Глава V
Мистер Билль и господин директор. – Дело сделано. – Легко приобретенный враг
ТЕАТР «РАЗВЛЕЧЕНИЕ»
Ежедневное театральное представление, после которого – дрессированные львы, силачка негритянка, эквилибристы, клоуны, воздушные полеты и пр. и пр.
Так гласила заманчиво расписанная пестрыми буквами афиша, прикрепленная в виде флага к огромному шесту, вбитому в землю у самого подъезда театра.
Андрюша, прежде чем войти в подъезд вместе со своими спутниками; пробежал ее с начала до конца.
– Ну, нечего глазеть-то без толку! За это, брат, деньги не платят! – резко заметил ему Никс, кутаясь в свой плащ и бросая по сторонам сердитые взгляды.
Никс был не в духе. Ему пришлось мало спать в эту ночь. Клеенчатый диван пришлось уступить девочке и самому спать с Андрюшей в каморке за кухней, что вовсе не улыбалось избалованному мальчугану. К тому же он каждую минуту боялся, что хозяин-сапожник, заинтересовавшись неожиданными гостями, начнет расспрашивать его с матерью, откуда они взялись.
«Уж скорее бы наступала осень, тогда мистер Билль уедет из Петербурга со своими львами и увезет девчонку!» – досадливо думал Никс, вводя своих спутников в большую полусветлую комнату, над дверями которой красовалась надпись: «Приемная директора».
– Вот, Эрнест Эрнестович, не понадобится ли вам мальчик в услужение? – громко проговорил он, обращаясь с поклоном к толстому маленькому человечку с совершенно лысой головой, который о чем-то оживленно беседовал с худым высоким рыжим господином в высокой блестящей, точно отполированной, шляпе и с сигарой в зубах.
И толстый человечек, и высокий рыжий господин обернулись сразу.
– Ага, это ты, Никс! Опоздал на утреннюю репетицию, мальчуган. Мистер Билль очень сердился. Не правда ли, вы сердились, мистер Билль? – обратился директор к высокому господину.
Рыжий господин хладнокровно вынул изо рта сигару и, взглянув своими оловянными глазами на Никса, проговорил по-русски, не совсем правильно выговаривая:
– Я будет делать вычет из твоего жалованья. Я будет штрафовать тебя, чтобы не зевал по улицам, когда надо учиться на репетиций, а теперь…
Тут оловянные глаза мистера Билля остановились на Сибирочке и стали еще оловяннее от выразившегося в них полного удивления.
– Откуда этот красивый девочек? – спросил он Никса.
– Я привел ее в надежде, что вы оставите ее у себя, а этого мальчугана я надеялся рекомендовать Эрнесту Эрнестовичу, – принимая покорно-кроткий вид, произнес Никс.
– Хорошо. Я оставляйт у себя красивую девочек. Она будет давайт представление в клетке Цезаря и Юноны! – процедил сквозь свои желтые зубы мистер Билль и погладил по голове смущенную, оробевшую Сибирочку.
– А ты что умеешь делать, мальчуган? – одобряюще похлопывая по плечу Андрюшу, спросил, добродушно улыбаясь, директор театра. – Умеешь ты ходить по канату?!
– Нет, – коротко отвечал мальчик.
– Умеешь быть акробатом?
– Тоже нет.
– Плясать и петь?
– Нет.
– Так что же ты умеешь делать?
– Пока ничего, но буду уметь делать все, чему вы меня выучите! – смело отвечал мальчик, вперив в лицо толстяка свои честные, открытые глаза.
– Ха-ха-ха, чудесный ответ! Я не ожидал ничего подобного! – расхохотался Эрнест Эрнестович. – Ты мне нравишься, мальчик, и мы будем друзьями, если ты не окажешься негодяем, лентяем и бездельником.
– Разумеется, я не окажусь им! – отвечал, весь вспыхнув до корней волос, Андрюша.
– Почему? – спросил, высоко подняв брови, толстяк.
– Да потому, что я прежде всего честный человек! – без запинки, самым серьезным образом отвечал Андрюша.
– Еще один чудесный ответ, – сказал, улыбаясь, толстый директор, – так вот, мистер Билль берет твою сестру, а я беру тебя…
– Эта девочка не моя се… – начал было Андрюша, но стоявший рядом с ним Никс изо всей силы ущипнул его за руку.
– Говори всем, что это твоя сестра, – прошептал он чуть внятно, нагнувшись как бы нечаянно к самому уху Андрюши.
– Это будет ложь, а я никогда не лгу, – спокойно, таким же шепотом отвечал Андрюша.
– Но я дам тебе денег за это.
– Ни за деньги, ни даром вы не заставите меня солгать!
– Берегись, в таком случае ты будешь моим врагом!
– Я никого и ничего не боюсь.
– О чем вы шепчетесь? – неожиданно огорошил обоих мальчиков Эрнест Эрнестович своим вопросом.
Никс, вспыхнув до ушей, шепнул снова:
– Не выдавай меня! – и тут же стал оправдываться перед мистером Биллем в том, что опоздал немного.
Эрнест Эрнестович молча несколько минут разглядывал Андрюшу.
– Ты красивый и умный мальчик, и, наверное, ученье дастся тебе не слишком трудно. На первое время ты будешь клоуном и станешь смешить публику в антрактах.
– Я не умею смешить публику, – спокойно отвечал мальчик.
– О, это не трудно. Ты станешь выходить с нашим старым клоуном Дюруа, и он научит тебя, что надо делать и что говорить. О жалованье мы сговоримся после. Согласен?
– Вполне. Я прошу об одном: не разлучать меня с Сибирочкой.
– С кем? – снова недоумевающее поднял брови Эрнест Эрнестович.
– С белокурой девочкой. Ее зовут Сибирочкой.
– С его сестрою! – почти выкрикнул в голос Никс.
– Это твоя сестра? Какое у нее хорошее имя…
– Да, это его сестра! – ответил снова очень громко Никс за Андрюшу.
– Он говорит неправду, – спокойно и твердо произнес Андрюша. – Сибирочка чужая мне.
– Ты лжешь, – засмеялся Никс, – что за причина скрывать, что она тебе сестра?!
– Я говорю чистую правду!
– Не спорьте, дети, – снова вмешался Эрнест Эрнестович, – сестра ли тебе или нет эта девочка – ничто не изменит дела… Ты остаешься служить у меня и поступишь под начало Дюруа, а девочку берет мистер Билль в свою труппу. Жить вы будете у меня на квартире. Теперь же довольно болтовни. Пора начинать второе отделение репетиции. Эй, кто там есть? – крикнул, высовываясь за дверь, директор. – Давайте второй звонок. А ты, Никс, проводишь детей на сцену.
– Хорошо, Эрнест Эрнестович, – ответил, нагнув голову, Никс и довольно резко обратился к Андрюше: – Ну, чего ж ты стоишь разиня рот! Ступай за мною вместе с девочкой, – и уже шепотом добавил так тихо, что только один Андрюша мог расслышать его: – Деревенщина! Не захотел моей дружбы, выставил меня лгуном перед начальством, я тебе врагом буду… Узнаешь ты меня скоро, дружочек ты мой!
И, сердито блеснув загоревшимися глазами, Никс прошел вперед.
Глава VI
Новые люди. – Цезарь и Юнона
Коридор, в котором горели небольшие электрические лампочки, показался Андрюше и Сибирочке очень длинным в первую минуту, пока они шли по нему вслед за ворчавшим себе что-то под нос Никсом. В конце коридора была небольшая дверь, откуда лились потоки света и слышались громкие голоса, какие-то хлопки и смех.
– Ступайте вперед. Там сцена. Мистер Билль и Эрнест Эрнестович сейчас придут туда. Мне надо по делу. Да раздевайтесь же, наконец! Не в этих же неуклюжих отрепьях вы полезете туда! – уже совсем грубо обратился к Андрюше и его спутнице их новый знакомый.
Потом он в одну секунду скрылся куда-то, точно провалился сквозь землю.
Андрюша и Сибирочка остались одни. В несколько секунд они дошли до конца коридора, который теперь значительно расширился, и очутились на пороге двери.
Шум, хлопанье в ладоши и крики – все это разом оглушило их. На сцене, залитой электрическим светом, прыгали и кувыркались какие-то люди. Они становились то на плечи друг другу, то на голову один другому, образуя высокую живую пирамиду. Ниже всех стоял на полу толстый и сильный, как барс, человек; на его плечах, растопырив ноги, находился другой; на голове этого другого стоял третий; на вытянутых руках этого третьего, едва касаясь руками его ладоней, ногами кверху, как бы повис четвертый, а на пятках четвертого плясал какой-то странный танец, весь состоящий из плавных телодвижений, хорошенький и подвижный, как обезьянка, мальчик лет двенадцати, с беспечным, веселым лицом.
– Это знаменитый русский акробат Иванов со своею труппой. А вы, верно, новые артисты? – услышал Андрюша чей-то нежный голос за собою.
Говорила тоненькая, высокая девочка, немногим старше Сибирочки, красивая и нежная блондинка, хрупкая, как цветок.
– Я Герта, дочь директора Шольца, – произнесла девочка, улыбаясь задушевной и милой улыбкой, пожимая руку Андрюши и целуя его спутницу в ее бледную щечку. – Ах, что за прелестное дитя! – воскликнула она с восхищением, только сейчас разглядев прелестные локоны Сибирочки и ее искрящиеся, как звездочки, синие глазки. – Чудо, что за девочка! Я должна показать тебя моей Элле, голубка! О, ты еще не видала Эллы?.. Не испугайся ее… У Эллы черное тело, но душа розовая, как утренняя заря. Элла, моя Элла, где ты?
– Элла здесь, госпожа! – послышался грубый, как из трубы, глухой голос, и Сибирочка с невольным криком попятилась назад.
Перед нею и Андрюшей появилось странное существо, черное, как сажа, со сверкающими белками посреди общей черноты лица, с курчавыми короткими волосами, с расплющенным носом и толстой, синевато-бурой выпяченной губой. На небольшом, но удивительно сильном, с крепкими мускулами теле негритянки была надета полосатая, желтая с черным, юбка и белая матроска с красным воротником. Огромные золотые кольца были продернуты в ее уши, а на голой шее, такой же сильной и мускулистой, как и все тело, висело в несколько рядов обмотанное коралловое ожерелье.
– Вот мой друг – Элла. Она называет меня своею госпожою, но мы с нею подруги. Она плохо говорит по-русски или, вернее, совсем не говорит, кроме двух фраз: «Элла здесь, госпожа» и «Элла тебя любит». Но сердце у нее золотое, и она будет вам другом. Ее выписали прошлою осенью сюда из Африки. Она негритянка. Пожмите ее руку. Не бойтесь ее черноты.
И маленькая Герта так ласково взглянула на Андрюшу и его маленькую подругу, что те не имели духу отказать ей в ее просьбе и оба протянули руки негритянке. Элла нежно, как хрупкую вещицу, пожала крошечные пальчики Сибирочки и так тряхнула руку Андрюши, что у мальчика буквально искры посыпались из глаз.
– Элла показывается публике как силачка, – поторопилась объяснить Герта своим новым знакомым.
– О, она, должно быть, страшно сильна, – согласился Андрюша. – Я думал, что она собирается оторвать мне руку или вывихнуть плечо! – прибавил он со смехом.
– Это она по дружбе… А вот когда Элла рассердится, то действительно ее сила может многим повредить. Смотрите, смотрите, она уже начинает сердиться, – проговорила Герта, живо оборачиваясь назад.
Братья-акробаты окончили между тем свои упражнения и, спрыгнув, как мячики, на пол, окружили Эллу.
Двое старших, которым было уже, по-видимому, лет около двадцати, сильные и рослые парни, подошли к негритянке.
– Слушай ты, черная кукла, продай мне твои кораллы, я подарю их моей сестре! – произнес старший и без церемонии схватился за красное ожерелье, обмотанное вокруг черной шеи Эллы.
– А мне продай твои серьги! Я надену их себе на нос, – вторил брату второй и дотронулся пальцами до черного уха негритянки.
Та что-то промычала в ответ и сердито тряхнула головою. Но сорванцы не унимались и, как ни отмахивалась от них негритянка, приставали к ней, уговаривая ее отдать им ее драгоценности.
– Ну зачем тебе они? Ведь ничто не может украсить такую чумазую глупую физиономию! – расхохотался старший акробат и потянул к себе со смехом коралловую нитку.
Тут произошло нечто неожиданное. Коралловая нитка не выдержала и порвалась. С нею вместе порвалось последнее терпение Эллы. Что последовало затем, никто из присутствующих на сцене не мог предвидеть. Элла с необычайною живостью схватила за шею одной рукою одного акробата, другою – другого и, сблизив их головы, прехладнокровно постучала ими одна о другую так, что оба акробата буквально взвыли от боли. Потом с тем же глухим ворчаньем, напоминающим рычание дикого зверя в девственных лесах Африки, Элла швырнула сначала на пол одного юного акробата, затем, как полено, сложила на него другого и как ни в чем не бывало преспокойно уселась на эту живую скамью. Оба акробата извивались, как змеи, шипели, кричали и визжали, громко протестуя и бранясь под тяжестью сидевшей на них силачки, но ничто не помогало.
Элла продолжала сидеть, торжествующе поглядывая на всех и ярко поблескивая своими черными глазами. И только новый звонок, пронзительно зазвеневший в коридоре, и появление директора, мистера Билля и Никса нарушили эту сцену.
Мистер Билль и Никс были в гладких, из шелка, вязаных розовых фуфайках и в коротких зеленых шелковых трусах (штанах), осыпанных блестками. В руках англичанина был длинный хлыст, в руках Никса – кусок сырой говядины.
– Что это у него? Зачем он держит мясо? – обратилась было Сибирочка к Герте с вопросом, на который та не успела, однако, ответить, потому что почти одновременно с этим оглушительный рев послышался где-то поблизости, – рев, от которого дрогнули стены театра и невольно побледнели лица у людей. Незаметная до сих пор дверь сбоку сцены раскрылась настежь, и шестеро театральных слуг вкатили в образовавшееся огромное пространство в стене большую клетку на колесах с помещавшимися в ней двумя африканскими львами необычайной величины.
– Это Цезарь и Юнона, – пояснила Герта Сибирочке, – не правда ли, как они прекрасны?
Но Сибирочка далеко не разделяла ее мнения. Она не нашла в красавцах львах никакой красоты. Лев и львица были просто страшны с их расширенными пастями и оглушительным ревом.
Каков же был ужас девочки, когда, лишь клетка со львами появилась на подмостках сцены, Никс чуть ли не бегом бросился к ней! За ним степенно направился мистер Билль, играя своим длинным кнутом.
Минута-другая – и, приподняв железную дверь клетки, Никс очутился в ней.
За ним смело вошел мистер Билль. И, точно по волшебству, с их появлением в клетке страшный рев зверей мигом прекратился.
Никс бросил им по куску имевшегося у него мяса, и звери с жадностью стали уничтожать его.
Глава VII
Сибирочка и Андрюша вступают на новый путь. – Страшное начало
– Мисс Герта, позвольте вас просить приготовляйт маленькую артистку мисс Сибирушку, – тоном, не допускающим возражений, проговорил мистер Билль, любезно осклабив свои желтые зубы.
Эту фразу Андрюша и Сибирочка услышали ровно через две недели после того, как им пришлось поселиться в «Большом доме». «Большой дом», стоявший чуть ли не на самой далекой окраине Петербурга, находился через добрый десяток улиц и кварталов от снимаемого Эрнестом Эрнестовичем здания театра.
«Большой дом» директор населил исключительно членами своей труппы. Здесь жил он сам с дочерью Гертою и с своею престарелою теткою. Здесь жил эквилибрист Иванов со своими сыновьями: Денисом, Глебом, Петром и Вадимом, тут же поселился и клоун Дюруа с его крошкою внуком Робертом, негритянка Элла со своею старухою матерью, мистер Билль, начальник – хозяин Никса Вихрова, и здесь же, наконец, нашли себе приют Сибирочка и Андрюша.
Клоун Пьеро Дюруа, нервный, желчный старичок за кулисами и дома, но незаменимый весельчак перед публикой, не говоря ни слова, взялся обучить своему нетрудному искусству Андрюшу. Пока мальчик не выступал на сцене, на его обязанности лежало ухаживание за шестилетним Робертом, большим задирой и забиякой.
Герта Шольц, любимая и единственная дочь директора, появившаяся перед публикою в качестве малолетней певицы немецких песенок, имела еще одну обязанность, возложенную на нее ее отцом, – следить за малолетними детьми, поступавшими в труппу, подготовлять их к их новому делу, внушать им в случае надобности бесстрашие и энергию к незнакомому еще труду.
Герта была тихая, кроткая двенадцатилетняя девочка, умевшая быть умной и серьезной не хуже взрослой. Она всюду и всегда появлялась вовремя. Капризничал ли маленький Роберт Дюруа, сердился ли его дед Пьеро, ссорились ли братья Ивановы, ожесточалась ли на поддразнивания своих гонителей Элла, насмешничал ли и задирал ли товарищей Никс, – Герта являлась всеобщею примирительницею и ангелом-утешителем в тяжелые минуты жизни, настоящею доброю феей труппы. Одновременно с этим Герта была и хозяйкою в «Большом доме» со времени смерти своей матери.
По утрам она поднималась раньше всех и разливала с помощью тетки в большой столовой чай, кофе и какао для всех участников труппы. Потом заказывала обед повару и собирала на репетицию младших артистов, осторожно напоминая старшим, что отец уже ждет их в театре.
Из театра присылались кареты; все усаживались в них после утреннего завтрака и ехали на репетицию. Помимо клоунов, эквилибристов, певиц и укротителей львов, у господина Шольца была еще оперная труппа артистов, которая, однако, не пользовалась квартирою и столом у директора театра, а жила в нанимаемых артистами на стороне комнатах и квартирах. С этою оперною труппою иногда играла и пела Герта. Для этого девочке приходилось разучивать небольшие партии и роли, доступные ее возрасту, и это отнимало у нее немало времени. К пяти часам вечера обитатели «Большого дома» возвращались домой обедать, а в восемь уже снова отправлялись в театр, где и выступали перед публикой в различных номерах, после исполняемой оперными артистами большой пьесы.
Герта по возвращении домой поила чаем и потчевала холодной закуской артистов и только после двенадцати часов ночи ложилась в постель. Все любили кроткую, ласковую, заботливую девочку, а негритянка Элла просто обожала ее. Для черной дикарки, приехавшей из далекой чуждой стороны зарабатывать кусок хлеба, белокурая кроткая Герта казалась каким-то неземным существом. За «госпожу Герту» Элла готова была исцарапать лицо и искусать руки кому угодно. Кого любила Герта, того любила и Элла. Герта с первого же дня привязалась к Сибирочке, и Элла стала смотреть такими же преданными глазами на Сибирочку, какими она смотрела на Герту.
Вот в какую обстановку и к каким людям попали Андрюша и Сибирочка и постепенно начинали входить во вкус этой новой, незнакомой им еще жизни.
Сибирочку взяла под свое покровительство Герта и даже поселила ее в своей маленькой, обитой розовой материей комнатке, где было всегда так хорошо и уютно.
Андрюша поселился с клоуном Пьеро и его внуком. Дети виделись, однако, постоянно и в театре, и дома, и в огромной столовой, где все члены труппы господина Шольца проводили свои досуги.
– Мисс Герта, позвольте вас просить приготовляйт маленький артистка. Мисс Сибирушка выходит сегодня к Цезарь и Юнона в первый раз.
Голос мистера Билля, повторившего свое приглашение, звучал очень строго, а оловянные глаза проницательным взглядом окинули обеих девочек – Герту и Сибирочку, стоявших за кулисами и любовавшихся силачкой Эллой, которая без труда нанизывала на каждый палец по десятифунтовой гире и легко, как перышками, вертела ими над головой.
Сибирочка заволновалась. Она была далеко не из трусливого десятка. Она, не задумываясь, побежала бы в темную тайгу ночью, но войти в клетку ко львам, к этим страшно рыкающим, свирепым великанам, страшно боялась, и дрожь охватывала все тело девочки при одной мысли об этом. Но Герта не дала ей много думать о ее новом положении и всячески старалась ободрить ее.
– Пойдем, я помогу тебе одеться, – ласково обнимая подругу, проговорила она и повела Сибирочку в небольшую уборную, где артистки при помощи горничной одевались к спектаклю.
Сибирочке не понадобилось звать горничную. Герта и освободившаяся от своих упражнений Элла помогли ей одеться. Они натянули розовое шелковое трико на стройное тело Сибирочки, коротенькую, всю в блестках, зеленую юбочку и, распустив ей локоны по плечам, растрепали их так, что они вдруг стали как-то похожими на львиную гриву.
– Помни, входить ко львам надо всегда в этом костюме, чтобы они привыкли к тебе, и волосы ты всегда взбивай таким образом: они примут тебя на первых порах за львенка и не тронут ни за что! – предупредила Герта Сибирочку и вместе с Эллой повела ее на сцену.
Там уже посреди подмостков возвышалась клетка, в которой метались взад и вперед из угла в угол оба зверя. Мистер Билль и Никс уже стояли готовые в своих обычных розовых трико и зеленых с блестками трусах. Мистер Билль держал в руках огромный бич и заряженный револьвер на всякий случай.
– Ну, пускай начинайте… С Богом!.. Никки, вы показайт вашему новому подруга, что надо делайт! – скомандовал мистер Билль.
– Ступай за мною, – коротко приказал Никс и, взяв за руку Сибирочку, смело направился с нею к дверям клетки.
В эту минуту девочка искренне пожалела, что не умерла с дедушкой там, далеко в сибирской тайге.
Что-то щелкнуло позади нее. Это ударил своим бичом мистер Билль по железным прутьям клетки. Потом он спокойно открыл дверцу и очутился среди львов, трепля их гривы и говоря им что-то по-английски. Оба льва, тихо урча себе под нос, стали ластиться к укротителю, тереться головами о его ноги и, поднявшись на задние лапы, старались дотронуться мордами до его лица.
Сибирочка, забыв свой недавний страх, пораженная, глядела во все глаза на эту сцену. Голос Никса разбудил ее от ее задумчивости.
– Ну, что же ты? – крикнул он ей прямо в ухо и довольно грубо толкнул ее вперед.
Сибирочка тихо вскрикнула и подалась было на мгновение назад.
Но было уже поздно. Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за нею.
Она вместе с Никсом и мистером Биллем очутилась в клетке Цезаря и Юноны.