Горькая усмешка шевельнулась внутри. Не давая ни единому мускулу на лице дрогнуть, Наль прошел в глубину зала. Не скрыть некоторую скованность движений и нетвердый шаг. Сердце билось слишком часто – должно быть, от подъема по лестнице, или оттого, что он боялся встретить среди придворных Амаранту и оказаться на всеобщем обозрении в этот тяжелый миг.
Небольшие группы придворных беседовали в разных частях зала, и поравнявшись с первой, Наль чуть склонил голову.
– Да не погаснет ваш очаг, лорд Фаэр.
Смерив его настороженным взглядом, высокопоставленный судебный обвинитель отступил в сторону.
Наль криво усмехнулся.
– Последний военный поход лишил вас одновременно зрения и слуха? – Не дожидаясь возможного ответа, он повернулся к придворной художнице. – Пусть день сияет вам, леди Соръя.
Та посмотрела на него почти с испугом. Губы беззвучно шевельнулись, и женщина отвела взгляд. Испытав на себе еще несколько моральных оплеух, Наль направился к четырем молодым эльнорам у окна. Придворные расступались от него, как от чумного. Завидев оружейника, один из четырех эльфов кивнул остальным и отошел.
– Друг мой, рад видеть тебя во все более добром здравии! – громко сказал Деор, приветствуя его объятием с пожатием руки. – Да не погаснет твой очаг!
– Мы заждались тебя в этих залах! – улыбнулся Меральд с тем же сердечным приветствием.
– Лорд Нальдерон, с возвращением! – третий эльф, троюродный племянник замкового управляющего, искренне пожал его руку.
– Благодарю, друзья, хотя я, похоже, не успел соскучиться по местному обществу.
Особенно тяжко было сознавать оправданность встреченного отношения. Что столь ужасного мог сотворить эльнор, если собственная невеста отвернулась от него, да еще заручилась поддержкой самого принца? Поднял на нее руку? Осквернил честный союз преступной связью? Совершил еще какое-нибудь немыслимое преступление, как убийство или надругательство? Амаранта за неизвестностью истинных обстоятельств была окружена таким же бесчестьем, но ее защищало в какой-то мере покровительство Алуина.
В зал вошла Айслин, сдержанно улыбаясь возвращению сына. Она обменялась приветствием с несколькими придворными и остановилась у одной из групп.
– Простите, леди, – проронил лорд Кетельрос, бросая на нее короткий косой взгляд. – Боюсь, вам здесь не место.
Кровь бросилась в лицо Наля; он услышал эту колкую реплику с другого конца зала, но в мгновение ока оказался рядом. Глаза молодого Фрозенблейда метали искры.
– Обо мне можете воображать что угодно в меру вашей собственной совести, – выдохнул Наль, задыхаясь от гнева и резкого рывка, – но не смейте оскорблять мою мать!
– Вы бредите, оружейник, – холодно заметил Кетельрос, – или забыли, что значит находиться при дворе. Вы не в праве диктовать мне, с кем и как обращаться.
– О, поверьте, я в праве, когда дело касается моего рода! Ни мать моя, ни кто-либо другой из Фрозенблейдов не причастен к тому, о чем, я уверен, сложено уже немало гадких домыслов. Вы немедленно извинитесь перед леди Айслин и не позволите себе более этих замашек!
Лорд Вальбер Кетельрос позабавленно приподнял брови и хотел отвернуться к своим собеседникам, которые, впрочем, как и все в зале, настороженно следили за ходом стычки.
Наль сжал кулаки. Бледно-серые скулы и уши его слабо порозовели.
– Если же слова недоступны вашему пониманию, я разъясню вам все на дуэли!
Айслин вздрогнула и робко коснулась руки сына, опасаясь еще более распалить его гнев вмешательством. Деор предостерегающе положил руку на плечо друга, тревожно переглянувшись с Меральдом.
– Я не стану биться с увечным, – насмешливо качнул головой Кетельрос. – Моя победа будет выглядеть бесславной.
– Не более, чем ваши манеры!
Он даже не знал, насколько был прав, говоря об увечье.
– Действительно, – заметила леди Лингарда, – личное положение лорда Нальдерона не касается рода Фрозенблейдов в той степени, что вы своим обращением дали понять. Иначе от Его Величества уже последовал бы ответ.
Хороший тон требовал держаться деликатности до последнего, и Лингарда назвала бесчестье Наля «положением».
– Его Величество не имел еще возможности видеть лорда оружейника, – возразил Кетельрос. – Ведь тот отсиживался в собственном доме.
Если бы он ударил Наля по лицу, это не произвело бы в юноше такого потрясения. Через круг придворных к спорящим пробился нотариус Ортальд.
– Следует отдать лорду Нальдерону должное, он не труслив и не избегал общества. На следующее утро по своему прибытию из дозора явился он сюда открыто и желал предупредить Его Величество о вынужденной отсрочке в работе. Тогда же стали заметны признаки его болезни от ранения на охоте.
– Кто видел это? – вскричал Кетельрос.
– Я сам!
– И я! – прибавила леди Эйдиэн.
Еще несколько придворных подтвердили то же самое.
– Это еще ничего не означает, – пожал гордыми плечами лорд Первого Дома. – Болезнь может настигнуть и вследствие позора.
– Не желаете ли вы сказать, – очень тихо отчеканил Наль, – что я способен на ложь?
– Оказались же вы способны на нечто, разрушившее вашу помолвку.
Это обвинение стало последней каплей. В висках забилась ломящая боль. Что-то перевернулось в голове. Наль пошатнулся у всех на глазах. Он не сразу почувствовал руки, поддержавшие с двух сторон – Деор и Меральд.
Взгляд Кетельроса с жестоким любопытством ввинчивался в юношу: насколько низко тот мог в действительности пасть? Если не лжет, можно заставить его пролить свет на эту загадку. В конце концов, дело касалось и старой родовой вражды.
– Ответьте же, как принято у вас в роду, – приглашающе повел рукой Вальбер Кетельрос. – Не стесняйтесь в выражениях.
Наль бегло оглянулся. Придворного лжеца не было видно в зале; в выражениях можно бы и не стесняться. Однако состязание в ядовитых фразах не входило в его планы. Без возможности отстоять честь делом это мелочно и унизительно.
Детская способность лгать, пока неразличима грань между собственными фантазиями и действительностью, в игре или в страхе наказания, теряется с возрастом. Начиная отвечать за свои поступки и лучше понимать природу окружающего мира, невозможно более прибегнуть ко лжи. Неразрешимой загадкой оставалось, как могли единицы проносить ее через всю свою жизнь. Уделом их было посредничество во взаимодействии с людьми. Однако отношение к высокопоставленным лжецам насторожено и натянуто. Те будто отмечены неизгладимым клеймом, даже если не пользуются сомнительным даром во вред. Не имея склонности лгать, эльнарай безошибочно чувствуют ложь людей. Но не своих. И установить доверительные отношения таким лжецам зачастую не под силу. Тем же, кто скрывал свою способность, нет ни веры, ни чести.
Неодобрительный гул заставил сторонников Кетельроса замолчать. Не имея желания продолжать дискуссию, тот вновь сделал попытку отвернуться от молодого Фрозенблейда, но в это мгновение за спиной его появился в сопровождении присутствовавшего при сцене друга Эйверет: лицо оставалось бесстрастным, но ноздри красноречиво трепетали. Наль бросил на него гневный, уничтожающий взгляд, без слов кричащий: «Видишь ли, как обращаются с твоей женой?»
Эйверет сдержанно склонил голову:
– Лорд Вальбер. Уж мне-то вы не откажете в дуэли.
– Отнюдь, – позабавленное выражение на надменном лице стало более отчетливым. – Хотя, должно заметить, у пасынка вашего было бы более шансов на победу – даже в нынешнем его состоянии.
Часть придворных опустили глаза, сдерживая невольные улыбки.
– То не ваша забота, – ровно отвечал Эйверет. – Супругу свою я никому не позволю оскорблять.
Айслин протолкалась к нему сквозь теснее обступивший круг придворных, испуганно заглянула в глаза. Эйверет успел поцеловать ее руку, и пестрый поток эльфов увлек его к выходу из зала. В противоположных дверях показался королевский слуга.
– Его Величество желает видеть лорда Нальдерона Фрозенблейда, – громко объявил он.
Сердце Наля забилось еще сильней. Должно быть, королю стало известно о его появлении при дворе, и тот не преминул обсудить с ним… что? Быть может, увольнение с должности? В конце концов, принцу и принцессе неприятно будет видеть живое напоминание о прошлом при дворе. Как примет мать этот новый удар? Долгое бездействие из-за болезни выглядело на общем фоне совсем неприглядно. Что если Его Величество увидел в своем оружейнике и командире отряда труса, недостойного более вести воинов в бой? И как столь высокие должности может занимать обесчещенный? А чтобы снять с него общественное клеймо, необходимо признать, что оно принадлежит другой стороне, стало быть, самому принцу и будущей принцессе.
Или – сердце неприятно сократилось в груди и пропустило удар – король поверил в вину своего оружейника.
Несколько шагов к неизбежному. Мысли вихрем пронеслись в голове, заставили остановиться.
Чтобы победить на дуэли превосходящего в мастерстве противника необходимо тщательно продумать условия. До первой крови, до первого или третьего поражения, до серьезной травмы одной из сторон? В каком случае есть надежда продержаться дольше? Кетельрос превосходно тренированный воин Первого Дома. Эйверет конюший. Он брал уроки борьбы у Эйруина и других Фрозенблейдов, но достаточно ли?
Терзаемый предположениями, Наль с сожалением оглянулся на покидающих зал придворных и поспешил за слугой по прохладным полутемным коридорам. Если его лишениям суждено преумножиться, пусть это случится как можно быстрей.
Ингеральд ожидал в зале Ликов, восседая в кресле с высокой резной спинкой. Со стен твердо и бесстрастно смотрели горельефы бывших королей и королев Исналора, тайр-лордов и леди, варлордов, военачальников. Их статуи выступали из колонн, поддерживающих крестовый потолок. Белая с зеленой вышивкой туника короля струилась шелком, поблескивал простой обруч на гордой голове. Над головой его из спинки кресла темного дерева выступал крупный лик, отличающийся и одновременно похожий на все фигуры. В нем можно было угадать эльфийские черты, но принадлежали они не эльфу. Слишком круглые большие глаза с тяжелыми веками, очень высокий лоб, совершенно прямой нос без переносицы, полные жесткие губы, длинный узкий подбородок. Подобные лики смотрели из-под потолка и с капители колонн. Одни скорбели, другие были любопытны или безучастны.
– Вы звали меня, Ваше Величество. – Наль поклонился так глубоко, как позволили раны, и чуть не лишился равновесия. Когда он выпрямился, перед глазами замелькали светящиеся точки, а из груди непроизвольно вырвался вздох усилия. От жгучего стыда кончики его ушей порозовели. Он вновь обливался потом, а руки были холодны, как лед.
– Я желаю иметь с тобой крайне серьезный разговор, лорд оружейник, – невозмутимо проговорил король. – Как бы ни был он неприятен, ты должен понять его необходимость и отвечать предельно прямо.
– Я даю слово, мой король. – Наль кратко склонил голову.
Ингеральд кивнул, внимательно разглядывая оружейника.
– По чьей инициативе разорвана твоя помолвка?
Король и правда бил в самую рану.
– Леди Амаранты, Ваше Величество.
– Она объяснила причину?
– Она… полюбила принца Алуина. – Губы с трудом, словно на морозе, складывались, произнося эти слова. Выталкивать их из себя было пыткой. – Принц же давно любил ее… Ваше Величество.
– Как скоро узнал ты об этом?
– В день моего последнего возвращения из дозора. Двадцать девятого дня ардорн саэллона.
– Догадывался ли ты до того об их взаимных чувствах?
– Нет.
– И ты не пытался уговорить леди Амаранту одуматься?
Пауза.
– Нет, Ваше Величество.
– Почему?
– Решение ее было окончательным… Я понял это, видел в ее глазах. Таких слов не бросают на ветер.
– И ты смог принять это?
Он опустил глаза. Горло сжал спазм. Разве были у него альтернативы?
– Чиста ли перед ней твоя совесть? Как полагаешь, не послужило ли вашему разрыву нечто, что ты совершил или не совершил?
Ноги Наля начали слабеть. Ему стоило большого труда стоять непоколебимо прямо, как достойно перед монархом. Уши заполнил слабый гул.
– Да, мой король, – произнес он, поднимая взгляд и встречаясь с внимательными серыми глазами Ингеральда. – Я исполнял свой долг перед вами и королевством, исполнял данную вам присягу… Ради всех. Совесть моя чиста.
– А если бы леди Амаранта все же одумалась и вернулась к тебе?
Наль качнул головой.
– Я не принял бы ее.
Ингеральд долго молчал, поглаживая тонкими пальцами крупный перстень-печатку с гербом династии Лаэльнэтеров.
– Веришь ли ты в искреннюю любовь леди Амаранты к моему сыну?
Наль быстро опустил глаза. Это был еще один кинжал, тщательно поворачиваемый в сердце всякий раз, когда он пробуждался от забытья. Уши его вспыхнули.
– Я… не знаю, Ваше Величество… Я не могу судить…
– Это весьма благочестиво, однако речь сейчас идет не о досужих сплетнях, а о беспристрастной, здравой оценке, о судьбах многих.
Решаясь, Наль поднял взгляд. Он давал присягу королю. Он не может ни утаить, ни уклониться от ответа.
– Я допускаю, что на выбор леди Амаранты мог повлиять титул принца.
Король откинулся в кресле и снова помолчал.
– Семья моя в лице моего младшего сына принесла тебе тяжелые страдания, – заговорил он наконец. – Я сожалею об этом.
– Я безмерно ценю вашу открытость и ваше участие, мой король.
– Погрузившись в дела королевства, не распознал я происходящего в собственном доме. Если бы я предвидел, то строже приглядел бы за Алуином, но теперь, когда оба по доброй воле выбрали друг друга, невозможно принудить их изменить своему сердцу.
– Вы правы, Ваше Величество.
– Желаешь ли ты виры или оправдания через суд?
– Нет. Я отказываюсь от любых притязаний и желаю лишь не иметь более никаких дел, пересекающихся с королевскими. – Проговорив это, он похолодел. Фразу можно было толковать двояко. Он и сам не был уверен, какой смысл собирался в нее вложить. Должно быть, Ингеральд тоже отметил это, потому что следующий вопрос прозвучал как гром в ясный день.
– Посещала ли тебя мысль покинуть королевство?
Истерзанный мучительным разговором, Наль в исступлении сцепил перед собой руки:
– Ваше Величество, вы вольны изгнать меня, лишить должности, отправить в штрафной отряд, сделать со мной все, что пожелаете! Прошу лишь пощадить мою мать и мой род! – В сильном волнении он не заметил, как приблизился к царственному креслу. – Никто, кроме меня, не в ответе за то, что я оказался на пути у принца. Все Фрозенблейды глубоко верны вам…
– А ты? – перебил Ингеральд. – Ты верен мне?
– Вы мой король, Ваше Величество, – прошептал Наль. – Я верен вам до конца моей жизни.
– Так в чем же дело? – Показалось, или Ингеральд и впрямь слегка улыбнулся? – Так горячо говорил ты о своей матери, но подумал ли, какую утрату она понесет, окажись ты в изгнании? А род твой? Не довольно ли лишений?
Так как Наль недоуменно молчал, Ингеральд продолжил.
– Ужели оружейник мой полагает меня пристрастным правителем, коему недоступна гибкость и не близка жизнь подданных? Ты не несешь ответственности за полученное бесчестье, и если желаешь, можешь, не теряя должности, остаться при дворе.
– Ваше Величество! – вскричал Наль, падая на одно колено. Он трепетал всем телом, устремив лихорадочный взгляд на короля. – Целиком и полностью предан я вам, династии и Исналору! Но не заставляйте меня ковать для принца Алуина, иначе в бою это оружие обернется против него.
– Что же, – невозмутимо развел руками Ингеральд. – Похоже, у Алуина появится отдельный оружейник.
35. Дилемма птицеежей
До дверей он дошел шагом твердым и ровным. Сразу за порогом чрезвычайное душевное и телесное напряжение отомстило ему. Едва добравшись до первой ниши, пришлось остановиться. Пережидая сильное головокружение, Наль держался за стену, обливаясь потом и ощущая, как тяжело бьется сердце о ребра, отдаваясь в голове, ноги подкашиваются, а к горлу подступает дурнота. Его опять знобило. Разговор с королем отнял почти все силы, однако мысль о неизвестном исходе конфликта погнала во двор.
Встревоженно сдвинув брови, молодой эльф направился туда, где не разошлась еще шумная, жестикулирующая толпа придворных. Кетельроса среди них не было. Айслин бросилась навстречу с влажно блестящими глазами.
– Кто победил? – серея, отрывисто спросил Наль.
– Ничья! – веско заявил племянник Вальбера.
– Лорд Эйверет, – откликнулся друг последнего.
– Ничья? – удивился Наль. – Что это значит? – Он окинул недоуменным взглядом еще присутствующих и пролитую кровь на земле.
Чуть далее мелькнули золотые волосы Мадальгара, Электриона и Иделинд. Ларетгвары, утешавшие Айслин, верно, прибежали на шум прямо из королевской псарни: в руке у Крейи был прошитый серебряной нитью кожаный ремешок с ошейником, Тириэль забыла снять замшевую рукавицу для ухода за питомцами с короткой шерстью. На поясе Деланнара висела щетка, полная белого пуха, который облеплял всю одежду.
Эльфы расступились. Наль увидел Эйверета. Сорочка его была разорвана у пояса и пропитана алым, как и повязки чуть выше пряжки ремня, а побелевшие губы и опустошенный вид придавали сходства с пасынком. Айслин вернулась к мужу, опустилась на землю рядом с ним, не боясь запачкать в крови белую шелковую юбку, и уткнулась лбом в его плечо.
Окружающие заговорили наперебой. Большинство не сомневалось: у уступающего Кетельросу в военном мастерстве Эйверета не было надежды, какой бы вид дуэли он не избрал. Поединок до третьего поражения либо утомит его прежде умелого противника, либо полученные раны с каждым разом ослабляли бы надежду на победу. Сражаться до того, как одна из сторон попросит пощады, также нецелесообразно: гордый Кетельрос не сделает того никогда, да и вряд ли будет нужда. Эйверет же не мог сдаться, особенно когда вышел биться не за себя. Он выбрал поединок до первого поражения. Придворные гадали, как же надеется конюший успеть пробить превосходную защиту королевского советника, не пострадав сам?
К неожиданности всех, после первого испытания друг друга в бою, бросился он прямо на меч ошеломленного Кетельроса. Тот успел лишь чуть отвести клинок – вместо глубокого ранение вышло более поверхностным и скользящим. Отчаянный бросок под оружие, тем не менее, вывел Эйверета из дальнего боя в ближний, и позволил нанести свой удар мгновением ранее.
Пусть еще спорили эльфы о правилах дуэли, в них не оговаривалось, что ради победы нельзя прибегнуть к поражению. Прием, хоть и отчаянный, был известен, и никогда не расценивался иначе. Вопрос чести сомнению не подлежал.
Лицо Наля просветлело; он быстрым шагом подошел к раненному и сердечно стиснул его руку.
* * *
Вечер в особняке Фрозенблейдов выдался тихим. Айслин закончила массировать протянутые ладони и пальцы Наля, поцеловала его в лоб и вернулась к Эйверету. Тот все пытался успокоить ее и даже улыбаться, хотя боль и жар уложили его в постель.
Наль уронил голову на руки и долго сидел без движения. Разве он не сделал все правильно? И он, и Эйверет. Полные слез глаза матери во дворе замка без укора смотрели в душу. И мягкое молчание ее, также без укора, без гнева, было невыносимым. Остаток дня она избегала смотреть Налю в глаза. Сначала сын, потом муж. Ранение Эйверета колебалось на грани опасного. Чуть глубже, чуть в сторону, и дня этого он мог не пережить. Однако победа перед всеми, пусть немного омраченная своей ценой, защитила честь Айслин и через то оправдала остальных членов Дома.
Все было сделано правильно.
Понимала это и Айслин, но вместо долгожданного утешительного покоя перешла от одного одра болезни к другому. Наль встал и заходил по залу как запертый в клетке зверь. Эти дни он выполнял упражнения для рук даже слишком прилежно, останавливаясь лишь когда те окончательно переставали слушаться от усталости и мускулы начинало тянуть. Все старания его оставались безрезультатными. От отчаяния хотелось выть. Он не верил в исцеление, и совершал предписанные движения механически, пока хватало сил. Расслабиться и читать не удавалось. Для игр не было настроения. Любая беседа и ход мыслей в одиночестве упирались в его новое положение калеки и обесчещенного. Он мог кружить по одним и тем же беспросветным мыслям, как тропами бескрайнего леса на грани миров, где встретил Лонангара. Но теперь проблеска света не было.
Когда холодные мигающие звезды густо высыпали на осеннем небе, он понял, что не ляжет сегодня в постель. Ему опротивела настойка мандрагоры от болей и бессонницы. Когда удавалось заснуть, являлись кошмары. Просыпаясь, он ощущал во рту гнилостный привкус тины и болотной воды. Дыхание было судорожным и беспорядочным, словно легкие только освободились от гнета. Как-то зеленые разводы тины остались на подушке. Он не говорил никому, чтобы снова не напугать, да и сам понимал, что это означает.
Из гиблых болот удалось вырваться, но болота притащились за ним.
Завитушки латунного подсвечника тускло поблескивали в потемневшем помещении, словно глаза вылезающего из топи линдорма. Наль резко опрокинул подсвечник рукой. По пути к выходу из-за кресла на него выпрыгнул крупный пушистый кот, попытался, играя, ловить за ноги.
– Не сейчас, Нагломорд, – отмахнулся Наль.
Кот не принадлежал к потомкам тех, что сопровождали нордов в самовольное изгнание после Огненного Дождя. У него было всего два глаза, один нос и один рот, не было крыльев, и ни голова, ни тело, ни глаза даже не разделялись причудливым окрасом напополам. Свежая кровь поступала в кошачий род Северных Королевств из человеческих поселений. Случилось так когда-то и с маленьким растрепанным комочком на опустевшей в ливень деревенской улице Сверигг. Подобранного зверька так и не отучили совать любопытный нос в каждую посуду, шкатулку и распахнутую книгу, и Наль назвал кота Нагломордом.
Полоса света под дверью одного из кабинетов светилась утешительно, в отличии от спальни Айслин и Эйверета, откуда Наль поспешно отвел взгляд. Дядя недоуменно поднял голову на тихий стук. Брошь в руках его изображала оплетающие красно-зеленый неотшлифованный осколок яшмы древесные корни. Он вправлял в тянущиеся из основания корней листья крошечные зеленые бериллы.
Наль прочистил скованное внезапной нерешительностью горло.
– Эйруин… найдется ли у тебя простая работа для меня?
* * *
Амаранта почти летела по коридорам замка, чуть касаясь остроконечными атласными туфельками пола, свежа и прекрасна, как безмятежное зимнее утро. Разве могла она подумать, впервые ступая по тронному залу в качестве леди при королеве, что место это однажды станет ее законным домом! Протянув руку, она коснулась пальцами холодной, гладко отполированной поверхности мраморной колонны в темно-малиновых прожилках, а поравнявшись со статуей одной из первых тайр-леди Исналора, на ходу подхватила юбку, поклонилась ей, выставляя носок, и едва не рассмеялась.
Принцесса выше тайр-леди, которая является лишь родственницей короля.
За статуей коридор делал поворот, и Амаранта почти столкнулась с высокой, отрешенной фигурой, чья кожа была бледна и холодна, как светло-серый мрамор колонн нижней замковой галереи. При виде бывшего жениха ясное чело ее слегка омрачилось. Он хотел скрыться в одном из залов дворца, где свел их случай, однако девушка заговорила, сдержанно, смотря в сторону.
– Лорд Нальдерон. Как я поняла, вам не нужно… кольцо, о котором мы недавно имели разговор. В таком случае могла бы я получить его назад… на ваших условиях?
На скулах Наля невольно проступили желваки. Недавно. Для него это была целая жестокая вечность.
– Его больше нет.
Хрустальные глаза изумленно расширились. Она посмотрела прямо на Наля. Казалось, Амаранта не могла поверить услышанному и искала в словах его намек на злую шутку.
– Что означает… нет?
Он подавил спазм в горле.
– Пламя в кузничном горне горит так жарко и беспощадно.
– Ты правда… сделал это? – тихо проговорила она наконец.
– Что бы могло помешать мне?
Амаранта молчала, не отрывая от него взгляда, и борьбу чувств в ней выдавали хрустальные влажные блики в глазах и напряженный подбородок. Она не находила ничего, что не послужило бы ей самой упреком. Наконец бывшая невеста удалилась, так и не проронив ни слова. Столь желанный когда-то шорох платья стих вдали. Наль отвернулся и тяжело оперся о статую тайр-леди, которая взирала на него с высоты мраморного пьедестала с застывшей безучастной полуулыбкой на холодных губах.
* * *
Несмотря на все лечебные труды и заботы, нанесенные болотным змеем раны едва затягивались и продолжали гноиться. После очередной перевязки, которую проводил после осмотра Эйверета сам магистр Лейтар, Наль, напряженно наблюдавший за его сосредоточенным лицом, вымученно улыбнулся:
– Что происходит, магистр? Почему я не выздоравливаю?
– Вам придется набраться терпения, лорд Нальдерон.
– Неужели я недостаточно вам плачу?
– Я спишу эту дерзость на ваш недуг, лорд.
– И все же?
– По всей видимости, тут целая совокупность причин. Яд, ослабление из-за обильной кровопотери, размер и расположение травмы… и ваша дурная привычка.
– Что? – простонал Наль. – Какая из них?
– Табак, – в ответ на недоуменный взгляд магистр развел руками. – Было замечено, что курение замедляет заживление ран.
Больной возвел глаза к потолку.
– Отчего же это прежде не являлось помехой?
– Не все яды действуют мгновенно. Прежде вы не получали столь тяжелых повреждений, – между делом магистр не преминул тонко упрекнуть больного, – к которым относились бы столь легкомысленно.
Слова эти продолжали звучать в ушах Наля, когда он шел через город. Оживленный говор голосов слегка притихал при его появлении. Вновь сопровождали его беглые расстроенные, настороженные, смятенные взгляды. «Блудник? Насильник? Убийца?» – читалось в них. «Я чист, как первый снег, – внутренне отвечал он, – и не стану более ничего доказывать.»
Глубокая эмалированная лазурь астрономических часов на городской башне была залита предполуденным светом. Золоченые звезды ярко отражали его, приковывая взгляд. Выделенный ходящей по кругу внутри циферблата серебряной скобой тонкий перламутровый серп указывал на скорое новолуние. Резные золоченые стрелки показывали первые минуты Часа Солнца.
Атарель в небесной колеснице находился почти весь кейол саэллон в созвездии Льва, чтобы с приходом теур саэллона перейти в созвездие Жнеи. Сейчас колесница уже сдвинулась от центра латунной фигуры поджарого гордого зверя с пышной гривой к фигуре девы с распущенными волосами и колосьями в каждой руке. Три седмицы до праздника урожая. Затем день Лисицы, осеннее равноденствие, скорбная дата начала Последней войны, и на шесть лун Северные Королевства накроет зима.
Наль низко опустил голову и закусил губу. Еще один праздник этой осени он забыл, вероятно, самый грандиозный.
Свадьба младшего принца Исналора.
Лавку торговца камнями юноша посещал часто, и по давнему уговору с хозяином мог платить, получив выручку за уже готовое изделие. Воспоминание о попытках вернуться к щадящему больной бок ювелирному делу обожгло стыдом. Наль заставлял себя пробовать инкрустацию вновь и вновь, но когда маленький кристалл в очередной раз выпал из непослушных пальцев, он отшвырнул корневертку, смахнул со стола тиски и отошел к окну. Эйруин за своим столом деликатно молчал, хотя Наль ощущал спиной, что дядя более не сосредоточен на собственной работе, и в любой миг готов отозваться. Воцарившуюся тишину нарушал только металлический лязг корневертки, которую проскользнувший в кабинет Нагломорд начал катать лапой по полу. Глаза Наля защипало, но усердная возня кота была столь нелепой и целеустремленной, что юноша расхохотался. Надрывно, хрипло, но заразительно. Эйруин с облегчением присоединился к нему, подошел, хлопнул по плечу, и словно лопнула натянутая до предела в воздухе пружина. Оба смеялись до слез. И все же единственное, что удалось сделать Налю в ту ночь, это несколько самых простых металлических заготовок для перстней и браслета. Работа начинающих подмастерьев.
Нырнув под завешивающее вход льняное покрывало вместо двери, юноша очутился в полусумраке лавки. На столе, на полках, в деревянных ящичках и глиняных блюдах лежали ожидающие обработки самоцветы со всего Мидгарда и Сокрытых Королевств. Бугристая, в темных прожилках, зеленовато-голубая бирюза от южных краев Мидгарда и жаркие, желто-красные карнеолы из омываемого Коралловым океаном Инда. Загадочный северомидгардский лунный камень с молочно-голубым мерцанием изнутри, глубоко почитаемый твайлари. Слоистое, блестящее каменное стекло Острова Льда, изрыгаемое огненными горами и черное, как подземная тьма, пригодное ювелирам и разрезающим плоть лекарям. Напоминающие застывшую драконью чешую змеевики, темно-багровые с прозеленью – словно плоть земли – рубины, и загадочно зеленеющие узоры малахитов из Юных Земель…
Он знал их все и радовался, как старым друзьям. Одни притягивали взгляд своими, пусть еще неправильными, обколотыми дикими гранями и поверхностями, другие походили на невзрачные булыжники, только ожидающие, когда точный глаз и искусная рука мастера откроют свету их неповторимую красоту.
Торговец вскинул взгляд на вошедшего, и в глазах его, как у многих, мелькнула та же смятенная неловкость. Двое представителей другого рода ювелиров Исналора, брат и сестра Глаай-элкеры, поспешно отвернулись. Поприветствовав присутствующих сухим кивком, Наль сосредоточился на выборе камней. Ему нужно что-то не слишком дорогое и хрупкое, чтобы вновь набить руку, хотя надежда скорчилась и истаяла, как жалкая горсть грязного снега в чаще летнего леса. Наконец он выбрал серо-зеленый змеевик, бордовую яшму с разноцветными вкраплениями и несколько полупрозрачных кварцев. Младшая семья Фрозенблейдов изрядно потратилась в эту луну на лечение Наля и Эйверета. Даже неприхотливые поделочные камешки лучше взять в долг. Быть может, это послужит дополнительным стимулом к успеху.
– Я возьму эти, – сказал он, показывая находки в сложенных ладонях.
Уши торговца сделались малиновыми. Опуская глаза, он тихо произнес:
– Лорд Нальдерон, я желал бы получить оплату… при покупке.
Глаай-элкеры насторожились, не смея обернуться. Наль замер. На бледном виске задергалась голубая жилка.
– Разумеется, – сдержав лишние слова, заметил он. – Ведь я могу обмануть вас после стольких зим. Сколько?
Хозяин лавки напрягся. Была в его выражении нотка вины и растерянности, но он лишь назвал цену.
Ссыпав камни в сумку, Наль швырнул деньги на стол. Серебряная рысь и пригоршня кроленей разлетелись по лавке, звеня и подскакивая. Он не наклонился, чтобы собрать их. Полуобернувшись на пороге, невольно добавил севшим голосом:
– Проверьте монеты. Вдруг они фальшивы?
На улице настойчивый дух кейол саэллона вновь окутал отвыкшего бывать в городе юношу. Отовсюду тянуло терпковато-сладким яблочным сидром и жареными грибами. Звонко зазывали колокольчики под навесами лавок. Ветер доносил сюда сухие желтые листья растущих в чьем-то саду на краю площади деревьев. Уличные менестрели воспевали щемящую прелесть последнего летнего тепла и света перед наступающей властью зимы. Над торговой площадью пролетел с печальным гулким клекотом журавлиный клин. Эльфы замолкали и поднимали головы, прощаясь с птицами в ответ. Наль шел, как во сне, сквозь площадь, мимо таверны «Шустрый Барсук», откуда доносились звуки перепалки, через Лососевый квартал, пока не оказался на берегу Стролскридсэльвен.