличивалось с каждой минутой. Они продолжали атаковать, невзирая на потери, взращивая перед стеной, окружающей Рэкум, огромный уродливый вал из орочьих тел.

Когда полковнику Райту доложили, что орки подогнали к стене самоходную платформу с тараном и несколькими тяжелыми орудиями, он лишь мрачно сдвинул брови, приказав: «продолжать удерживать позиции, и не подпускать клятых зеленозадых ближе, чем на выстрел».

Под неумолкающие звуки канонады, доносящейся из-за стен города, Алонсо Барро шел по опустевшим улицам Рэкума. Теперь, более чем в день их прилета на планету, город казался заброшенным, доживающим свои последние дни. Две молчаливые фигуры, подобно теням, неотступно следовали за инквизитором. Не сбавляя шаг, Барро миновал охрану, стоящую у входа во внутренний двор, окружающий губернаторский Дворец, и остановился только у самых дверей, ведущих в само здание. Теперь оно казалось еще более хрупким, готовым рассыпаться в любой момент. Точеные барельефы и небольшие статуи, украшавшие Дворец, его изящные лесенки и причудливые колонны, в лучах яркого солнца, навевали мысли о незащищенности и слабости этого места. При входе внутрь, это ощущение только усиливалось, когда визитер погружался в атмосферу зеркал и портиков, картин и статуй, что были выставлены на показ, очаровывая и отталкивая своей вычурностью, одновременно. Несколько одиноких сервиторов, что-то усердно убирающих в дальнем конце, в отсутствии других слуг, лишь добавляли ощущения обреченности и ожидания скорой развязки. Перешагивая по две ступеньки из розового мрамора, Алонсо Барро, быстро поднялся по лестнице, ведущей на второй этаж. Пройдя по безлюдному, и от того воспринимаемому еще более огромным, холлу, Алонсо на мгновение приостановился перед большими дверями, ведущими в кабинет где его ждала губернатор. Слуга почтительно распахнул дверь перед инквизитором, и тот, не сбавляя шага, зашел внутрь. Слова слуги о том, что губернатор его ожидает, упали вслед его молчаливой свиты, проследовавшей за Барро, и слуга предпочел оборвать себя на полуслове.

– Аве, Император. – Произнес Алонсо, двигаясь от двери к середине кабинета, в то время как двое его сопровождающих, замерли у самого порога.

– Аве, Император. – Губернатор сидела, расположившись в одном из больших кресел, приглашая жестом Барро, занять то, что стояло рядом. – Есть новости, в которые вы бы хотели меня посветить?

– Пока никаких, губернатор.

Говоря это, Алонсо отметил, как поджались губки у Хильдегад, когда она услышала его ответ.

– Присаживайтесь, прошу вас. – Повторила Витинари, ожидая, когда инквизитор, наконец, примет ее приглашение, однако тот продолжил стоять.

– Я должен переговорить с вашим астропатом. – Алонсо Барро окинул взглядом гобелен, красующийся на стене, на котором была изображена какая-то батальная сцена.

– С Накиром? – Хильдегад проследила взгляд инквизитора, и отвела глаза от гобелена.

Реализм, с которым его автор изобразил сцену, где огромный воин астартес разрывает какого-то ксеноса, всегда вызывал у Витинари внутренний дискомфорт.

– Я хочу узнать, как продвигаются его попытки установить связь с внешним миром. – Голос инквизитора бы сух и сдержан.

Губернатор печально покачала головой:

– К сожалению, все его попытки… – Губернатор тяжело вздохнула. – Мне сообщили, что после последнего сеанса, он почти потерял сознание, и теперь, отдыхает. Я пришлю его к вам, как только, он придет в себя.

– Известите меня немедленно, губернатор. Дело не допускает отлагательств.

– Разумеется. – Она поднялась, видя, что инквизитор не собирается задерживаться. – Милостью Императора, это произойдет скоро, я надеюсь.

– Милостью Императора. – Согласился Алонсо Барро, и покинул кабинет губернатора.

ОКРЕСТНОСТИ НЕМОРИСА. ДЕНЬ 4

Ларн не хотел умирать. Не хотел быть разорванным зеленокожим монстром, или быть застреленным из уродливого подобия оружия, которыми так любили вооружаться орки. Не хотел истекать кровью, когда та железка, которую эти монстры называли чоппой, отсечет ему какую-нибудь из конечностей, или нанесет рваную на теле. Он ненавидел тех, кто остался на вышке вокс-связи, в то время как он был вынужден убегать, отстреливаясь по охваченному туманом, лесу, уводя за собой ревущую орду ксеносов. Конечно, он ничего не смыслил в том, что делать, чтобы возобновилась эта чертова связь. Он вообще не понимал во всей той дряни, которой ему приходилось заниматься почти ежедневно. Он, даже лазган, научился перезаряжать, только, с третьего раза, и до сих пор, не мог до конца выучить литанию заряжания. От этого, его оружие то и дело клинило, выходило из годности, ломалось, за что его подвергали разнообразным дисциплинарным взысканиям. Однако все это не несло ни лучшего понимания, ни рвения, вопреки убежденности командиров и, в особенности, комиссаров, что один битый, стоит двух не битых. И все же, по глубочайшему убеждению Ларна, все это никак не могло стать поводом, чтобы умирать сегодня, здесь и сейчас.

Он оглянулся на кадет-комиссара, чей силуэт мелькал сейчас поблизости, среди стволов, отвлекая на себя орков и уводя их все дальше, в сторону Немориса.

«Хорошо ему, – думал с озлобленностью Ларн, стараясь не привлекать к себе внимания со стороны ксеносов, и все же далеко не отдаляться от своих, – живет на всем готовом, Администратум с Мониториумом его греют, еще и командует тут»

«А если я не хочу умирать за вашего Бога-Императора!» – Воскликнул он про себя.

Метнувшись вправо от возникшего с противоположной стороны, резкого шума, Ларн невольно сократил расстояние, разделяющее его и кадет-комиссара. Двое других гвардейцев, Рамирас и Колль, совершили тотальную ошибку, оказавшись слишком близко к зеленокожим, гнавшимся за ними, словно охотники, загоняющие уже изрядно измотанную, затравленную дичь. Рев звериных глоток, и последующая огневая перепалка, сначала возвестили о том, что началась активная фаза прямого столкновения, но, вскоре треск лазганов, поначалу хорошо различимый среди лающих звуков, издаваемых орочьими стрелялами, затих. Последовавший следом, победный ор, входящих в безудержный раж зеленокожих ксеносов, не двусмысленно поведал о постигшей гвардейцев, участи.

«Нет, – думал Ларн, то и дело, облизывая пересохшие от волнения, губы, – он не даст им вот так, за здорово живешь, убить себя. Он найдет способ выжить. Не важно, какой. Главное – выжить»

Кимдэк тяжело выдохнул, и с глухим стоном, припал на правую ногу. Ударной волной от залпа, пронесшегося совсем рядом, вырвало куски плоти, частично оголив кость в районе бедра. Изодранный в этом месте подол шинели, болтался лохмотьями, залитыми кровью.

Зеленокожие были совсем близко. Стиснув зубы, Кимдэк заставил себя подняться и двигаться дальше, мысленно повторяя молитву раненого. Совсем скоро орки обнаружат его и тогда…

Возможно, все закончится очень быстро. Короткая очередь или сокрушительный удар одного из орочьих рубил, а потом ослепительная вспышка боли и света прервет его жизнь. Но, возможно и такое, что орки не убьют его сразу. В этом случае, его ожидает бесконечное множество минут, полных мучительной боли, которые могут слиться в долгие часы, а быть может, дни. Кимдэк знал это, но думал сейчас о другом. Ему надо было держаться и продолжать идти, чтобы в погоне за ним, зеленокожие ушли, как можно дальше, от станции. Как можно дальше.

Ларн был совсем близко от Кимдэка, и видел, как кадет-комиссар теряет силы, и как его движения становятся все более замедленными.

«Теперь, отбегался». – Подумал он, и начал потихоньку отползать в сторону, стараясь оставаться при этом, как можно, более незаметным. – «Теперь-то, его точно сцапают. И меня вместе с ним, если вовремя не убраться»

Ларну показалось, что сейчас, самое подходящее время для того, чтобы ускользнуть незамеченным, и добраться до Немориса. Там, среди руин, он смог бы найти все необходимое для выживания. Еду, укрытие, медикаменты, а возможно, и что-то более ценное. Но самое главное сейчас, было отделаться от погони орков. Выжить любой ценой, потому что важнее жизни нет, и не будет ничего. Эта мысль крепко засела у Ларна в мозгу, и теперь, двигала его вперед. Он уже собрался уходить в сторону, когда между деревьями показались оскаленные зеленые морды. Ларн тяжело сглотнул и вжался спиной в ближайший ствол.

«Император, Святые, да Кто Угодно!» – Взмолился он про себя. – «Пусть они пройдут мимо. Не заметят меня и пройдут мимо!»

Чувствуя, как на лице появляется испарина, Ларн сначала услышал шумное дыхание, и запах немытых тел ксеносов, который показался гвардейцу настолько близким, что уходящий в самый низ живота, желудок, закрутило в спазме. Стало настолько страшно, что захотелось, вопреки всякому здравому смыслу вскочить, и кинуться бежать прочь отсюда, крича во всю силу своих легких. Но Ларн сдержался, и продолжил сидеть, прижимаясь мокрой до озноба спиной в ствол дерева. Перекатываясь по набухшей от пота гимнастерке, капли испарины, превращались в мелкие холодные кристаллы, и рассыпались по телу мелким ознобом. Когда небрежный шум, издаваемый орками, сместился левее, и от того места, куда повернули зеленокожие ксеносы, раздались выстрелы, Ларн сделал первый за последнюю, столь долго длившуюся минуту, вдох. По его зардевшемуся лицу пробежали ручейки пота, липкого, как и тот страх, что спеленал его изнутри. Перестрелка еще немного сместилась, но продолжалась не долго, и вскоре окончательно стихла.

Боясь вдохнуть глубоко, на подгибающихся ногах, Ларн медленно поднялся с места, на котором сидел. Путаясь в собственных мыслях, и рваных, нервных движениях, он попытался прислушаться, в надежде определить, в каком направлении ушли ксеносы. Через несколько минут, которые показались Ларну мучительно долгими, он вновь услышал удаляющуюся перестрелку, на этот раз, справа от себя. Короткие, лающие очереди продолжилась, немного сместившись. Судя по всему, орки вышли на оставшихся гвардейцев. А потом, звуки боя начали отдаляться, и вскоре, снова затихли. Все еще дико озираясь по сторонам, Ларн сделал несколько шагов вперед, и вышел на небольшую опушку, посреди которой, он увидел лежащего кадет-комиссара.

Тело Кимдэка распростерлось на земле, с широко раскинутыми руками, словно в последнем движении, кадет-комиссар распахнул их, подобно крыльям, для полета.

«Точно, семижильный!» – С невольным восхищением подумал Ларн, когда увидел, как неподвижное до этого, тело кадет-комиссара дернулось, и Кимдэк открыв глаза, предпринял тщетные попытки приподняться на локтях.

Где-то в отдалении, не то слева, не то, справа, снова раздался треск, и Ларн вздрогнул. Еще одна группа орков двигалась по лесу в поисках тех, кого можно сделать своей добычей. Кадет-комиссар, тоже услышал этот звук. Он сделал несколько тяжелых, хрипящих вздохов, перевел мутный, рассеянный взгляд на Ларна, и хриплым натужным голосом произнес:

– Дай мне одну. – Гвардеец проследил за взглядом Кимдэка и понял, что тот смотрит на подсумок с гранатами, закрепленный у него на поясе. – Одну, а лучше несколько. Чтобы наверняка. И привлеки их. Сюда. Тех, что останутся после взрыва, уводи.

Кадет-комиссар надрывно закашлялся, и Ларн отчаянно замотал головой.

– Гвардеец, это приказ! – Кимдэк снова закашлялся, на этот раз, еще сильнее, после чего, часто и тяжело задышал.

– Нет. – Ларн увидел, как едва двигаясь, но превозмогая смертельную слабость, рука кадет-комиссара потянулась к болт-пистолету.

И тогда, ведомый внезапно вспыхнувшей ненавистью, он подскочил к раненому, и замахнулся прикладом лазгана.

– Не угадал! – Зло произнес Ларн, и, со всей силы, обрушил удар в лицо Кимдэка.

СТАНЦИЯ ВОКС-СВЯЗИ. ДЕНЬ 4

Небольшая группа гвардейцев, двигалась через лес, оставляя позади вокс-станцию.

– Разрешите обратиться. – Подал голос Уэбб.

– Обращайтесь. – Отозвался Ким.

– Как думаете, их них, кто-то выжил?

Сержант нахмурился.

– Император защищает. – Ответил он, наконец.

Уэбб замолчал, но выдержав небольшую паузу, снова заговорил.

– Как думаете, что будет, когда мы вернемся в Рэкум?

– Запомни, гвардеец, – Ким, и едва заметно усмехнулся, – сначала, переживи сегодня, а уж командование обязательно сообщит планы на то, где и как, ты должен умереть завтра. Понял?

– Так точно, сержант. Понял.

– А если больше глупых вопросов нет, тогда, по машинам! – Скомандовал Ким.

Он до крови закусил губу, чтобы не застонать и с трудом открыл, словно налитые свинцом, веки. Боль пульсировала в груди, расходясь во все стороны концентрическими кругами. На лицо, казалось, наложили плотную, тугую маску, сковывающую губы, и залившую ноздри, так что было невозможно глубоко вдохнуть. Он не мог сказать, сколько пролежал без сознания, однако, но последние, слабые лучи солнца, покинули просветы между деревьями, позволив лесу погрузиться в зыбкий полумрак. Вокруг все стихло. Не было слышно ни звуков боя, ни стонов раненых. Судя по всему, орки ушли, ведомые гвардейцами из его отряда, или просто убрались, потеряв цель, которую можно преследовать. Начавшийся с приходом ночи, холод окутал все его тело, так, что Кимдэк почти его не ощущал, и лишь разламывающая грудину боль, разливалась от эпицентра посредине грудной клетки. Медленно, словно во сне, Джонас поднял руку, и попытался дотронуться до источника боли. Это движение отозвалось резью в мышцах, и новым спазмом в груди, от которого Кимдэк закашлялся. От этого кашля потемнело в глазах, заложило уши, а боль внутри груди усилилась настолько, что стала невыносимой. Ему потребовалось несколько минут, после того, как мучительный спазм прошел, для того, чтобы прийти в себя, и предпринять еще одну попытку подняться. Ему удалось это не сразу, превозмогая, разгоревшуюся от движений, боль в груди, и, сжимая зубы так, что едва не начали крошиться от напряжения. С трудом, Кимдэк поднялся на ноги, и медленно восстанавливая в памяти последние события, нащупал под шинелью, в том месте, куда пришлось ранение, небольшой сборник литаний в жестком, кожаном переплете, с инкрустированным стальным Имперским орлом. Пуля, выпущенная из орочей стрелялы, пробила молитвенник насквозь, застряв где-то в груди.

Стараясь не думать о боли, Джонас зашептал, с трудом выговаривая слова:

– Хоть тело мое сломлено, хоть моя кровь льется, хоть мое время может закончиться, Бессмертный Император встретит меня, и я буду объят Его Святостью, если только я пронесу верность Ему через это время мучений.

Его мысли начали постепенно проясняться и, как будто, прибавилось сил. Он сделал несколько не твердых шагов, но тут же повалился обратно на землю, осознав что совсем не чувствует правой ноги, перетянутой наспех ремнем. Кимдэк вспомнил, как успел сделать это, еще после первого ранения. Но, не смотря на это, лохмотья, в которые превратилась нога на внешней стороне бедра, чуть выше колена, продолжали кровоточить. Джонас нащупал небольшую поясную сумку с фарматеком. Почти не гнущимися от охватившей его слабости пальцами, достал оттуда тюбик с синтеплотью, и постарался залить рану на ноге, прямо поверх одежды. После чего, ослабил ремень, играющий роль жгута. Резко хлынувший в конечность, кровоток, заставил Кимдэка глухо зарычать. Справившись с этой, новой волной боли, Джонас вновь попытался подняться. На этот раз, это у него получилось, и он, то и дело, опираясь на стволы деревьев, и тяжело хромая, начал медленно продвигаться вперед, туда, где по его предположению, должен был находиться Неморис. Сознание кадет-комиссара, то и дело проваливалось в мертвенную черноту, но даже в таком состоянии, он упорно двигался дальше, на подгибающихся ногах, почти ползком, но с непередаваемым упорством, ведомый стальной волей.

«Боль это иллюзия тела» – Повторял про себя Кимдэк в минуты, когда понимал, что вот-вот упадет, не добравшись до цели.

Сколько времени так продолжалось, он не знал, но, в конце концов, те крохи сил, что еще были в кадет-комиссаре, оставили его измученное тело. Он сделал еще несколько шагов. Впереди замаячил просвет. Лес заканчивался, и Неморис был совсем близко.

– Служение свое посвящаю Тебе, Бог-Император Человечества. – Уже теряя сознание, прошептал Кимдэк. – Требуй с меня, ибо вера моя абсолютна.

Когда их небольшой отряд вышел к кромке леса, Ким сделал знак рукой, призывая остановиться. Он достал монокуляр, и начал пристально всматриваться в очертания, показавшегося впереди поселения, выискивая в нем, хоть какое-то движение. Убедившись, что таковое отсутствует и угрозы ксеносов не обнаружено, Ким уже собирался отдать приказ двигаться дальше, когда заметил едва заметное шевеление слева, на самом краю лесного массива. Он подкрутил резкость и присмотрелся. Там, едва передвигая конечностями, полз человек.

– Кажется, кто-то из наших. – Прошептал он, и повернулся к одному из гвардейцев.

– Юджин, фарматек у тебя?

– Так точно.

– За мной. – Скомандовал сержант. – Остальным ждать здесь.

Его сведенные от напряжения мышцы агонизировали, посылая в мозг сигнал немедленно остановиться. Но, стоящий рядом инструктор сурово смотрел на него и говорил суровым и непреклонным тоном:

– Плохо, кадет. Очень плохо! Повторить упражнение! Повторить! Повторить!

И он повторял. Раз за разом, отвергая мучительные протесты одеревеневшего, измученного тела. Он должен был проползти под этими треклятыми, натянутыми так низко, нейрожгутами, не зацепив ни один из них. И, раз за разом, у него не получалось. Он задевал исходящие низким гулом нейрожгуты, получая удар током, с каждым разом, все увеличивающийся.

– Плохо! Очень плохо! Повторить! Повторить! Еще раз, кадет! Еще раз!

Затем, в какой-то момент голос инструктора начал отдаляться, и его сменил голос Лорда-комиссара Тумидуса.

– Комиссар не имеет право на слабость или жалость. – Строго произносил он. – Ни к себе, ни к другим. Исполнять долг любой ценой, только так вы должны жить.

…Внезапно, чьи-то сильные руки подхватили его и перевернули, потом, что-то коротко ударило в шею, и почти тотчас, по венам начало разливаться приятное тепло, отгоняя терзавшую его боль.

– Исполнить любой ценой. – Прошептал Кимдэк распухшими от удара губами.

– Ты выполнил. – Произнес чей-то знакомый голос, далекий и близкий, одновременно. – Все выполнил. А теперь, спи. Отдыхай.

И сказал куда-то в сторону:

– Аккуратнее, поднимай его. Ногу аккуратнее. Вот так. Понесли.

РЭКУМ ДЕНЬ 4. ПОСЛЕ ЗАКАТА

Улицы Рэкума были пусты. Прекратившие под вечер свои атаки, орки, подарили городу несколько часов передышки и тишины, давая время для подготовки к дальнейшей схватке. То, что орки скоро возобновят атаку, не вызывало сомнений. И то, что им не удалось с наскока захватить город, вовсе не означало, что проклятые зеленокожие, так запросто, отступят. Знавший об орках не понаслышке, полковник Райт снял большую часть гвардейцев с защиты главных ворот, и распределил их по периметру стены, акцентируя внимание на тех ее участках, где было бы легче всего проникнуть в город. Райт ожидал, что именно в таких, слабых сегментах, орки постараются устроить прорыв с помощью техники либо, просто, попытаются перебраться через стены. Однако, катастрофически малая численность гвардейцев, не позволяла распределить силы так, чтобы вся городская стена была защищена должным образом. И это была главная проблема. Второй проблемой стал ограниченный запас снарядов для тяжелых болтеров. Этого незаменимого оружия в войне против орков.

Размышляя над всем этим, Гай Тумидус покинул душное помещение комиссариата и вышел на улицу. Там, в тусклом свете прожекторов и фонарей, он замер на мгновенье, словно что-то взвешивая, и, после непродолжительного раздумья, отрицательно покачал головой самому себе.

«Сегодня не тот день» – Решил он, и рука, сначала потянувшаяся ко внутреннему карману шинели, скользнула обратно.

С давних пор, он уже не мог точно вспомнить, как долго, там лежала палочка лхо, изъятая в незапамятные времена у гвардейца или кадета. Гай Тумидус не помнил, точно, у кого и при каких обстоятельствах это произошло, но с тех самых пор, палочка лхо осела в глубине его кармана, и время от времени, Гай Тумидус вспоминал о ней. Часто, в такие дни, как сегодня, его рука тянулась, чтобы достать ее и закурить, но каждый раз он говорил себе, что сегодня, не самый худший день в его жизни, и, наверняка, не последний. А значит, не лучшее время, чтобы положить начало вредной привычке.