Виктория

– Вить, что происходит? – спросила она, усаживаясь к нему на колени лицом к лицу, закрывая экран. – Ты меня не слышишь. Что-то не так?

– Завтра у меня встреча на корте. Я должен быть там с тобой.

– А проблема в чем? – спросила Вика, заглядывая ему в глаза.

– В том, что ты не играешь в теннис, – с чувством легкой досады, ответил он.

– А кто тебе об этом сказал? Мне конечно до Шараповой далеко, но кое-что я умею.

– Ты говоришь серьезно? Мне абсолютно не важно, как мы сыграем. Это, как прелюдия к беседе. Своего рода протокол.

– Не дрейфь! Пару сетов я, пожалуй, выдержу без тренировки, – улыбаясь, говорила Вика. – На будущее запомни: у меня много скрытых возможностей. Я хорошо держусь в седле, неплохо плаваю, умею водить машину, катаюсь на коньках, бегаю на лыжах и метко стреляю из ружья. Ты помнишь, как у Пушкина: « Мы все учились понемногу…», вот и я могу кое-чем блеснуть. Но, только запомни: светить своей красивой попой я на корте не буду, а майка и белые шорты у меня есть.

– И где вы этому, девушка, научились? – спросил Виктор, крепко обнимая ее.

– На плавание и коньки меня водила Софья Павловна года три. Дед работал лесничим, и у него из транспорта был конь, списанный из конноспортивного клуба, вот он и научил меня и езде, и меткой стрельбе. В школе я посещала акробатику, потом были танцы, но все это меня долго не увлекало. «Шпагат» без тренировки вряд ли получится с первого раза, а вот тур вальса мне по силам. Я могу поддержать простую беседу на английском, а вот прочесть текст не сумею. Теннис я освоила лет в пятнадцать, тогда это было модно, а машину научили водить мальчишки, как и мотоцикл. Но все мои «могу» – вершки, очень поверхностны даже для любителя.

– Раз ты водишь машину, сдавай на права и будет тебе авто.

– Зачем оно мне, если ты меня, как барыню, возишь.

– А с машиной, барыня будет ни от кого не зависима. Села и поехала. Вот прям, как сейчас…

Уже к осени он купил ей машину Тойота Аурис. Небольшой хэтчбек красного цвета, с объемом двигателя один и шесть. Теперь она могла навестить бабушку и деда в любое удобное для нее время, вернувшись к приходу Виктора. Ему нравилось, что она его всегда встречает дома. Исключение не составлял и вечер пятницы, когда он посещал с друзьями бар или бильярд. Он возвращался еще до полуночи, но она все равно его ждала. Она уже почти привыкла к тому, что Виктор выслушивает ее просьбы и пожелания, но редко их выполняет. Он чаще делал так, как считает нужным это сам.« Послушай женщину и сделай наоборот», – часто говорил он. И все же она решилась.

– Вить, мне очень приятно, но давай сделаем перерыв на время холодов, и не будем покупать цветы. Мне трудно реанимировать застывшие цветы, мне их так жаль.

– Если я вместо цветов буду приносить тебе кулинарные шедевры, к весне мы растолстеем, – смеялся он.

– Приноси мороженое. На улице его есть сейчас холодно, а в доме в самый раз. Ты, какое мороженое больше любишь?

– Пломбир с тертым шоколадом. А ты?

– Я тоже его, но с вишневым или абрикосовым сиропом. Можно и коктейль сделать. Договорились?

После сдачи зимней сессии, Вику на неделю «вывезли» в горы, а после летней сессии на море. Виктория, не покидавшая приделы области в свои двадцать три, не летавшая на самолетах и уж тем более не жившая в дорогих отелях, была в восторге не столько от самих курортов, сколько от возможности это увидеть и ощутить на себе. Поселок, общежитие, бабушкина квартира-музей, квартира Виктора – везде ей было хорошо. Но, то была реальность, а она на время попала в сказку, и решила его не терять, а провести, чтобы запомнить, пока часы не пробили полночь. Год беззаботной жизни не прошел, промчался. Но за этот год, Виктория уставала больше, чем на работе в ночную смену. Выставки, фуршеты, вечеринки, по поводу и без него, были, как минимум, раз в неделю, и день не всегда должен был быть выходным. Гардероб Вики пополнялся, как корзина в грибной сезон. Но ни «выход в свет», ни новый наряд, особого удовольствия ей не доставляли. В самом начале, для нее это было непривычно, любопытно и интересно. Но очень скоро, ее интерес сменился разочарованием в бесцеремонности некоторых особ. Ее внешний вид оценивали достаточно подробно и громко, а беспардонные вопросы задавали, не скрывая сарказма: «Вы новая знакомая Грачева?», « Как тебе Виктор? Он такой сексуальный», «Держи его, чем хочешь, а то уведут». Чуть позже: «Вы год вместе, когда в загс?», « Он, вообще, предлагает тебе замуж?», «У вас уже назначен день свадьбы?». Она тактично и где-то даже с юмором, справилась с этой «напастью», и пережила этот непростой период. Вика позже смогла удивить хозяев и гостей «скрытыми талантами», стреляя по «летающим тарелочкам», и на конных прогулках. Ее фотографии рядом с Виктором появлялись раза три на обложках в глянцевых журналах. Один способный фотограф сделал отличное фото «профессиональной наездницы». Виктория не стремилась завести дружбу с женами партнеров Виктора, да и они относились к ней насторожено, ведь она не была ни названой невестой, ни законной женой, а всего лишь подругой. Но женская половина для себя сделала и другой вывод: «Грачев относится к своей пассии более чем серьезно».

– Вика, давай я возьму путевку, и, поезжай, отдохни после учебы, развейся, – говорил Виктор. – Тебе не надоела кухня?

– Скажи честно: ты хочешь от меня отдохнуть? Одна я не поеду, не настаивай. Я не переработалась.

– Ты боишься меня оставить без присмотра, ревнуешь или за себя не ручаешься?

– А какой ответ тебя больше устроит? Я бы ответила, что буду очень скучать без тебя. Я как-то быстро к тебе привязалась.

– Тогда поедем недели через две к морю, но в безлюдное место, где будем только ты, я и море. А сейчас иди ко мне…

Виктор не просто был щедрым, он баловал ее сверх меры. У нее было два счета в банке. На один он перевел ей деньги за обещанную зарплату за два года вперед, на второй – деньги на ее расходы. Он, вернувшись с работы, мог за ужином просто сказать: – « Викуля, у меня для тебя маленький подарок. Дай свою руку», – просил он и надевал ей на руку золотой браслет. Он уже знал, что ей из украшений нравится, а чего она не любит, но все равно дарил. Он относился к ней с теплотой и нежностью, и она отвечала ему тем же, и как-то незаметно влюбилась. Со стороны они казались молодой влюбленной парой, хотя разговоров о любви между ними никогда не было. После сдачи Викой государственных экзаменов и получения диплома врача-педиатра, Виктор повез ее в Италию на две недели. Через месяц она узнала, что беременная.

– Вить, мы, как-то не затрагивали с тобой тему семьи, детей, – говорила она за ужином, – и я не знаю, как ты отнесешься к тому, что я тебе скажу. Подожди, не перебивай. Чтобы ты не сказал на мою новость, на этот раз я поступлю по-своему. Я беременная и буду рожать. Ты можешь говорить, что еще не время, надо пожить для себя. Я два года прожила для нас двоих, теперь буду жить для ребенка, – говорила она, не глядя на него. – Мне двадцать четыре года, я не смогу сделать аборт, но смогу принять твои условия и уйти без всяких претензий, – выпалила она, наконец, взглянув на Виктора, который улыбался. – Я сказала что-то смешное?

– Ты сказала большую глупость. А улыбаюсь я тому, что рад такому повороту, – говорил он, вставая из-за стола и обнимая ее за плечи. У нас будет настоящая семья. Теперь ты не откажешься стать моей женой? Ты мне нужна, Виктория Карпова. Как же я во время купил кольцо. Подожди минуту, я сделаю тебе официальное предложение.

В августе две тысячи пятого года Виктория подала документы в интернатуру, а вместе с Виктором они подали заявление в загс. Беременность она переносила тяжело и очень боялась, как одно может помещать другому. Первые три-пять недель, ее не просто «выворачивало наизнанку», она с трудом могла приготовить ужин Виктору. Ее раздражали практически все запахи. Он это понимал и успокаивал. Единственное, что он не принимал, это близости с Викой. Теперь он относился к ней, как к матери своего будущего ребенка, и все чаще спал в соседней комнате. В конце месяца бабушка внезапно попала в больницу с инфарктом. Возвращаясь из больницы, Виктория заехала в ее квартиру, проверить все ли там в порядке. Дед и бабушка Виктора Грачева переехали в дом к сыну, продав свою квартиру месяца три назад. Вика винила себя в том, что бабушка осталась в одиночестве, без подруги и редких визитов внучки. Она с тяжелым сердцем и мрачными мыслями поднималась на этаж, ей еще предстояло позвонить отцу. Бабушка находилась в реанимационном отделении и врачи утешительных прогнозов не давали. Она достала из сумки ключи, когда из-за двери услышала негромкую музыку. Первой ее мыслью было то, что она ошиблась квартирой, второй, что в квартире посторонние. Кто и зачем? Если воры, зачем им музыка? Она утопила кнопку звонка. Послышался щелчок открываемого замка, дверь открылась и на пороге она увидела Виктора.

– Ты за мной следишь? – спросил он, пропуская ее в квартиру.

– Зачем ты так? Кто просил меня заехать и проверить все ли в порядке? А что у тебя за вид? Извини, я не могла подумать, что ты здесь ни один. Момент ты выбрал неподходящий.

– Вика, очнись! Я тебе сказал, что сам заеду и все проверю.

– И как проверка? – проходя в квартиру, спросила она. – Давай, показывай своего второго проверяющего. Красивая у тебя девушка. Надеюсь, ей есть восемнадцать? Ты не смущайся. Я тебя дождусь дома, там и поговорим. Поверь мне, я не хотела, чтобы вышло именно так. Наведи порядок после себя. Я позвонила отцу, он должен прилететь. – Она вышла из подъезда, села в машину и позвонила отцу.

Вернувшись в квартиру Виктора, она думала только об одном: как ей поступить в данной ситуации? Как сказать обо всем отцу, дедушке, бабушке? Как они примут ее уход, а главное, где она будет жить с ребенком? « Если бабушка не примет, поедем малыш в деревню, а с интернатурой я справлюсь», – решила она. Виктор появился в течение часа.

– Поговорим? – спросил он, присаживаясь рядом с ней на диван. – Держи себя в руках. Тебе вредно волноваться.

– Начинай! Я тебя внимательно слушаю, – сказала она, глядя мимо него.

– Вика, ты не устраиваешь истерик, не плачешь. Почему? Я тебе так безразличен. Случилось и случилось.

– Вить, не передергивай. Ты сам говоришь, что мне нельзя ни плакать, ни нервничать? Бабушкина болезнь, твоя измена, моя истерика могут спровоцировать прерывание. Или ты этого ждешь? Мы с тобой два года вместе прожили, давай будем откровенными. Я перестала тебя устраивать в чем-то? Тебе захотелось новых ощущений или ты влюбился?

– О чем ты говоришь? Это была девочка по вызову. У меня к тебе теперь совсем другое отношение. Я должен быть с вами нежным, внимательным и очень осторожным.

– Ты хочешь сказать, что всю беременность и после родов, ты будешь спать с другими? – спросила она с удивлением.

– Не спать, а пользоваться услугами. Не всю и не всегда, а только тогда, когда моя потребность будет бить через край. Вика, ну не могу я тебя желать так, как прежде. Забрало упало, и я не могу расслабиться, я прямо чувствую, что доставляю вам, двоим неудобства, – говорил он, обнимая ее за плечи. – До встречи с тобой, я был уверен, что сексуально зависим. За два года у меня никого кроме тебя не было, и я успокоился. Поверь мне.

– Ты меня утешил. Значит, в твоем понятии это не измена, а некая компенсация неудобств?

– Вика, не драматизируй. Это всего лишь потребность, – убеждал он ее. – Да, это весьма неприятно для тебя, согласен, но ведь это и не новость, о которой ты никогда не слышала и не знала.

– Я не буду с тобой спорить. Давай пока оставим все как есть. Ты все равно не спишь со мной в одной постели. Да и у меня нет ни желания к тебе, ни потребности. Слово, какое нашел. У нас сейчас очень трудный период в жизни. Переживем его, а там посмотрим. Я попытаюсь тебя понять.

– Не дури! Ничего страшного не произошло. Тебе и без моих похождений достается. Да, в твоих глазах я выгляжу подонком, но посмотри на это с другой стороны. Я заплатил деньги и получил то, что хотел. Речи о чувствах нет и не было. Чистая физиология.

Софья Павловна Карпова умерла через двое суток, не приходя в сознание, ее сын Андрей прилетел чуть раньше. Через день после похорон огласили завещание. Все имущество переходило к внучке.

– Пап, я не смогу находиться в этой квартире, – говорила Вика отцу, оставшись с ним наедине. – Слишком много в ней негатива и музейных ценностей. Ты можешь избавить меня от возможности быть ограбленной? Мне будет проще находиться в абсолютно пустой квартире, которую я со временем обменяю. Свадьбы, скорее всего, с Виктором не будет. Мы перестали с ним понимать друг друга, смотрим на одни и те же вещи по-разному. Одно дело, когда человека любишь и прощаешь, другое дело, когда ты к нему испытываешь легкое раздражение, разочарование и больше ничего. Нам было с ним хорошо вдвоем, и, возможно, это не такой большой грех, только я не могу этого принять. Через время, я могу думать иначе и даже попытаюсь понять, но в данное время, мне тяжело находиться с ним рядом. Все, что мне нужно – это жилплощадь. Все остальное можешь обменять, продать, подарить. Помоги мне.

– Дочка, я останусь столько, сколько понадобиться. Что у тебя с работой? – обнимая ее за плечи, спросил отец. – Ты постарайся думать о хороших вещах. Это сейчас трудно, но возможно.

– С этим я справлюсь, пап. Кардиологический центр, детское отделение, меня устраивает на сто процентов. Я смогу одолеть интернатуру. Срок беременности небольшой, а экзамены сдам после родов. Я одного не знаю, как Виктор поступит, объяви я ему об этом. Он может претендовать на ребенка, может его у меня по суду забрать. Ты знаешь возможности его семьи. Для этого мне нужно приличное жилье и хорошая работа.

Прошли почти полтора месяца, прежде чем отец помог дочери найти квартиру, обменять ее и переоформить. Он улетел, поменяв во входной двери замки, а Виктория теперь имела квартиру с подземной парковкой в шестнадцатиэтажном доме на шестом этаже. Район был далеко не центр, но и не новостройка и активно застраивался. Квартира состояла из кухни-гостиной и двух спален. Современная отделка и спокойный дизайн. Денег, от продажи произведений искусства и доплаты за квартиру бабушки, должно было хватить на покупку мебели и бытовой техники.

– Ты, Викуля, живи сердцем. Не бойся ошибиться, бойся приносить себя в жертву, не давай себя обидеть. Любовь должна приносить радость и счастье, а не обман и слезы. Дед вряд ли согласиться на переезд, но ты его не забывай, – говорил отец.

– Спасибо, пап. Ты можешь навещать меня в любое время, если твоя семья будет не против поездок. Пусть одна комната будет твоей.

– Ты, дочка, квартиру, что оставила тебе мама, продавай. Зачем тебе платить налоги за две жилплощади, – предложил отец. – Квартиранты сегодня хорошие, завтра плохие, не рискуй.

У Виктории было время обустроить свою жилплощадь. Она постепенно, между занятиями, сделала выбор, покупку, сборку, установку мебели и техники. Устройство быта и уюта доставляло ей некий интерес. Она предупредила жильцов своей квартиры о продаже последней и дала объявление. Весь месяц отношения между Виктором и Викторией были ровными. Он уходил на работу, целуя и обнимая ее. Возвращаясь с работы, целовал ее и задавал вопрос: «Как дела у моих родных?» Казалось, все в их жизни налаживается. Осадок на душе у Вики остался, но она решила подождать, не спешить с переездом и попробовать понять и простить Виктора. Был конец сентября, а точнее двадцать девятое число. До регистрации брака оставалось три недели. Было решено, учитывая траур, не делать никаких торжеств. Перенести их на более поздний срок. Вика возвращалась из клиники, где ей посоветовали быть предельно осторожной, а лучше лечь в отделение на сохранение при диагнозе: «угроза прерывания беременности сроком в двенадцать недель». Собрав вещи в больницу, написав Виктору короткую записку, с указанием причины и времени своего отсутствия, она в который раз позвонила ему. Его телефон не отвечал. Вике оставалось купить лишь домашние тапочки, которые она не носила дома, шлепая все время босиком. Остановив машину на стоянке торгового центра, она поднялась в обувной отдел. Выбрав скромную пару тапок, рассчиталась и направилась к выходу. Уложив единственную покупку в свой пакет, она уже собралась занять место водителя, когда через три машины от нее, чуть левее припарковалась машина Виктора. Вика волнуясь, достала телефон и щелкнула брелком сигнализации, наблюдая картину: Виктор помог выйти девушке из машины, захлопнул дверь и страстно поцеловал спутницу. Это была Лиза, которую Вика знала. Он обнял ее за талию и повел в торговый центр. Виктория пошла следом. Виктор с Лизой вошли в ювелирный салон, а Вика набрала его телефон. Он, услышав звонок своего мобильного, ответил.

– Вить, ты где? На работе? Не можешь говорить? Тогда будь добр, оглянись, – попросила Вика, отключив телефон и направляясь в их сторону. Пара не ожидала подобной встречи. – По какому случаю делаем покупку? – спросила она Виктора. – Лиза твоя очередная потребность или что-то более серьезное? – продолжала она, когда резкая боль внизу живота не дала закончить фразу, и она от боли теряла сознание. Виктор подхватил ее, не дав упасть, и вызвал скорую помощь. Неотложка приехала через пять минут. Виктор поехал вместе с ней, оставив подругу у торгового центра.

Теперь он ждал в коридоре, что скажет врач, который не выходил уже минут сорок. Он, не знавший молитв, просил у Бога своими словами только одного: «Пусть все обойдется». Доктор вышел и, снимая медицинскую шапочку, сказал, не глядя на Виктора:

– Ваша жена потеряла ребенка. Мне очень жаль, – сказал он, и, помолчав, продолжил, – боюсь вас огорчить еще больше. У нее теперь могут возникнуть проблемы и, возможно, она не сможет иметь детей. Приговор, конечно, не окончательный, но все к тому ведет. Извините.

– Я могу ее увидеть?

– Не раньше чем через пару часов. Дайте ей прийти в себя. У нее была истерика, пришлось прибегнуть к препаратам. Знаете, женщины в подобной ситуации ведут себя по-разному: агрессивно, уходят в себя, впадают в депрессию. Порой, без помощи психолога не обойтись. Как с этим справится Ваша жена, я не знаю. Будьте предельно внимательны. Принесите ей одежду. Она пробудет у нас не меньше трех дней, и заберите все ее вещи в приемном покое.

Виктор забрал вещи Вики, найдя в кармане плаща ключи от машины и сотовый телефон. Доехав до торгового центра, пересел в ее машину и пригнал ее на парковку. В салоне ее машины он и обнаружил пакет с вещами, которые следовало отвезти в больницу. Он поднялся в квартиру, прочел записку, назвав себя «козлом». Вызвал такси, вернулся к торговому центру, и уже на своей машине поехал в больницу.

– Вика, я привез тебе твои вещи и то, что советовал доктор, – говорил он, присаживаясь на край кровати и беря ее руку в свои ладони. – Проверишь, что пропустил, позвонишь, и я привезу. Как ты себя чувствуешь?

– Ни как. Слез уже нет, их заглушили уколами, а душа плачет. Внутри пусто и холодно, – отвечала она, каким-то чужим голосом, глядя перед собой и пряча обе руки под простыню. – Это моя вина. Не надо было покидать клинику, а меня черти понесли за вещами, да еще и тапочками. Зачем теперь они мне? Положи пакеты пока в шкаф, я потом все разберу, а телефон оставь на тумбочке и уходи. Я выкарабкаюсь и съеду из твоей квартиры. Ты потерпи немного, думаю, дня четыре. Теперь нас с тобой ничего не связывает. Я знаю о диагнозе, но жалеть меня не нужно, – сказала она, поворачивая голову лицом к стене. – Пожалуйста, уходи, пока я не наговорила тебе лишнего.

– Вика, поправляйся. Я не буду настаивать, но в любом случае, нам стоит поговорить.

Виктор достал ее телефон из сумки, проверил наличие денег и сунул сумку в тумбочку, пакеты поставил в шкаф и, не прощаясь, вышел. Ему предстоял разговор с родителями, которые готовились к регистрации. Два дня он передавал для нее передачи в пакете в виде соков и фруктов, но без записок и звонков. Он не знал, что сказать ей, если позвонить, поэтому решил поговорить тогда, когда она выпишется.

Она подъехала к дому, где прожила два года, в семь утра в пятницу на такси, позвонила в дверь, и, не здороваясь, прошла мимо Виктора, пропустившего ее в квартиру.

– Извини, я приехала специально пораньше, чтобы застать тебя в квартире, забрать свои документы, вещи и вернуть ключи. Ты не против моего визита, – спросила она негромко, чувствуя присутствие посторонних в квартире.

– Сцен не устраивай, – попросил он. – Я не один.

– Сцен не будет. Ты же знал, что я после всего, что случилось, съеду. Нельзя было потерпеть пару дней? Зачем же так цинично, Витя? – спросила она, увидав молодую особу в рубашке Виктора. – Я долго не задержусь, – говорила она, доставая из ящика стенки свои документы, аккуратно складывая их в пакет. – Напомни, куда мы дели мои вещи, с которыми я приехала?

– Пройди в нашу спальню, – попросил он, открывая перед ней дверь и закрывая ее за собой. – Ты думаешь, я такой толстокожий, и то, что случилось меня, не волнует? Я выбрал наименьшую из зол: исключил алкоголь, наркотик, оставил только секс. В комнате ничего не тронуто. Все, как было при тебе. Можешь не спешить и собрать все, что куплено было для тебя. Я все время ночевал в соседней комнате. Я виноват, очень виноват, но оправдываться глупо. Я знал: ты делаешь вид, что простила. Скажи: это так трудно понять и простить? Если бы я только знал, что все обернется потерей ребенка. Прости меня. Прости меня за все, – говорил Виктор, присев на кровать и держа Вику за руку. – Все вещи на антресоли. Я помогу достать.

– Мне, кажется, что здесь что-то другое. Ты не смог понять или принять, что нас становилось трое. Ты был к этому не готов, хотя внешне все выглядело иначе. Знаешь, мне больно и досадно, что наши отношения закончились таким образом, – говорила она, присаживаясь рядом. – Нас потеря не сблизила, а развела. Я не оправдала твоих надежд, ты тоже оказался не героем моего романа, но за это время между нами было много хорошего. Ведь это не значит, что мы с тобой враги? – говорила она, а на глазах появлялись слезы. – Жизнь продолжается. Мы можем оставаться, если не друзьями, то знакомыми. Решать нам, кем мы станем. Ты не опоздаешь на работу? Я сбежала, чтобы поговорить с тобой. Мне еще нужно вернуться в клинику.

– Говори, я тебя слушаю.

– Я много думала последние сутки. То, что случилось, это, как последняя капля. В нашем случае, в чаше доверия не осталось ни капли. Ни сейчас, через полгода, год, этого можно было ожидать, а повод бы нашелся. Нам не суждено было быть вместе потому, что мы разные. С самого начала я не была уверена в длительности наших отношений. Позже, узнав тебя ближе, во мне проснулся интерес, а потом и чувство. Меня тяготила эта показная и лживая дружба, а тебя устраивает. Полезные знакомства с людьми, которые тебе, мягко говоря, неприятны, приемы, визиты, фуршеты, от которых устаешь потому, что они не приносят ничего полезного, и лишь раздражают глупостью и тупостью некоторых особ. Я бы сорвалась в одно прекрасное время. В нашей с тобой жизни были счастливыми те дни, которые мы проводили вдвоем. Я совсем не стремилась к публичной жизни, к фото на обложках. Это не мое. Я просто хотела быть рядом, стать тебе нужной, но не в обмен на твою помощь. Мне хотелось тебе нравиться и быть такой, какой ты меня хотел видеть. Я перекрасила волосы и даже сделала тату, как ты хотел, хотя мне это было не по вкусу. Я делала это не для того, чтобы угодить тебе, а удивить, чтобы увидеть твою реакцию на новый образ. Ты был заботливым, нежным и страстным, и я была счастлива с тобой. Ты мне помог окончить учебу, многому меня научил, многое показал, дал почувствовать, оценить другую жизнь, совсем другие возможности. У меня нет к тебе ни обиды, ни претензий. Я тебе благодарна, что ты был в моей жизни. То, что происходит сейчас между нами, не перечеркнем все хорошее, оно просто станет нашим прошлым. Ты можешь забыть его, можешь вспоминать и жить настоящим. Это твоя жизнь и ты вправе жить так, как тебе хочется. Прости, наверное, я слишком злоупотребляю твоим временем, но кто знает, удастся ли нам поговорить когда-нибудь еще. Говорят, если человека любишь, отпусти его, а еще говорят, что в человеке тебе принадлежит, лишь то, что ты в нем изменил. Ты не принадлежишь мне, и я тебя отпускаю.

– Ты никогда не говорила о том, что любишь меня, – Виктор посмотрел на нее пристально.

– Любовь – это не слова, Витя. Это тепло и нежность, забота и помощь. Любовь – это не игра, где есть победитель и проигравший. Любовь – это чувство, которое живет в твоей душе, и согревает ее, или делает холодной, как лед. Хотя я могу и ошибаться, – грустно говорила она.

– Вика, может, есть маленький шанс, что-то исправить? Мне будет плохо без тебя.

– Тебе и со мной будет плохо. Мне неприятно сама мысль о твоей измене. Зачем это нам обоим? Как прежде уже не будет никогда.

– А если начать все с начала? Пусть по-другому, по-новому, через время? Ты звони мне, хотя бы изредка.

– Не обещаю. Все, что я хотела сказать, я сказала. Сказала так, как чувствовала, как сумела выразить словами. Я возьму один из наших чемоданов? Ты одним обойдешься?

– Там есть еще сумка на антресоли, – говорил он, открывая сейф в шкафу. – Держи, – он протянул ей дорогие драгоценности, хранившиеся в сейфе.

– Ты не обижайся, но я их не возьму. Во-первых, мне в них некуда ходить, а во-вторых, негде хранить. Не сердись, так будет разумно. Мне хватит того, что лежит в моей шкатулке.

– Тогда возьми это, – он бросил на кровать корешок долларов.

– Это я тоже не возьму. У меня есть деньги.

– Не дури! Твоя интернатура не принесет тебе и половину той зарплаты, которую ты получала. Станешь специалистом через год, будешь лечить меня бесплатно, – говорил он, положив деньги в ее сумку. – Открой валютный счет в банке. Это будет твой резерв. Тебе помощь моя нужна? – спросил он, доставая с антресоли сумку с ее вещами и пустую.

– Спасибо, я справлюсь сама.

– Машина твоя на стоянке, ключи на месте. Проверь еще раз все свои документы. Даму я сейчас провожу. Квартира в полном твоем распоряжении. Позвони мне, если не устроишься на ночлег. Обещаю, женщин не будет, – сказал он, закрывая сейф, собираясь выходить из спальни.

– Я управлюсь до вечера. Ключи от квартиры оставлю внизу у консьержки. Удачного тебе дня, – прикрывая за ним дверь спальни, пожелала Вика. Она прижалась спиной к ней и тихонько заплакала. «Ни такой встречи я ожидала. Мечтала, что он меня обнимет, будет утешать, нежно целуя. А он нашел уже мне замену, – думала она, утирая слезы. – Я все делаю правильно. Два года я прожила в этой квартире, где все стало родным. Я с удовольствием бы отдала все драгоценности и деньги, взамен на внимание и тихую спокойную размеренную жизнь. Мы оба работали бы и смогли прожить на зарплату. Пусть не так часто ездили на отдых и проще одевались. Наверное, так бывает редко. Как там говорилось в старом фильме? «Возможности и желания должны совпадать». Но при совпадении, ты обязательно что-то теряешь, – думала она, выкладывая вещи из шкафа прямо на покрывало кровати. – Сюда я приехала только с одним небольшим чемоданом, а обратно и трех не хватит. Одних вечерних платьев три. Вещи, которым Виктор дал отставку, мне пригодятся». Она аккуратно сложила вещи и обувь в чемодан и сумку, положив шкатулку со своими скромными драгоценностями между вещей. Все они были золотыми, но с мелкими камнями, хотя и дорогими. Вика понимала, что за один раз она не сможет увезти нажитое «непосильным» трудом добро, поэтому приняла решение: выпить кофе, сделать один рейс, вернуться в клинику, а потом опять сюда. Закончить все дела здесь, забрать оставшиеся вещи, и, отдав ключи, поехать к себе. Она прошла в ванную, проверила корзину для белья, включила машину. Этого можно было не делать, но такова была Вика. Она, как будто намерено, затягивала свой отъезд из этой квартиры, убеждая себя в том, что должна оставить после себя чистоту и порядок. Пока машина стирала, перемыла посуду, скопившуюся в раковине, выпила кофе, съев бутерброд, навела порядок в холодильнике, в шкафах и вынесла мусор. Развесила белье после стирки и с чемоданом и сумкой вышла из квартиры.

– Что, Вика, съезжаешь? – спросила консьержка. – Есть куда?

– Съезжаю, Мария Захаровна. У меня есть своя квартира, но вернусь еще раз за своим приданым.

– Оно может и к лучшему. Виктор Всеволодович хороший мужчина, но не твой. Добрая ты и покладистая, а ему надо с норовом, чтобы по струнке он у нее ходил, да еще и оглядывался.

Дорога на новую квартиру в другом районе заняла не более получаса. «Здравствуй новый дом! – переступая порог квартиры, сказала Вика. – Принимай жильца». Она освободила чемодан и сумку, выложив все на диван. Сумку сложила в чемодан, прихватив их для оставшихся вещей, закрыла дверь и поехала в клинику. Забрав выписку и справку, вернулась в квартиру Виктора. Еще раз тщательно проверила все ящики и шкафы, чтобы не забыть ничего, сложила свои оставшиеся вещи, вынула из альбома несколько своих с Виктором фотографий, поставив багаж у входной двери. Переутюжив постиранное белье и вещи, аккуратно разложила и развесила все по местам. Придирчиво осмотрела квартиру, закрыла ее, выставив вещи на площадку у лифта, попрощавшись с доброй консьержкой, отдавая ей ключи. «Отныне, дорога в этот дом мне закрыта, – подумала она, поворачивая ключ в замке зажигания. – Как же я предугадала развитие событий и сделала все во время. Спасибо папе. В квартире не хватает продуктов. Сегодня наведу порядок, куплю все себе и деду, а завтра поеду в поселок. Нет. Завтра, если и получиться, то только к вечеру. Мне нужно решить все вопросы с интернатурой, отвезти справку, показаться в больнице, объяснить свое отсутствие. Нельзя бросать начатое». После посещения супермаркета, она вернулась в свою квартиру и принялась за уборку, распределение продуктов и вещей по местам.

Через сутки она приехала в поселок. Дед сразу заметил перемены во внучке.

– Что у тебя, Викуля, случилось? Говори, как есть, – открывая ворота, говорил он.

– Все, дедушка, предсказуемо. Мы расстались с Виктором, и я переехала в свою квартиру, – призналась она, передавая пакеты деду, и садясь вновь за руль, чтобы въехать во двор.

– Машину, что же оставил, не забрал? – удивленно спросил дед, сбитый с толку такой новостью.

– И машину оставил, и подарки, и вещи, все, что купил для меня. Теперь мое добро получило новое место прописки.