Клетка

– Я практически была уверена в этом, – заявила я без эмоций, стерев упавшую слезу.

Ари не просто всхлипывал, он стал ещё сильнее плакать, чем дал понять, что это не все.

– Дело не только в этих четырёх месяцах на расстоянии, ещё в школе были случаи, всегда, – прервался он, ему было сложно договорить до конца начатое. Но что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. – С Камиллой, – проронил он.

Последние дни превратили мою жизнь в сплошной кошмар, я чувствовала лишь предательства, удары в спину, палки в колёса. Или я просто-напросто взрослела. Возможно, взрослая жизнь только из этого и состояла? Или же жизнь закаливала меня?! И, кажется, единственный человек, которому я доверяла, также был утерян.

Часто мечты сбываются слишком буквально, так, мечтая о квартире, с окнами выходящими на море, мы рискуем в итоге оказаться в доме с видом на супермаркет «У моря». Или тот случай с девушкой из телешоу, мечтавшей похудеть и иметь длинные волосы. Спустя несколько лет она вспомнила о своих мечтах, глядя на исхудавшую себя в зеркале – с длинным париком на абсолютно лысой после химиотерапии голове.

Так и я оказалась совсем одна, как и говорила сегодня доктору Лоре. Но сейчас действительно мне хотелось убежать от всех них. Меня не назвать эталоном морализма, но меня тошнило от человеческой беспринципности, отсутствия хоть малейших моральных границ.

– Ты отдалилась от меня, чувствую, что потерял все, – вдруг я расслышала вновь разговор Ари, который и не прекращался до сих пор.

Молча я встала из-за стола и тихим шагом пошла к выходу.

– Дель, – последовал за мной его оклик, затем грохот бьющегося стёкла заставил оглянуться.

Попытка последовать за мной обернулась точечным землетрясением, стряхнувшим все бутылки со стола на пол и, собственно, самого Ари в самый центр осколков. Даже лёжа на полу этого гребаного бара, он продолжал плакать. Я видела глаза каждого, кто смотрел на меня, их многочисленное количество и осуждение, в них они выглядели для меня как многочисленные отверстия для трипофоба. Отражая взгляд каждого из них, я подошла к Ари, просьбами заставила его успокоиться и силой подняла с пола.

– Не оставляй меня, – просил он.

– Зачем отношения, где все утрачено, Ари? Тебе тоже есть за что злиться на меня.

– Делин, – среди гула толпы, которая частично освободила меня от своего внимания, раздался требовательный голос, который вновь приковал ко мне колкие взгляды.

С любопытством оглянувшись, я не успела осознать, что это действительно был Джамал, он схватил мою руку и потащил за собой. Вырваться из его больших рук мне удалось, только когда мы вышли из бара.

– Дель, хватит игр, – требовал он, – со мной это не прокатит, – гневно заявил он, будто отчитывал, как провинившуюся школьницу.

– В какую игру мы играем? – возражала я. – В друзей или влюбленных? Может, и мне составишь график встреч, как со своими легкомысленными однокурсницами?

– Пойдём отсюда, – настаивал он.

– Я пойду, но не с тобой, – упиралась я.

Джа с досадой покачал головой и сделал протяжный выдох, будто выпустил гнев из тела. Так, как родитель выдыхает перед капризным ребенком, чтобы его не обидеть словом, сказанном в ярости.

Минутой позже Джа заговорил

– Глупышка, в моей жизни есть ты и никого кроме, – сказал он, всматриваясь мне в глаза. – И тебя я никому не отдам.

– Ты уехал с Мелиссой, – возразила я.

– Мы проходили стажировку в одной клинике, я все объяснил, она ничему не противилась, таков был наш уговор.

Сложно было контролировать довольную улыбку, растянувшуюся на моем лице после услышанного, но, вспоминая пьяного Ари, я не могла ничему радоваться.

– Не могу оставить Ари в таком состоянии, я отвезу его домой, – сказала я.

– Нет,– разозлился Джа, не понимая, что я вовсе не собираюсь играть, мне также никто не нужен был, кроме него.

Но стоило всего лишь взглянуть на Ари, ничего, кроме жалости, он не мог вызвать, хотя оставлять его было бы бесчеловечно.

– Я поведу, – произнёс Джа и вернулся в бар за ним.

Правда?

Подозрительность – прямая дорогая к потере вкуса жизни, к вязкой депрессии, полному одиночеству, ведь как иначе, если все вокруг «враги». Я видела «врага» в каждом, кого встречала в доме, начиная от родителей, заканчивая разносчиком газет. Вся неразбериха, происходившая последнее время, не давала иного выхода. Кто обжегся на молоке, тот дует на воду. Подозрение падало на Лору в том числе, возможно, моя паранойя – ее рук дело? Мысли метались из одной крайности в другую. И я все больше путалась, как мелкая испуганная рыбёшка в рыболовной сети. Ноша оказалась мне непосильной, с каждый днём становилось все тяжелее и тяжелее, я не справлялась без успокоительных, а дозировка Лоры совсем мне не помогала. И я частенько прибегала к алкоголю или же угощалась у Джа, как обычно. Собственная трусость, которую я некогда открыла в себе, тормозила каждый раз, когда я решительно спускалась в кабинет отца, чтоб поговорить с ним наедине, ведь я видела его растерянность при том разговоре, она не могла быть беспочвенной. Но стоило мне ступить на пол первого этажа, как я сразу выдумывала самую нелепую отговорку и возвращалась обратно.

Правда не обязана быть ласковой, а наоборот, чаще она бывает ранящей – колко и так глубоко, что долгими годами не затянуть нанесённую рану. Но что у неё не отнять, так это благородства, на которую не у всех хватало храбрости.

Как и мне не хватало храбрости взглянуть, что же хранилось на флешке, переданной Лорой, хотя с самого начала я четко понимала: на ней – очередной безжалостный удар, к которому я не готова. Решимость покидала меня с каждым событием, больно бьющим и сбивающим с ног.

Путь до фамильного дома был не короткий, автомобиль, в котором мы ехали, в моем воображении переменил облик: он стал титановой клеткой для погружения дайвера к акулам на золотых берегах Квинсленда, только в нашем случае и дайвер, и акулы оказались внутри. Чужой среди своих – этот термин, распространённый в психологии, я ощущала на себе впервые. Я была той самой пушистой овечкой, воспитанной в семье гладкошерстных хищных волков, которая своим собственным страхом заставляла голодные взгляды сверкать подозрением, учуять жертву в своём же сородиче. Поэтому я избегая всяческих контактов, тихо вглядываясь в пролетающие мимо пейзажи; высокие тонкие деревья вдоль дороги, как защитная стена, не давали волю моему воображению, забирая все внимание на себя. Ускоряющийся ход автомобиля стал смешивать густой кистью все краски за окном, и мне стало утомительно следить за этим. Веки стремительно потяжелели, вскоре я уснула, сама того не ожидая.

Мрачный холодный коридор, по которому я стремительно шла, не имел конца. только я доходила до темного тупика, он вновь удлинялся. Кроме закрытых дверей и влажных стен, на которых уже проступала плесень, виднелся только угнетающий мрак в предполагаемом конце коридора. Он отдалялся от меня каждый раз, как я доходила до него. Ускоряя шаг, пробовала ещё и ещё раз.

Внезапно я услышала плач младенца где-то вдалеке, он плакал тихо, будто просто напоминал о своём существовании. Теперь вместе с коридором с каждым приближением от меня ускользал и детский голос, к которому я стремилась. Становилось очень душно, воздух тяжелел от загрязнённой влаги, я бежала изо всех сил, будто кто-то гнался за мной, коридор вновь удлинился, но стал ещё постепенно сужаться. Все двери, которые я встречала, были плотно заперты, попытки позвать на помощь были бессмысленны, я не могла выдавить и звука, будто потеряла голос или его вовсе не было, а плач младенца стал насколько громким, что от ужаса я закрывала уши руками. Он пугал меня больше всего. Стены коридора сузились настолько, что я еле вмещалась в него, и когда казалось, что моя гибель неминуемо наступила. Я шагнула в гущу темного тупика и, как только погрузилась в темноту, врезалась в мужскую спину.

Открыв глаза, я увидела испуганное лицо матери, кричащей мое имя, пытаясь меня разбудить. Машина остановилась у обочины, папа, водитель – все смотрели испуганными глазами на меня. Очередная паническая атака не обошлась без лекарств, мама заботливо положила мне в рот капсулу и дала запить водой. Когда мышцы обмякли и голова опустела, казалось, все поплыло внутри и снаружи. Я заглянула в телефон, чтобы убедиться, что я опять не сплю. Написала Джа, как мне его не хватало, сейчас он был единственным, кто мог вызвать улыбку на моем лице. Через мгновение пришёл ответ, я улыбнулась, не открыв сообщение – я не спала. Прекрасно было осознавать наличие чистого человека в моей замаранной жизни.

Фамильный дом, где выросла моя мать, всегда казался мне скверным и холодным местом. Местом, где никогда и никто не ощущал себя уютно. В нем всегда горел тусклый свет, будто рассвет только пробивался сквозь тьму, Но если все же свет побеждал каждое утро и радовал людей своим вещанием, то в этом доме всегда побеждала тьма, Элин – моя немая бабушка – будто угрюмая волшебница, управляла атмосферой в доме, чтобы ни в коем случае никто не посмел в нем веселиться или хотя бы чувствовать себя свободно. Она будто издевалась над жильцами и гостями дома, смотря, как все напрягались, находясь здесь; улавливая их эмоции, она улыбалась, радовалась, что добилась цели. Каждый раз, приезжая сюда, я думала лишь об одном: как же сложно было расти маме здесь, с ней. К ней даже сейчас Элин относилась намного требовательней, чем к другим, несмотря на то, что мама оплачивала ей сиделок и полностью занималась ее здоровьем. Все равно матери не удавалось угодить сварливой старухе, дифференцированное отношение та демонстрировала постоянно, с помощью помощницы она всегда интересовалась жизнью дяди Сэма и его детей. В каждый наш визит она вспоминала покойного дядю Джона, но когда очередь доходила до мамы, Элин немым взглядом показывала, как ей неважна жизнь дочери и все, что с ней связано.

Время, проведённое в стенах фамильного дома, стало для меня испытанием. Эти бесконечные семейные разговоры, состоящие из завуалированных укоров, насмешек и хвастовства, никому не доставляли удовольствия, но все неугомонно продолжали соперничать в достижениях и достижениях детей. Можете не переживать, моя мама всегда выходила победителем в замаскированных крысиных бегах. Она была лучшим стрелком отряда псевдородственных мозгоклюев. Иначе говоря, она за долгие годы сумела отрастить себе самый мощный клюв, которым могла заклевать каждого, кто только призадумается уколоть ее своими жалкими не окрепшими клювиками недоразвитых птенцов.

Как же отвратна вся эта картина! Невозможно было родиться здоровому человеку от таких людей, мои психологические загоны были весьма оправданы. Долгий томительный ужин, казалось, тянулся полночи, на длинном массивном дубовом столе не было ни сантиметра пустого места, все было очень красивым, но до жути безвкусным, неприятным. Я удивлялась, насколько нужно быть жадным, чтобы нажираться в столь скотской атмосфере, где даже дорогая и качественная еда теряла всякую привлекательность и вкус. К ужину я уже успела ополовинить бутылку дорогого конька из бара в дедушкином кабинете. И как только объявили о завершении ужина, я прямиком отправилась туда же.

– Все семьи такие отвратные? – оглядываясь, шагала за мной кузина Шарлот.

– Смотря что ты подразумеваешь под словом семья. Думаю, везде, где есть люди, происходит похожая картина. Ведь неспроста придумали алкоголь. Нужно же как-то пережить семейные сборища, – улыбнулась я, дав ей выбрать между виски и ромом. – Зачем устраивать эти сезонные встречи? Выдумали себе семейные традиции, – ухмылялась я глупому самообману родителей.

– Неужели даже в детстве они были столь ненавистны друг другу? На этом фото кажется, будто они нормальные, – произнесла Шарлот, рассматривая одну из фотографий в рамке, стоящих на письменном столе.

На ней были ее отец, посередине моя мать, и справа от неё – умерший дядя Джон.

– Знать бы, каким был дядя Джон. Посмотри, какой он красавчик, кажется, все девчонки округи сходили по нему с ума, – захохотала она.

– Ты шалунья, – посмеялась я в ответ.

Подойдя поближе, я всмотрелась в фото. Действительно, на нем оказались абсолютно нормальные люди, вместо педантичной командорши с маниакальными потребностями все контролировать – обычная девчонка со счастливыми глазами, а вместо ветреного нимфомана и абьюзера – приятный и скромный парнишка.

– Что же с ними стало? – я вглядывалась в фото.

Дядя Джон действительно был очень красивым и хорошо сложенным парнем, хоть он был младше моей матери, все же ростом был выше всех. Он внушал какую-то уверенность, и даже через это старое фото двадцатилетней давности передавалась его мужская энергетика. Будто он нёс за собой какое-то спасение и, будь он жив, не допустил бы подобного скрытого хаоса в семье. Он выглядел другим

– Интересно, у бабушки не сохранилось ещё фоток дяди Джона, желательно обнаженные? – съязвила уже опьяневшая Шарлот.

– Уверена, что есть полное ню, только младенческие, – я поставила рамку обратно на стол.

Шарлот играючи поджала губу, изображая досаду, с ней было легче всего в подобных встречах-испытаниях. Думаю, от отца она унаследовала некую легкомысленность, но это ее украшало, она не было чрезмерной или навязчивой.

– Секретничаете? – неожиданно раздался голос мамы.

От испуга я спрыгнула со стола и стала прятать бутылку за спиной, когда как Шарлот, оглядываясь к двери, с горла хлебала виски прямо из бутылки.

– Дель, о чем мы говорили? – с угрозой она скрылась за дверью и настойчиво шагала по темному коридору. – Твоя поверхностная дочь спаивает Дель, – донёсся голос мамы.

С неловкостью я взглянула на Шарлот, но ее вовсе не тронули слова моей мамы.

– Да, и что? С каких пор тебя стала заботить Дель? – издевательским тоном произнёс Сэм.

– Мама, прекрати, вообще-то это я предложила ей выпить.

Дядя Сэм стал смеяться надо мной и мамой, его голос зазвучал как противный кашель какого-нибудь толстяка, которому жир перекрывал все дыхательные пути. Он настолько выводил из себя, что даже мне под высокой дозой успокоительного и после смешивания коньяка с ромом не удалось пропустить мимо себя этот противное извержение желчи.

– Думаю, дядя Сэм, не в твоём случае можно столь яро веселиться. Ведь серьёзное венерическое заболевание, которое ты притащил в свою семью и от которого страдает твоя жена, это не так смешно, не правда ли? Не говоря уже о детях вне брака.

Сэм постепенно собирал широкую улыбку в недоумение, будто происходила перемотка кадра назад, казалось он забирал в себя все укорительное смехоизвержение. Но тем не менее он не был сбит с толку, по его надменному выражению, казалось, он мог апеллировать вещами, намного худшими, чем мои доводы.

– Маленькая Дель, знала бы ты, каким путём появилась на свет, – вновь заулыбался он. – Тебе бы хотелось быть на месте внебрачных детей. Кажется, это фишка нашей семьи, – зажав сигарету во рту, откуда только что вылетела фраза, перевернувшая мое сознание, он довольный вышел из дома, внутри хмурого замка было запрещено курить, иначе токсичность в нем повысилась бы до смертельных титров.

Мать молчала, глазами она просила меня все забыть и не верить ему, но голос молчал. А Грегу – я теперь не знала, могу ли я называть его отцом, – не понадобились бы слова, как и в прошлый раз, многое поведало его поведение.

– Ну? – идиотское молчание выбешивало меня. – Говорите уже кто-нибудь, – я размахивала руками в такт брошенным словам.

Мать сделала шаг вперёд, губы ее дрожали, и, казалось она вот-вот проронит важное слово, но так и не решилась. На белоснежной мраморной столешнице позади меня стояла и светилась бутылка вина – моя лучшая компания на сегодня. Захватив ее, я отправилась к выходу, когда раздался дрожащий голос матери.

– Я не знаю твоего отца, – вынужденно заговорила та, хотя голос ее не был неуверенным. – Лет двадцать назад поздним вечером я прогулочным шагом возвращались со стажировки, будучи молодой студенткой, какой-то тёмный силуэт, оказавшись позади меня, силой затащил в тёмный тупик зданий – история стара как мир

Мать свыклась с этим фактом, по голосу это стало ясно. Она давно пережила все ломающие внутри переживания. По щеке скатилась одна-единственная слеза, знать бы, что она символизировала. Но бабушка оказалась той, кого новость шокировала даже больше меня, с выпученными глазами она смотрела то на меня, то на свою дочь. Неожиданным выбросом раздался плач бабушки. Ее реакция заставила меня забыть о только что услышанном, я только и думала о ней. Пока все было в тумане, я все ждала, в какой момент проснусь и пойму, что это всего лишь очередной кошмар. Для того, чтобы меня оставили в покое, я должна была принять притворные утешения всех, кто был здесь.

– Мама, все в порядке, мне бы хотелось побыть одной, – прошептала я, высвобождаясь из ее неуютных объятий.

Она одобрительно кивнула мне в ответ, давая обещание позаботиться, чтобы мое уединение никто не нарушил. Мой телефон в кармане уже несколько раз звонил, выбежав на крыльцо, я всмотрелась в экран – это был Джамал. Дрожащие пальцы не сумели попасть на кнопку ответа. Следом пришло смс.

«Я возле ворот, выходи».

Не могла поверить подобному счастью. Из всего ужаса, в котором приходилось вариться, он всегда протягивал руку вовремя и не давал мне затонуть.

«Не шутишь?»

Отправив сообщение, я отворила ворота, за ними стоял он. Не торопясь, я подошла к нему и обняла, пытаясь осознать, что он действительно тут.

– Все настолько плохо? – ухмыльнулся он, не зная, что в этот раз не закончилось все обычными спорами и выпендрежными любезностями.

– Увези меня, – взглянув в его зелёные глаза, я поняла, что в них и есть настоящее.

Тайна третья

Ещё вчера я узнала скверную новость. Я – отпрыск мерзкого насильника, человека, потерявшего всякую мораль, беспринципного ничтожества, достигшего дна человеческой эволюции. Я – дочь того, кто по ночам нападал на молодых хрупких девушек и насиловал, ведь только так был способен ощутить себя хоть кем-то в этой жизни. Тот, кого я считала отцом, который купал меня, кормил, заплетал мне косы, выступал со мной в школьном театре, тот, чью фамилию я носила – совершенно чужой человек. Это как узнать, что ваш отец не ваш отец. Ни с чем не сравнимо.

Жизнь идёт своим чередом, ты выполняешь все свои обязательства перед обществом, семьей, живешь как все, и вдруг на твою голову сваливается новость о том, что твоя реальность не твоя, и, возможно, ты вовсе не ты. Вот на что похож вчерашний вечер, обрушившийся, несмотря на все мои попытки избежать его. Но истина притягательна, даже если она способна вас погубить, вы будете стремиться к ней, будете ползти, забивая ногти грязью, сбивая ноги в кровь, но будете ползти к истине, даже если боитесь ее. Но это было вчера.

С момента, как я прошла через двери апартаментов Джамала, улыбка не сходила с моего лица, хотя задолго до этого он сделал все, чтобы я не вспоминала о вчерашнем. Сейчас темно-серые стены, разбавленные многочисленными декоративными зеркалами, казались самыми нерушимыми стенами крепости, укрывающей от всего дерьма, происходившего по ту сторону. Сложно сказать, насколько адекватно было мое поведение как девушки, узнавшей, что она дочь среднестатистического насильника, который даже не отличился какой-либо оригинальностью. Не убиваться горем, не рыдать, даже не всплакнуть, наоборот – хохотать и веселиться как тинейджер, случайно попавший на студенческую тусу. Помнить о том, что случилось, но не вспоминать, ни на секунду не заострять своё внимание. Нормально ли? Возможно, это одна из сторон психологических отклонений, возможно, я стала слишком черствой и готовой к новым ударам жизни – звучало самонадеянно, но имело место быть. Хотя в глубине души я перестала кому-либо или чему-либо верить безоговорочно. Трудно представить, что дочь зажиточных бизнесменов не воспользовалась собственной машиной, чтобы добраться домой, а задержавшись допоздна, решила пройтись по городу пешком и одна. Подозрительна была реакция бабушки, я больше поверю в историю с насильником, чем в то, что Элин прониклась сочувствием к дочери. Нет, что-то было нечисто. А возможно, все намного проще, возможно, все дело в Джамале и его крепости, которые защищали не только мою физическую целостность, но и неосязаемые мысли.

– За хмурой погодой всегда наступает солнечный день – таков закон природы, – Джа приобнял меня, подойдя сзади.

Часы пролетали незаметно, когда я зависала на небольшой, но уютной террасе его квартиры, раньше я приходила сюда курнуть, обсудить с другом смысл жизни или всякие сплетни округи, а сейчас мы могли делать то же самое, но чувствовалось все по-другому.

– Иногда хмурая погода может приносить наслаждение, если ты в нужном месте и с нужными людьми, – ответила я.

Откровенно говоря, повисшие над городом грозные тучи, переходящие от серого цвета к грязно-розовому, сулившие обрушение ливня или крепкого града, я заметила только после упоминания Джа. Сейчас даже мрачная погода походила на романтическую. Ведь я могла положиться на крепкие плечи зеленоглазого принца, который унесёт в свой надежный замок, где не страшен ни вселенский апокалипсис и даже ни моя мать с историями из прошлого.

Я твёрдо дожидалась начала ливня и не хотела покидать террасу, несмотря на уговоры принца. Звонок в дверь заставил его оставить меня победно наблюдать за неторопливым приближением серо-ватных скоплений в небе. Было забавно наблюдать за суетой Джа, который бегал по квартире, заставляя подпрыгивать пружинистые кучеряшки на его голове. Мои глаза вернулись к небу, которое прекрасно всегда в любом виде, в любое время. Даже дождливое, хмурое, но все равно прекрасное. Как «Небесный бой» Рериха.

– Пора нарушить твою диету, – Джамал вынес свежие, только испечённые, излюбленные мною круассаны.

– Моя диета только для мамы, – потянулась я за хрустящими десертом.

Аромат ванили и клубничного джема, притягивал, активизируя вкусовые рецепторы.

Подвинув своё кресло, я присела за столик. Минуту спустя передо мной испускал ароматный пар крепкий горячий чай.

– Почему ты идеальный? – обратилась я к заботливому принцу, протягивающему мой пиджак, где телефон разрывался, напоминая о времени принятия таблеток.

– Почему ты невыносимо красива? – слегка дотронувшись губами до моего лба, он присел рядом.

– Существуют люди, сумевшие не влюбиться в тебя? – спросила я вновь, улыбка на моем лице совсем не значила, что я шучу.

– Существует! Именно та, в которую влюбился я, – сделав глоток чая, он трепетно направил взгляд зелёных глаз в мою душу.

– Мужчины – ценители конкретики, вы не видите между строк, – медленно приблизившись к нему, я присела на его колени. – А если я влюбилась так сильно, что боюсь говорить вслух об этом?

– Пусть нам вместе будет страшно, – ответил он.

Вновь зазвеневший телефон испортил столь волнующий, романтический момент.

– Я спущу твой телефон в унитаз, – завозмущался он.

– Я только за, – ответив я и, не вставая, потянулась к пиджаку.

Выключив оповещение, достала таблетки и приняла одну, следуя рекомендациям нового врача. Положив все обратно в карман, я нащупала ещё кое-что. Задумчиво я ухватила предмет и вытащила, это была маленькая чёрная глянцевая флешка, которую дала Лора. Наверняка мое лицо изменилось, потому что Джа уже встревоженно расспрашивал, что со мной. Не знаю, на который раз я его услышала:

– Мой доктор дала мне ее на последнем сеансе. Она сказала, что тут хранится информация только для меня.

Когда бывало так, что Джа позволял мне долго грустить о чём-то? Всегда уместная остроумная шутка не только разряжала обстановку, но и с легкостью отгоняла мои грустные мысли. Или стоило ему засверкать своей лучезарной улыбкой, и я забывала обо всем. Я наслаждалась каждой секундой, проведённой с ним, ведь только здесь я получала наслаждение от жизни. Достаточно было разглядывать его, следить за движениями, мимикой, слушать его забавные истории и просто быть рядом. В разгаре очередного увлекательного рассказа по смуглому лицу Джамала скатились несколько крупных капель, секундой позже дождь стал барабанить по стеклянному столу, заливая водой наши круассаны, недопитый чай и нас самих. За те несколько секунд, пока мы бежали внутрь, успели промокнуть до ниток.

– Мокрую одежду нужно обязательно снять, иначе простудишься, знаешь? – хитро заулыбался Джамал, давая двусмысленные рекомендации, он шагал в дальнюю комнату. – Говорю как будущий доктор, – пояснил он.

– Говорю как девушка: не вижу смысла в одежде, когда я рядом с тобой, – ленивыми шагами я следовала за ним, бросая мокрую одежду во все стороны.

Непрекращающиеся звонки матери каждый раз заключали меня в лассо и уносили из уютного замка далеко в темную реальность.

– Ма, я у Джа, я же говорила, – заявила я тут же, как сняла трубку.

Она в сотый раз поинтересовалась моим состоянием, твердя, что я веду себя странно, и убеждала в необходимости ехать домой. Последнее, что мне хотелось, ехать домой. Не успела заметить, как солнце, давным-давно поглощенное грозными тучами, теперь было согнано за горизонт. Пасмурная погода ускорила приближение ночи или же мне было слишком спокойно, так что я даже не заметила наступление темноты. Около суток мы провели в квартире, не высовывая нос. Кажется, я могла бы провести здесь остаток жизни, разменять все тайны и проблемы, окружающие меня, на невозможность выходить на улицу и остаться, чтобы наслаждаться оставшимися временем, оно было бы самым лучшим, я уверена. Сейчас никакая сила не выманила бы из этой уютной крепости, да если бы даже сам Джастин Тимберлейк давал концерт на нашей лестничной площадке, я бы посмотрела его через глазок. По обговорённому плану мы дожидались доставки еды, чтобы приступить к просмотру третьего сезона «Друзей», и когда зазвенел в очередной раз дверной звонок и Джамалу пришлось оставить меня наедине с собой, все мысли, отгоняемые им, постепенно возвращались на свои захваченные места, рука вновь потянулась в карман пиджака за глянцевой флешкой с сюрпризом от Лоры. Джа подошёл тихо и поставил на диван, у моих ног ноутбук, когда бы я решилась, если бы не его толчок? Жестом он указал, что уходит, оставляя меня наедине с моими тайнами.

– Я не хочу, – Джа заглянул обратно, услышав меня. – Я не буду смотреть без тебя.

Было бы странно, если он возвратился, как пёсик, которого поманили костью, он несколько секунд вдумчиво всматривался в одну точку, принимая решение. За это время я успела пожалеть о просьбе, кому же хотелось разбираться в стольких перипетиях. Девушкам свойственны беспричинные обиды или раздувая из мухи слона, они любят находить проблемы, где ими и не пахло. Это одна беда, но Джамалу досталась не просто девушка с базовыми дефектами, а больная на голову, плюс небольшое дополнение в виде семейных интриг. К примеру, небольшая корректировка – дочь насильника. Неплохая генетика, да? Моему спутнику как будущему доктору наверняка было важно, какова генетика будущей матери его будущих детей. Джамал – прекрасно сложенный высокий парень. Невероятно умный, помню, как всегда стеснялась перед ним отвечать на уроках. Каждый раз боялась сказать глупость или забыть термин, все равно я не могла приблизиться к тому, с какой легкостью он мог разбирать темы и усваивать новую информацию, не говоря о том, как он ее преподносил. Таковым наверняка должен быть ребёнок из династии докторов, успешных, уравновешенных, с абсолютно чистой, как горный родник в минеральных зонах Кавказа, репутацией. Что могла предложить я? Вообще, что можно унаследовать от насильника? Странно, но ничего хорошего не приходило на ум. Мне повезло, что зачатие устроено так, что участников двое, хотя характер моей матери не сахар, но уж получше больного насильника. От успешного доктора, построившего крупнейшую сеть клиник по всей Америке, уважаемого и любимого в обществе, но не в собственной семье, человека вполне можно унаследовать стойкость, способность вставать, когда тебя постоянно сбивают с ног, выдержку, целеустремлённость. Чопорность, маниакальный перфекционизм, достаточно заглянуть в наш дом, где все должно стоять симметрично, даже подушек на диване должно быть четное количество, чтобы разложить их по углам по два или по три. Чтобы листков с обеих сторон стебля во всех комнатных цветах было одинаковое количество – за этим следил один специальный человек в доме. Необходимость контролировать все. И многое другое, не очень приятное и привлекающее. Хотя многое из перечисленного смело можно было увидеть и в моем характере. Но также она была очень любвеобильной, очень внимательной и заботливой мамой. Несмотря на то, что я появилась после того, как ее изнасиловали, сломали ее психику, ее стержень, который она легко восстановила. За это нужно сказать спасибо ее матери, Которая растила ее в условиях постоянного угнетения, так что она научилась заживлять каждый раз сломленное нутро. Или же поломки вовсе и не было?!

Одним словом, Джа со мной несказанно повезло. Медленно приближаясь, он заулыбался так искренне, что я подумала про свой предыдущий поток размышлений: «Вот очередная девчачья выделка из мухи слона».

– Извини, что тебе приходится…

– Ты не представляешь, что для меня значит твоё доверие, – произнёс он так, что я поняла, поверила – меня можно любить не только за красивое личико и стройное тело.

Значил, меня можно любить просто так? Даже с кучей пакостных проблем? Да, меня можно любить такой, но так меня мог любить только он. Раскрыв его ладонь, я горделиво вложила флешку в неё, как очередную демонстрацию доверия. Джа, недолго думая, включил ноут и развернул его ко мне, оставалось лишь нажать кнопку «Плей». Что я с диким страхом внутри и сделала. Щелканье одной кнопки стало началом новых откровений, тошнотворных и удручающих, ставящих в тупик. Наблюдать за собой с камеры наблюдения было весьма дурновато, все смахивало на психо-триллер, основанный на реальных событиях. Доктор Купер проводил самый заурядный сеанс гипноза.

– Только через гипнотическую коррекцию есть вероятность избавиться от кошмарных сновидений, – утверждал мистер Купер.

Все выглядело довольно обыденно. Я удобно уселась в мягкое белоснежное кресло, оно само по себе склоняло ко сну. Мягкая обивка нежно касалась кожи, а оно, само повторяя анатомию тела, мягко погружало в себя, полностью расслабляя. Доктор Купер говорил о том, как мне нужно раствориться в этом кресле, сначала сосредоточиться на руках, представить, какие они тяжелые и неподъемные, следом тяжелели ноги, затем веки. Профессиональный говор доктора приятно было слушать, он и легко заменил бы любую снотворную терапию. Когда он начинал обратный отсчёт: «Пять, четыре, три, два, один, ноль, ноль, ноль…» дальше я послушно и с удовольствием засыпала. Даже сейчас, наблюдая сеанс на экране ноутбука, мне захотелось уснуть. Джамал следил за происходящим усерднее меня, его напряжённое лицо доказывало мою гипотезу.