Громко рыдали и бога молили,
Но вертолёты их мольбы заглушили.

Трава, колыхаясь, к земле приникала,
И вера последняя людей покидала.
Рупорный голос настойчивый, медный
Команды выбрасывал сверху надменно.

Они вопреки продолжали бежать,
Ведь страх перед смертью не просто унять.
Тогда, как свирепая, гневная отповедь,
Треща, понеслась автоматная очередь.

В предсмертной агонии бились тела,
Хлебнула их крови сырая земля.
Подъехали шумно машины с солдатами,
Не тронутых пулей добили прикладами.

На фоне дымится разрушенный город,
Там флаг воздвигает ликующий ворог,
Как гордый орёл, что не знает пощады.
Но он – лишь стервятник, а падаль – награда.

И прочь понеслись дорогие машины —
С блестящею чёрной бронёй лимузины,
А в них, непроглядно поднявши стекло,
Сокрылись сильнейшие мира сего.

Те властью и златом себя окружили,
По трупам ступая, законы вершили.
Но сгубят однажды златые оковы,
Ведь нет на Земле у них права такого.

Машины исчезли, а вслед – вертолёты,
И город накрыло вечной дремотой.
Дух его прежний, что жизнью наполнен,
В горящих руинах навек похоронен.

Лежали войны покрывалом укрытые
На скорбном одре горожане убитые.
Мальчик с котёнком – уж сирый, бездомный —
Прижался к родителям, бросив икону.

И путник лежал ни живой и ни мёртвый,
И были ладони до крови протёрты:
Острые камни он стиснул до боли —
Не в силах был вынести страшное горе.

Поднялся с трудом, задыхаясь от гари.
Кричал он от ужаса, слёзы бежали.
Средь бранного поля, где мёртвые стыли,
Не видел просвета от дыма и пыли.

Окопы, развалины, мусора груды,
Дороги не видно – как выйти отсюда?
Болела, кружилась его голова:
«Неминуемо, похоже, схожу я с ума…

Что за бессердие тут обитает?
Неужто на свете такое бывает?
Гнев и насилье, что дико беснуют, —
На самом ли деле они существуют?

Верно ли то, чтобы люди, как здесь,
Плодили распутство, не вспомнив про честь?
Вином и богатством пленённый рассудок
Жестокость, бесчинство ведь сеет повсюду!»

Увы, и увы… К сожаленью искателя,
Среди посещённых миров увлекательных
Только единственный мир тот пропащий
Самый, что ни на есть, настоящий.

«Как же я раньше посмел не заметить,
Что в день изо дня окружён был лишь этим?
С чего я не ведал, что жизнь наша бренная
По гиблому руслу течёт, не по верному?

Как же мучительно сердцу теперь!
Найти бы в иной мир ведущую дверь,
Где нет никого, и царит тишина —
Остался бы, может, я там навсегда!»

Вдали очертанье возникло неясное.
Глаза вознеся, он с места поднялся.
«Не сон ли?» – с надеждой шептали уста:
Поодаль стояли седьмые врата.

Седой, постаревший, в рваной одежде,
К воротам он брёл – уж не тот, что был прежде.
Ветер, свистя, воспарил над землёю
И тут же его утянул за собою.

Хотел оказаться он в тихом краю,
Чтоб мог успокоить там душу свою.
Воздушный его самолет приземлился.
Он по́днял глаза и весьма удивился.

***

Печально поглядывая вниз свысока,
По небу устало ползли облака,
А средь безмятежной глади озёрной
Возвысился замок блистательно-чёрный.

Он был при луне величаво красив,
Достойно могучий свой стан распрямив,
Как гордый отшельник безмолвно стоял,
Спокойство и мудрость собой источал.

Как раньше, казалось, что там, за стена́ми,
Тяжёлые ноты звучат временами.
Но дивный мотив теперь слышится в ней,
Таинственной песне царства теней.

Холодным, но ласковым светом луны
Деревья недвижные озарены.
Их ветви, тихонько касаясь воды,
На змейке белёсой рисуют круги.

Ветер шуршащие листья сухие
Украдкой повлёк к безымянной могиле.
Искатель с пригорка к могиле спустился
И, сняв капюшон, перед ней преклонился.

«Странно: где начал – туда и вернулся.
С чего я тогда этих мест ужаснулся?
Ведь здесь красота и безмолвие властвуют.
Не знал, что бывает прекрасным ужасное.

Нет, не того нужно было страшиться, —
Узнать, что судьба миллионов вершится
Измором и гнётом, вином, пулемётом!
Увы, мне придётся в тот мир возвратиться…

Но луч доброты пробудился во мне —
Его сберегу до конца своих дней.
Спасибо же этому странному месту
За то, что хранит в себе мир столь прелестный.

Секрет разгадал я, что так меня влёк.
Пора возвращаться, ведь путь мой далёк.
Охотно поведаю теперь всему свету,
Какие в потёмках таятся секреты».

Тропинка, что гостя сюда проводила,
На месте была, никуда не ходила.
Но только искатель приблизился к ней,
Как сердце с чего-то забилось быстрей.

Воздух вдруг стал напряжённым, густым.
Усилился ветер, плоть холод пронзил.
Как вытекший из колдовского сосуда,
Шипящий туман расползался повсюду.

Листву будоража, вихрь закрутился.
Скрипнув, могильный крест покосился.
Луна, что серебряным светом сияла,
За миг обернувшись, кровавою стала.

Страх леденящий пробрал до костей,
Колотится сердце, дышать всё трудней.
Из мрачного леса всё чаще и резче
Хохот доносится чей-то зловещий.

Метался искатель в томящей тревоге
И влево, и вправо. Вернулся к дороге —
Как молнией острой пронзила гроза:
Там жутко-зелёные горели глаза.

Испугом сражённый, искатель упал.
Подобного страха он раньше не знал.
Дрожа и выглядывая из-под руки,
Увидал, как сверкнули большие клыки.

Рокоту из преисподней подобное,
Катилось волнами рычанье утробное.
Вскоре затихло. Послышался близко
Глас человеческий, хриплый и низкий:

«Ты, милый гость, уходить не спеши.
Секрет мой неправильно ты разрешил.
Коль здесь ты не красного ради словца,
Исканья свои заверши до конца.

Глазами своими ты видел сегодня
То, чем я жил, и чем дух мой наполнен.
Но всё пережитое мною, поверь мне,
Тебе не дано испытать в полной мере.

Нет тех, кто любил жизнь так же, как я,
Не знал мир добрее души, чем моя.
В руках моих прах в мотылька превращался,