ГЛАВА XXIV
В рождественский сочельник
Прежняя жизнь снова началась для Лизы. Она сразу позабыла незаслуженную обиду, нанесенную ей невольно, и охотно простила всем. В свою очередь дети старались, кто как мог, загладить перед ней свою вину. Костя Корелин на свой скромный заработок купил Лизе коробку карамели, до которой та была большая охотница. Пика и Ника отвели как-то Лизу в сторонку и проделали перед нею все свои уморительные штуки, ловко представляя ей клоунов из цирка и заставляя девочку хохотать до слез. Хромой суфлер Володя особенно старательно подсказывал ей её роли во время спектаклей, не давая ей запнуться ни на минуту. Витя, брат Марианны, особенно хорошо рисовавший лошадиные головы, нарисовал ей их целую коллекцию и карандашом, и пером, и даже простым углем, вынутым из печки. Даже маленький Павлик, из своих собственных карманных денег, данных ему матерью на лакомства (жалованья ни он, ни Валя маленькая не получали, за молодостью лет), и тот умудрился купить торт, совсем такой же, как прежний, как он уверял своих товарищей, и поднес его Лизе.
Девочки не менее мальчиков старались угодить ей. Даже гордая Кэт, сознавая свою вину перед нею, подарила ей прехорошенькую коралловую брошку, которую сама носила только по праздникам.
И сама Мэри круто переменилась к Лизе. Нарочно или искренно, но она несколько раз похвалила девочку за её игру и вообще относилась к ней много лучше. Правда, когда они оставались случайно вдвоем, Мэри от времени до времени так сердито взглядывала на Лизу, что бедной девочке становилось жутко на сердце от этих взглядов её невольного врага. Но это длилось только мгновение, после которого глаза Мэри по-прежнему становились приветливыми, и Лиза скоро забывала дурные поступки злой девочки и готова была думать, что Мэри, если и не исправилась вполне, то уже наверное исправится в самом непродолжительном времени.
Между тем наступало Рождество – самое трудное время для маленьких актеров, так как по большим праздникам детские спектакли давались ежедневно.
На Лизину долю выпадало особенно много работы, так как она готовила под руководством Григория Григорьевича новую роль из пьесы «Сиротка Маша», написанной самим Павлом Ивановичем. Это была уже не сказка, переделанная в феерию, какие обыкновенно игрались детьми, а настоящая трогательная комедия, героиней которой была маленькая девочка Маша.
– Ты должна отлично сыграть эту роль, – сказал как-то Григорий Григорьевич во время одной из репетиций Лизе, – в тебе много общего с этой маленькой Машей, героиней пьесы.
Действительно, судьба выведенной в пьесе сиротки во многом походила на судьбу самой Лизы.
И Лиза сама сознавала это и, благодаря, должно быть, этому, отлично читала роль на репетициях, приводя в восторг своих учителей.
– Я говорю, что из этой девочки со временем выйдет очень хорошая актриса, – как-то раз сказал Григорий Григорьевич г-ну Сатпну.
Последний сочувственно покачал головой.
– Жаль только, что ей будет очень трудно пробивать себе дорогу, – отвечал он.
– О, я надеюсь, что мне поможет Господь! – хотелось крикнуть Лизе, которая была особенно счастлива в это предпраздничное время, так как она получила письмо от мамы из Петербурга, где та писала, что готовит Лизе радостный сюрприз, о котором её девочка вряд ли может догадаться.
Лиза долго ломала себе голову, что бы это могло быть, но, наконец, решила терпеливо ждать, не задаваясь никакими предположениями.
Сочельник наступил незаметно. Губернатор, желая побаловать маленьких актеров, сумевших доставить столько удовольствия всему юному населению города, пригласил детей и их начальство провести канун Рождества у него на елке.
Маленькие актеры знали, что добрый губернатор устраивает эту елку собственно для них, и заранее радовались тем подаркам, которые их ожидали. Особенно довольна была Лиза. Во время последнего спектакля, губернатор позвал ее в ложу, еще раз расхвалил ее и непременно велел ей быть у него на елке, так как ее ждала там такая приятная новость, какой она, должно быть, и не подозревала.
Лиза очень изумилась словам губернатора. Она едва-едва только успела успокоиться от радостного волнения, узнав из письма матери об ожидавшем ее сюрпризе, а тут ей обещают еще вторую неожиданную радость!
Придя за кулисы, она долго совещалась с Марианной, что бы это могло быть.
– Вероятно, какая-нибудь золотая вещь, – решила её маленькая подруга, ужасно любившая всякие золотые украшения и безделушки.
– Ну вот, что ты! Разве маленьким дарят золотые вещи? – заметил, услыша их разговор, Витя.
– Ну, тогда он ей подарит конфет, – решил сластена-Павлик, для которого важнее всего в жизни были лакомства, – так много конфет, что она их будет есть день и ночь целый год, не переставая.
– И тебе не даст ни одной штучки, – добавил Костя Корелин.
Но, видя, что Павлик скроил плаксивую гримасу, собираясь зареветь, поспешил его успокоить словами:
– Даст, даст, и ты будешь их есть, не переставая, круглый год, два года, три, четыре, – только не реви, пожалуйста, не реви, а то на дворе такая стужа, что у тебя слезы замерзнут и на ресницах образуются ледяные сосульки.
– Неправда, никаких сосулек у меня не будет, – сердито произнес Павлик и, лукаво подмигнув девочкам на Костю, как бы желая поддразнить его, добавил: – А про сюрприз, который губернатор сделает нашей Эльзе ты все-таки ничего не знаешь!
– Что тут отгадывать и мучить себя понапрасну, – решила красивая Роза, – вот придет вечер и все узнаете в свое время.
Но детям не суждено было узнать губернаторского сюрприза, приготовленного их общей любимице.
Павлик, объевшийся сладким пирогом за обедом, почувствовал сильную боль в желудке.
Анна Петровна Сатина, уехавшая на неделю праздников в Москву к родным, что она делала ежегодно, оставила Павлика на попечение отца. Павел Иванович, баловавший Павлика без меры, не мог ему отказать ни в чем, и Павлик до того объелся, что заболел. Видя мученья мальчика, Павел Иванович совсем было потерял голову. Пригласили доктора, который, после тщательного осмотра, сказал, что хотя у Павлика нет ничего серьезного, но что он должен полежать остаток дня в постели и принимать микстуру.
Услышав эту печальную новость, Павлик горько заплакал.
– Как! Все вы поедете на елку к губернатору, будете, наверное, веселиться, слушать музыку, танцевать и есть такие вкусные вещи, какие только можно видеть во сне, а я буду лежать в постели и глотать противную микстуру? О, это слишком жестоко!
– Что делать, Павлик, ты сам виноват, – произнес Павел Иванович, гладя сына по головке.
– Хоть бы мама была дома, все-таки мне было бы веселее, – прошептал бедный Павлик, собираясь плакать.
– Павлик, не плачь, – вмешалась в разговор малютка Валя, – тебе не будет скучно: я останусь с тобою.
Как ни улыбалось Павлику пробыть целый вечер со своей маленькой подружкой, но он, вспомнив, как радовалась малютка поездке на губернаторскую елку, не решился лишить ее такого громадного удовольствия.
– Нет, нет, поезжай, пожалуйста, – поспешил он отказаться от её жертвы, – а то кто же мне расскажет обо всем, что было на елке? И потом ведь папа остается со мною.
– О, нет, дитя мое, – произнес Павел Иванович, – я не могу на этот раз остаться у твоей постели: я должен быть на губернаторском празднике, как директор и представитель труппы.
– Ну, хорошо, – храбро произнес мальчик, хотя две непрошенные слезинки при этом выкатились из его глаз. – Я останусь тогда с Матреной, потому что уж Матрену губернатор, наверно, не пригласил на свой праздник.
– Конечно, не пригласил, дитя мое, ты можешь остаться с Матреной.
– Ах, нет, – внезапно вмешалась в разговор Лиза, – не оставляйте Павлика с Матреной. Она очень добрая, хорошая женщина, но она так страшно храпит ночью, что наверное не даст ему уснуть. И потом она не сумеет давать ему лекарство по часам. Нет, нет, пусть Матрена ложится спать у себя на кухне, а я побуду с Павликом.
– Как, – вскричало несколько человек детей, – ты не поедешь к губернатору?
– Конечно, нет, раз я остаюсь с Павликом.
– Но это невозможно, Лиза. Он обидится. Ведь для тебя он готовит какой-то сюрприз – и вдруг тебя не будет, – взволнованно говорил Павел Иванович.
– Но ведь сюрприз не уйдет до следующего раза, – настаивала на своем девочка, – а губернатору можно сказать, что я нездорова. Да у меня и сейчас немного болит голова, уверяю вас. Скажите г. губернатору, что я очень жалею, что так случилось, но что я больна и быть у него не могу.
– Как хочешь, дорогое дитя, так и поступай, – проговорил Павел Иванович, растроганный до глубины души поступком Лизы. – Спасибо тебе за твою доброту. Я принимаю твою жертву только по необходимости и буду всегда помнить твой великодушный поступок.
С этими словами Павел Иванович наклонился к Лизе и крепко поцеловал ее.
Лизе очень хотелось ехать на праздник, но ей было бесконечно жаль оставлять бедного, одинокого Павлика. Она знала также, что для m-lle Люси и для Мальвины Петровны, не бывавших никогда на таких елках в больших, богатых домах, было бы очень досадно не попасть на губернаторский праздник, поэтому она предпочла лучше лишить себя удовольствия, нежели других, и, ссылаясь на мнимую головную боль, осталась подле больного ребенка.
Дети шумно и весело собирались на праздник. Девочки завивали и причесывали друг другу волосы, вплетали в них ленточки и искусственные цветы, мальчики чистили бензином перчатки, встряхивали костюмы и до того усердно натирали ваксой сапоги, что они у них готовы были распороться по швам.
Матрену совсем загоняли то с тем, то с другим. Наконец к 9-ти часам все маленькие актеры и их начальство собрались в гостиной, где у ярко пылавшего камина находился Павлик в обществе Лизы.
Девочки были в праздничных белых платьях, мальчики – в новых костюмах, Павел Иванович и Григорий Григорьевич – во фраках, а m-lle Люси – в нежно-голубом платье, которое она сшила к причастию в прошлогодний пост. Даже старушка Мальвина Петровна надела старомодное шумящее платье и такой чепец, который должен был без сомнения обратить на себя внимание самого губернатора. И притом ото всех так пахло духами, что у Лизы разболелась голова на этот раз уже самым настоящим образом. Марианна, прощаясь с Лизой, тихо шепнула:
– Не скучай, сестренка, я отломлю тебе от каждого лакомства, какое там будут подавать, по кусочку, чтобы ты имела понятие о том, чем нас угощали на елке.
Но малютка Валя отличились больше всех.
– Ты, Павлик, не горюй, – сказала она своему любимцу, – я попрошу губернатора прислать тебе завтра все, что у него останется после нас от угощения.
– Нет, уж лучше не надо, – благоразумно заметил больной, – а то у меня еще больше заболит живот. А лучше вот что: когда ты будешь есть очень вкусные вещи, то подумай обо мне. Может быть, тогда я увижу во сне, что кушаю их вместе с тобою. Папа говорит, что часто видишь то, что думают про тебя другие.
В самую последнюю минуту отъезда хватились Мэри. Её не было среди детей. Бросились ее искать по всем комнатам и, наконец, нашли спокойно спавшей на своей постели.
– Что ты делаешь, Мэри? – вскричали Роза и Аля в один голос, – что с тобою?
– Как что делаю? Сплю! – спокойно отвечала Мэри, поворачиваясь на другой бок.
– Так ты разве не едешь к губернатору? – удивились те.
– Ах, отстаньте от меня, пожалуйста! – рассердилась Мэри. – Ни днем, ни ночью нет покоя от них! У меня болят зубы, и в таком виде не могу же я ехать на елку.
И Мэри, чтобы окончательно убедить девочек в том, что у неё болят зубы, громко застонала.
Роза и Валя вернулись к остальным и объявили директору, что Мэри нездорова.
– Тем хуже для неё, – сердито заметил Григорий Григорьевич, ни чуточки не жалевший злую девочку, – тем хуже для этой капризницы. Я думаю, что его превосходительство г-н губернатор не очень-то огорчится отсутствием Мэри.
И маленькая труппа уехала без неё.
ГЛАВА XXV
Сюрприз губернатора
Как только шум колес экипажей, отвозивших детей, замолк на улице, Лиза ближе пододвинула кресло Павлика к камину, поправила огонь и, усевшись рядом, предложила мальчику почитать немного.
Но Павлик был не охотник до чтения.
– Нет, нет, не хочу слушать чтения, поболтаем лучше немножко, – попросил он.
– Сегодня сочельник, почти в каждом доме елка, – грустно произнесла Лиза, – и в доме доктора, должно быть, устраивается елка для больной Зои, ее украшает мама и верно думает все время обо мне.
– Ты скоро ее увидишь, Лиза, – утешал ее Павлик, – через три, четыре месяца мы вернемся в Петербург, и ты будешь ходить к ней в гости.
– Ах, как это было бы хорошо, – произнесла Лиза, – мне кажется, эта радость так велика, что уж лучше неё ничего не может быть на свете!
Они долго еще болтали таким образом, пока, наконец, сонные глазки Павлика не слиплись, и он не уснул тут же у камина в большом просторном кресле своего отца. Лиза продолжала сидеть тут же, смотрела на тлеющие уголья и мечтала о том, как теперь зажигают елку у губернатора, как Борис и Лева – губернаторские дети – обносят подарками и сюрпризами своих маленьких гостей, как губернатор передает три пакета Павлу Ивановичу: для Павлика, Мэри и для неё, Лизы, оставшихся дома. Что это за сюрприз, который готовит ей губернатор? Что может он подарить ей, Лизе? – невольно сверлила её головку докучная мысль.
Потом она стала думать о другом. Ей представилась иная елка – в далеком Петербурге, в докторском доме; и ей виделась больная Зоя, которую катают вокруг неё в кресле, и наконец мама – добрая, ласковая, милая, только немного грустная от разлуки с ней, Лизой, в этот великий праздник.
Потом все её мысли как-то разом смешались в голове, и она неожиданно крепко уснула, положив головку на спинку кресла. И во сне Лизе все представлялась елка, вся залитая огнями, и её ненаглядная мама, протягивающая руки своей девочке.
Прикосновение к плечу чьей-то руки разом разбудило Лизу. Она быстро протерла глаза и вскочила с кресла.
Перед нею стояла Мэри.
– Вот глупая-то девочка! – вскричала она, – спит, как медведь в своей берлоге, и нимало не думает о сюрпризе.
– О каком сюрпризе? – спросила удивленная Лиза.
– Вот потешная-то! Все перезабыла со сна! Да о сюрпризе, который готовит тебе губернатор.
– А ты разве его знаешь? – изумилась еще больше Лиза.
– Кого, губернатора-то? Ну конечно, – засмеялась Мэри так громко, что Павлик беспокойно зашевелился во сне.
– Нет, о сюрпризе ты знаешь?
– О сюрпризе? – переспросила Мэри и лукаво сощурилась, – знаю, конечно. Никто не знает – ни Павел Иванович, ни Григорий Григорьевич, никто из детей, а я знаю. Как узнала – не скажу, а все таки узнала!
– Голубушка Мэри! Скажи мне, что это за сюрприз! – попросила Лиза.
– Ишь, какая прыткая! – снова рассмеялась Мэри, – нет, ты лучше отгадай-ка сама!
– Но я не знаю, что бы это могло быть! – рассуждала Лиза. – Большой или маленький сюрприз?
– О, большой, очень большой! – отвечала Мэри.
– Круглый или длинный? – продолжала спрашивать Лиза.
– Длинный! Не очень… Но скорее длинный, нежели круглый.
– А какого цвета?
– О, цветов много. Но преобладает белый.
– Что это: вещь, книга или лакомство?
– Ни то, ни другое, ни третье! – отрезала Мэри и, помолчав немного для пущей важности, произнесла, растягивая слова – это живое существо!
– Живое существо? – все более и более изумляясь, произнесла Лиза. – Что же это: собачка, кошечка или морская свинка?
– О нет! – прошептала Мэри тихо, так как Павлик снова заворочался у камина. – Это человек…
И прежде чем окончательно удивленная Лиза могла спросить еще что-нибудь, она прошептала ей звонким шепотом в самое ухо:
– Это твоя мама!
– Мама! – вскричала Лиза вне себя от восторга и волнения, но в туже минуту рука Мэри закрыла ей рот, мешая говорить дальше.
– Тсс! Сумасшедшая, ты разбудишь Павлика! Не кричи, а слушай, что я скажу тебе. Твоя мама приехала сюда. Губернатор узнал об этом и, чтобы потешить тебя – свою любимицу – устроил этот праздник для твоей встречи с мамой.
– Но как же?.. Господи!.. Ведь я не поехала… Я не знала этого всего?.. – лепетала Лиза, плача от радости и смущения в одно и то же время.
– Ну, что же делать! – спокойно произнесла Мэри, – ты подождешь до завтра, потому что, согласись сама, не может же мама твоя уехать с праздника и обидеть губернатора. К тому же Павел Иванович скажет, ей, что у тебя болит голова, и она не захочет волновать тебя свиданьем. Нечего делать, придется тебе подождать до завтра!
– О, нет, Мэри, – вскричала, заливаясь слезами, бедняжечка Лиза, – я не могу ждать до завтра! Ради Бога, научи меня что делать.
– Что делать? – засмеялась Мэри, – да ничего иного, как одеться теперь и ехать на праздник губернатора.
– Но ведь меня не ждут уже там!
– Так что же! Тем твое появление будет приятнее. Тебе хотели сделать приятный сюрприз, а ты сама сделаешь им сюрприз еще вдвое приятнее.
– Боже мой! Боже мой! – вскричала в отчаяний Лиза, – как же мне оставить больного Павлика! – Ведь Павел Иванович сдал его на мое попечение.
– Ах, подумаешь, какая опасная болезнь. Да он так-то каждый день болен, потому что объедается каждый день! А теперь он спит, как сурок, и его никакими пушками не разбудишь. Да к тому же Матрена посидит с ним, если ты уж так боишься его оставить, Ах, Лиза, – с досадой заключила Мэри, – не думала я, что ты так мало любишь свою мать, если не решаешься ехать к ней, не видев ее так долго!
– О нет! Мэри, – голубушка, я еду, еду! – вскричала Лиза и побежала одеваться.
Если бы Лиза оглянулась в двёрях на оставшуюся подле Павлика Мэри, то она наверное бы испугалась того выражения, которое было на её лице. Глаза девочки так и сияли злою радостью, а губы шептали злорадно:
– Беги, беги, глупая овечка! Торопись одеваться, благо ты так легко веришь выдуманной мною сказке про приезд твоей матери. Будет тебе праздник, да только не на губернаторской елке!
Но, к несчастью, Лиза была так занята своей внезапной новостью, что ей было не до Мэри. Быстро оделась она в свое белое парадное платьице, разбудила Матрену, уговорила ее посидеть у Павлика и вернулась к Мэри.
– А ты почему же не одеваешься? – спросила она, застав Мэри на том же месте. – Или ты пойдешь в этом платье?
– Ну, разумеется! Я ведь только провожу тебя, а на праздник не пойду; вернусь домой и подежурю у Павлика за тебя.
– О, какая ты добрая, Мэри! – произнесла растроганно Лиза, и, крепко обняв своего недавнего врага, проговорила тихо: – Как я виновата перед тобою. Я тебя считала очень злою девочкою! Прости меня, Бога ради!
– О, конечно, – возразила Мэри лицемерно. – Ведь и я тоже виновата перед тобою, потому что завидовала тебе и твоему успеху. Еще бы! До твоего приезда я играла все, что хотела, и могла капризничать напропалую, а ты поступила в кружок – и мне пришлось совсем плохо. Ну, я и возненавидела тебя за все это! Но больше не буду! Я вижу, какая ты добрая и кроткая, и тоже полюбила тебя не меньше других.
– О, спасибо, Мэричка! – ласково произнесла Лиза, поверив каждому слову коварной девочки. И, еще раз попросив Матрену не отлучаться ни на минуту от больного Павлика, Лиза, в сопровождении Мэри, вышла из дому.
ГЛАВА XXVI
Мэри отомстила
Стояла настоящая Рождественская ночь. Было нестерпимо холодно. Крупные хлопья снега крутились в воздухе, ударяя по лицу и оставляя мокрые следы на щеках прохожих. Впрочем, прохожих было немного: в Рождественскую ночь каждый старается быть дома, чтобы встретить светлый праздник среди родных или друзей. Поэтому улицы были пустынны, и девочки, пройдя порядочную часть пути, не встретили ни одного извозчика.
– Ты хорошо ли знаешь дорогу? – осведомилась Лиза, видя, что метель все усиливается с каждой минутой.
– О, конечно! – успокоила ее Мэри, – надо пройти еще улицу, потом еще переулок, потом повернуть направо, потом налево, и губернаторский дом будет, как на ладони.
– Ведь он на площади? – пройдя еще немного, спросила Лиза, начинавшая уставать.
– Ну да, на площади, а я веду тебя ближайшей дорогой. Тебе кажется, что это так далеко, потому что ветер и снег затрудняют ходьбу. Не правда ли, тебе кажется, что мы идем очень долго, а между тем мы не сделали и половины дороги.
– Неужели? – удивилась Лиза, – а я так устала.
– Так что же, – разом делаясь грубой, проговорила Мэри, – не тащить же мне тебя на руках!
Они снова завернули за угол, потом еще направо, потом налево и пошли вдоль какого-то забора. Наконец, забор кончился, и они очутились в снежном поле, с левой стороны которого темным пятном на белой скатерти снега выделялся сосновый бор.
– Мэри, Мэри, – вскричала в страхе Лиза, – мы, кажется, заблудились!
– Ну, вот глупости! – рассердилась её спутница, – не думаешь ли, что я завела тебя куда-нибудь?
– Мэри, голубушка, повернем назад! – молила Лиза, – я чувствую, что мы сбились с дороги.
– Ну, и чувствуй себе сколько тебе угодно! – проговорила Мэри насмешливо, – и не мешайся не в свое дело. Да и потом, что за вздор ты выдумываешь, Лиза! Я отлично знаю дорогу. Видишь, там огонек. Это и есть дом губернатора.
– О, неправда, неправда! – не помня себя от страха, простонала Лиза, – дом губернатора не может быть в лесу! О, пусти меня назад, Мэри, пусти, ради Бога!
Страшное предчувствие охватило сердечко Лизы. Она разом поняла коварный поступок Мэри, и злая выходка девочки сделалась совсем ясной для неё.
– Она хочет завести меня в лес и оставить там, как девка-Чернавка оставила в сказке бедную королевну! – вихрем пронеслось в мыслях Лизы, и она, дрожа от страха, со слезами, стала молить Мэри вернуться домой.
– Как же, жди! – грубо рассмеялась та, поняв, что её замысел был открыт Лизой, – отвести тебя обратно, чтобы ты снова заняла мое место и играла мои роли! Нет, голубушка! Довольно ты поцарствовала! Очередь за мною. Да ты не бойся и не дрожи. – прибавила она с гадкой улыбкой, – я ничего тебе не сделаю дурного, а только отведу тебя к добрым людям, которые займутся тобою и твоим будущим Ну, однако, поторопись немного, а то ты еле волочишь ноги. А мне некогда возиться с тобою. Давай твою руку и марш бегом!
И, прежде, чем Лиза успела опомниться, Мэри схватила ее за руку и потащила насильно, направляясь к мелькавшему за высокими деревьями огоньку.
– Мэри, Мэри! – молила ее бедная Лиза, еле передвигая ноги, тонувшие в снегу, – скажи мне одно, Мэри: мамы нет здесь? Ты все налгала?
– Разумеется, – разразилась торжествующим хохотом Мэри, – а то как бы мне иначе заманить пташечку в клетку. Ну, помолчи немного. Мне надоел твой рев. Мы пришли.
И с этими словами Мэри, все еще не выпуская руку Лизы, свернула с дороги и побежала на огонек, мелькавший все ближе и ярче.
Неожиданно перед ними выросла небольшая избушка из хворосту и бревен. Мэри толкнула крохотную дверцу и почти на руках втащила Лизу в маленькую комнатку, где четверо людей – двое больших и двое маленьких – сидели за столом при тусклом свете огарка.