Планета исчезающих слов

Глава 5. Состязание поэтов

Старик приподнялся на своём ложе, и мне показалось, что он помолодел. Глаза его сияли, на скулах появился горячечный румянец. Заботливые сиделки прикладывали к его лбу и лицу кусочки ткани, смоченные в какой-то жидкости, но он оттолкнул их рукой. Даже голос его изменился, стал торжественным и вдохновенным.

– Время замирало до окончания состязания, и результат проявлялся после всех выступлений. Для влюблённых это было серьёзным риском, но в эпоху Героев, как она называлась, честь и любовь ценились выше жизни.

Он начал рассказ о состязании, и случилось что-то странное. Все погрузились в транс. Не смотрели на старика, не ловили каждое слово, а будто отключились. Кто-то покачивался, кто-то медленно вращался, кто-то сел на землю и обхватил колени руками. А потом в транс провалился и я. Ничего подобного я никогда не испытывал. Уже потом, анализируя, я понял, что силой слов говорящего погрузился в ту реальность, которую он нам описывал. Позже осознал, что в передаваемой через века картине что-то забывалось, что-то домысливалось, так что то, что мы видели, было уже творчеством старика, но творчеством не слушателя, а свидетеля.

Степень реальности переживаемого была феноменальной. Это я могу сказать даже геймерам, привыкшим путешествовать по виртуальным мирам. Воспроизводимый мир и все люди в нём были настоящими, хоть и отделёнными от нас почти веком. И мы стояли под тем же небом, вдыхали тот же воздух и слышали такое же пение птиц.

Состязание поэтов проходило на высоком и пологом холме. Его можно увидеть с того места, где мы собрались в реальности. Место идеально подходило для того, чтобы множество людей могло расположиться вокруг главной сцены. Были устроены специальные места для знати, которая тогда только появилась.

Собственно, сцены в привычном нам смысле не было. Был высокий, пышно украшенный цветами трон для невесты, на который надо было подниматься по специальному длинному помосту. А напротив простые плоские площадки для соискателей её руки, приподнятые на высоту человеческого роста. Их было три, к каждой приставлена ступенька.

Характер украшения трона мог многое сказать о невесте. Она сама должна была выбрать цветовую гамму и расположить цветы по своему вкусу. Это всегда учитывали зрители, делавшие ставки. Считалось, что сердце простушки никогда не отзовётся на сложную, со множеством скрытых значений поэзию. Даже если это будет гениально. Хотя ничего нельзя было знать заранее.

Зазвучала музыка. Не сразу фанфары или что-то в этом роде, а очень тихая, заставившая всех прислушаться и перейти на шёпот. По дорожке, украшенной по краям светящимися растениями с длинными листьями, из лесных зарослей вышла девушка. Я отметил про себя, что растения ядовиты и расположены опасно. Похоже, о том же подумали все присутствующие. А девушка улыбнулась и легко и быстро дошла до помоста, ловко уклоняясь от непредсказуемых колебаний этой в буквальном смысле убийственной красоты.

– Рисковая, – кто-то прошептал в толпе.

Я стал изучать её одежду и украшение трона. Пришёл к выводу, что делающим ставки, любящим простые и ясные подсказки, сегодня придётся непросто. И в одежде, и в выбранной гамме было сочетание сдержанных, сложных цветов с очень яркими и смелыми вставками и украшениями. Она безусловно была с характером творческим, сочетающим и способность тонко чувствовать, и лихой и смелый задор, который она не считала нужным как-то причёсывать. Я ещё не разглядел её лица, но от подачи пришёл в полный восторг.

Музыка заиграла что-то очень позитивное и солнечное, народ заулыбался. Под эту мелодию легкой походкой она шла по парапету. Мне ужасно хотелось увидеть её лицо, но я слишком далеко стоял, а толпа была плотной. Видимо, положение в реальности переносилось в пространство повествования – вокруг меня действительно было слишком много людей. «А нельзя ли использовать разницу гравитации?» – мелькнула шальная мысль. В следующую секунду я уже продвигался в сторону леса. Едва меня скрыли заросли, выложил свой свинцовый груз, постаравшись запомнить место, оттолкнулся и в два прыжка оказался на нужном расстоянии.

К парапету я приблизился как раз тогда, когда она повернула голову и улыбнулась людям. Я успел подумать:

– Ух ты! А она похожа на японку.

И тут ведущий провозгласил её имя:

– Сой Йо.

– Уж не с земли ли они все? Этого не может быть.

Сой изящным движением села на свой цветочный трон. Музыка сразу изменилась, в ней появились задумчивость и лиричность. Музыкальное оформление скорее всего тоже её!

Настала томительная пауза перед появлением первого жениха.

– Интересно, что будет, если она откажет всем, если никто не тронет её сердца?

Я, кажется, начинал ревновать.

В её лице меня удивило состояние. Она совсем не выглядела хозяйкой ситуации и повелительницей сердец. А когда появился первый жених, откровенно испугалась. Она не может всем отказать! – понял я. Она обязательно должна кого-то выбрать и здорово рискует своей судьбой. Отсюда и такая подача. Чтобы вызвать смятение у недостойных и слабых. У тех, кто не её уровня. Но всегда существует одна опасность – люди, глухие и слепые настолько, что просто не видят ни её, ни уровня. И почему-то очень уверенные в себе.

Первым женихом оказался грубоватый парень в серой робе, украсивший себя ярким аляповатым цветком. Он широко кланялся публике, а Сой по-свойски махал рукой. Она напряжённо улыбалась. Зрители хихикали. Ведущий провозгласил его имя:

– Корнуэль Шесби.

Я почему-то подумал, что по-настоящему его зовут просто Кон, а претенциозно-манерное Корнуэль он придумал час назад. Сой буквально вжалась в свой трон, хоть и старалась улыбаться и сохранять королевскую посадку головы.

Но вот толпа зашумела, и показался второй жених. Пружинистой, я бы даже сказал спортивной походкой он подошёл к своей площадке, оттолкнулся от ступеньки, легко запрыгнул на возвышение и озарил Сой такой улыбкой, от которой любая из известных мне женщин умерла бы на месте от счастья. Сой слегка улыбнулась в ответ и уселась поудобнее. Её страх исчез, она включилась в игру.

– Рон Кидли, – объявил ведущий.

Толпа восторженно загудела. Я посмотрел на господина Корнуэля Шесби. Опущенные плечи, потухший взгляд. Он физически уменьшился в размере. Видно, только сейчас понял во что ввязался. Я злорадствовал!

– Ты, тупой деревенский детина, понял какая перед тобой девушка, только когда на неё засмотрелся этот самодовольный петух? Да он волоска её не стоит!

Я ненавидел их всех.

Третий появился как-то тихо. Незаметно прошёл через толпу. Но на помост взлетел так же легко, как и красавец Рон. Был он немного ниже ростом и не такой плечистый. Но ладно сложен и весь какой-то лёгкий, с лицом, на котором мгновенно отражалось каждое движение чувства и мысли. Я засмотрелся на это удивительное явление, подобное отсутствию телесности. Даже упустил из виду изменение состояния Сой. Она смотрела с интересом, но без откровенного восторга. Можно понять – красавчик Рон был действительно очень хорош. А это при прочих равных имело значение.

– Лариус Марциус! – воскликнул ведущий, и кое-где в толпе тоже послышались приветственные крики.

У него были свои горячие поклонники.

Началась церемония вручения подарков невесте. Порядок сохранялся: первым Корнуэль, потом Рон, последним Лариус.

К парапету подвели большую белую корову. К моему удивлению, никто не засмеялся, а Сой выглядела искренне благодарной. Она встала и произнесла:

– Это прекрасный подарок, Корнуэль. Она очень красивая.

– Она тоже выбирает слова, – подумал я. Но второй мыслью было то, что она сегодня много получит. Чем-то можно и рискнуть.

Корнуэль краснел и смущался. Был тронут, но уже знал, что рассчитывать ему не на что. А мне стало понятней, что произошло. Деревенский парень видел в Сой миловидную девушку из бедной семьи, такую же, как и он, ничего больше. Считал, что, если он умеет немного рифмовать, этого будет достаточно, чтобы завоевать её сердце и обеспечить себе семейный уют до конца дней. Слепец не виноват в том, что слеп.

Пришла очередь Рона. Подарок был ожидаемо пышным, богатым и эффектным. Много лент, много цветов и даже фейерверк. Всё было старательно срежиссировано – цветы вылетали из рога изобилия, и под конец Сой на своём изысканном троне оказалась осыпанной пёстрыми лентами и яркими цветочными гирляндами. Это было ужасно, но главным было ожерелье. Действительно красивое и светившееся волшебным голубоватым светом. В толпе зашушукались. Ведущий жестом потребовал показать ему вещь. А потом объявил:

– Это украшение сделано с использованием светящегося растения. Цветы заключены в прозрачные капсулы и не будут касаться кожи.

Волна возмущения поднялась в толпе и стихла.

Ко мне вдруг протиснулся Пат и загудел на ухо:

– Обрати внимание. Ведущий произносит длинные предложения. Ведущим всегда выбирают самого опытного и искусного знатока закона. Он говорит много, но придерживается обычных правил – всё, что он называет, он видит.

Но мне было не до ведущего. Я пытался вместить услышанное. Этот красавчик Рон сделал Сой эффектный, но смертельно опасный подарок.

– Я принимаю дар, – произнесла она.

Протянула руку, взяла ожерелье и надела на шею. Оно озарило её прекрасное лицо, но я заметил страх и смятение, мелькнувшее в её глазах. Этот человек не любил её, хотя бросал ей вызов, а она была азартна.

Пришла очередь Лариуса. Он снял с шеи небольшой кинжал в резных ножнах и точным движением бросил его Сой. Она поймала.

– Прошу тебя, моя королева. Если я проиграю, убей меня. Мне будет приятно знать, что твоя рука сделала это.

Толпа вдруг зашумела, но не по поводу его слов, а потому что в воздухе появилось свечение.

– Он говорил свободно, не оглядываясь на закон, – восхищённо шептал мне в ухо Патер. – И закон покрыл его. Свечение появилось раньше начала состязания.

Сой и Лариус молча смотрели друг на друга. Ленты Рона, повисшие на убранстве трона, стали выглядеть особенно нелепо.

– Обещай мне, – попросил Лариус.

– Обещаю, – прошептала она.

Только в этот момент я осознал насколько высоки ставки в этой игре. Протрубили начало состязания. Теперь невесте полагалось молчать до конца всех выступлений. Луч света высветил Корнуэла. Он был неглупым парнем и понимал, что заранее проиграл. Теперь надо было сохранить лицо и выйти из борьбы с наименьшими потерями. Читать приготовленный стих было опасно. Времени на подготовку не было. Его экспромт был не лишён выразительности и звучал так:

 
Вознесённая на трон красота
– Это то, что видят стоящие здесь люди.
Но никто не может видеть, о Сой Йо,
Какой трон я воздвиг в груди своей.
 

В этот момент он прижимал к груди руки, чтобы всем было понятно, что он имеет в виду, а заодно чтобы и слово осталось при нём. Он старательно избегал таких понятий как душа, сердце и любовь.

 
Ты кажешься такой близкой.
Я могу дотронуться до тебя рукой.
Но ты мучительно далека.
Я вижу, как ветер колышет край твоего платья,
Но ты остаёшься загадкой и чудом.
 

Так можно было продолжать бесконечно, Сой уже начинала скучать, но он не стал испытывать её терпение и быстро закончил.

 
Приди ко мне, о Сой Йо,
Стань моей королевой.
 

И вдруг выдохнул со всей болью и искренностью:

 
Я так долго о тебе мечтал!
 

Это было самое короткое выступление за всю историю поэтических состязаний. Сой улыбнулась и в утешение бросила ему цветочную гирлянду Рона. Гирлянда упала ему на голову и плечи и сделала совсем смешным и нелепым. Народ пытался сдерживаться, но то тут, то там вспыхивали смешки над незадачливым женихом. Впрочем, скоро внимание переключилось на Рона. Начиналось настоящее состязание.

Невероятно красивый, в эффектной театральной позе, в белой рубахе, сияющей в луче прожектора, он выдержал паузу и начал:

 
Я знал, что есть любовь.
Я слышал от начала
Дыхания и слов, что лепетала мать,
Что существует мир, где сердце у причала
Бросает якорь, чтобы навеки стать
 
 
Частицей той земли, единственно-возможной,
Единственно-своей, единственно-родной.
По тоненьким мосткам, ступая осторожно,
Чтобы счастье не спугнуть и страхи превозмочь.
 

Сой замерла и приподнялась на своём троне. Народ слушал, затаив дыхание. Сердца раскрылись. Тут и там загорались маленькие принесённые с собой свечки. Рон сделал паузу и оглядел толпу. У меня было такое ощущение, что он собрал все эти доверчивые огоньки, расправил крылья и бросил в бешеный поток, наращивая ритм и не жалея глотки:

 
Я знал, что есть любовь! Но я не видел цели.
Слепые маяки светили в пустоту,
Я в шторм себя бросал, как в царские постели,
Я парус разрывал, как флейта немоту.
 

Сой едва заметно напряглась и медленно опустилась на сиденье трона. Но Рон её уже не видел. Он упивался собой и его несло в совсем опасную откровенность.

 
Я знал, что есть любовь. Но не познал и тени
Блаженства гибели в негаснущем огне.
В конвульсиях несбывшихся рождений,
В явленье ангела на огненном коне.
 

Он казался безумным. Воздух дрожал. Внезапно налетевший ветер погасил все свечки. А Рон поднял лицо к Сой:

 
О, я узнал тебя! Моя святая Муза!
Ты жизнь иль смерть моя? Объятья отвори.
Ни мужа без жены, и ни жены без мужа
Не будет в небесах. Но мы навек одни.
 
 
Мы избраны судьбой,
Нам этот мир чужбина.
Мы выше, мы в кольце невидимых комет.
В пустом мельканье дней, в огне летящих лет,
В сиянье вечности нам жизнь и смерть едины.
 

Когда он закончил, толпа взорвалась аплодисментами. Я бы даже сказал, переходящими в овации. Но Сой была спокойна. Она что-то важное для себя поняла и даже не пыталась улыбаться.

Она встала и бросила гирлянду Рону, только чуть приподняв уголок губ. Гирлянда упала красиво и прекрасно смотрелась на его театральной фигуре. А он смотрел на Сой, постепенно осознавал, что с ним будет дальше, и его глаза наполнялись ужасом. Игры со смертью, которыми он привык бравировать, оказались не так безобидны и очень близки к воплощению, хоть он и очень старался себя обмануть.

– Здорово же он её напугал! – прошептал Пат. – Так, что даже тот деревенский увалень оказался милее.

– Тот не опасен, а Рон настоящий демон.

– Этот да. В конвульсиях.

– Пожалуй, это даже пошло.

Наступил последний раунд состязания. Лариус в луче света казался совсем прозрачным. В том, как он смотрел на лицо Сой, озарённое голубоватым светом ожерелья, читалась неподдельная тревога. Но по правилам состязания пока он не мог ничего сделать. Однако произнёс:

– Надеюсь, я ничем не напугаю тебя, моя королева.

Сой горделиво вскинула голову.

– Меня не просто напугать, – сказала она.

Но было видно, что замечание попало в точку. И не обидело Сой, а скорей поддержало. Как будто Лариус протянул ей руку, говоря:

– Я понимаю твои чувства. Обопрись, я с тобой.

Она села поудобней и расправила плечи, стараясь не касаться спинки трона, чтобы случайно не раздавить хрупкие бусины.

А Лариус улыбнулся и начал читать:

 
Моя вселенная прекрасна!
Дрожит окошком слюдяным.
В нём солнце, быстрые стрекозы
И птичий гомон, и полёт.
В ней ты! И этим завершился
Мой поиск смысла бытия.
И если вдруг другой, не я
С твоей судьбой соединится,
 
 
То всё равно прекрасен мир,
Тебя родивший. Счастлив я,
Тебя увидевший. И радость
Мою не сможет он отнять.
 
 
Она не в памяти – в крови,
В биенье любящего сердца,
В восторге, в пламени
Порой меня сжигающем.
 
 
В листве, где выкликают имя птичье
Твои сородичи. Ведь ты
Крылата и легка как сойка,
как яркий прочерк в небесах.
 
 
Порой мне кажется, что ты
Пришла к нам из другого мира.
Порой, что весь наш мир – твоя
Незамолкающая песня.
 
 
Что все деревья, травы, даже
Все ядовитые цветы
Тебя признали госпожой
И служат все тебе с любовью.
 
 
Так мог ли я не преклонить
Колен и сердца, и ума
Перед тобой – дитя, царица,
Сестрёнка милая, жена.
 
 
Невеста на высоком троне,
Волшебница в цветном лесу,
Моё таинственное счастье,
Что то страшит меня, то греет,
То ожиданием томит.
 
 
Я твой. Скажи, – Умри, – умру.
Скажи, – Приди, – навек останусь.
Но буду вечно изумлён
Подарку царственному Неба.
 

С первых его слов Сой невольно улыбнулась. А когда он закончил, тихо сказала:

– Приди.

Потом замерла в нерешительности. А потом засмеялась, сбежала вниз, протянула ему руки. Первым делом он снял с неё ожерелье и передал кому-то из своих друзей. И только после этого вздохнул свободно. А потом они обнялись и сначала долго стояли, не желая разняться, а потом снова раздался смех и какая-то весёлая лёгкая болтовня, детская и безбашенная. Между ними сразу возникли отношения такой дружественности, какая бывает у одноклассников или ребят из одной компании, у которых есть свои особенные словечки, только им понятные.

Прислушавшись, я вдруг осознал значение этой переброски как будто ничего не значащими шутками, в сущности пинг-понга на краю пропасти. Вот сделаешь подачу – и твой шарик улетит в бездну и может никогда к тебе не вернётся. Свечение ещё держалось, у них ещё было время, и они рисковали и рисковали, посылая друг другу всё новые и новые мячики слов: отобьёт – не отобьёт, орёл или решка? То, что между ними сейчас происходило, походило на сверку часов, на обмен тайными кодами. И с каждым ответным пасом в пространство врывался такой всплеск радости узнавания, что эта радость охватила всех.

Иногда их смех стихал, и они задавали друг другу разные важные вопросы. Я стоял близко и слышал, но не считаю себя в праве их передавать, это очень личное. Они старались отвечать друг другу с предельной честностью и такой серьёзностью, как будто от каждого ответа зависит их жизнь и судьба. Некоторые вгоняли Сой в краску, и у неё смешно розовели уши.

«Единственно своей, единственно родной…», – вспомнил я строчку из стиха Рона, и мне стало его жалко. То, что для него было мечтой, для этих двоих стало просто жизнью.

Родители с детьми старались протиснуться вперёд и, показывая им на стоящую впереди пару, старательно, хорошо проговаривая, произносили: любовь, радость, счастье.

– А ведь этим образом любви и счастья сейчас кодируется весь народ, – заметил Пат.

– По-моему, очень неплохой код. Я вот сам с удовольствием закодировался.

– Смотри, смотри! – Пат так толкнул меня в бок, что я улетел в сторону – спасительный утяжелитель всё ещё лежал в лесу.

Собрался рассердиться, но когда увидел, куда смотреть, расхохотался.

Господин Корнуэль, на которого явно живительным образом подействовали волны любви и радости, лихо перекинул через плечо свою гирлянду и, пожирая глазами курносую рыжую толстушку, строил ей потешные рожицы. Толстушка краснела и хихикала.

– Сой обзавидуется, такой красавчик.

– Да, поспешила она его отшить.

И в этот миг погасло свечение. Народ ахнул.

Три ярких белых луча выхватили из тьмы фигуры и лица всех соперников. Корнуэль для приличия сделал печальное выражение лица. Он почти не изменился. Сой и Лариус оказались сидящими на земле. Она гладила его голову, лежащую на её коленях, и повторяла на разные лады:

– Любовь, любовь, муж, любимый…

Любовь лежала перед ней, очевидная и несомненная. Она могла сколько угодно произносить это невероятное слово, которое растекалось волнами по головам слушающих, входило в их сердца, объединяло всех.

Лариус, казавшийся бездыханным, с лицом, бессмысленным как маска, постепенно оживал. На лице появилась сначала неуверенная, а потом блаженно-счастливая улыбка. Всё, что он отдал, не потерялось. Оно было заключено теперь в этой маленькой, склонившейся над ним фигурке. И она была его!

В сторону третьего луча многие старались не смотреть. Рон сидел и раскачивался как болванчик.

– А почему на Рона не подействовало?

– Не на него одного, – мрачно заметил Пат, кивая на неподвижно стоящего парня в двух метрах от нас.

На его лице выделялись скулы, обтянутые синеватой кожей. И холодные, смотрящие поверх голов глаза. Рот был сжат в небрежно-презрительную гримасу.

– Думаю, что он из фанатов Рона. А природа бесчувственности проста. Ты можешь воспринимать энергию и значения только тех понятий, для которых в твоей душе есть, чем на них отзываться. Это так же, как с Корнуэлем, только страшнее.

– То есть, если Рона возбуждают игры со смертью, он искал это в Сой. Думал, что она такая же?

– Да. Только эти не играют, у них всё по-настоящему.

Тем временем, к Рону подошли барышни из поклонниц, но он посмотрел на них такими пустыми и страшными глазами, что они с визгом убежали. Друзей, способных его спасти, у него не было, а всегда сопровождавшая толпа завистников прятала друг от друга глаза, скрывая тайную радость, которая была слишком очевидна. Все так и разошлись, а вчерашний кумир остался сидеть на пустом холме. Его взгляд привлекла светящаяся вещица. Он сцапал её и стал с ней играть. Нитка порвалась, бусины рассыпались. Умер он не страшно, во сне. Улёгся прямо там, на холме, случайно раздавив одну из бусин. Утром его нашли и похоронили. В его могилу положили и все рассыпавшиеся бусины.

Но это ещё не всё.

На следующий день Сой и Лариуса нашли убитыми. А ещё через день обнаружили и убийцу. Того самого скуластого парня из фанатов Рона. Он не отпирался и даже ничуть не изменил презрительного выражения лица. На вопросительный взгляд судьи коротко бросил:

– Месть.

После того, как это слово слетело с его тонких губ, он на секунду вскинул голову, но поглядел вокруг, и губы снова искривились презрительно.

– Что это значит, Пат?

Я очень внимательно отслеживал все проявления действия закона. В моём представлении, парень должен был чувствовать полную растерянность, потеряв знание о мотиве своего поступка. А он почти не изменился.

– Это значит, что парень дьявольски умён. Бросил людям кость для простачков – логичный и понятный мотив. А настоящий скрыл. Думаю, что он включал и месть, так что он вроде и не соврал. Но настоящий глубже. И я, кажется, понял, в чём дело. Только давай не сейчас, а то пропустим важное.

Мне ничего не оставалось, как согласиться.

– Его сразу казнили на площади, – закончил свою речь Старик, – даже не послали на опасные работы. Больше такие состязания не проводились.