Czytaj książkę: «Колыбель твоих оков», strona 13

Мой отец встретил маму, когда им было по девятнадцать лет. Они оба были не из самых благополучных семей с достатком ниже среднего, к тому же подверженным некоторым порокам, осуждаемым обществом. Наверное, именно поэтому они так быстро сблизились – вместе двум несчастьям не так одиноко. Вскоре они уже поженились, и родился я. Чтобы прокормить молодую семью, мой отец объединился с двумя своими друзьями, и втроем они взяли кредит, чтобы купить компанию по деревообработке. Это было выгодное вложение, и уже очень скоро их компания стала набирать обороты и приносить неплохой доход. Но моему отцу этого было мало. Он хотел большего: больше власти, больше денег, больше успеха, больше всего. Деньги окончательно затуманили его разум, и только бешеная жажда наживы имела для него значение. Не знаю, думал ли он вообще когда-нибудь о моем и мамином благополучии – алчный и зацикленный только на себе и на долларовых купюрах, мой отец окончательно потерял человеческий облик. Непомерная гордыня и неуёмная жажда власти сделали свое дело. Вскоре он подставил своих двух партнёров по бизнесу, и они угодили в тюрьму за неуплату налогов. Будучи человеком выдающегося ума, мой отец моментально объявил о банкротстве компании. И когда его партнерам пришлось за гроши продать свои части компании, чтобы уплатить налоги, которые они задолжали государству, он ловко выкупил их за бесценок. Тогда Фредерик Лорэн получил право на распоряжение всей компанией и, чтобы замести следы своих махинаций, он ее продал. На полученные деньги он купил одну популярную газету и телевизионный канал. «Информация – власть, а власть – деньги», объяснил он нам тогда свой выбор. Дальше было больше: больше денег, больше лжи и махинаций, наверняка было много чего и похуже. Мне неизвестно, какие еще страшные дела творила черная душа моего отца. Единственное, в чем я точно уверен, это то, что когда не стало моей доброй матери, отец совсем не выглядел скорбящим вдовцом.

Больше двадцати лет назад молодая женщина решила искупаться, хотя температура воды в то время была плюс шестнадцать градусов. При этом ее золотистый купальник, который я хорошо помню, остался на заднем сиденье автомобиля. Дело о несчастном случае быстро переквалифицировали в дело о самоубийстве, несмотря на то, что не было найдено никакой предсмертной записки. Решись моя мать уйти из жизни добровольно, не выдержав тяжести страшных знаний, она обязательно попрощалась бы со мной.

Я ничего не смогу доказать.

Уже никто не сможет.

Мне было двенадцать лет, когда я унаследовал огромное многомиллионное состояние своей мамы. Насколько я тогда понял, прямо перед своей гибелью она встречалась с адвокатом и подписала все необходимые документы, в которых завещала абсолютно все мне, и ничего не оставляла своему мужу. Отец, наверное, чуть не лопнул от злости, когда узнал об этом: чтобы избежать уплаты огромных налогов, большая часть его состояния была переписана на мою мать, и, хоть он и был признан моим официальным опекуном, прикасаться к моему наследству он не имел права.

Долгие годы я не мог простить маму за то, что она ушла из жизни и оставила меня наедине c этим миром и, самое главное, наедине с самым страшным зверем – моим отцом. Я считал, что она предала меня. Я ненавидел ее. Я даже не смог выплакать свое горе, потому что постоянно слышал от отца, что в двенадцать лет уже нужно быть мужчиной, а не слезливой девчонкой. В силу того, что я был всего лишь ребенком, мне было свойственно больше винить в моих бедах ту, которая любила меня больше всего на свете, чем того, кто мучил меня всю сознательную жизнь. Лишь спустя какое-то время я смог понять, насколько сильной была ее любовь ко мне, и у меня почти получилось простить маму, которая была такой же жертвой кровожадности моего отца, как и я.

Раз в год или в два отец выходит на связь и что-то от меня требует, будь то встреча или какая-то другая идиотская просьба. Я обычно выполняю его просьбу, по большей части скорее в память о моей матери, чем из-за сыновьего долга или душевной потребности встречаться с ним. В этот раз он звонит очень не вовремя: в моих руках наконец-то мое белокурое наваждение, и мне совсем не хочется видеть это подобие родителя. Я отлично понимаю, что, если я откажусь встретиться с ним, он обязательно придет ко мне в дом. К сожалению, он знает адрес места, в котором я проживаю на постоянной основе. Я почти уверен, что он периодически нанимает частного сыщика, чтобы быть в курсе всех событий моей жизни, больной ублюдок. А еще он все так же продолжает творить свои черные делишки, ведь, войдя во вкус и чувствуя полную безнаказанность, очень тяжело отказаться от вседозволенности. По крайней мере, в последнем у нас есть что-то общее. Видимо, он опять попытается приобщить меня к своей очередной афере. В прошлую нашу встречу он открывал казино и хотел, чтобы я присоединился к нему в отмывании денег, начав строительство дорогостоящих лабораторий и их присоединение к университету. Никогда не понимал, почему Фредерик Лорэн не обзавелся другими наследниками, кроме меня. С другой стороны, даже хорошо, что он не наплодил еще больше чудовищ.

Отец ждет меня в ресторане итальянской кухни «Мамма Мария». Я вздыхаю. «Мамма Мария» – как же это цинично, отец. Интересно, зачем отцу нужно было встречаться непременно в итальянском ресторане? Французы и итальянцы недолюбливают друг друга. Хотя Фредерик Лорэн не совсем француз, все-таки швейцарцы – это особый народ в центре Европы, у них другие уклады и отношение к окружающему миру, очень отличные от образа жизни остальных европейцев.

Я подъезжаю к итальянскому ресторану, расположенному на первом этаже трехэтажного кирпичного дома, и вижу отца через окно, наполовину занавешенное белыми шторами.

Фредерик Лорэн сидит у окна за четырехместным столиком, отгороженном от зала с двух сторон, как отдельная кабинка. На нем стильный темный костюм с темно-синим галстуком – он всегда выглядит так, будто собрался на похороны, на которые, по причине своего стиля жизни, он ходит нередко.

Когда я захожу в уютный ресторан, оформленный в теплых тонах, с классическими люстрами на потолке и бра на деревянных простенках, ко мне сразу подходит хостес, это молодой итальянец с тщательно уложенными волосами, поднятым воротником розовой рубашки, с несколькими тонкими браслетами на запястье и очень заинтересованным взглядом. Я говорю ему, что меня ждут и сразу направляюсь вглубь ресторана через зал с большими столами. Хостес сопровождает меня, очевидно, чтобы посмотреть, к какому столику направить официанта.

Когда я подхожу к столику отца, он расплывается в улыбке, но пусть она не усыпляет вашу бдительность, не дай бог расслабиться – его острые клыки в мгновение ока сомкнутся на вашем нежном горле.

– Эммануэль, – проговаривает он с легким французским акцентом. Сколько бы мой отец ни жил в США, от акцента он так и не посчитал нужным избавиться. Я уверен, что именно этот акцент в свое время так покорил мою мать, – как поживаешь? Рад видеть тебя, сынок.

– Не могу сказать того же, папа. Что тебе нужно? – я сажусь напротив него.

– Сразу к делам? Каким ты стал практичным, – Фредерик перестает улыбаться и смотрит на меня своими холодными голубыми глазами. Наконец-то он похож на самого себя. – У меня к тебе важный разговор, – смотрит он оценивающе на меня. – Как насчет того, чтобы объединить наши усилия в бизнесе? Ты практически ничего не зарабатываешь, Эммануэль. Твои доходы минимальны. С твоими… как бы это сказать… талантами ты мог бы уже удвоить, если не утроить, мое состояние.

К нашему столику подходит официант с меню для меня, но я делаю ему знак, что не нужно оставлять меню. Когда он отходит от столика, я вновь поворачиваюсь к отцу:

– Не понимаю, о чем ты, – отвечаю я, отлично понимая, что он имеет в виду. – Все деньги инвестированы и приносят прибыль, – холодно добавляю я.

– Но могли бы приносить гораздо больше, Эммануэль, – прищуривает Фредерик свои хитрые глаза. – Я тебе так скажу: ты отвлекся и не думаешь о будущем. Я тебя насквозь вижу. Кто она? Простая интрижка? – противно облизывает он свои губы. Животный страх отражается в моих глазах, и это не укрывается от проницательного взора моего отца.

– Надеюсь, это не какая-нибудь долгоиграющая пластинка. Ты хищник, Эммануэль. Ты такой же, как я, сын. А хищнику нужна свобода. Не позволяй женщинам обвести себя вокруг пальца. Эти лживые твари так и норовят заморочить голову. Выбрось эту дрянь из своей головы.

Насколько я понимаю, мой отец не оставил свою привычку подсылать ко мне ищеек. «Вымогательство» и «шантаж» для Фредерика Лорэна являются не просто словами, для него это принцип жизни, благодаря которому он приобретает то, что ценит больше всего в жизни – информацию. Я в курсе, что отец хочет заполучить меня любым способом и для этого он будет использовать все свои силы и ресурсы. Я медленно, но уверенно поднимаюсь со своего стула.

– А теперь давай договоримся, папа, – ты не лезешь в мою жизнь, а я не интересуюсь твоей. Все довольны, и мы обойдемся без жертв. Ни тебе, ни мне они не нужны. Ты же готовишься к предвыборной кампании, ну так готовься тщательнее, – я резко разворачиваюсь к нему спиной и выхожу из ресторана не обернувшись и не дождавшись его ответа. Наш разговор окончен, так и не начавшись.

Глава 28. Кризис

Наши дни

Во мне кипит бешеная ярость, она разрывает меня изнутри на куски, и я оказываюсь в своем персональном аду. Я сжимаю зубы до скрипа и мне очень хочется что-нибудь или кого-нибудь растерзать в порыве злости. В ресторане я чудом сохранил самообладание и не накинулся на отца с кулаками. Но я откровенно корю себя за то, что совершил глупость и выдал себя. Как я мог показать ему свою уязвимость? Мне следовало быть спокойнее, мне надо было рассмеяться в ответ на его слова, и тогда они не возымели бы эффект разорвавшейся бомбы, на который он так рассчитывал. Я смог бы убедить его в том, что мои чувства к девушке несерьезны, а потом я бы что-нибудь придумал. Трудно себе представить, на что способен этот хитрый лис. Он поистине опасен. Я не могу быть на него похожим, успокаиваю себя я, он просто пытается заморочить мне голову, но я не попадусь на эту уловку.

Когда я возвращаюсь домой, то застаю поистине прекрасную картину. Мой спящий ангел лежит на диване, свернувшись калачиком, и это дает мне возможность понаблюдать за тем, как она спит. Как только я вижу ее, я чувствую, как мой гнев на отца потихоньку затухает. Я сажусь в кресло напротив дивана. Я знаю, что болен на всю голову, раз разглядываю ее спящую, но правда в том, что последнее я никогда и не отрицал. Ее шикарные волосы раскиданы по подушке, и я еле сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться к ним. Я бьюсь об заклад, что со стороны выгляжу как самый настоящий маньяк. Я наблюдаю за ее таким беспокойным сном – ей что-то снится, и она начинает стонать и метаться из стороны в сторону. Мне остается надеяться, что лично я не имею никакого отношения к ее кошмару. Не в силах больше смотреть на ее мучения, я решаюсь разбудить своего ангела. Я беру ее за плечи, но она никак не хочет просыпаться. Мне приходится несколько раз встряхнуть ее до того, как она наконец открывает мои самые любимые на свете глаза. В ее ошеломлённом взгляде я читаю испуг и понимаю, что даже если ее кошмар и не связан со мной напрямую, но свое влияние на него я оказал. Я поднимаю ее на руки и отношу в ее комнату. Даже если я и являюсь виновником ее тревожных сновидений, это не означает, что я не смогу защитить ее от них.

На следующее утро ко мне в дом заявляется Фредерик Лорэн, черт бы его побрал! Мой отец имеет обыкновение начинать свой день очень рано утром, и мне это на руку – никто в доме еще не проснулся, а значит, я успею выпроводить его до того, как произойдет непоправимое. Любовь к раннему утреннему подъему я унаследовал от отца. Когда я просыпаюсь, то первым делом отправляюсь на пробежку вдоль берега – эта традиция настолько укоренилась, что все дома, которые я покупаю, обязательно стоят на берегу океана.

Чтобы избежать скандала, я открываю ему дверь.

– Мы вчера не договорили, сынок, – его ледяные глаза пристально смотрят в мои, в равной степени такие же ледяные.

– Ошибаешься, наш разговор закончился много лет назад, – безразлично отвечаю я. – Ты теряешь и мое, и свое время. Нам не о чем говорить. Ты что, до сих пор не уяснил для себя – я не буду с тобой общаться, и, тем более, работать. Я больше не собираюсь терпеть тебя. Не приближайся ко мне, моему дому и моим делам.

– И все-таки я был прав, ты изменился, – протягивает Фредерик Лорэн, проходя в гостиную. – Но знаешь, что не поменялось? – он останавливается, видимо, считая, что я поддамся на его смехотворные манипуляции и сам начну накидывать ему варианты. – Твои пристрастия, – отвечает он сам на свой вопрос, так и не дождавшись моей реакции. – Нет, Эммануэль, ты можешь строить из себя кого угодно, но я-то тебя знаю как никто другой. У тебя есть потребности. О, я осведомлен о них. Ты что, думал, я не узнаю о том, что ты вытворял в Канаде? И здесь ничего не поменялось, правда? Эти потребности никуда не денутся, Эммануэль, уж поверь мне, но ты можешь позволить мне тебе помочь. Объединим наши силы, сын, ты и я – против всего остального мира.

– Убирайся. Пошел прочь, – цежу я сквозь зубы. Во мне мгновенно вскипает злость. Я отдаю себе отчет в том, что если он сейчас же не уйдет, я придушу его своими руками. Мое лицо искажается от гнева, и глаза наливаются кровью. Я осознаю, что в такие моменты я меньше всего похож на человека.

И, как назло, прямо здесь, прямо сейчас я начинаю ощущать ее присутствие – запах ее кожи пропитывает воздух и витает в комнате. Когда она далеко, он еле ощутим. Но ее приближение я распознаю моментально: пьянящей аромат ее тела становится сильнее и вызывает во мне дрожь, ее присутствие одновременно и освежает, и лишает меня воли, будто невидимые оковы сжимаются на моих запястьях. Я резко чувствую волнение и разворачиваюсь на этот стимул. Когда она видит мое лицо, в ее глазах отражается испуг. Я немедленно беру себя в руки и пытаюсь принять свое нормальное человеческое обличие, чтобы не перепугать ее до смерти. Ох, как же ей не везет – как ее угораздило оказаться в доме с двумя самыми жуткими монстрами?

Кровожадный взгляд моего отца полностью отрезвляет меня. Ну ничего, папа, посмотри на нее еще минуту, и я вырву твои глаза. Когда отец внезапно представляется моей гостье и берет ее руку в свою, меня передергивает – все! это нужно срочно прекращать! Я с легкостью выпроваживаю ее в кухню и замечаю, что она и сама не против сбежать от моего отца куда подальше, и я ее за это не виню. Перебросившись со мной парой ласковых слов, мой отец напоследок выдает то, что я никогда не забуду. Неужели это животное и вправду смеет угрожать ей в моем присутствии? Я отлично понимаю, что он способен абсолютно на все, и что такого отца и врагу не пожелаешь.

– Не питай ложных надежд – и ты, и я знаем, чем это все закончится, – последнее, что говорит отец, и мое сердце пронзает жгучая боль.

Как только дверь за отцом закрывается, я хватаю первый подвернувшийся под руку стул и с силой швыряю его в сторону. Стул падает на стеклянную консоль и разбивает ее вдребезги. Именно в этот короткий, но важный момент я прихожу к выводу, что мне необходимо срочно избавляться от Фредерика Лорэна.

Когда я замечаю, что мой светловолосый ангел Боттичелли зашла в гостиную, чтобы посмотреть, что же здесь произошло, я явственно ощущаю прилив адреналина. Отбрасывая постоянно грызущие меня сомнения и предрассудки, я жадно впиваюсь в ее сладкие губы. Мне внезапно становится наплевать на то, насколько небезопасна наша связь. Я отдаюсь своим желаниям, и я чувствую, как зверь внутри меня одобрительно рычит.

Несколько дней я провожу в раздумьях о том, как именно мне следует избавиться от отца и при этом не оставить никаких улик. За это время я практически не видел свою прекрасную гостью, и мое сердце предательски изнывает от тоски. Я не представляю, что буду делать, когда она съедет от меня.

В конце концов я прихожу к выводу, что утечка газа в доме, где мой отец остановился в этот раз, будет неплохим отвлекающим маневром. Я уже пользовался похожей техникой в Торонто, и она меня не подвела. Я точно знаю, что мой отец из брезгливости никогда не позволит никому из прислуги остаться с ним в доме на ночь, у него хорошо организована охрана дома с помощью технических средств и охранников в лице бывших морпехов, круглосуточно дежурящих у мониторов, поэтому взрыв и пожар в доме посреди ночи не должен унести больше жертв, чем требуется. Если же в доме случайно окажется кто-то из персонала или очередная корыстная подружка похотливого старика… Что ж, к сожалению, это будут сопутствующие потери на объявленной не мной войне.

В отличие от прошлого раза, я решаю не осуществлять поджог самому, а поручить это дело профессионалам. Мой разум и холодный расчет удерживают меня от необдуманного решения принять в этом деле непосредственное участие. Если во всех остальных случаях я был не против лично поучаствовать в такого рода экспериментах, не боясь быть раскрытым, в этот раз я связан с будущей жертвой родственными связями и являюсь самым заинтересованным в его смерти лицом, поэтому мне необходимо железное алиби. Я еще никогда не был под подозрением полиции, и не собираюсь это менять. Я высококлассный профессионал, и, в отличие от большинства моих коллег по интересам, которые неосознанно или даже сознательно стремятся к тому, чтобы быть пойманными, я работаю таким образом, чтобы не оставить после себя ни одной обличающей меня улики. Да, о таких, как я, никогда не снимут фильм или фоторепортаж, и вокруг моих достижений никогда не будет шуметь пресса. Но кто вам сказал, что моя основная цель состоит именно в том, чтобы прославиться?

Несмотря на то, что меня так и подмывает осуществить все самому, я связываюсь с надежными людьми и договариваюсь о передаче им денег и информации в череде условленных мест, которые мы дополнительно уточняем. Я знаю современные расценки, и провернуть это дело будет мне стоить ни много ни мало один миллион долларов наличными. Дома отца охраняются не хуже, чем знаменитое здание хранилища золотого запаса вблизи базы Форт Нокс²⁴. Хотя, как по мне, отцу лучше бы самому находиться под усиленной охраной где-нибудь во Флоренс Супермакс²⁵. Хорошо, что такую сумму мне даже не придется снимать с банковского счета (это вызвало бы массу подозрений, когда меня начали бы проверять) – такая сумма у меня есть в доме, часть в сейфе, другие части – в тайниках.

Я передаю половину суммы в качестве предоплаты, а также всю необходимую детальную информацию о доме и код для отключения сигнализации, оставив все это в оговоренном месте. Благо, я вхож в этот дом, и я долго собирал информацию по крупицам, зная, с кем имею дело, поэтому все данные у меня имеются.

Профессионалы делают свое дело чисто. Пока они занимаются своей работой, я провожу вечер и всю ночь в одном из самых дорогих яхт-клубов Бостона, где в ожидании двух звонков брожу от компании к компании с неизменным стаканом виски, и где меня видят по меньшей мере пятьдесят свидетелей.

Когда дело сделано, я получаю звонок от «работников» на незарегистрированный телефон, вынимаю из него сим-карту, щелчком пальцев отправляю ее (паф!) в недолгий полет, но все же подальше от палубы и роняю телефон в воду (adieu, papa²⁶), а через полчаса меня, как ближайшего родственника, полиция информирует о случившемся.

Я наконец-то чувствую… облегчение. Дело сделано, и теперь ей ничего не угрожает. Кроме меня. Теперь остается только избавить ее от себя. Но как мне это сделать? Как мне жить дальше?

Следующие дни проходят как в тумане, потому что я чересчур активно налегаю на виски. Я решил вычеркнуть из своей жизни этого родственника как можно быстрее, поэтому, как только экспертиза ДНК подтверждает личность моего отца, я поручаю своей ассистентке организацию похорон, а также поминок, которые пройдут в одном из домов моего отца, расположенном поблизости от пляжа Минот. Мне звонят с соболезнованиями так много людей – очевидно, это те, кого в свое время не успел прикончить мой папаша. Ради поддержания на своей работе репутации горюющего сына я высылаю несколько автомобилей, чтобы они забрали из университета моих коллег, а также несколько аспирантов и постдокторантов. У меня совсем вылетает из головы, что мой светловолосый ангел тоже принадлежит к разряду моих коллег. И когда я вижу ее силуэт в двери сигарной комнаты в доме моего отца, я чуть не давлюсь своим проклятым виски, который употребляю уже который день. Я еле сдерживаюсь, чтобы не задать ей вопрос: «что ты здесь забыла?», но до меня доходит, что я их всех сам сюда позвал. Ее милые признания в том, что она мой друг и хочет мне помочь, умиляют меня. Моя отважная, наивная девочка, мне нужно от тебя совсем другое. Уже по привычке я останавливаюсь и удерживаю свои желания в узде. Я просто не могу по-другому. Я прекрасно осознаю, что она не заслуживает такой жизни: мой страшный, неуравновешенный зверь не дремлет и в любой момент может вырваться наружу и обидеть ее. Я знаю, что никогда не причиню ей физического вреда, но подозреваю, что могу изранить ее нежное сердце, а она заслуживает намного большего, чем жизнь со свирепым, мерзким чудовищем, коим я и являюсь. Я распоряжаюсь, чтобы один из моих шоферов отвез ее к ней домой, подальше от меня. По ее глазам я вижу, что причинил ей боль, когда потребовал от нее съехать из моего дома. Не волнуйся, моя малышка, себе я сделал этим в сто раз больнее. Но я тебя и пальцем не трону, без меня тебе будет намного лучше. И я хоть один раз в своей жизни совершаю абсолютно бескорыстный поступок.

Остаток вечера я провожу в раздумьях о том, что же мне делать. Я понимаю, что не могу работать с ней вместе в одном коллективе – она доведет меня до самоубийства. Мне необходимо уехать, переехать в другое место, в такое место, где я не причиню ей вреда и там, где ее женские чары будут против меня бессильны. Насчет последнего я очень сомневаюсь. Существует ли такое место вообще?

Я не сплю целую ночь и гадаю, каким образом оказался в собственноручно созданном капкане. Я усмехаюсь, когда осознаю, что заслуживаю абсолютно все страдания, которые выпали на мою долю. Сегодня же на работе я сделаю объявление о своем решении уйти из Гарварда. Я объясню, что мое решение связано со смертью моего горячо любимого отца. Надеюсь, этого им будет достаточно.

Когда раздаётся звонок в мою дверь, я думаю, что это пришла Анна, которая, видимо, забыла свой ключ, еще и пришла пораньше. Не ожидая подвоха, я открываю дверь и вижу на пороге светловолосую причину всех моих терзаний. Волосы девушки собраны в узел, на ней белое платье с глубоким вырезом, которое ей очень идет. Платье плотно облегает ее стройные бедра, и я отворачиваюсь от нее, делая любые жалкие попытки отвлечься. Я приглашаю ее зайти на кофе, главным образом для того, чтобы в последний раз насладиться ее присутствием в своем доме. Я ощущаю себя Джеймсом МакФерсоном²⁷, и мне только и остается, что сыграть на скрипке и станцевать на эшафоте. Я беру себя в руки и надеваю маску безразличия: мне нужно выдержать этот раунд, а дальше будет легче, уверяю я себя уже в который раз.

– Эммануэль, вы знали, что пару дней назад Рустерхольц был убит в следственном изоляторе? Вы имеете какое-либо отношение к его гибели? – она неожиданно задает мне вопрос в лоб, отчего я забываю обо всех самоистязаниях, запланированных мною на сегодня.

– Ты, как всегда, умеешь удивить. Да, я в курсе, что наш друг профессор больше не с нами.

Я решаю ей не врать: не хочу тратить время на увиливание, ведь мне осталось видеть ее всего ничего. В лице моей гостьи я читаю полнейший ужас. А что она ожидала услышать? В отличие от всего остального, что мне пришлось совершить, меньше всего я буду сожалеть о Рустерхольце.

– И почему вы не соизволили рассказать мне об этом раньше? Я, как никто другой, имею право знать такое. Вся эта история напрямую коснулась именно меня, – она бросает на меня растерянный взгляд.

– Объясни мне, пожалуйста, почему это тебя так волнует? Я же тебе сказал, что со всем разберусь, и что это больше не твоя проблема. И я, как видишь, выполняю данные мной обещания. Ради своего же блага, оставь эту историю в покое и живи дальше, – неужели последние минуты нашего совместного времяпрепровождения мы потратим на дурацкий спор о Рустерхольце?

– Как это произошло? – никак не успокаиваются мои сердитые карамельные глаза. Это даже уморительно.

– Ты эту тему не оставишь, я так понимаю? Хорошо, – я начинаю злиться. – Я нанял надежного человека, и он воткнул самодельный нож в глаз Рустерхольцу. Ты это хотела услышать? – видя ее реакцию, я смягчаю свой тон, пытаясь ее этим успокоить. – Я предупреждал тебя ради твоего же блага не затрагивать эту тему.

Я уже начинаю сожалеть о том, что рассказал ей всю правду.

– Вы не боитесь оказаться в тюрьме? Это же заказное убийство.

Она никак не хочет остановиться!

– Я не боюсь никакой тюрьмы, моя дорогая. В правоохранительных органах работают одни идиоты. А попадаются им на крючок еще большие идиоты. Такие как я в тюрьме не сидят.

Тюрьма? Она действительно думает, что это то, чего я больше всего боюсь? Нет, моя дорогая, тюрьма – это ерунда. В ней сидят сплошные бедняки и неудачники. Самые настоящие монстры разгуливают на свободе.

– А что насчет вашего отца? – ее прелестное личико выдает особенно сильное волнение.

– А что насчет моего отца? – вот здесь она попала в точку. Я напрягаюсь.

– Эммануэль, имеете ли вы какое-то отношение к смерти вашего отца?

Я застываю на месте. Когда она настолько осмелела, чтобы бросаться подобными заявлениями?

– Правильно ли я тебя понял? Ты подозреваешь меня в убийстве двух человек. При всем при этом ты пришла сюда одна, и, вдобавок, ты еще бросаешь эти обвинения мне в лицо в моем собственном доме. Ты с ума сошла? У тебя инстинкт самосохранения напрочь отсутствует?

Вот это поворот. Я подпустил ее слишком близко к себе. Она действительно меня не боится? Или у нее действительно нет инстинкта выживания? Я еще раз удивляюсь тому, как она прожила так долго.

– Я вас не боюсь. Я хочу знать правду.

Моя смелая девочка одновременно и восхищает, и приводит меня в бешенство. Я прилагаю все усилия, чтобы не взорваться. В моей голове уже зреет новый план действий, и он мало напоминает тот, который у меня был изначально.

– Хочешь знать правду? А ты уверена в том, что она тебе понравится?

Мне очень не нравится то, что я собираюсь с ней сделать, но я просто не вижу другого выхода из этой ситуации. Делая вид, что наливаю себе кофе, я достаю из лежащего на столе клатча шприц и кладу его себе в карман. Я осознаю, что мои планы на жизнь только что резко поменялись на сто восемьдесят градусов, и я уже никуда не собираюсь уезжать. Я незаметно усмехаюсь своим мыслям, и мой внутренний зверь победоносно рычит, внемля зову самой моей сущности.

– Для начала: на основании каких фактов ты решила, что я имею отношение к смерти моего отца? – медленно проговариваю я, внимательно оценивая реакцию моей глупой любимой девочки. Проходит всего лишь мгновение, пока до нее доходит заданный мною вопрос. Ее светлые глаза округляются, в них читается невообразимое удивление – она явно рассчитывала на то, что я рассею ее страхи и предубеждения, на то, что я смогу доказать свою невиновность или попытаюсь хотя бы оправдываться. Она вовсе не подготовилась отвечать на мои вопросы – она рассчитывала на что, что будет задавать их мне. Дрожь негодования проходит по моим венам – неужели ты совсем не понимаешь, борцу какой категории ты бросила вызов, глупая?

– Вы не единожды дали мне понять, что ненавидите своего отца, что он плохой человек, – спотыкаясь на каждом слове, еле-еле выговаривает она, заметно нервничая и явно осознавая, что все пошло не по ее плану, – и что вы не желаете ему ничего хорошего. А еще я слышала, как вы угрожали друг другу в то утро, когда он пришел к вам домой, – добавляет она, будто оправдываясь и начиная сомневаться в правильности собственного наблюдения.

В отличие от нее, мои звериные инстинкты куда более развиты. Пока она объясняет мне причину, по которой пришла к своим неутешительным выводам, я раздумываю над тем, что мне делать дальше. Моя дорогая, тебе не нужно оправдываться передо мной.

– Почему ты сразу не позвонила в полицию? Зачем ты сюда пришла?

Все, что мне нужно – это отвлечь ее внимание своими расспросами.

– Возможно, я ошибаюсь на ваш счет? – смотрит она немного по-детски в мои глаза. – Я не могла не дать вам шанс рассказать мне все как есть. Я не хочу подставлять невиновного человека.

– Кто-нибудь еще знает, что ты здесь? – я очень надеюсь на то, что она рассказала обо мне своим друзьям. Это поставит меня в уязвимое положение, и я не смогу причинить ей вред.

– Нет, я никому не сказала, что собираюсь зайти к вам.

– Да ты издеваешься надо мной! Ты специально провоцируешь судьбу? – уже не сдерживаюсь я. – Тебе совсем не страшно? А что, если бы я оказался убийцей и захотел избавиться от тебя прямо сейчас за то, что ты вычислила меня?

– Я не верю в то, что вы захотите причинить мне вред. У вас много раз была такая возможность, но вы никогда не использовали свою власть против меня.

Резонно. Я действительно недвусмысленно дал ей понять, что никогда не причиню ей вреда. И да, она доверяет мне, с грустью отмечаю я. Так пусть это будет для нее уроком, ведь, к сожалению, человек никогда не учится на чужих ошибках.

– Ты решила меня сегодня добить окончательно, да? Хорошо, пусть будет по-твоему. Ты сама приняла это решение.

Я медленно подхожу вплотную к своему светловолосому ангелу. От нее приятно пахнет, и я на мгновение прикрываю глаза, чтобы насладиться ее ароматом. Когда я открываю свои глаза, то замечаю страх в ее взгляде, и мне очень хочется прижать ее к себе и успокоить. Уже совсем скоро придет Анна и несколько других работников, у меня заканчивается время, поэтому нужно действовать. Мне очень жаль, что мне придется причинить очередную боль моему ангелу. Одно утешает – все произойдет быстро.

– Я могу… могу ли я уйти? – она оглядывается по сторонам, явно рассчитывая на то, что сможет от меня сбежать. Но от меня еще никто не убегал. Она сжимается от ужаса.

– Не сегодня, – я обнимаю ее и чувствую, как она вся дрожит. – Ты только не бойся. Все будет хорошо.